Серия "В горы после пятидесяти..."
Я смотрю на фотографии из Домбая…
Величественные заснеженные горы; ослепительное белое солнце; бездонное лазурное небо; люди в ярких цветных комбинезонах, загорелые, счастливые, улыбающиеся лица… За неделю на горнолыжном курорте я ни разу не видел: ни одного конфликта, ни одного скандала, ни одного нетрезвого лица. Хотя все мы там были чуточку пьяны. Горами, небом, солнцем, ветром, снегом. Но это опьянение, эта эйфория — лишь следствие лёгкого кислородного голодания, ведь жили мы на высоте полутора тысяч метров, а дневное время проводили на трёх. Но, подобно любителям вина, которые пьют, зная, как часто оно приносит вред, мы, зная, что в горах нам не хватает кислорода, и это тоже вредно, всё же едем туда, потому что… потому что это Горы. Нет ничего более величественного, чем Горы. Они — единственное наглядное свидетельство трёхмерности нашего материального мира, так говорил Ванька Дьяков.
Я собирался в горы. Но не на Домбай. На Домбай мы попали совершенно неожиданно для себя.
Я планировал Килиманджаро. Точно рассчитал количество дней, необходимых для восхождения, заранее внёс их в график отпусков, практически договорился с клубом «7 Вершин» — они организовывают восхождения на любые горы мира… Приготовился от и до! Не учёл одного, что доллар перевалит, как это сегодня принято говорить, «психологически важную отметку» в 50 рублей.
Помню, ещё в конце октября, созваниваясь с Котом (с Игорем Котовым я совершил своё первое восхождение на Эльбрус) и уговаривая его поехать со мной в Африку — согласитесь, в компании проверенных товарищей можно подрядиться на любое дело, — так вот, уговаривая, я его уверял: «Игорь, ну чего ты? Ну не поднимется же он выше пятидесяти!».
Он поднялся.
А после «чёрных» дней в декабре стало очевидно, зимой 2015-го на Килиманджаро я не еду. Не сложилось. Не пустила меня Африка. В который раз я собирался на Чёрный континент, и в который раз поездка отменялась.
Хорошо (в смысле не очень), в Африку я не еду, а куда? Дни отпуска в феврале нужно было как-то использовать. Не сидеть же дома! После недолгих, но мучительных размышлений на свет родилась идея поехать на Кавказ. Почему нет? Собирался в Горы — надо ехать в Горы!
Хорошо (в смысле уже лучше) — Кавказ. А там куда?
Наверное, кататься на лыжах. Потому как восхождениями на Кавказе зимой занимаются только отчаянные парни. До сих пор перед глазами табличка на мемориальном камне «Приюта Одиннадцати», которую прикручивали альпинисты из Пензы: «… погибли 23 февраля 2001 года при восхождении на Эльбрус».
Нет! Лыжи и только лыжи!
А куда на лыжах?
На Кавказе я знал два таких места: Эльбрус и Домбай (про Архыз мне никто ещё ничего не рассказывал). На Эльбрусе был, значит Домбай. А по дороге решил заехать в Кисловодск в гости к мужикам, с которыми ходил на Эльбрус. О визите к ним заранее договорился с руководителем нашего летнего восхождения — Полковником. «Приезжай, — хлопал тот меня по плечу. — Встретим, разместим… Всегда рады! Без проблем!»
Заключительным аккордом к поездке, после непродолжительных поисков напарника для катания — всем некогда — стало решение забрать с собой Софико. Почему забрать? Потому что: во-первых, у неё не был запланирован отпуск на это время, она же не собиралась со мной в Африку, и, во-вторых, она ни за какие коврижки, ни за какие сокровища мира, никогда не встанет на горные лыжи. Ехала Софико группой поддержки.
Но ещё я хотел, чтобы она хотя бы издалека, хотя бы одним только глазком посмотрела, куда носило её беспокойного мужа летом 2014-го. С гор Домбая хорошо виден Эльбрус.
Открою тайну: чтобы понять, что такое горы, — слушать, читать, смотреть фильмы и фотографии — бесполезно. Горы нужно увидеть самому!
СНОВА КИСЛОВОДСК…
Ранним утром 21 февраля рейсом из Домодедово мы вылетели в аэропорт Кавказских Минеральных Вод, а уже в 9:50 выходили из самолёта, направляясь получать багаж. Слава Богу, громоздкого снаряжения (лыж, палок, ботинок) у нас с собой не было, не такой я фанат горнолыжного спорта, чтобы держать объёмистый комплект снаряжения. Зато мы взяли большущий чемодан, куда сложили всё, что смогли увезти из дома для полноценной, с точки зрения женщины, жизни на горнолыжном курорте, этот чемодан мы и шли получать.
Пока ждали багаж, позвонил незнакомый человек и попросил к телефону Володю. «Володю? Вы не ошиблись? Может, Юру?» — «Да-да, — исправился незнакомец, — ошибся!» И стал что-то путано объяснять про форс-мажор, который внезапно настиг его, и потому приедет он за нами только через час.
Через час так через час. Однако странно, почему не встречал никто из моих восходителей? Василь Фёдорович или Порошков, или Мурат. Где они? И что про себя думает господин Полковник? «Встретим… Разместим…»
Через час из аэропорта нас забрали и повезли в Кисловодск по какой-то неожиданно красивой дороге. Вдоль обочины стояли удивительные, сказочные заснеженные деревья. На Кавказе — заснеженные? Встречающий, увидев наши изумлённые лица, поспешил пояснить: «Перед вашим приездом туман сильный был. Несколько дней. Самолёты не принимали, а потом в ночь ударил мороз… Сам такого здесь никогда не видел».
Погода действительно для Кавказа была холодновата, в порту так и вовсе мороз, хоть и облачно. Но, по мере приближения к Кисловодску, облака рассеивались, погода разгуливалась, выглянуло солнце, и фееричные творения из деревьев, инея и снега засверкали под лучами, словно осыпанные бриллиантами.
Час спустя мы уже въезжали в Кисловодск. Прошлым летом я там пару раз бывал и сразу сообразил, нас везут в горный пансионат «Спарта». Туда, где мы жили с Котом, херром майором, до и после восхождения. И тут у меня закралась мысль: пожалуй, господин Полковник несколько формально подходит к нашей встрече. Не интересовал нас Кисловодск (да простят меня кисловодчане)! Нам, а точнее мне, хотелось встретиться с парнями, с которыми ходил в горы!
В «Спарте» мы забросили чемодан в номер, взяли подарки — спальный мешок и термос для детского туристического клуба «Центурион» (в термос для старшего командного состава я, в честь приближающегося Дня защитника Отечества, залил коньяк) — и, созвонившись с Полковником (за него ответила незнакомая девушка), поехали к городскому спорткомплексу, где проводились региональные соревнования для детей с ограниченными возможностями.
И тут я вспомнил! Полковник же предупреждал: будет занят! А в общем… Кажется, нас не очень ждали…
Надо было срочно что-то предпринимать, и — о счастье! — возле спортивного комплекса мы встретили Василия Фёдоровича, моего дорогого и любимого Василия Фёдоровича. Это он после восхождения усердно звал нас с Котом в гости.
Встреча эта, наконец, определила дальнейший план действий. Вручив Василь Фёдоровичу подарки и договорившись встретиться вечером (прямо сейчас у Васи были дела: он со своими воспитанниками собирался провести уборку возле Вечного огня), мы отправились прогуляться по городу. Раз уж так вышло, надо показать Софико Кисловодск.
И первым делом я повёл её в знаменитую «Снежинку», где мы налопались пончиков с повидлом и варёной сгущёнкой, о чём я не преминул сообщить эсэмэской Коту. Пусть изойдёт слюной херр майор. Помнится, на Эльбрусе он, прям, грезил снежинковскими пончиками. Полагаю, в Москве ему их тоже не хватает.
Из кафе пошли в центр. Заглянули на небольшой рыночек, купили фарфорового (или фаянсового?) кота для нашей кошачьей коллекции. Зашли в парк, сфотографировались с медным Лермонтовым, поглазели на гигантскую раскормленную белку, её насильно печеньем из рук кормили дети. Белка была огромная, ленивая, с толстыми лапами и толстым, как полено, хвостом. Больше всего она напоминала Кота из «Блудного попугая», только джинсов не хватало.
Излазив весь парк и продрогнув, в четыре созвонились с Василием Фёдоровичем, доложили о замёрзших лапках, и тот… не раздумывая примчался за нами на «Тойоте» -пикапе, обоих усадил на переднее сиденье и отвёз в свой дом в посёлок со смешным названием Подкумок.
А по дороге, отчаянно жестикулируя, он рассказывал про Полковника, который, по его мнению, слишком уж официально стал ко всему подходить, слишком формально, а потому…
А потому, понял я, надо было мне, дураку старому, перед прилётом позвонить Василию Фёдоровичу и не выделываться! В который раз убеждаюсь, что руководство слишком прямолинейно подходит к решению организационных вопросов, дай ему, руководству этому, Бог здоровья.
Мы поручили Софико варить шулюм из говядины, купленной по дороге, а сами уехали за чемоданом, мы переселялись, мы, наконец-то, попали в надёжные руки.
Потом, уже ночью, сидя за столом, — Софико давно ушла спать — мы говорили и говорили о наболевшем: о детях, о Путине, о вражеских санкциях, о войне на Украине…
Василий Фёдорович родом из Славянска. Помните город, где в июне 2014-го Стрелков держал оборону? Вася оттуда. У там остались сёстры и мама…
На следующий день, ближе к обеду, на своей боевой и заслуженной «Ниве» (прошла она не одну тысячу километров по горным дорогам Кавказа) приехал Игорь Порошков, замечательный Игорь Вениаминович, вечный «завсклад» и «товаровед» «Центуриона», главный и постоянный член команды ежегодных восхождений на Эльбрус. Приехал отвезти нас на Домбай — вырваться к нам вчера у него не вышло, приболела супруга.
И снова мы катили по какой-то необыкновенной дороге, «через перевал», немного дикой, но снова удивительно красивой. На Кавказе, понял я, некрасивых дорог не бывает. А ещё, по мере подъёма, с неё открывался вид на «наш» Эльбрус. На перевале мы остановились, и я наконец показал Софико, куда летом носило её мужа. Но теперь она видела не только куда, но и с кем. И, кажется, осталась довольна.
В третьем часу прибыли в Домбай. Прямо на въезде в посёлок наш отель — «Метелица». Мы выгрузились. Я пожал мужикам руки, мы обнялись, и они уехали.
Помахав вслед удаляющемуся автомобилю, мы подхватили вещи и пошли заселяться…
ОТКРЫТКА ИЗ ДОМБАЯ
Минуло два дня.
Мы успели неплохо освоиться. Прижились в отеле, походу сменив номер — первый оказался слишком холодным. Я восстановил свои навыки катания на горных лыжах и даже освоил «красную» трассу, что начиналась на 3000, куда поднимался двумя подъёмниками. Собирался дальше «оттачивать мастерство», но 24-го на ужин Софико съела что-то острое, сугубо национальное, и…
И ведь была же нормальная пища, кроме кавказской кухни с её харчо, лагманом и чанахами! Были же всякие щи-борщи и куриная лапша с картошкой в горшочках. По доступным ценам, за тысячу обедали на двоих… И уж если, сил нет, как хотелось чего-то национального, то, пожалуйста, на каждом шагу хычины — вкуснейшие лепёшки с сыром и травами, а ещё с мясом и даже с картошкой. Так ведь нет! Нужно было наесться безумно острых помидоров в собственном соку. И весь день 25-го Софико провела в номере на голодной диете.
Из солидарности я не поехал на Гору, а пошёл шляться по посёлку, но не просто так, не бесцельно.
Во-первых, для Софико нужно было найти на ужин что-то простенькое, вроде обычных сухарей. Всегда так: сначала огненные помидоры, а потом пресные сухарики…
Во-вторых, я собирался послать своему питерскому корреспонденту открытку. Есть у меня традиция — отовсюду отсылать открытку замечательной девушке из Санкт-Петербурга. Даже из Палестины отсылал и из Италии, и из Австрии, и из Испании… Для Домбая делать исключения я не собирался.
В-третьих, хотелось прикупить сувениров. Впереди 8 Марта, дни рождения коллег, и аутентичные подарки без сомнений будут востребованы.
Составив план наступления и обсудив его с легкораненым личным составом, я отправился на завтрак.
Пока набирал в тарелку хлеба, комплектовался ложками-вилками, наливал чай, — в кафе заявился любимец нашей симпатичнейшей администраторши Кати — кот Василий. Заявился, зевнул, мяукнул и тут же без перехода взялся заливать кровью всё вокруг: на груди у него зияла рваная рана (что же за день-то такой!). Кому-то стало нехорошо, кто-то принялся причитать, а кто-то умчался за бинтами… Общими усилиями кота изловили, забинтовали по уши и отправили отлёживаться в холл на кресло. Весна. Вот и тянет парня на подвиги. Впрочем, всех нас тянет… неизвестно куда.
Сухари я нашёл.
Открытки тоже. Даже почту отыскал. Выглядело почтовое отделение как рабочий вагончик, им на поверку и оказалось. Работали две пожилые женщины: одна привычно по-советски взялась ворчать: «и обеденный перерыв (это в одиннадцать-то?!), и носит тут вас…», но марки продала и открытку приняла, тут же в сердцах влепив ей штемпель.
Кстати, открытка та не просто пришла, она примчалась, прискакала! Это вам не Италия, откуда открытка целый месяц шла пешком. А уж сколько их сестра ползла из Вифлеема…
Выполнив первые два пункта, я отправился на рынок за сувенирами, и пока толкался между рядами, покупая вязаные шерстяные носки с оленями и снегирями, глиняные чайники, сборы трав и варенье из барбариса и облепихи, над Домбаем летали парапланы! Яркие. Цветные. Красивые. И что главное, летали они подозрительно долго.
Я ходил на почту, а они летали…
Я покупал сувениры, а они летали…
Я вернулся в отель, а они летали!
Я ушёл на обед в кафе, а они летали!
И, чёрт побери… Летали они неспроста!
Ещё осенью в Подмосковье я собирался полетать на параплане, в качестве пассажира, понятное дело, но не получилось. И вот… Они явились сюда! За мной! Прилетели!
Вот, только надо выяснить, где же мне искать этих пилотов?
И пока я ждал заказа в кафе, наудачу залез в интернет и во «ВКонтакте» нашёл номера телефонов неких Константина и Владислава, которые приглашали в небо над Домбаем.
Но оба номера молчали. «Жаль! — поцокал я. — Могли бы заработать денег…» Но пока ел борщ, смотрел телевизор и пил чай, пришла эсэмэска, абонент Константин уже дважды звонил. Надо же! Дважды… Чего же я не слышал-то? И перезвонил сам…
Да! Это они летали! Именно они. Их яркие и красивые парапланы целый день соблазняли меня на отчаянный поступок. Более того, они сразу предложили подняться на Гору и прямо сейчас полететь. «Нет-нет-нет… — решил я не торопиться. — Давайте завтра… утром!» — «Завтра так завтра, — легко согласился Константин. — Часов в десять перезвоню, скажу, лётная тут погода или нет».
Остаток дня прошёл без приключений, только уже вечером, возвращаясь в отель после ужина, я встретил всё того же Василия. «Голова повязана, кровь на рукаве». Кот не спеша, но целеустремлённо шёл по своим серьёзным кошачьим делам. Геройский герой! Я кыснул его, но он, презрительно сверкнув на меня злыми жёлтыми глазищами (я же тоже участвовал в бинтовании), продолжил путь.
Я не стал его задерживать. Может, у них тут так принято, чтобы коты в бинтах ходили по своим делам… Вон перед этим на улице встретил лыжника с ногой в гипсе и на костылях. Никто же за ним не бежал и не пытался остановить из-за боязни, что тот сейчас вновь полезет на Гору. Вольному, как говорится, — воля…
Но на поверку я оказался неправ.
Уже подходя к отелю, я издалека увидел охваченную волнением толпу, а приблизившись, рассмотрел в кольце постояльцев мечущуюся и заламывающую руки Катерину.
— Ушёл! — кричала она, бегая по двору и заглядывая во все тёмные тайные углы. — Ушёл Вася! Ушёл стервец… Я же просила, не выпускайте! Не открывайте двери! Просила же…
Толпа сочувственно молчала.
— Катя, — я поймал за руку расстроенную женщину, — я его только что видел. По улице шёл.
И Катя, поглядев на меня ровно секунду, подхватилась в центр.
Мы нашли его. Изловили и водворили на место в кресле. Он сердито ворчал, но, видимо, давно смирился со своей непростой участью. Он любил свою Катю… сильно любил. Но ночью, сняв бинты, всё равно ушёл к кошкам. Одно слово — кот. Мужик! Да, мы все такие, вечно норовим снять бинты и свалить… Вот зачем, спрашивается, мне все эти парапланы и парашюты? Зачем?! А?
ПАРАШЮТЫ…
Если идея полетать на параплане явилась на свет относительно недавно, то идея сбросить меня с парашютом — давнишняя. Родилась она году эдак в 2002-м ещё в посёлке Северном в Западной Сибири. Вдохновителем этого стал некто Сергей Сергеев. Спортсмен-парашютист, он работал со мной в одной конторе и каждый раз, встречая и хлопая меня по плечу, спрашивал: «Ну, что, Палыч, ну ты када?». Что «када» — было понятно всегда. Я отнекивался.
Но мысль попробовать, не скрою, привлекала. В конце концов, дело дошло до того, что в феврале 2003-го я пошел в парашютный клуб, подчеркну, детско-юношеский парашютный клуб, где на глазах у подростков начал теоретически и от части практически осваивать азы парашютного спорта.
Азы были нудные… Записи в тетрадках: «…если вы летите на ветки дерева, скрестите руки перед лицом, выставьте ноги вперед…», изучение тактико-технических характеристик парашюта Д-6 (обычный десантный купол) и ЗП (запасной парашют), имитации прыжка: «1001, 1002, 1003, КОЛЬЦО, 1004, 1005, КУПОЛ, 1006, КОНТРОВКА ЗАПАСКИ, ОГЛЯДЕЛСЯ…» и конечно, сборка… Боже… какое тоскливое это дело — сборка парашюта! Газыри, стропы, строповязы… Нудно, скучно, муторно…
Занимался я так месяца полтора, а потом вдруг выяснилось: прыгать в Северном негде! Губернатор Ямала запретил первые прыжки с вертолёта, только с самолёта. Кто-то неудачно упал на колесо геликоптера и поломал спину, а Ан-2 в Северном отродясь не водилось. Нужно ехать на юг Тюменской области, в Ялуторовск, на неделю, и там отпрыгать свои первые три прыжка. У пионеров как раз наступили каникулы, а меня, старого дурака, с работы отпускать никто не собирался. Без меня и отпрыгали.
А потом клуб закрылся. И об идее сбросить меня с парашютом вспоминалось только при встречах с Сергеем вопросом, ставшим уже традиционным: «Палыч, ну ты када?».
В 2007 я уехал в Москву. В том же году в столицу перебрался и Сергей. Мы созванивались, договаривались о встречах, но Москва — город большой, встретиться всё как-то не получалось. И по-прежнему наши телефонные разговоры он заканчивал фразой: «Палыч, ну ты када?».
И всё бы так и тянулось, если бы не МАКС-2009.
На МАКС я тоже собирался не первый год. И если в 2007 меня отговорили «знающие» люди, мол, народу там как селедок в бочке, даже пописать негде, то в 2009 я решил, нет уж — дудки! — на МАКС я еду!
Но отправляться одному на такое мероприятие скучно и неинтересно, всегда же хочется поделиться своими «ух ты!» с тем, кто тебя понимает. Круг «тех, кто понимает», был ограничен, не все же, в конце концов, повязаны башкой в небо. Обзвонив всех, кого смог придумать, и получив везде вежливый отказ, я затосковал, но тут вспомнил про Сергея, позвонил, и он сразу согласился!
На МАКС съездили с огромным удовольствием. Делали всё с небольшим упреждением, и нигде не попадали в толпу. «Ух ты!» получили под завязку. Что там было — кому интересно, сто раз могли посмотреть по телевизору, Ютубу и ещё в сотне мест, и даже в ещё лучших ракурсах. И, вообще, сейчас не об этом.
Возвращаясь на электричке, я в очередной раз услышал: «Палыч! Ну када уже?!» — и сдался… «Хрен с тобой, золотая рыбка! — сказал я. — Приеду с отпуска, тада!»
А в отпуске я специально приобрёл одноразовые контактные линзы, до этого их никогда не носил. Парашютный спорт, как и альпинизм, предусматривает полное виденье ситуации, а в очках никто никого никуда не пустит, точнее, выдадут другие — без диоптрий. Линзы я купил, но вставлять их так и не научился. «А! — решил я. — Мир не без добрых людей… Помогут!» Из отпуска же позвонил Сергею: «Готовь на девятнадцатое». И уже вернувшись, ещё раз подтвердил готовность.
Мы договаривались, что Серёга кинет мне ссылочку на интернет-сайт того парашютного клуба, который выполняет тандемные прыжки…
Для справки. Сегодня, зная горячий темперамент и нетерпеливость русского народа, никто никого не обучает всяким сборкам-разборкам парашютов. Клиента сразу бросают с самолёта. Вот так, сразу! Но не одного, а с инструктором-пилотом, к которому крепко-накрепко принайтован клиент. И выполняется прыжок не на обычных десантных куполах, а сразу на «крыле». За ваши деньги — любой каприз!
Всю неделю я ждал, когда же Сергей сбросит мне ссылочку… А он всё не бросал и не бросал, а я про себя думал: «Ну и ладно… Ну и хорошо! Может, всё и сорвётся». Отказаться-то уже невозможно, слово сказано, а если само рассосётся, то и ладно, не получилось.
И в крайний день, в пятницу днём, Сергеев не позвонил!
Я сам подбил народ на посиделки в ресторане. Благо и повод был — день рождения сына.
(Напомню, это 2009 год, мне 45, и я ещё не пережил панкреонекроз, потому и выпивал, и закусывал… Хорошо так выпивал и вкусно так закусывал.)
И вот в самый разгар праздника вдруг звонит Сергей: «Палыч, привет! Всё готово, завтра прыгаем!» — «Пардонте! — возразил я. — Ты же так ничего и не прислал…» — «Ну и что, — парировал он, — погоду не видишь, что ли?»
Погода в том сентябре действительно стояла прямо песня. Тёплое, золотое бабье лето. Хорошие были бабы в том году, правильные! Спасибо им и низкий поклон!
«Вижу, — кивнул я в телефонную трубку. — Только теперь уже всё равно поздно… я принял! Чувствуешь?» — я дыхнул в трубку. «Хрен с тобой, — смирились на том конце. — Переносим на следующие выходные».
Проснувшись наутро, я понял: пролетел! Погода с утра стояла, как это говорят… «видимость миллион на миллион». Будет ли она на следующие выходные такой — большой вопрос. Но всё же сразу стал себя настраивать на серьёзный лад. Позвонил Серёге, договорился о контрольном звонке в среду.
Не успели оглянуться, наступила среда…
Погода ожидаемо начала портиться.
Я, конечно, позвонил, но у меня появилась уверенность — не-а, не будет погоды в эти выходные. А не будет погоды — не будет прыжков. «И хорошо… — снова думал я про себя, — и замечательно…» А в четверг сам нашел сайт клуба.
Клуб располагался на севере Московской области, в Кимрах, на аэродроме Борки. Добираться туда из Долгопрудного было очень даже с руки, но не это главное!
«Тандем-прыжок с парашютом типа „крыло“ выполняется с 4000 метров».
Ёкарный бабай! Четыре километра! Мама дорогая…
Такой подставы я не ожидал. Я знал, на Д-6 прыгают с восьмисот метров, ну с километра. И тут я думал тоже…
«Прыжок выполняется с высоты 4000 метров… время свободного падения составляет примерно одну минуту».
И я лихорадочно стал высчитывать, сколько же мы за одну минуту пролетим? Если падать в безвоздушном пространстве, получалось восемнадцать километров. Мама… Но с ускорением свободного падения мы падать не будем… воздух погасит ускорение до нуля… Но когда? И с какой скоростью мы будем падать дальше? Посчитать не смог… Слишком много входных данных. Немного успокаивала фотография, на которой была запечатлена парящая пара с ма-а-а-аленьким парашютиком над ними… Но, если честно, мало успокаивала…
И я занервничал.
В пятницу смотрел на погоду и думал: «Хорошо, что она такое говно! Не иначе, всё отложится. А если отложится, то совсем прыгать не буду. По крайней мере, в этом году».
В 18:00 позвонил Серёге: «Как мы?». Тот невнятно помычал: «Э-э-э… Мэ-э-э-э… Не знаю! Перезвоню!»
Вернулся с работы, стал собираться. Теплые вещи. Куртка. Свитер. Термос… Складывал, а в голове крутилось: страшно, блин, как страшно-то. В какой-то момент надумал писать записку Софико (была она в отъезде): «Дорогая, если ты читаешь эту записку»… Вовремя себя оборвал. Самому же потом стыдно будет.
Нет-нет. Я не боялся «упасть». В том, что мы сядем, я не сомневался. Я боялся за свой организм. А как давление выкинет какую-нибудь пакость? Давление — штука такая… А тут четыре тысячи!
Серёга позвонил уже почти в одиннадцать и сказал просто: «Едем». Я глянул в окно, там лил дождь. Ладно, съездим на экскурсию. Дома, что ли, в выходные сидеть? И, поставив будильник на 5:00, лёг спать.
Проснулся в три. Звонил брат Игорь. Ему срочно хотелось поговорить. Он что-то невнятно бухтел, на что-то жаловался, а я его всё уговаривал: «Гош, завтра. Давай завтра. Гош… завтра давай, а?». И уговорил. Но своим звонком он меня совсем переполошил. Чего вдруг? Понятно — пьяный, но вот так, ночью, он звонил первый раз.
До пяти уже не спал…
В 6:45 сел на первую электричку до Савёлово. За окном сыпал мелкий дождик. На лётную погоду не тянуло никак. Взял с собой книжку, но не читалось. Пока ловилось радио через мобильный, слушал. Потом отключил и его. В 8:45 прибыл на станцию «Савёлово». Вышел с платформы, свистнул таксистам: «До Борок кто?» «Садись», — предложил дядька на «Логане». «150?» Он кивнул. Ехали по каким-то совершенно российским дорогам минут пятнадцать. Приехали к гостинице аэроклуба «Борки». Типичная советская трёхэтажная общага, облупленные стены, грязные окна. Но вокруг молодые люди в ярких комбинезонах. Радостные такие, возбуждённые, прямо заведённые… А невдалеке самолёты: Л-410, Ан-2 и спортивные Яки. А самое паршивое… Облака расходились. Появлялось чистое небо!
Я перезвонил Сергею — мы добирались порознь — доложил: «На точке». Он посоветовал найти Камиля. В гостинице узнал, Камиль ещё не приезжал. Потоптавшись, пошёл в буфет, заказал чай и омлет. Пока ковырял омлет, грянуло объявление: «Первым приготовиться!».
«Всё, — сказал я себе, — теперь точно скинут!» И сразу внутри онемело. Стало всё по фигу. Хотелось только одного: быстрее уже…
Отнёс остатки омлета на стол с грязной посудой и подошёл к окну. Первая десятка потянулась к 410-му. Второй самолёт стоял под заправкой.
Снова отправился искать инструктора и на «манифесте» (так у них называется ресепшен) натолкнулся на высокого симпатичного парня восточной наружности.
— Камиль?
— Ага, — кивнул он, улыбнувшись.
— Я от Сергея Сергеева.
— Отлично! Первый раз?
Я вздохнул.
— Ничего, у всех бывает первый!
Говорил он, продолжая широко улыбаться. Есть такие, улыбка сразу располагает. Таким сразу хочется верить.
— Пошли, одену тебя, потом запишу в команду, — потянул он меня. В комнате пилотов Камиль выдал мне парашютный комбинезон, помог надеть и закрепить сбрую для тандемного прыжка.
Прискакал Серёга и сразу принялся всех тормошить: «А вы уже записались? А в какую команду? Палыч, а ты готов? А линзы надел? А я с вами»…
Камиль хотел нас записать во вторую команду, но у нас с Серёгой ещё были «не надеты глаза». Со мной бились уже минут десять, а Камиль всё забегал и спрашивал: «Ну?». Я нервничал, и ничего не получалось. И тут Камиль зашел не торопясь и, расслабленно прислонившись к дверному косяку, спокойно сказал: «Не спешите. Записался в третью». И линзы сразу встали.
Экипировались. Пошли заполнять бумаги: «…всё знаю… всё понимаю… парашют — опасно… администрация не несёт, а я не потребую и т. д. и т. п.» Сходили к медбрату, тот пощупал пульс и шлепнул в бумажку: «Годен», вполголоса добавив: «Судя по пульсу, у вас не высокое давление». Ага… Точно не высокое… Чего тогда в башке б;хает?
Пошли, оплатили прыжок. Вышли на поле ждать. При нас погрузилась вторая и взлетела. Минут через десять небо расцвело парашютами. Тандемов не было.
…Красиво, когда разноцветный купол с шипением рассекает воздух, парашютист на бешеной скорости мчится над самой землей, и — раз! — парашют забирает чуть вверх, и пилот мягко садится на землю. Ни дать ни взять — птица. Красиво! Завораживающе красиво…
Объявили десятиминутную готовность третьей. Сразу захотелось в туалет. Пришел Камиль: «Как?» — «Страшно!» — «Было бы странно, если бы было не страшно». И стал подтягивать на мне помочи.
«Третья команда — построение!»
Построились.
Допускающий прошёлся, оглядел экипировку.
«На борт!»
Сели. Нас десять. Крайним на выход Серёга, мы с Камилем перед ним, так попросил сам Сергеев. Закрыли дверь, раскрутили лопасти, выехали на рулёжку, разворот, тормоз. Всё — ВПП! 410-й поддал газу, прогрел двигатель, тронулся, побежал… побежал, побежал… подпрыгнул и взлетел.
Летим! «Ваум… Ваум… Ваум…» — пели двигатели. Я совсем расслабился. Наступило окончательное понимание — прыгать будем!
1000 метров. Все сидели молча, прикрыв глаза. Готовились.
1500 метров. В иллюминаторе виднелись маленькие деревья, домики, река… И вдруг я вспомнил: «Я не люблю карусели!» — крикнул я Камилю. «Тошнит?» — «Да!» — «Хорошо! Не буду сильно раскручивать».
2000 метров. Камиль поднял меня и начал крепить к себе. Ещё раз всё подтянули и проверили. «Ноги согнешь и провиснешь на мне, руками зацепишься за плечевые ремни, как за подтяжки! Голову поднимешь вверх и не опускаешь!» — ещё раз инструктировал он. «На посадке ноги подтянешь к себе, как сможешь! В полёте ноги чуть разведены и согнуты, руки в стороны и полусогнуты в локтях». «Орать можно?» — неожиданно взяло меня любопытство. «Ори!»
Снова сели, я — Камилю на колени.
3000. Девушку, которая сидела рядом, начало колотить. Она прямо чечётку выстукивала зубами! Прохладно… но не до такой же степени! И я подумал: «Вот, человек уже сам прыгает, а всё равно боится»… И стало легче.
Потом я узнал, эта девушка выполняла 58-й прыжок. Холодно ей было! Хо-лод-но!
3500. Мама…
4000! Народ приветствовал друг друга перед прыжком. Удар двумя ладонями о ладони, левой кулак в кулак и правым указательным пальцем друг в друга. Хлопнули за компанию и меня. Типа, и ты тоже уже свой. Ритуал! Экстремалы любят ритуалы и приметы…
4200. Всё! Открылась дверь… И народ посыпался вниз!
Мы с Камилем, дождавшись очереди, пошли к двери. Не доходя полшага и не смотря вниз, я провис на инструкторе, как было сказано, поднял голову, руки и закрыл глаза… Рвануло ветром! Внутри всё поджалось, но уже через пару секунд встало на место и…
Висишь, будто подвешенный ремнями к потолку, и только морозный воздух навстречу набегает. Быстро так набегает… Километров 240 в час. Или даже 270. И свист в ушах…
Я открыл глаза. И обалдел!
Я столько видел аэроснимков… Столько раз летал на самолётах и вертолётах всех марок и мастей… Но лететь и видеть всё под собой без оболочки!..
Я был спокоен, абсолютно спокоен, понял, организм работает нормально, не тошнит, не колбасит, вообще нет никаких неприятных ощущений! Только кайф! Сумасшедший кайф и восторг.
Что я видел? Зайдите на «Google Earth» и найдите район Дубны. Видите? Волга, поля, лес… Я видел то же. Но это под собой, а было ещё и «вокруг»! Были облака на одном со мной уровне. Было небо. Чуть ниже купола парашютов… А ещё была сказка! Ощущение полёта. Обалденно! Непередаваемо…
Камиль хлопнул по плечу. Время выпускать парашют. Я взялся за плечевые ремни. Рвануло! Не сразу, с оттягом. Полсекунды перегрузки, и мы парим на крыле.
«Как?!» — Камиль расправлял стропы. Я показал большой палец. «Покатаемся?» Я кивнул. И он пошел на разворот, а я не выдержал и заорал, но не от страха, а от восторга, который наконец прорвался наружу. «Ё-о-о-охо-о-о-о-о!!!» А Камиль уже закладывал вираж в другую сторону. И я опять орал. И снова. И ещё раз.
Потом он скомандовал: «Тренируем посадку!» Я подтянул ноги. Камиль снова принялся поправлять на мне сбрую. «Ещё раз… — попросил он. — Нормально! Так и делай!» И мы стали заходить на посадку. Метрах в двадцати над землёй инструктор крикнул: «Товсь!». Я подтянул ноги. Секунда, две… Парашют потянулся вверх… И мы сели, повалившись набок.
Камиль отцепил меня. Я поднялся… слегка покачиваясь, сделал пару неуверенных шагов онемевшими ногами и вдруг, высоко задрав голову, заорал, как первобытный: «А-А-А-А-А-А!». Прооравшись, вздохнул, повернулся к инструктору и обнял его. В тот момент он был… наверное, самым близким человеком.
А откуда-то со стороны, семеня и путаясь в парашюте, бежал Сергей: «Палыч! Палыч, ну как ты?! Палыч, тебе понравилось?!»
Камиль глянул на Серёгу и заржал: «Ты чё спрашиваешь?! Не видишь, что ли?!»
ПАРАПЛАНЫ ИЗ ДОМБАЯ
…После завтрака (Софико уже поправилась и завтракала со мной) я стоял на балконе, в томлении разглядывая утренний посёлок, и ждал звонка от Кости.
Посёлок Домбай расположен… как ни странно, в Домбайском ущелье. В ущелье реки… Правильно! Домбай-Ульген, на высоте полутора тысяч метров. С трёх сторон он окружён трёх-, четырёхкилометровыми горами. И самая красивая, отовсюду видная, — Белалакая (3861 метр).
Её острый пик, покрытый ослепительно-белым снегом, сверкает над Домбаем по утрам, как огромный бриллиант. К четырём часам он же создаёт посёлку тень. Своё имя «Белалакая» («Полосатая») гора получила из-за кварцевых полос разного цвета. Полос не видел. Зима. Снег.
Второй по красоте и тоже отовсюду видный — пик Инэ. Если у Белалакаи несколько асимметричная форма, то пик Инэ практически идеальный тетраэдр.
С западной стороны ущелья возвышается необъезженная лыжниками залесённая гора Семёнов-Баши (в честь великого географа Семёнова-Тян-Шанского), с другой — Гора Мусса-Ачитара. На этой трёхкилометровой достаточно пологой горе сосредоточены все подъёмники и зоны катания. Там я позавчера катался. Оттуда, Бог даст погоду, мы сегодня и полетим. Пока погода стояла хорошая, как и все предыдущие дни: тепло, солнечно, безветренно. Но это внизу, наверху погода куда более самостоятельная. А ещё…
Замурлыкал мобильный:
— Алло!
— Погода отличная, поднимайтесь!
— Еду! — я дал отбой.
Летим, значит, да? Я глубоко вдохнул морозный воздух. Летим! И сразу стало неспокойно.
— Соня, летим! — я ворвался с балкона и заметался по комнате, на ходу решая, что бы такое надеть?! Полёт в горах… На высоте двух-трёх километров… Февраль… Полчаса без движения… А надену-ка я термобельё! Умная мысль…
— Ты со мной? — я смотрел на Софико, натягивая лыжные штаны.
— Не-е-е-е… Чего я там? На подъёмнике тебя брошу. Пойду по рынку потаскаюсь… Надо девчонкам сувениров купить… Ты же уже купил своим?.. девчонкам?!
За тридцать лет совместной жизни Софико привыкла и к моим полётам, и к моим залётам.
Ладно, не поедет так не поедет. Действительно, чего ей там мёрзнуть?
На подъёмнике она меня чмокнула и оставила. А я ей оставил свою банковскую карту. Мало ли… И уехал на Гору.
На Гору можно попасть двумя очередями подъёмников: старой и новой.
Старая начинается маятниковой канатной дорогой, поднимающей с первого уровня на третий вагончиком вместимостью тридцать пять человек. Третий уровень — 2270 метров. Далее двухкресельный открытый подъёмник переносит катающихся на четвёртый уровень (2500 метров). Там основная тусовка. Множество прокатов, кафе, есть «лягушатники» — зоны катания для начинающих с бугельными подъёмниками. Народ катается, гуляет, загорает, пьёт чай, глинтвейн, ест хычины, шашлыки. Плотность народонаселения такова, что никто не чувствует себя одиноким. С этого уровня стартует следующая канатная дорога на пятый уровень, на 3000 метров. На пятом тоже есть всё: кафе, прокаты, «лягушатник». С пятого начинаются основные лыжные трассы, и все они — «красные»!
Новая очередь подъёмников — сегодня более востребованная — современная, скоростная, гондольная, восьмиместная. Не надо ждать, когда заполнится, отправляется каждые минуту-две. Гондолы поднимают на третий уровень, откуда стартует современная шестикресельная канатная дорога, которая сразу поднимает на пятый (помните, 3000 метров) уровень.
С пятого есть ещё один четырёхкресельный подъёмник, который сначала спускается в седловину между пятым и шестым, а затем поднимается на шестой уровень (3168). В седловине расположен ещё один, высокогорный, «лягушатник».
Есть там и другие канатные дороги, но, кажется, все они старые и давно заброшены.
Я поднимался новой очередью и в 11:30 уже стоял на пятом уровне, на высоте трёх километров, возле распорядителя полётов. Пожилой, похожий на индейского вождя, дядька организовывал желающих полетать на парапланах в очередь и одновременно следил за погодой в атмосфере.
— …Говорю вам, мадам, если вы отойдёте, а сейчас кто-нибудь из пилотов вернётся и будет готов лететь, я отдам ваше место, так и знайте… — И, зажимая гашетку рации, без перехода наговаривал в микрофон: — 3000 метров, ветер в направлении Домбай-Ульген, один-три метра в секунду…
— Вы же авиация! — пыталась надавить дамочка. — У вас же всё должно быть по часам!
— Как говорил один мой знакомый пилот, по часам у нас только похороны, а полёты у нас по текущему состоянию погоды. — И вождь, довольный своей шуткой, каркал простуженным старческим смехом. Мадам как ветром сдуло.
Но нас, смелых и бесшабашных, уже набралось три человека.
— Пилоты, у меня два пассажира точно, третий готовится…
— Хорошо, вождь, мы поднимаемся, — прохрипела рация.
Через пятнадцать минут на площадке пятого уровня собрались пилоты и тут же заспорили.
Пока они поднимались, разгулялся ветер, не сказать чтобы сильный, пять-шесть метров в секунду, но он всё время дёргался и менял направление.
— Не… Я в такой ветер не полечу! Рванёт и кинет на скалы! — собирая в большую сумку параплан, оправдывался пилот с татарской внешностью. Я сориентировался — это Равиль, вождь несколько раз обращался к нему по рации.
— …Это ты, Костян, у нас такой крутой, — продолжал он, обращаясь к молодому парню с рыжей бородой, — а я пас!
Третий, судя по всему, Виталий, стоял в сторонке, насвистывая простенький мотивчик, курил и не ввязывался в спор.
— Зажрались вы, мужики, вот что! Всё бы вам только в штиль летать. — Константин повернулся к нам и бегло оглядел. — Кто тут на длинный залёт?
Я шагнул вперёд.
— Пошли. Выше поедем… Глядишь, ветер стихнет… Есть билет на шестой?
— Сквозной.
Костя подхватил огромный рюкзак, я схватился за сумку с парапланом.
— Вообще-то, я привык сам… — глядя на меня, буркнул Костя, но сильно возражать не стал, и я потащил параплан к подъёмнику.
— Ты сегодня какой полёт делаешь? — я решил, с пилотом можно на «ты», с ними даже нужно на «ты», по Камилю помню… Дело-то такое…
— Второй будет. Первый сделал, как тебе позвонил, — Константин тоже не стал затрудняться в обращении. Вот и славно! Мы взгромоздились на подъёмник и поехали на верхний уровень.
— Похоже на седловину Эльбруса… — я рассматривал ложбину между пятым и шестым уровнями.
— Бывал?
— Тем летом. В июле.
— Моя 31 июля взошла. Каждый год восходит… А я тут десять лет… Всё никак не решусь.
— Некоторые там прямо с вершины слетают…
— Некоторые слетают… — задумчиво повторил он и замолчал, ковыряясь с настройками какого-то прибора.
Ложбина между уровнями и правда сильно напоминала седловину Эльбруса. Всё здесь было похоже. И горы, и солнце, и снег, и даже люди, которые хаотично лежали на снегу. Только там они лежали от усталости, синюшные, замотанные, а здесь — балдея, очередной раз кувыркнувшись на сноуборде или лыжах.
— …Некоторые слетают, а я вот никак не решусь! — наконец отцепив что-то важное, повторил Константин. Он сунул прибор в карман и надел перчатки. — Приготовься, сходим. Приехали.
Мы подняли страхующую планку и соскочили с кресла. Шестой уровень — 3168 метров. Небольшая площадка, с которой спускается почти отвесная «красно-чёрная» лыжная трасса. Я по ней бы ни за что не поехал! По ней только взрослые пацаны катаются.
— А Эльбрус где? — крутился на месте я, оглядывая горизонт. Кому что…
— Да вон он, — Костя не глядя ткнул рукой на восток.
Там вдали, за горной грядой возвышались две знакомые округлые вершины.
— Любуйся, я пока систему соберу. У тебя для фотоаппарата сумка на ремне есть?
Фотоаппарат у меня висел на груди, пока ждал, снимал людей, горы, хотел парапланы, но они не летали.
— Есть. В рюкзаке.
— Фотоаппарат в сумку. Её на шею. Рюкзак сюда давай, я его в багажное отделение положу.
— А квитанцию выпишешь?
— Выпишу-выпишу…
Константин аккуратно раскладывал и расправлял параплан. Ткань ярко-красного цвета ложилась мягко, ровно, чётко, словно и не было никакого ветра.
— Странно, — оглядывался я по сторонам, — а ветра-то совсем нет.
— Тут всегда так: то есть… а то нет! — Костя уже крепил подвесную систему к параплану. — Иди сюда. Одевать тебя буду…
Подвесная система для пассажира у параплана проще, чем на парашюте. Возможно, потому что на параплане не бывает таких рывков и перегрузок.
— Будешь сидеть у меня… — Костя дёргая затягивал ремни, — как… король на именинах… Всё! Разворачивайся ко мне спиной.
Я развернулся, Костя пристегнул меня к своей подвесной системе.
— Держи камеру, — Костя дал мне маленькую GoPro на метровом шесте. — Держи, чтобы она нас сразу снимала. Фильм снимет и двести кадров фотографий. Будет тебе память. Давай я тебе ремни пропущу за локти… Ага, вот так! А то один не подниму крыло. Вместе будем! Бежать будем вместе, говорю! Ага?! Как скажу «садись», сядешь. Готов?!
— Готов!
— 25 февраля 2015 года, 12:00, выполняю полёт с пассажиром, высота 3100 метров, ветер… э-э-э-э… один-два метра в секунду в направлении… Домбай-Ульген… — наговаривал Костя параметры в микрофон. — Ну! Раз… два… три! Пошли!
Мы напряглись и сначала потихоньку, а потом всё быстрее и быстрее побежали под гору. Крыло тянуло, сопротивлялось, но чувствовалось, как оно поднимается за нами.
— Бежим!.. — орал Костя. — Бежим! Бежим!!! БЕЖИ-И-ИМ!!! САДИСЬ!
Я закинул себя в подвесную систему и чуть подтянулся на ремнях.
— Летим! — радостно сообщил Костя. — Давай камеру, теперь я снимать буду. Садись удобнее. Приподнимись! Приподнимись на руках, да, вот так, и сядь полностью! Да, так.
Я сел, сложил руки и приготовился получать удовольствие.
Наверное, я уже много чего попробовал. Наверное, я стал «крутым перцем» и закалённым парнем. Наверное и может быть. Я хорошо помнил, как провёл ночь перед прыжком с парашютом — я не спал всю ночь и меня колотило… А сегодня… Сегодня я спал как младенец! И сейчас в подвесной системе мне было совсем не страшно. Ей-ей, не хвастаю. Привык, наверное. Но к восторгу полёта… не привыкнешь.
— Совсем не страшно! — крикнул я.
— А мы не стремимся напугать! — Костя всё время слегка подтягивал клеванты (ручки управления), направляя параплан с горы. — Мы только хотим показать, как летают птицы! Нравится?!
— Да!
— Летим через ущелье! На той стороне восходящий поток ловить будем.
— Понял, командир! — я зацепился руками за стропы и примолк, лишь стало слышно свист набегающего воздушного потока. А под нами… А под нами плыл Домбай. Маленькие домики, маленькие машинки, крохотные человечки.
На парашюте мне удовольствие доставило свободное падение с 4500 до 1500 метров, первые тридцать секунд прыжка, потом, как открылся парашют, пилот меня катал, и это было сродни нашему полёту, но длилось всё не более пяти минут, да и высота не та. А тут… Красотища!
Перелетели через ущелье. В свист ветра ворвался новый тревожный звук. Короткие дребезжащие зуммеры учащались и становились выше. Ту-ту-ти-та…
— Вариометр! — пояснил Костя. — Сигнализирует о наборе высоты. Поток поймали! Держись, сейчас вверх потащит! Не страшно?!
— Не-е-ет!
— Пошли! Ё-хо!
И мы пошли против часовой по кругу вверх. И горы пошли каруселью.
Вершина «Семёнов-баши» — 3602 метра.
Гора Сулахат — высота 3439 метров. Местные жители рассказывают, в давние времена долина была безжизненной из-за сильных ветров. Тогда жительница селения по имени Сулахат поднялась в горы, легла и, пожертвовав собой, загородила ветрам дорогу. С тех пор долина ожила, расцвела, а главное, стала пригодной для разведения овец. Горы же, значит, овцы! Только нет сейчас на ней никаких овец. Нет! И шерсть для своих подарочных носков горские женщины покупают в магазине английскую…
Пик Алибек.
Красавица Белалакая.
Хорошо заметный каменный клык — Зуб Софруджу, высота — 3600 метров.
Пик Театральный. Назван в честь группы театральных деятелей, которые зачем-то решили сами, без инструкторов, покорить пик. Забраться забрались, а спуститься не смогли — пришлось им звать на помощь. Народу на Мусса-Ачитара было весело. Вот, чего веселиться, непонятно!
Огромный горный комплекс высотой в 3921 метр (Господи, выговорить бы…) «Джугутурлучат» — в переводе — место обитания туров, или турово пастбище. На днях по его почти отвесным склонам на досках катались совершенные черти — фрирайдеры. Забрасывали их на вершину на лёгком вертолёте. Эти парни — они даже не крутые, они просто с другой планеты!
Гора Золушка — малый пик Инэ.
И, наконец, красавец-четырёхтысячник — Домбай-Ульген с нимбом из облаков над головой. Когда-то в разговоре с Полковником я упомянул Домбай-Ульген: поднимаются ли на него? «На него? Конечно! Только это не трекинговая гора, настоящая альпинистская. Сложного уровня». Теперь я видел: склоны вершины круты и обрывисты, без специального оборудования на неё не взойти.
А по кругу за Домбаем — Мусса-Ачитара с подъёмниками и точками катающихся людей. А на горизонте Эльбрус. А за Мусса-Ачитара долина реки Домбай-Ульген.
И опять: Семёнов-Баши, Сулахат, Алибек, Белалакая, Зуб, Театральный, Инэ, Эльбрус, долина…
И ещё…
И снова! Снова…
Горы, горы, горы…
Вариометр пел, повышая частоту.
Ещё круг!
— Не укачало?! — Костя натягивал левую клеванту.
— Нет… Нормально! — я смотрел вниз, высота существенно прибавилась. — А если укачает?
— Пакетик выдам! А то испачкаешь мне…
— А я думал, на землю вернёмся, — хохотнул я.
— Не-е-е-е. Зачем? У меня тут был кадр, его затошнило, я ему пакетик. Его вырвало. Спрашиваю: может, вернёмся? А он: нет! Мне, говорит, всё нравится, давай ещё! Чего, спрашиваю, ещё? Пакет, говорит, давай ещё…
Вариометр в очередной раз спел «ти-та-та» — и смолк.
— 3100, всё! Выше не пойдём, — доложил Костя. — Наслаждайся!
Мы были подобны птицам…
Подобны орлам, летящим меж заснеженных вершин.
На сумасшедшей высоте, в открытой подвеске, с бездной в три тысячи метров под ногами!
А на горизонте сверкал Его Величество Эльбрус.
Сон, сон наяву. Я часто летаю во сне… Может, то было предчувствие настоящего полёта? На парашюте всё получилось слишком быстро. В легкомоторном самолёте за штурвалом в Сиднее я вообще ничего не видел, только сверкающий круг пропеллера. А здесь… Здесь я был открыт, свободен и счастлив. Абсолютно счастлив!
Благодарю Тебя, Господи, что позволил увидеть и почувствовать такую красоту! Вот только… Вот только лицо замёрзло немного. Но лицо ладно… разотрём. А руки! Перчатки хорошие, горнолыжные, но пальцы всё равно уже замёрзли. Я стал сжимать кулаки, пытаясь размять их.
— Пальцы сунь внутрь! — посоветовал Костя. — У меня тоже мёрзнут. Варежки потерял над Театральным. Пассажира замутило, пока пакет доставал, варежки сдуло…
— Может, садиться будем?
— Давай! Но в посёлок не полечу. На Гору, на четвёртый уровень садиться будем.
— Ты пилот!
— На посадке ноги поднимешь. Знаешь как?
— Учили…
— Готовимся.
Мы перелетели посёлок и снизились. На четвёртом уровне кто-то из коллег Кости уже произвёл посадку, и теперь его параплан ярким чёрно-жёлтым имперским флагом выделялся на фоне ослепительно-белого снега.
— Готовимся… Готовимся… — Костя плавно заходил к месту посадки Равиля, это был его параплан. — Ноги поднял!
Я задрал ноги, Костя натянул клеванты и встал на снег.
— Встал на ноги! — скомандовал Костя. — Развернулся на параплан! Шагнул вперёд! — параплан лёг на снег. — Всё! Приехали! Поздравляю.
Так я ещё не летал. Не-а… Настоящий свободный полёт, как у птицы!
Константин отстегнул меня от подвесной системы, я повернулся, пожал руку и обнял. Да-да… в такие моменты хочется всех обнимать и целовать.
— Спасибо, Костя! — с чувством сказал я. — ОГРОМНОЕ ТЕБЕ СПАСИБО!
— Да ладно… — Костя улыбался, подтягивая стропы и сворачивая параплан. — Понравилось?
— Не то слово… — я достал фотоаппарат. (Фотоаппарат! Я совсем о нём забыл в полёте… Ну и хрен с ним! На GoPro должно много насниматься.) Я нацелился камерой на Костю:
— Ну-ка, встань! Встань, пилот, в позу победителя… Встань, я тебя щёлкну!
***
— …Завтра поедем на самый верх…
Мы с Софико сидели в полюбившемся нам кафе «Фаворит» и ждали заказ.
— Прямо на самый-самый?!
— Прямо на самый-самый. Ты должна увидеть эту красоту.
— Смерти ты моей желаешь… — в миллионный раз за нашу совместную жизнь констатировала Соня и, расстегнув сумочку, достала мою банковскую карту. — Держи! Прилетел же…
Прилетел… И было здорово. Но я хотел на Гору. На другую Гору. На Килиманджаро!
Я пока побывал только на двух: Тейде (вулкане Тенерифе) и Эльбрусе. Хотя, нет. Была ещё одна — гора Моисея, знаменитая гора Синай…
ЕЩЁ ОДНА ГОРА
На неё, на вершину горы Синай, той самой, на которой Человечество обрело первые десять Божественных, а по сути Человеческих, Заповедей, позволивших нам сделать различие в себе между человеком и обезьяной, я поднялся в декабре 14-го, буквально за пару месяцев до поездки на Домбай. И произошло это, как обычно со мной бывает, совсем незапланированно.
Мы собирались на Мальдивы, но с долларом творились чудеса, и после не длительных, но мучительных метаний (как же, мы не едем на Мальдивы!) мы решили ограничиться Египтом, уже знакомым нам с Соней Шарм-эш-Шейхом. Однако только Красное море и дайвинг нас не устраивали, мы затеяли поездку в Иерусалим, а ещё… а ещё я и придумал подняться на Синайскую гору! Но попасть на нее оказалось совсем не просто…
Мы уже побывали в Святом Городе, я уже нырнул на замечательном рифе Рас-Мохаммед, пора было возвращаться домой, а с Горой всё никак не получалось. Террористы! По крайней мере, всё валили на них. Я уже почти смирился, но вернувшись в отель после рифа, всё-таки завел разговор с нашим гидом Махмудом:
— Ты говорил, Coral Travel не возит народ на гору Моисея.
Махмуд кивнул.
— Но ещё ты говорил, что если кто-нибудь очень захочет…
Махмуд внимательно посмотрел на меня и вздохнул: понял, не отвяжусь.
— Pegas возит. Пошли…
И через сутки, ближе к ночи, я уехал на Гору.
Софико в тот раз я брать с собой не стал. Зная не понаслышке, что такое горы, я решил, что для неё это будет слишком. Высота горы Синай 2285 метров, подъём начинается за полночь от монастыря святой Екатерины с высоты 1570. За ночь нужно преодолеть около 800 метров по высоте. Это э-э-э… 266 этажей. Для нетренированного человека — трудное испытание. Тем более ночью. И я поехал один.
Прибыли к монастырю около часа ночи на пяти автобусах. По дороге нас сопровождал антитеррористический конвой. И как мне показалось, он только тормозил движение, добавляя сумятицы, а в случае достаточной наглости позволил бы террористам устроить грандиознейший теракт, взорвав не один, а сразу пять автобусов. Что-то подсказывало мне: не будут лихие египетские полицейские с «калашами» защищать иностранных туристов до последней капли крови. Уж скорее первыми свалят на своих «Тойотах». (В конце 15-го так и вышло…)
К двум часам нас «организовали» (провели через рамки; сводили в туалет; показали, где оставить паёк; познакомили с гидами-бедуинами) и поставили на стартовую площадку.
Полная луна светила, как прожектор. Фонарики, которыми обеспечили нас египетские товарищи, оказались не нужны. Нас поставили, ещё раз пересчитали и дали команду на подъём.
800 метров по альпинистским меркам на такой высоте — пара часов ходьбы. Для неподготовленной компании — три или даже четыре. А компания, сколько её ни предупреждали, оказалась неподготовленной. Кто-то не взял теплой одежды — ночью в пустыне, особенно в горах, холодно, зимой может даже выпасть снег. Кто-то не надел нормальной обуви, отправившись на Гору в одних сланцах. (О чём люди думают?) На меня, а я был в трекинговых ботинках с трекинговыми палками, поначалу глядели как на ненормального. Потом, на подъёме, а особенно на спуске, многие свое мнение поменяли.
Провожатый наш, бедуин Дима (он сам себя назвал «Дима», верблюд Вася, бедуин Дима), для начала решил нас уморить, задав темп километров шесть в час. Колонна тут же растянулась. Появились отстающие. Это было совсем неправильно, и на первом же привале, через полчаса пути, я высказался: «Гонишь куда? В горах не бегают! В горах ходят. Спокойно так ходят. Ты главный, вставай в голову и спокойно веди. Или ты решил нас всех усадить на грёбаных верблюдов?!». Верблюды шли рядом, целое стадо. Вместе с бедуинами два стада. Последние суетились, путались под ногами и выкрикивали: «Харощ верблюд!», «Садись верблюд!». Цена аренды четвероногого транспорта на подъём немалая: 20 долларов! Особо одарённые, те, что в сланцах, вынуждены были взять себе такое «такси». Остальные шагали самостоятельно.
На подъём нас вышло пять групп по сорок человек. Две группы русские, одна из Штатов — в основном афроамериканцы, одна мусульманская из Алжира и католики-итальянцы. Последние более всего напоминали паломников, шли организованно, размеренно, вели их священники. Задача всех групп — подняться на вершину к моменту восхода солнца, к половине шестого.
Подъём на 800 метров, до высоты 2285, по серпантину горной вполне обустроенной дороги с окончанием в виде каменной лестницы в 700 ступенек — не представляет собой чего-то особенного.
Да! Идти глубокой ночью, когда организм спит, оказалось трудно, местами весьма трудно, но посильно практически для всех. Если кто-то уставал, на отдых вставала вся группа. Таких привалов до вершины я насчитал десять.
Ближе к лестнице отстали верблюды с бедуинами и начали приставать бедуины с матрацами и одеялами, пугая космическим холодом на вершине. Я решил на провокации не поддаваться и обойтись своей, хоть и тонкой, но пуховой курткой — Софико обязательно добавит: «и пуховым жилетом под курткой» — и пуховым жилетом под курткой, всё же у меня был какой-никакой опыт восхождения, и я знал, одеваться нужно «капустно», слоями.
К пяти мы собрались на площадке перед вершиной. Ветра здесь не было, и народ, сбившись в кучи, с непривычки тяжело дыша, обсуждал главный вопрос: брать или не брать одеяла? Брать… или не брать?!
В пять двадцать возобновили подъём и в пять тридцать, как планировали, вышли на вершину.
Светлеть начало ещё часа в четыре, и в пять тридцать на Горе уже были очень светлые сумерки.
К моему удивлению, Гора оказалась в некотором смысле обустроенной. На ней разместились: православная часовня Богородицы и маленькая мечеть. Часовня была закрыта, мечеть, как положено, открыта.
Народ расположился на двух смотровых площадках, нацелив фотоаппараты и видеокамеры на восток, где уже алой лентой полыхала заря, и затих. Тишина… Лишь шум ветра да покашливание запыхавшихся паломников. И вдруг… Пение! Итальянцы. Прав я был! Прав! Они готовились к настоящему паломничеству. Они молились, пели, крестились, создавая общий духовный возвышенный антураж.
Неожиданно в их молитве я услышал слова «Руссиа» и «Украина»…
В нашей группе была одна активная русская мадам, она постоянно о чём-то переспрашивала гида, что-то писала в записную книжку, активно общалась с другими членами группы и, вообще, вела себя суетно. Всегда и во всех группах есть такие. Как правило, это простые незатейливые люди. На подъёме, на ступеньках, она вдруг почувствовала себя уставшей, хотя её под руки вёл Дима, и остановилась, тяжело дыша… Нелегко было не ей одной, ещё двум девушкам из нашей группы приходилось несладко, и хоть они тоже задыхались, всё равно продолжали беседу на украинском (настоящую украинку невозможно заставить замолчать).
— А это, на каком языке вы говорите? — взялась выспрашивать, несмотря на своё не совсем хорошее самочувствие, активистка.
— На украинском, — честно признались девушки.
— А вы с Украины, что ли?
— Да, с Захидной…
— Чего?!
— С Западной, — перевёл я.
— С За-а-а-ападной… — Мадам присела на кстати подвернувшийся камень. — А вы правда нас ненавидите?
Вопрос был задан абсолютно невинным тоном, без малейшей агрессии, в тональности: «неужели? быть того не может!».
— Нет-нет! — отнекались западенки. — Наговаривают…
Какое-то время наша мадам молча сидела, то ли пытаясь отдышаться, то ли переваривая полученную информацию.
— И я так думаю! — наконец уверенно резюмировала она, поднялась и пошла дальше.
Не верит народ в России, что украинцы нам враги. Не верит, и всё тут! Помутнение. Пройдёт. Вон и на Гору вместе идём.
Я с вами, братья во Христе из Италии, я тоже молюсь за Россию и Украину.
В 5:45 над горизонтом блеснул первый луч солнца… Начался рассвет! Бледно-зеленое, пастельно-аквамариновое небо в розовых лепестках перистых облаков, слепящий срез солнечного диска и горы… Горы с чёткими контрастными тенями, горы из розового гранита, горы, меняющие свой цвет от темно-красного до тёмно-синего, почти фиолетового. Завораживающее зрелище… Итальянцы пели, наш русский православный батюшка снимал восход на камеру, остальные непрерывно щёлкали фотоаппаратурой.
Но длилось волшебство недолго.
Ровно в шесть солнце полностью поднялось над горизонтом, и всё стало обыкновенным. И народ потянулся с Горы, а вместе с ним и я.
Но мне уже хотелось встретить рассвет на другой Горе, в Африке, на Килиманджаро… А я попал на Домбай.
ИЗ ДОМБАЯ, С МЫСЛЯМИ О КИЛИМАНДЖАРО
…На следующее утро, 26 февраля, мы поднялись на шестой уровень, на 3168 метров. Погода по-прежнему благоволила нам. Слепящее белое солнце, лазурное высокое небо, тихо, почти безветренно и почти безоблачно.
И я показал Соне горы.
Это, правда, красиво. И описать словами трудно. Да и нет, возможно, таких слов! А может быть, это я, старый валенок, не знаю их? Но красота там такая, что хочется разговаривать шёпотом.
А со стартовой площадки снова летали парапланы. Где парапланы — там не обходится без курьёзов. Мой пилот Костя стартовал, пассажиром у него в этот раз была молоденькая девушка, видимо она боялась лететь. И поэтому, когда они сбежали с горы и ушли в свободный полёт, девушка отчаянно закричала, переполошив окружающих. «Что ты орёшь?! — прикрикнул на неё Костя. — Уже летим!»
— А ты вчера орал? — повернулась ко мне Соня.
Я покачал головой:
— Привыкаю… Пора отращивать крылья.
Насмотревшись на чужие старты, я оставил Софико на шестом уровне, а сам отправился на соседнюю вершину, которая метров на пятьдесят превышала стартовую площадку.
Пока поднимался, вспоминал летнее восхождение на Эльбрус и вдруг затосковал… Бли-и-и-ин! Я же сегодня должен был сидеть на высокогорной базе Кибо-Хат и готовится к ночному восхождению на вершину самой высокой горы Африки, на Килиманджаро. На 5895.
Чёртов доллар!
Я влюбился Кавказ, я его полюбил всем сердцем, всей душой. Он красив. Он великолепен. Он…
Но мне нужно туда… Туда… В Африку! На Килиманджаро! Нужно! А поехать не получается. Вот, скажите на милость, как я туда попаду, с таким-то курсом доллара, а? Как?
А может…
Я сделал шаг.
Может, всё-таки попробовать на следующий год?
Ещё шаг.
Подкопить денег.
Шаг.
Купить доллары.
Шаг.
Вот прям сейчас, приехать и начать копить. По сто долларов. А?
Я шагнул на вершину.
Надо попробовать.
Надо попробовать!
Надо попробовать!!!
3200.
Где Эльбрус?
А вон… Рукой подать.
А Килиманджаро? Где Килиманджаро?
На юге — Килиманджаро…
Где у нас солнце? Вот оно. Юг, значит, туда…
Далеко Килиманджаро… Отсюда не видать. В Африке…
Я успокоил дыхание, оглянулся на заснеженные вершины, раскинул руки и, задрав голову, заорал что есть мочи: «Я приеду к тебе, Африка! Слышишь?! Я обязательно к тебе приеду!!!