Неожиданный попутчик

Татьяна Ивницкая
               
        Я лежала на верхней полке на животе и смотрела в окно. Пассажиры уже спали, и по потолку купе пробегали отсветы фонарей, мимо которых ехал мой поезд. Было тихо, и только колёса ритмично и убаюкивающе отстукивали свою вечную песню дороги.
Неожиданно кто-то осторожно и легко дотронулся до моего плеча. Или мне показалось? Я поправила сползшее немного одеяло и застыла в оцепенении – рука моя дотронулась до чего-то мягкого и пушистого.
- Не бойся, - уверенным шёпотом сказал кто-то у самого моего уха, - Ты что это не спишь?
Я в растерянности отпрянула к стенке и увидела ЕГО. Он был очень маленьким – чуть больше спичечного коробка, с огромными пушистыми ушами – каждое было чуть не вдвое больше его самого. Уши были светлые, торчащие как беличьи хвосты с загнутыми книзу концами. На меня смотрели маленькие удивлённые бусинки блестящих глаз на острой крошечной мордочке с длинными усами. Он сидел наподобие кенгуру, на задних лапках, а передние – маленькие и чёрные были сложены на животе.
- Кто вы? – стараясь быть предельно вежливой, спросила я.
- Я? Не знаю, - ответил он. – Я езжу в поездах – в разных, не только в этом. А почему ты не спишь?
Я не знала, что ответить этому маленькому нахалу, который так неожиданно вторгся ко мне ночью и нарушил моё приятное отдохновение. Я не хотела говорить ни с кем, даже с этим странным маленьким чудом. Да я просто не знала, что отвечать ему.
        - Я не знала, что в поездах живут такие…, - я замолчала, подбирая такое определение, которое не обидело бы моего ночного собеседника.
- Животные – так ты хочешь сказать? Говори, чего уж там!.. – сокрушённо вздохнул он и отвернулся. Я почувствовала к нему, пожалуй, симпатию.
- Можешь не радоваться, - продолжал он. – Больше таких нет в поездах… зайцев. Я – один.
Он опять вздохнул и шмыгнул своим маленьким кроличьим носом.
Только тут я поняла, что он действительно похож на зайца. Я улыбнулась.
- Ты что-то, не хочешь со мной разговаривать, - обиженно сказал мой новый знакомый.
- Ну почему же, - устало отозвалась я, - мне интересно говорить с тобой.  Я почувствовала, что Он начинает мне нравиться. Как будто поняв мои мысли, он сказал: - А ты нравишься мне. Будем друзьями, - и он протянул мне крошечную чёрную лапу.
        - Расскажи мне о себе, - попросила я.
- А что рассказывать?? Нечего. Езжу – и всё.
- Зачем? – не отставала я.
- А ты что делаешь? Ты не ездишь?
- Почему? Езжу. Но у меня есть и другие дела.
- Какие это другие дела? Глупости, - уверенно сказал он, - я знал одного инженера. Он тоже говорил – дела-дела. А недавно встретил его. Говорит: «Ты – прав. Надо ездить.» И ездит. Встретил его в поезде. Ехал куда-то на Байкал, - он замолчал. – Слушай, в каком ухе звенит? - неожиданно громко зашептал он.
- В правом, наугад сказала я.
- Нет, неправильно, - уныло ответил он и съёжился. Его огромные уши вздрогнули и поникли. Мне стало жаль его.
- Пойдём покурим? – предложил он, - Подожди, дай я залезу к тебе в карман. Он залез ко мне в карман рубашки, и я вышла с ним из купе. Было тревожно и радостно от того, что так неожиданно у меня появился такой необыкновенный собеседник. Я курила и смотрела в окно. Светлые пятна окон бежали по чёрному ночному лесу. В тамбуре было прохладно. Весь вагон спал. Мы молчали.
        - Послушай, а как ты живёшь? – опять спросил меня мой неожиданный попутчик. Я не знала, что сказать. Казалось, невозможным рассказывать ему о всех моих неоконченных делах и неприятностях. И я, чувствуя неловкость, опять глупо заулыбалась.
        - Ну ладно, - тихо сказал Он и дотронулся примирительно и успокаивающе до моей щеки – он сидел у меня на плече, - не рассказывай. Я сам расскажу. Я езжу в поездах давно. Ещё когда тебя не было ездил. Всегда без билета – просто так – видишь, я не очень большой, много места не займу. Он неожиданно осёкся, как бы проговорившись. Потом хихикнул.
        - Наверное, поэтому и говорят – «ездить зайцем», - скромно заметил он.
        - А где ты был? – спросила я.
        - Я-то? О!
        Я невольно попадала под очарование этого странного, самоуверенного существа.
        - Что ты всё время улыбаешься? Я тебе нравлюсь? Слушай, а возьми меня с собой, а? Мне интересно посмотреть на твои дела. А то все вы говорите – дела-дела…
        - Ну что ж, поедем со мной, - удивленно ответила я, тайно обрадовавшись этому странному предложению.

        Итак, Заяц поселился у меня дома. Так получалось, что встречались мы поздно вечером, потому что целыми днями мне приходилось ходить по городу в поисках работы, просиживать вечерами в библиотеке, а брать его с собой я не решалась, хотя он и настаивал на этом. Мы порешили на том, что я буду ежедневно рассказывать ему о своих делах. С этой поры у меня появился строгий и придирчивый судья, разоблачающий все мои намерения и поступки. Он знал всех моих друзей, у него были свои симпатии и антипатии, которые, к моему удивлению, нередко совпадали. Но всё чаще я заставала его грустным, с опущенными ушами, на письменном столе, глядящим немигающими глазами в окно моей безрадостной московской квартиры.
- Слушай, давай уедем, - сказал он мне как-то, когда я поздно вечером пришла домой усталая и измученная. – Я же говорил, что все твои дела – ерунда. И потом, нельзя так жить.
- Как? – не поняла я.
- Вот так. Всё время стоять. Надо куда-то ехать.
Я задумалась.
- Но ведь я почти устроилась на работу! – возразила я.
- Ну и что? Надо ехать. Всегда ехать. Разве ты не любишь, как стучат колёса, и как пахнет горьковатой копотью в носу? Разве ты не любишь, чтобы мелькали телеграфные столбы и струились под тобой рельсы? Разве плохо всегда смотреть в окно?
 Я ничего не ответила ему и легла спать. Он залез на своё излюбленное место – на подушку, ко мне на плечо и прижался весь – пушистый и тёплый к щеке. Я погасила свет и уже начала засыпать, но вдруг почувствовала какое-то слабое щекотание.
- Ты не спишь? – сонно спросила я и услышала в ответ тихое всхлипывание.
Он плакал.
        - Я привык к тебе. Давай уедем вместе? – тихо сказал он мне в самое ухо. – А то мне придётся уезжать одному.
 Я погладила его по мягкой шёрстке и улыбнулась сквозь сон его воинственному заявлению.
        Утром он был очень печальным, и мне показалось, что он немного похудел за эту ночь.
        Весь день я думала о нём и испытывала смутные приступы тревоги. Конечно, я не верила в то, что он куда-то уедет от меня. Я привязалась к нему, и, кажется, полюбила. Он решительно вошёл в мою жизнь и заставил, пожалуй, меня полюбить его. Мне нравилось разговаривать с ним вечером перед сном, нравилось идти домой, где Он ждал меня. Иногда мы ходили с ним гулять – часто в дождь, и он сидел тогда у меня на руке, на ручке зонта и что-то рассказывал мне. Он очень много видел, но мне часто казалось, что и я тоже видела всё это вместе с ним – и разные чужие моря, и города, под незнакомым солнцем, и мечети, и коричневых людей в ватных халатах, пьющих огнедышащий чай, и их слезящиеся от жары чёрные глаза… Но особенно звал он меня на север, восхищаясь суровой немногословностью тамошних людей, их обветренными, строгими лицами. Он рассказывал мне о рыбаках, и чайках, и больших портовых городах…
        Пожалуй, только в этот день я поняла, что действительно люблю маленького кочевника с неутомимым отважным сердцем. И в этот день я особенно спешила домой.
        Он опять так же печально и безмолвно встретил меня на окне.
        Весь вечер я пыталась разговорить его, но он молчал. Не пришёл он ко мне, и когда я легла спать.
        - Ты сердишься? – спросила я, не на шутку встревоженная. Он молчал. – Ты решил уехать? – он кивнул. – Точно? – он кивнул опять. – Хочешь, чтобы я ехала с тобой?
        - Да, - сказал он. У него в глазах стояли слёзы.
        - Но мы разные люди, - сказала я. – Ты любишь ездить, а я… у меня другое дело.
        - Неправда. Ты же знаешь, что ездить - лучше.
- Да, - ответила я, чувствуя, что он прав.
- Ну и поедем. Завтра. Да? – сердито спросил он.
Я взяла его на руки, погладила пальцем между ушей и отрицательно покачала головой.
- Не могу сейчас. Подожди до лета, ладно? И мы поедем. Поедем на север, как ты хотел, да?
Он молча спрыгнул с ладони и лёг на подушку, мне на плечо, так ничего и не говоря.
Когда я проснулась утром, на улице шёл снег. В комнате было серо и пусто. На подушке, рядом с моей щекой никого не было.
Я быстро оделась и вышла на улицу. Я шла всё быстрее и быстрее, ёжась от холодного ветра. Я знала, что он ушёл, и горло сжимала дурацкая спазма рыданий.
Я шла на работу и думала о том, как вечером придётся мне возвращаться одной в опустевшую внезапно безрадостную московскую квартиру. Я шла всё быстрее и быстрее, шла на работу, судорожно сжимая в кармане 25-ти рублёвую бумажку, а ноги мои неумолимо несли меня в сторону вокзала.