Я не буду описывать весь последний месяц лета. Расскажу только вкратце, так как все было тихо и мирно, потому что наврятли будет интересно, если я потрачу сто страниц на описания голубого неба, темных пещер и вкуса спелых ягод.
Новостной блок из Турписа успокоился. Жизнь в столице вошла в свое прежнее русло. Ничего страшного, никаких потрясений в новостях не передавалось. Поэтому монитор из столовой убрали.
Неро после того вечера обходил меня стороной. А я старалась его объезжать, но если наши пути пересекались, мы учтиво с ним здоровались. Айван с ним не разговаривал, об этом мне проболтался Адам. По-моему, больше всех на Неро обиделась не я ( я просто проревелась хорошенько и успокоилась). Больше всех слова Неро задели Айвана.
Август принес много урожая и в пещере-теплице, и в огороде. Незнаю, как Аттиус умудрился за три ночи собрать все овощи с огорода. Иногда мне начинало казаться, что он работает на вечном двигателе. А может потому у него столько сил, что он не тратит их на пустые разговоры? Всякий раз, когда я пыталась с Аттиусом заговорить о его жизни, в ответ я получала молчание и только молчание. Ну, хорошо, пусть молчит. Может лучше его не трогать.
Макс продолжал веселиться и громко говорить все, что придет ему в голову. Для меня он стал младшим братом. Мы оба на колясках, часто ездим вместе то в столовую, то в белую пещеру. Агата водила детей туда за август всего два раза, но мы с Максом и Айваном там были еще пару раз, нарушив двухнедельное правило. Оба раза были после ужина. Макс решил, что белый олень боится такого количества детей, которое стабильно приводит Агата, и выходит из укрытия только по ночам. Пока Макс под каждым кустом искал оленя, мы с Айваном любовались сиянием белой растительности при лунном свете. Если б не Макс, это было бы свидание. Хотя все в Горе на сто процентов уверены, что мы с Айваном давно встречаемся. Даже его мама, Валентина, намеками пыталась вывести меня на данную тему. Но я сделала вид, что ничего не поняла, доела картошку и укатилась к Аттиусу.
Я дочитала «Портрет Дориана Грея». Честно говоря, книга меня потрясла. В Турписе я наотрез отказывалась от старинных книг, которые мне подсовывал отец. Оказывается, в них столько смысла! Я вернула книгу Агате и взяла другую – «Сто лет одиночества» Маркеса. Агата заверила, что этот роман произвел на нее сильное впечатление.
Вечерами все дети, а так же я, под предводительством Нереиды мастерили украшения для столовой и сушили травы в пучках. Выглядело это все странно, но красиво. А когда мы наали развешивать всевозможные фонарики из крупной проволоки, букетики, гирлянды из сушеных грибов я пришла в полный восторг! Было ощущение, что я попала в сказку, в невероятную, уютную пещеру гномов!
С середины августа Айван присоединился к нашим вечерним посиделкам. Мы с Максом очень радовались, когда после ужина наш рыжеволосый друг, такой уставший от шахты, шел к нашему столу и перевязывал букетики зверобоя и душицы цветными ленточками. Поначалу на нас падали косые взгляды, но потом как-то все привыкли.
А еще я узнала про знак Горы. Совершенно случайно мы с Айваном вышли в разговоре на эту тему.
- Сколько их всего? Ева ведь не единственная? –поинтересовалась я.
- Нет, конечно нет. Есть еще Димитрий, Эду и Вик.
- А как они выглядят? И как их зовут в Константе?
- Насколько я знаю, Димитрий остался Димитрием. Он не любитель псевдонимов. Но фамилию сменил. Эду вроде зовется сейчас Михаэлем, Вик – Менестрелем.
- А что с ними не так? То есть, чем они больны?
- У Димитрия был рак. В двадцать лет у него обнаружили лейкемию на четвертой стадии, - ответил мне внезапно появившийся Амадей за соседним столом, - он отказался от эвтаназии, его естественно, выбросили на мусорку. Там он пробыл около недели. Хорошо, были дожди и ему было что пить. Когда мы его нашли, на нем была кожа да кости. Он рассказала нам о диагнозе, я решил, что он умрет в ближайшие недели. Но Димитрий очень хотел жить. С каждым днем ему было лучше и лучше, я видел невероятную силу воли этого человека. Он отказывался лежать, хотя испытывал сильные боли. Говорил, что желает насладиться жизнью по полной, пока это возможно. Ходил гулять в лес по ночам, очень часто сидел в белой пещере. И в один прекрасный день он вылечился. Я впервые видел такой уникальный случай.
- Он мне как-то сказал, что раньше был очень плохим человеком, - поделился Айван, - рассказал мне такие вещи, о которых лучше промолчать. Он раньше жил на другом конце страны, в Пифагоре.
- В Пифагоре? – удивилась я.
- Да.
- Моя мама оттуда… Точнее, была оттуда. Может он ее раньше знал? Сколько ему лет?
- Незнаю, знал ли он твою маму. Ему сейчас тридцать шесть, но благодаря уколам выглядит на все двадцать три. Он, Эду и Вик – все в Турписе. Днем они музыкальная группа «Апостол». Не особо популярная, но тем лучше для нас. Они всегда стараются послать для нас побольше добра. Незнаю, как Димитрий поладил с Евой, здесь они постоянно ругались.
- Почему?
- Я не уверен, но по-моему Димитрий жутко ревновал Еву к Адаму, хотя признавать этого не хотел. – с ухмылкой добавил Айван.
- А что, Адам с Евой… Они пара?
- Ничего не могу сказать по этому поводу, - ответил Айван, - я и сам этого незнаю. Как только Димитрий уехал, стало спокойнее, но ненадолго. Позже нас покинула Ева. Она присоединилась к остальным агентам через два года.
- Ничего себе! Я думала вы всех разом отправили…
- Нет. Просто так вышло, что Ева подготовилась позже. Она же младше.
- А тут она тоже была вся такая черная?
- Нет, тут она была девушкой с русыми волосами и железными руками.
- В Турпис она прибыла такой?
- Конечно нет. Мы здесь ей сменили имидж. Это была идея Адама и Нереиды. Получилась полностью «черная мадам». Ее невозможно было узнать.
- Как же тогда Димитрий и остальные ее узнали?
- Они и не узнали! – засмеялся Айван. – Помню этот момент с камер наблюдения. Как раз зашел в комнату разведки и тут Ева появилась перед остальными агентами в таком виде. Надо было видеть лицо Димитрия!
- Ничего не понимаю… Так они ее все-таки узнали или нет?
- Узнали, как только она кулон свой показала.
- Кулон?
- Да. Со знаком Горы – черный равносторонний треугольник, через который проходит тонкая белая линия параллельная основанию.
Кулон! Я ж его видела и сказала Мире, то есть Еве, что он очень красивый! Что она мне ответила? Что это «подарок друзей».
- Я видела кулон на ее шее. Еще удивилась такому необычному дизайну.
- Серьезно?
Вот что за манера? Сзади оказывается стояла Нереида, держа в руках недоделанное панно из камушков.
- Это я придумала такой дизайн, - похвалилась она, - чтобы агенты могли узнать друг друга. У Димитрия сережка в ухе со знаком Горы, у Вика пряжка ремня, у Эду кольцо. И всю эту прелесть сделала я!
Незаметный черный треугольник, который теряется на фоне наших украшений с бриллиантами и золотом. Что может быть лучше?
- А почему именно треугольник?
- Черный треугольник – схематичное изображение Горы. Белая полоска – это туннель, который мы надеемся прорыть. Смысл данного изображения: «Выход есть всегда!».
Нереида столько рассказала об этом знаке, что я, обычная жительница из Турписа ни за что бы не догадалась, что кулон на шее Миры-Евы имеет такой смысл!
- Круто-о-о… - протянула я.
- Ну мы тебя, похоже, нагрузили! – заключил Айван.
- Да нет, просто за день устаешь.
И прежде чем Айван велел бы мне идти спать, я добавила:
- Но мне нужно доделать украшения. Это же наш общий праздник.
Амадей улыбнулся, а Нереида гордо сказала, подняв палец вверх:
- Видите, уже НАШ общий праздник! Наш!
И мы все четверо засмеялись.
Я вспоминаю эти дни, и понимаю, что это были самые счастливые мгновения моей жизни.
Через день я зашла к Агате – у нее оказалось одно из тех старых пластиковых фортепиано. Такую древность я давно не видела. Мы играем на роялях из хрусталя, где вместо клавиш – голограммы, Они переливаются, когда пианист играет мелодию. А тут – черный корпус, белые тяжелые клавиши. К моему удивлению, Агата очень хорошо играла на таком ужасном инструменте. Я пришла, чтобы вернуть «Сто лет одиночества» - эту книгу я прочла залпом за шесть ночей. Хотела взять еще что-нибудь почитать.
Звуки мелодии переливались, переплетались и образовывали между собой что-то печальное, гордое и неповторимое.
- Ааа, это ты! – повернулась ко мне Агата, после того, как окончила играть.
- Прости, я заслушалась. Это так прекрасно! Что за мелодия?
- Называется «Мы – здесь». Одна из моих любимых. К сожалению, не знаю кто ее автор.
- Красивая… - заметила я, - а еще сыграть можешь? Хочется полностью послушать.
- Вообще-то это песня. Принесли однажды листок с мусорки. Сальватор знал, что мне понравится… Там были слова и ноты.
- Значит, ты сейчас споешь?
Агата покраснела:
- Могу, если ты не будешь меня судить за мои вокальные данные.
- Не буду!
-Они правда, очень и очень скромные…
- Пусть! Мне хочется послушать как ты поешь.
Агата выпрямилась, откинула волосы от своего лица назад, и начала играть «В твоих глазах» с самого начала.
Снова заиграла спокойная, но драматичная и грустная мелодия. Через некоторое время Агата подхватила мелодию и запела:
Звезды в твоих руках
Ласково с ночью играют.
Я смотрю, умиляясь -
Звезды в твоих руках!
Солнце в твоих небесах -
Это звезда взрывная,
Но со мной будто родная -
Вечно в моих волосах.
И на твоих берегах
Звери. Таких я не знаю,
И вся Земля там другая,
Та, что в твоих берегах.
Только в моих декабрях
Мне все ж роднее и лучше.
Мне там совсем не скучно.
Я там тону в снегах.
Пусть будем в разных мирах.
Я ведь тебя не стою.
Я не желаю покоя,
Что на твоих плечах.
И на твоих берегах
Люди. Таких я не знаю,
И вся Земля там другая,
Та, что в твоих берегах.
Я расправляю крылья.
Я становлюсь звездою,
Той, что не быть с тобою.
Та, что в твоих глазах.
И на твоих берегах
... я не знаю,
И вся Земля там другая,
Та, что в твоих берегах.
Она пела, а я даже не заметила ее скромных вокальных данных. Меня захватили слова песни. Казалось, что песня написана обо мне…
.