9 (21) июня император Франции Наполеон I приказал своей Великой армии выдвинуться к пограничному Неману и приступить к переправе. В воззвании к солдатам он писал: «Россия увлекается роком! Судьба ее должна исполниться… Перейдем Неман, внесем войну в русские пределы».
10 (22) июня посол Франции генерал Ж.-А.-Б. Лористон вручил в Петербурге управляющему министерством иностранных дел А.Н. Салтыкову ноту, в которой говорилось, что Наполеон «считает себя в состоянии войны с Россией».
12 (24) июня французская армия переправилась через Неман и вторглась в пределы Российской империи.
Имея значительное численное превосходство, Наполеон рассчитывал окружить и одним мощным ударом уничтожить русские войска сразу же в пограничном генеральном сражении. Но разъединенные русские армии под угрозой столкновения с главными силами противника отступили в глубь страны. Генеральное сражение было равносильно гибели, и командование решило действовать по отступательному плану Барклая де Толли – дать на берегах Волги «вторую Полтаву», удалив французов от баз жизнеобеспечения.
13 июня. Рескрипт Александра I председателю Государственного совета и Комитета министров фельдмаршалу Н.И. Салтыкову о вторжении армии Наполеона и начале военных действий: «…Все старания мои безуспешны. Император Наполеон в уме своем положил твердо разорить Россию. Предложения самые умеренные остались без ответа».
Император Александр I желал возглавить лично свои войска, т.к. единого командования над армиями не было, но роль главнокомандующего ему оказалась не по силам. Эту функцию выполнял генерал Барклай де Толли. Несмотря на обещания солдатам: «Никогда Вас не покину!», царь в Полоцке оставляет армию и в июле мчится в Москву молить о помощи дворянство и купечество. В начале войны с французами российский самодержец ведет себя отнюдь не героически. Как верно подметил А.С. Пушкин – «в двенадцатом году дрожал». Действительно, Александр Павлович оказался в критической ситуации – никогда еще со времен Батыя и Смуты в Россию не вторгалась столь многочисленная неприятельская армия. Предстояло не только выстоять под натиском «двунадесяти языков», но и изгнать их за пределы Отечества, а для этого требовалось поднять на борьбу русский народ. В своих подданных царь не очень верил, людские ресурсы для рекрутских наборов были почти исчерпаны в предыдущих войнах. Союзники, за чьи интересы тысячами гибли на полях Европы русские солдаты и офицеры, включая и гвардию, снова предали российского императора и обратили против него свое оружие. Россия теперь осталась одна против всей Европы. Имея печальный опыт поражений, Александр I в военном гении Наполеона и силе его армии не сомневался. Сдав практически полностью бразды правления государством преданному графу А.А. Аракчееву, в Москве государь решил попытаться заручиться поддержкой дворянства. Его беспокоили слухи, что среди подданных растет недовольство царствующей фамилией. Ведь соплеменники российской императрицы – баденцы, сейчас воевали в рядах французской армии, а ее родной брат, великий герцог Баденский Карл женат на приемной дочери Наполеона – великой княгини Стефании. Таким образом, выходило, что русская царица – родня «антихриста Буанапарте», которого уже во второй раз во всех православных церквях предавали анафеме.
Единственным человеком из царской фамилии, поддерживавшим Александра I в эти трудные дни, была его любимая сестра, великая княгиня Екатерина Павловна. Четвертая дочь Павла I с началом войны, среди всеобщей растерянности и подавленности проявила большую энергию и инициативу. Имея острый ум и твердость, она ободряла царственного брата и выступала против заключения перемирия с Наполеоном. Екатерина Павловна была женой принца Георгия Петровича Ольденбургского (Петра Фридриха Георга), которого французский император лишил наследного герцогства. Георг Ольденбургский в 1809 г. женился на сестре русского государя, после свадьбы был назначен генерал-губернатором Тверским, Новгородским и Ярославским и Главным директором Ведомства путей сообщения. Резиденцией Ольденбургских стал город Тверь. Отсюда Великая княгиня призывает брата к немедленному созданию добровольческих частей – прообразу всеобщего ополчения. А. Языков в своей книге «Батальон великой княгини Екатерины Павловны» напишет:
«27 июня, когда впервые только Император Александр писал Барклаю де Толли о намерении ко всеобщему воззвании народа, и во всяком случае прежде манифеста о всеобщем вооружении (6 июля) и предложения Смоленского дворянства (9 июля). Итак мы ясно видим, что не только сама мысль о народном вооружении, об ополчении, об устройстве особых батальонов или полков, насчет отдельных жертвователей, но даже формальное предложение о том заявлено было прежде всех, Ея Императорским Высочеством Великой Княгиней Екатериной Павловной и предшествовало всем в подобном роде предложениям».
Екатерина Павловна, которую при дворе называли не иначе как «смесь Петра Великого с Екатериной II и Александром I» предложила разумную мысль российскому императору на основании опыта «земской рати» 1807 года. Дворянство каждой губернии должно выставить за свой счет «полки» по тысячи ратников из крепостных крестьян, хорошо вооруженные и снабженные всем необходимым. Сперва это предложение она хотела довести до государя при помощи графа Ф.В. Ростопчина, губернатора Москвы. Но обязанный ей повышением по карьерной лестнице Ростопчин ее проект не поддержал, т.к. был сторонником идеи «всеобщего ополчения» – гораздо более многочисленного, но хуже обеспеченного. Несмотря на холодный отзыв Московского губернатора, Екатерина Павловна все равно представила Александру I этот проект в виде частной инициативы, что и было с «живейшей признательностью» принято последним 3 июля 1812 года. Великая княгиня, имея во владении огромный удел в 12-ти губерниях с населением в 70000 крестьян, предложила собрать ратников по обычной рекрутской норме – одного человека со ста душ мужского пола. Она принимала на свой счет их содержание на службе. Ратнику гарантировалось по окончанию войны возвращение домой, зачет за рекрутскую очередь, полное освобождение от всех казенных повинностей и оброка.
Идея Екатерины Павловны воплотилась в Высочайшем манифесте от 6 июля 1812 г., где Александр I предписывал дворянам формировать ополчение из своих крепостных, самим вступать в него и выбирать командующего. 12 июля император прибыл в Москву. Результат превзошел все ожидания. Московское общество с редким единодушием поддержало царя и правительство. Патриотический подъем был настолько велик, что правительство опасалось, что народное движение может принять нежелательные формы. С.Н. Глинка, участник собрания московского купечества и дворянства, по случаю приезда в Москву государя вспоминал:
«Жалостью сердечной закипели души русского купечества. Казалось в каждом гражданине воскрес дух Минина. Гремел общий голос: "Государь! Возьми все – и имущество, и жизнь нашу!"»
Во всех церквях Бежецка и уезда не исключая даже самых отдаленных местностей, куда из-за дурной дороги известия доходили с трудом по приказу Правительствующего Сената и Святейшего Синода был обнародован Высочайший манифест о всеобщем ополчении от 6 июля 1812 года. Чтение его сопровождалось молебнами о победе над врагом с коленопреклонением после каждой литургии. Вместе с манифестом звучало и воззвание Синода, призывавшее все сословия именем Господа на защиту Церкви. Далее следовало обращение к «мужам именитым», обладающим властью показать пример прочим, а также к служителям церкви о молитве и благословении вступить в ополчение тем из них, которые, «еще не определившись к служению» пожелают это.
Наконец Александр I решился призвать Россию дать всенародный отпор врагу. Но текст манифеста был очень общим, почти не дающим указания о способах сбора, и это вызвало много различных толков. По подобному манифесту о составлении временных ополчений и милиции от 30 ноября 1806 г. собрали в 31 губернии Российской империи – 200000 человек. В 1807 г. после Тильзитского мира 177000 крепостных «без разбору» набранных милиционеров не «возвратятся в свои домы и семейства, собственным их мужеством защищенные, где вкусят плоды мира». Они будут переведены в состав рекрут и будут принуждены продолжать службу в армии и флоте. Это было выгодно прежде всего дворянам, таким образом избавляющихся от крепостных негодных работников. Обман царя оставил тяжелый осадок недоверия в народной памяти. И в 1812 г. Александр I главную роль «спасителей Отечества» отводил тоже дворянству. Не будем забывать, что даже патриотически настроенные из них оставались помещикам, владеющими крепостными рабами. Принадлежащие им крестьяне для многих составляли единственный капитал. Материальный достаток был разным, в зависимости от состояния имения, должности на государственной или военной службе. Были и такие владельцы, чей достаток приближался к крестьянскому.
Император Александр ждал от губерний жертв и личных и имущественных, поэтому бежецким дворянам предстояла двоякая жертва: они должны были и лично поступать в ополчение, а также жертвовать своими крестьянами, т.е. своим капиталом. К 1812 г. бедные помещики совершенно разорены рекрутскими наборами. Причиной этого стали непрерывные войны, зачастую по две и три войны, веденные Россией на различных театрах. Они требовали от русской провинции небывалого количества будущих солдат и матросов. С 1805 по 1815 гг. всего за десять лет на Российскую империю (если сложить вместе годы войн) пришелся 21 год военных испытаний. Противниками были: Франция, Персия, Турция, Швеция, Англия, кавказские горцы и киргизские орды. Ветераны суворовских походов, составлявшие костяк полков, сложили свои головы на полях сражений еще до Отечественной войны 1812 года. Потери возмещались рекрутскими наборами. Так только по Бежецкому уезду (не считая ополченского набора) было взято с 500 душ:
В 1802 г. по два рекрута.
В 1803 г. по два рекрута.
В 1804 г. по одному рекруту.
В 1808-09 гг. было два набора по три рекрута.
В 1810 г. по три рекрута.
В 1811 г. по четыре рекрута.
В 1812 г. было три набора.
В 1813 г. было два набора.
Как отмечают современники, эти наборы совершенно обескровили сельское и городское население. Бежецкий уезд (образован в 1775 г. в составе Тверского наместничества, центр – Бежецк) считался в то время одним из самых населенных в Тверской губернии. Несмотря на то, что исторические земли Бежецкого Верха с населением 71795 душ мужского пола во время Екатерининской перестройки России были значительно урезаны. Императрица считала, что людей в уезде должно быть не более 30000. Земли Бежецкого Верха вошли в состав других уездов, а также соседних с Тверским наместничеств. Значительная область бежецких земель понадобилась для вновь образованных городов Весьегонска и Красного Холма. В 1796 г. Красный Холм обращен из уездного города в заштатный и приписан к Бежецкому езду, чтобы увеличило его население вдвое. В первой четверти XIX в. в нем числилось 452 дворянина-землевладельца, 99 из них представители старинных фамилий. Количество крестьян, принадлежавших помещикам определялось в 32526 душ мужского пола.
Если помещики России были обеспокоены расходами и убытками в предстоящей войне, то Александр I и правительство опасались бунта крепостных крестьян и «новой пугачевщины», ибо нашествие французов они могли воспринять как надежду освобождения от рабского ярма. Меры предосторожности российский государь предпринял еще до начала войны и назначил для подавления возможных крестьянских волнений в каждой губернии по полубатальону в 300 солдат. В письме к сестре Великой Княгине Екатерине Павловне в Тверь император сообщает:
«Предположите, что начнется серьезный бунт и что 300 человек будет недостаточно (для усмирения), тогда тотчас же могут быть употреблены в дело полубатальоны соседних губерний, а так как, например Тверская губерния окружена шестью другими, то это составит уже 2100 человек».
Будущий прославленный в сражениях 1812-13 гг. Егерский батальон Великой княгини Екатерины Павловны собирался первоначально по Высочайшему повелению от 3 июля 1812 г. как особый батальон для защиты не только Отечества, но и имений тверских помещиков от возможных погромов крепостных крестьян.
18 июля 1812 г. в Твери и по уездам губернии на «Собрании благородных дворян» был зачитан новый манифест императора Александра I о разделении 16 губерний центральной части России на ополченские округа и ускорении формирований казачьих полков. Того же числа генерал-губернатор принц Георг Ольденбургский обратился к населению с призывом защитить Отечество. Он считал своим долгом поддержать патриотическое настроение в обществе. Генерал-губернатор Тверской, Новгородский, Ярославский доносил Александру I:
«Дворянство (тверское) единодушно изъявило в собрании полную готовность, в случае нужды, всем до единого принять, каждому, по силам и летам, участие в защите возлюбленного Монарха и Отечества, и жертвовать для сего всем достоянием».
Разумеется, среди бежецких дворян всех рангов были бескорыстные патриоты, понимавшие, какая опасность грозит Отчизне, для других же набор в ополчение и даже добровольные пожертвования расценивались как исполнение повинности. Как верно подметил один из современников:
«Были люди, которые жертвовали всем, были наоборот, такие, которые пользовались моментом для удовлетворения своих личных выгод».
В Твери представители уездного дворянства определяли уравнительный размер пожертвований людьми и «добровольный взнос», он становился обязательной нормой для всех помещиков. Государственные крестьяне к ополчению не привлекались, и эта обязанность ложилась только на помещичьих крестьян и тем резче подчеркивало их бесправие. Крепостные ратники могли вступать в ополчение только от лица своего хозяина, т.е. как его пожертвование. Добровольцев не было, ибо без санкции хозяина таковые по закону считались беглыми.
Среди духовенства и купечества наблюдались в те дни такие же настроения. Купцы тратили слов меньше, а денег больше, чем благородные господа, но и среди них были люди, которые делая огромные пожертвования в пользу Отечества, вскоре их возвращали, втридорога сбывая свои товары. В качестве примера можно привести интересное свидетельство очевидца А. Бестужева-Рюмина:
«До воззвания к первопрестольной столице – Москве государем императором, в лавках купеческих сабля и шпага продавались по 6 рублей и дешевле: пара пистолетов тульского мастерства 8 и 7 рублей; ружье и карабин того же мастерства 11, 12 и 15 рублей, дороже не продавали: но когда прочтено было воззвание императора и учреждено ополчение противу врага, то та же самая сабля или шпага стоила уже 30 и 40 рублей; пара пистолетов 35 и даже 50 рублей; ружье, карабин не продавали ниже 80 рублей и проч. Купцы видели, что с голыми руками отразить неприятеля нельзя и без совестно воспользовались этим случаем для своего обогащения. Мастеровые, как-то; портные, сапожники и другие утроили или учетверили цену своей работы, – словом, все необходимое, нужное, даже съестные припасы, высоко вздрожали».
На призыв Святейшего Синода к «пастырям и служителям алтаря» – «Всех научайте словом и делом, не дорожить никакою собственностью, кроме Веры и Отечества» – откликнулось бежецкое духовенство: внесли пожертвования Благочинный Бежецкого уезда села Кушалина священник Григорий Стефанов: от священнослужителей 83 рубля, от прихожан села Славнова 4 рубля 32 копейки и от церквей 585 рублей. Архимандрит Краснохолмского Николаевского Антониева монастыря Сергий от себя 100 рублей, от братии 70 рублей да от монастыря серебра 1 фунт 17 золотников. Добровольцами пойти на войну с врагом записались в основном юные учащиеся уездных и приходских духовных училищ. Около 40 человек поступило в ополчение, но гораздо больше из них было привлечено в ряды Егерского батальона Великой княгини Екатерины Павловны. Всего туда было записалось 77 семинаристов, 26 церковнослужителей, в том числе даже один послушник. Так из 22 добровольцев из Кашина только двум исполнилось 19 лет, остальным были 15-16-летними, одному же – только 13 лет. Вступали добровольно в егеря Великой Княгини, иногда не получив даже разрешение от своего духовного начальства, как например бежецкий ученик Николай Воздвиженский. За храбрость в сражениях и усердие в службе он будет произведен в чин унтер-офицера. Другого добровольца, ученика бежецкого училища Петра Метлина вернут домой «по малолетству».
Но наряду с высокими образцами патриотизма среди духовенства были случаи совершенно противоположные. Известно про разбирательство между духовным и воинским начальствами по поводу добровольцев из Краснохолмского училища 14-летнего Ивана Мальцева и 15-летнего Ивана Сипягина. Они сперва заявили о вступлении в батальон, но «передумали и подали прошения от освобождения их от этого обязательства в комиссию духовного училища». В Государственном архиве Тверской области сохранился список учеников Тверской духовной семинарии, находившихся на каникулах в Старицком уезде и отказавшихся вступать в ополчение в 1812 года.
Продолжение следует...