Знаете, какой был мой самый страшный кошмар с тех пор, как стало понятно, что женщины меня не привлекают? Страх при одной мысли, что раскроется моя ориентация. И тогда окружающие станут относиться не как к равному, а как к выродку, ошибке природы. Я даже семье до сих пор не признался. И не собираюсь. Стоит только представить картинку: единственный сын и внук усаживает рядком своих стариков и делает каминг-аут, а потом вызывает скорую к пациентам с подозрением на три инфаркта, и сразу отпадает любое желание делать признания. Ну да, не дано мне смелости плевать в лицо враждебном миру, и я предпочитаю не выпячивать, по возможности не афишировать свою личную жизнь. Хотя бы потому, что это касается только меня и человека, который находится рядом. А бороться с ветряными мельницами - занятие, может, и благородное, но бесполезное и небезопасное. Да и почему я должен кого-то убеждать в своей полноценности? Тот, чей ум не зашорен догмами и ложной моралью, и без доказательств будет меня принимать. Ведь ориентация - это далеко не самое важное. А фанатичным гомофобам я ничем не обязан. Пусть давятся своей ненавистью и делят человечество на правильных и неправильных, если заняться больше нечем, как вылавливать в каждом прохожем гея или лесбиянку.
Но должен признаться, меня безмерно изумляют и, что скрывать, раздражают манерные мальчики и мужчины со слащавыми, нарочито женственными ужимками. Они словно кричат на каждом углу о своей гомосексуальной принадлежности. И это бесит! Я мужчина. Мои предпочтения в сексе не делают меня девочкой, несмотря на то, что я предпочитаю быть снизу. И потому, когда вижу нечто, тянущее слащавым голосом: "Противный мальчишка" - то просто хочется въехать кулаком в челюсть. Причем я осознаю, что такое отношение предвзятое, и борюсь с ним, как умею. Каждый сам решает, как себя вести, и не мне кого-то учить. К тому же, не хочу уподобляться ненавидящим нас гомофобам, ведь человек может оказаться интересным, умным и даже приятным в общении. Да что там! Он может стать твоим другом. Случается даже такое. Надо только постараться закрыть глаза на кривлянье и ужимки. Но если быть честным - это нелегко. Поэтому в особо тяжелых случаях есть несложное решение проблемы: развернуться и уйти. Однако в тот вечер у меня не было свободы выбора.
Как я попал в клуб? Да заблудился, пока ждал Мишку, и сунул нос, куда не следовало.
Дверь сливалась с серой каменной стеной дома сталинской постройки. Я ее поначалу даже не сразу заметил. Просто увидел, что стоит мужик лет сорока и курит, раздраженно стряхивая пепел в тающий снег. Если бы не это периодическое движение руки и огонек на конце сигареты, то и его бы проморгал. Он как будто врос в окружающую обстановку. Какой-то неуловимо угрожающий и в то же время смешной. Лысоватый, невысокий и широченный как шкаф в прихожей у меня дома. Однако вовсе не качок с горой бесполезных стероидных мускулов. И одет только в темную рубашку и брюки. Как-то слишком легко для такой погоды
— "Наверное, кого-то ждет", — подумал я и, подавив инстинктивное желание уйти из поля его зрения, подошел спросить который час и узнать, как пройти к метро.
Но не успел даже рот открыть, как попал. Он пристально зыркнул на меня, неожиданно схватил за грудки, встряхнул пару раз и злобно прошипел.
— Что же ты делаешь, гаденыш? — отпустил, сгреб огромной ручищей за шкирку, как провинившегося котенка. — Где тебя носит? Хозяин твою задницу за такие выкрутасы трахнет и прибьет. Или прибьет и трахнет. А если не прибьет и не затрахает, то я прибью и дотрахаю, чертов педик. Вот за что мне эта канитель? Одна возня с вами, шлюхами.
— Ну и красноречие, — не успев подумать с кем говорю, нервно хохотнул я.
Со мной постоянно так происходит. Ляпну что-нибудь, а после расхлебываю. Но сейчас, похоже, влетел по-крупному. И самое обидное - непонятно в чем дело!
— Так ты еще и остряк? А ну-ка, пошли. Сейчас тебе вставят по самое не хочу. Сразу расхочется шутить.
Мужик решительно двинулся к стене, и я с ужасом понял, что меня сейчас натуральным образом по ней размажут.
— Дяденька, что я Вам сделал? Не надо, — в такой ситуации не до гордости. Он же самый настоящий псих! А я еще пожить хочу. У меня мама, бабушка и дедушка. Их нельзя расстраивать своей преждевременной смертью. У меня безответная любовь, и потому я мало сексом занимался. Мастурбация каждое утро не считается. Короче, Станислав Петренко еще не готов умирать. — Отпустите, пожалуйста! Я больше так не буду.
— Заткнись! — прорычал он, пнул ногой стену, распахнул металлическую дверь и затащил меня в тускло освещенное помещение.
Мгновенно накатившее облегчение тут же сменил очередной приступ паники.
— "Как он узнал, что я гей? И что за херня вообще творится?" — лихорадочно билось в моем мозгу. — "Черт, во что же я вляпался?"
— Не тормози, щенок! — мужик влепил мне затрещину и погнал по длинному узкому коридору.
— Эй, да за что?
— Заткнулся и пошел!
— Послушайте, не знаю в чем дело, но вы меня явно с кем-то спутали, — пытаясь вывернуться из его лап, быстро проговорил я.
— Пацан, слушай что скажу, — неслабо долбанув меня об стенку, проникновенно произнес мужик, — Если ты сейчас не захлопнешь пасть и не пойдешь куда говорят, то я тебя так отделаю, что родная мама не опознает. В морге. Не нарывайся на п и з дилюну! Понял меня?
— Понял, понял, — я поднял руки ладонями вверх, показывая что сдаюсь. — Не надо меня бить. Я сам пойду, хорошо?
— Давай. Но только попробуй дернуться, сразу урою, — хмуро предупредил он. — Иди вперед.
Голова гудела после удара об стену. Хорошо он меня приложил - как минимум вскочит шишка. И кто снова за язык дергал, спрашивается? Видно, мало получил. А добился только того, что еще больше разозлил этого психованного. Мы шли быстрым шагом по коридору, но я успевал украдкой осматриваться. Стены выкрашены в болотный цвет, затоптанный пол. Ну и помойка. Что за местечко?
— Не тормози, — прикрикнул мужик и слегка подтолкнул меня в спину.
Пару раз свернули. Направо, налево. Освещение практически исчезло. Как отсюда выбираться? И удастся ли выйти живым?
— Заходи, — он втолкнул меня в ярко освещенную комнату, и в первое мгновение свет резанул глаза.
А потом я проморгался и... понял, что лучше бы ослеп на время!
Я люблю изобразительное искусство, но повесить копию "Страшного суда" Босха* в своем личном пространстве - это определенный сигнал и повод для раздумий о человеке. Лично мне было бы очень неуютно постоянно находиться рядом с подобной картиной.
— Посмотри на меня! — раздалось требовательное восклицание.
Фу, какой визгливый бабский голос. Я передернул плечами и перевел взгляд на говорившего. В роскошно обставленном кабинете за столом сандалового дерева развалился в небрежной позе какой-то тип. Откуда знаю что сандаловое? Дедушка плотничает на досуге, а я с детства был на подхвате, и теперь с ходу могу определить породу практически любой древесины.
— Я сказал, на меня!
Вот ведь неугомонный. Пришлось посмотреть на обладателя "чудного тенора". И тут меня от увиденного уже натурально перекосило. На бледном узком лице выщипанные брови, чуть подведенные глаза и бесцветный блеск на тонких губах, тщательно уложенные, крашеные волосы, холеные белые руки, печатка на правом мизинце и маникюр. Твою мать, у него накрашены ногти! Я уставился на незнакомца во все глаза, и по выражению на моем лице можно было понять все. А по тому как недобро прищурились блеклые глаза, это "все" владельцу кабинета, видимо, сильно не понравилось. Он надменно приподнял бровь и, постукивая тонкой длинной сигаретой по столу, недовольно произнес.
— Что-то ты долго Шульга.
— Так, Артур Федосеич, я не виноват. Сучонок опоздал на полчаса!
— Прекрати выражаться! — простонал тот и страдальческим жестом приложил ладонь ко лбу. — Ты же знаешь, что я не терплю грубости. Сколько можно повторять?
— Виноват.
Я чуть не расхохотался. Ну прямо барин и слуга из школьной программы по литературному чтению. Услышав мое фырканье, они одновременно уставились на меня. Что же, самое время прояснить наконец весь этот абсурд.
— Э, послушайте... — начал было я.
— Какие наглые шалавы пошли. Тебе не кажется, Шульга?
— И не говорите. Пытался пойти на попятную, мол я не я. Меня тут не стояло. Так пришлось скрутить и... — тут он замялся.
Видно превышение полномочий совсем не поощрялось.
— Ты же знаешь, что портить товарный вид девочек нельзя, — обманчиво ласково сказал Артур. — Лишу премии, паршивец.
— А я чо? Я ничо, — пробурчал Шульга. — А не ставьте меня на шлюх! Я под это не заточен! — воинственно прорычал он и демонстративно сложил руки на груди.
— Олег, что ли, на смене?
Шульга сверкнул глазами и, отвернувшись в сторону, промолчал.
— Понятно, — хохотнул Артур.
И, наконец, обратил внимание на мою персону. Не могу сказать, что мне это понравилось. Кому будет приятно оказаться под прицелом немигающего змеиного взгляда? У меня сразу мороз по коже пошел и захотелось покинуть помещение. Только окон в кабинете, похожем на бункер не было, а проход к единственной двери блокировала туша Шульги.
— Так-так-так, — мерзким тоном пропел Артур и, выскользнув из-за стола, стал неторопливо приближаться. — Посмотрим что у нас тут. Какой-то ты невзрачный, — скривился он. — Кира совсем нюх потерял. Присылать мне серую банальщину. Куда катится мир?
Он несколько раз обошел вокруг, рассматривая меня как лошадь на базаре. Я непроизвольно поморщился от ударившего в нос тяжелого сладкого запаха одеколона. Все в этом Артуре было чересчур. Бывают же люди без чувства меры.
— Слушайте, как там Вас... — снова начал я. И вдруг... — Ай, — подпрыгнул от неожиданности. Этот урод схватил меня за задницу! — Ты что, мужик?! Совсем охренел?
Со своего места угрожающе, как собака, зарычал Шульга, а Артур расхохотался и резюмировал.
— Вот значит как! Темпераментная девочка. Надеюсь, что в постели ты такой же крикливый. Клиентам это должно понравиться.
— Какая я тебе девочка, козел?
Во мгновение ока я оказался в воздухе, и перед моим лицом замаячила разъяренная рожа Шульги.
— Слышь, пацан, я тебе что сказал? А? Я тебя предупреждал, курва? Я сейчас твои яйца в бараний рог скручу!
— Отпусти его, — хмыкнул Артур. — Сейчас мы как раз и проверим яйца.
Шульга поставил меня на пол, заломил руки за спину так, что невозможно было двинуться, и шумно засопел в затылок.
— А коготки мы пообломаем, — насмешливо протянул Артур и сжал в кулаке мою мошонку. Да с такой силой, что у меня перехватило дыхание. — У нас большой опыт в воспитании непослушных девочек, — одной рукой он продолжал слегка выкручивать мошонку, а второй расстегнул молнию на джинсах, залез в трусы и стал грубо дрочить мой член.
Я яростно извивался в стальном захвате и пытался вырваться. Бесполезно. По лицу текли слезы. Но от смеси боли и наслаждения стояло у меня так, что аж яйца ломило.
— Надо же какая чувствительная детка, — смотря в лицо холодным изучающим взором, мурлыкал Артур. — Член не впечатляет, но в нашем случае это не главное. Задница у тебя что надо. И реакция на стимуляцию хорошая. Пожалуй, с тобой можно делать бизнес. Пообломаем, поднатаскаем. Ну-ка, расслабься, прекрати зажиматься. Я же вижу, что тебе нравится. Все бы отдал за такой стояк.
И я, не выдержав, сдался. Говорят же, что в такие моменты мужчины думают не головой, а членом. Просто откинул голову на плечо Шульги и перестал сдерживать стоны. Через несколько минут все было кончено. Я обессиленно обмяк в недружелюбных объятиях, а Артур неторопливо вытер руки влажной салфеткой, уселся на диван, изящно скрестил ноги в узких брюках и закурил.
— Усади его рядом со мной и дай вытереться, — прозвучал приказ.
Потом он еще что-то говорил, но я не слушал. Тело было здесь, но мысли плавали где-то далеко, в полном астрале. Мишка звал меня с собой? Нет, я правильно сделал, что не согласился. Когда бы еще такое могло произойти? Громила с лицом доброго Дедушки Мороза и повадками наемного убийцы избил меня, манерный пидор насильно отдрочил, а сейчас сижу в измазанных спермой штанах на диване в кабинете сутенера и, наверное, скоро выйду на работу в бордель. К тому же, кажется, я мазохист. Готов поставить свою месячную стипендию на то, что Мишка и вполовину не так увлекательно и познавательно проводит вечер. А ведь говорила мама: "Не ходи, сынок, поздно вечером по пустынным улицам. Не подходи к незнакомым дяденькам." Похоже, это правило работает и после совершеннолетия.
— Кира! — до слуха словно сквозь туман донесся истерический вопль. — А ты не мог раньше позвонить и сказать, что твой протеже заболел? Я же сейчас чуть под статью не попал! Ты в курсе, что в тюрьме нет косметических услуг?
Ого! Кажется, пока я предавался посторгазменным размышлениям, дело само собой разрешилось.
— А ты?! — обращаясь уже ко мне, проорал Артур без тени жеманства. — Не мог сказать, что не от Киры? И откуда ты, вообще... Шульга! — зловеще протянул он и обернулся к нему.
Тот вжал голову в плечи и стоял с видом побитой собаки.
— Виноват, Артур Федосеич.
— Идиот, — сокрушенно покачал головой Артур и сказал елейным тоном в трубку. — Кирочка, ты мой должник. Я из-за твой оплошности чуть было не выпустил необученного мальчика к клиентуре.
Из трубки донеслось возбужденное бу-бу-бу.
— "Дом Периньон" будет принят в качестве извинения, — милостиво ответил Артур. — Ящик, Кира, не меньше. Нет, пей свою "Вдову"** сам. Натурал? Нет, мальчик наш. Ага, в теме. Очень даже. Интересный, — он бросил на меня мимолетный взгляд. — Да, наверное, стоит попробовать. Тоже целую. Именно туда, — последние слова он прошептал интимным шепотом.
С громким щелчком опустил трубку телефона, уселся в кресло, придвинул навороченную пепельницу, украшенную кристаллами, к себе и приказал.
— Рассказывай как ты попал в руки Шульги.
— Я просто заблудился в незнакомом районе. Увидел его и подошел узнать, как пройти к метро.
— Гм, — Артур какое-то время пристально смотрел на меня, постукивая указательным пальцем по поверхности стола. — Интересно, интересно. Как тебя зовут?
— Станислав.
— Учишься, работаешь?
— И учусь, и работаю. А к чему все эти вопросы? Разве после случившегося не полагается принести извинения и выпустить меня отсюда?
— Это всегда успеется. Шульга, плесни ему виски на два пальца и три кубика льда.
— Я не буду, — попытался было воспротивиться я.
— Помолчи. И послушай.
Громила грубо впихнул в мою руку запотевший стакан и остался стоять напротив. Под его тяжелым взглядом я сделал большой глоток, поперхнулся и закашлялся.
— Какой факультет?
— Все-таки допрос, — отдышавшись, язвительно констатировал я.
— Почему же сразу допрос? После того, как мы стали столь близки, могу я узнать чуть больше о том, кому бесплатно оказал приятную услугу?
Тут я не выдержал и расхохотался. Каким-то непостижимым образом этот диалог на грани абсурда расслаблял. Или начало сказываться действие виски. Не знаю. Но потом уже совершенно спокойно отвечал на задаваемые вопросы.
— Искусствоведение.
— Специализация?
— Русское искусство.
— Ты ведь узнал художника?
— Конечно, было бы удивительно не узнать, учитывая, где я учусь.
— И ты не местный, — неожиданно проницательно заметил Артур. — Наверное, денег постоянно не хватает?
— С чего Вы взяли? Я работаю курьером.
— Не смеши. Много ты там зарабатываешь? Копейки! Наверное, только на хлеб с молоком и хватает.
— Что Вы хотите мне предложить?
— Умный мальчик, — пробормотал Артур и спросил. — Не хочешь поработать на меня?
— А кем? — удивился я. — Официантом или барменом не сумею, вышибалой сами не предложите, на кухне работать я не буду. Шлюхой?
— Шлюхи на соседней улице стоят, а у меня приличное заведение. Мои мальчики работают в эскорте, имеют защиту и хорошие деньги.
— Ну допустим. Верю, что это именно так. Только я-то Вам зачем сдался? Сами же сказали: серая банальщина, — я осторожно отпил из стакана, но горло все равно обожгло огнем. Все-таки крепкие напитки не по моей части.
— Так кажется только на первый взгляд. В тебе заложен очень неплохой потенциал. Приятная внешность и фигура. Приодеть, волосы привести в порядок, и станешь настоящей конфеткой. Умеешь поддержать разговор. Но видно, что соображаешь, когда лучше промолчать. Поверь, не так много мальчиков понимают, как надо себя вести, и рано или поздно зарываются. Так неприятно ставить их на место, — он манерным жестом коснулся прилизанной головы. — В тебя же нужные качества уже вложены. Скромность, податливость, понимание своего положения. Взбрыкиваешь по молодости. Это поправимо. И, главное... — он прищурился и похотливо облизнулся.
— Нет! Я в Ваши садо-мазохисткие штучки не играю! — твердо заявил я. — Не будет этого.
Он хмыкнул, и щелкнув пальцами, приказал. — Шульга, сигарету.
— Артур Федосеич, Вы слишком много курите, — осмелился возразить тот, однако кинулся к столу за сигаретами, которые лежали всего в паре сантиметров от Артура, и с услужливым поклоном поднес пачку.
— Только тебя не спрашивали, — вздорным тоном произнес Артур и с наслаждением прикурил от зажигалки, возникшей в руке Шульги как по мановению волшебной палочки. — Заметь, Стас, ты сейчас сам сказал о садо-мазо, — усмехнувшись, обратился он уже ко мне. — Я, вообще-то, имел ввиду нечто другое. Но ты в себе этого качества не замечаешь и, пожалуй, так даже лучше.
Все, хватит с меня! Я одним махом допил виски, поморщился и начал было подниматься с дивана, но рычание громилы остановило.
— Шульга, чувствуешь аромат его ауры? — покачивая ногой, обутой в пушистый розовый тапочек, напыщенно спросил Артур.
— Запах виски чувствую, — озадаченно пробормотал тот, потянулся ко мне, внюхался, пошмыгал носом и покраснел. — Спермой еще пахнет.
Тут я не выдержал и заржал. На арене сутенер-дрочер в бабской домашней обуви, а верный телохранитель подрабатывает нюхачом аур. Цирк в борделе. Вечер чудес, блин!
— Боже, какой идиот, — обреченно сказал Артур и закатил глаза.
— Виноват, шеф.
— Клинический идиот.
— Виноват, Артур Федосеич.
— Но твое счастье, что ты преданный идиот. Потому и держу, иначе давно бы мел улицу возле моего клуба.
— Рад стараться! Спасибо за все! — гаркнул Шульга.
— А ты на коленочки встань, на коленочки, — давясь от смеха, подсказал я.
И он стал опускаться на пол. Я скорчился от хохота и начал икать.
— Идиот! Имбецил! — с побагровевшим лицом заорал Артур. — Нет, я не могу! За что? Чем я провинился, Господи?! Встань сейчас же! Нет, у меня сейчас будет удар!
И вот в такой трагикомический момент отворилась дверь и вошли двое...
Примечания:
* Страшный суд (триптих), Иероним Босх, (около 1450—1516) — нидерландский художник, один из крупнейших мастеров Северного Возрождения.
** Вдова Клико — марка элитного французского шампанского.