Выходные премьер-министр решил провести на юге, где у него было собственное имение. Надоела столичная мартовская слякоть. Хотелось ближе к солнцу и теплу.
Конечно, с его-то возможностями и собственным самолётом премьер мог слетать на уик-энд куда угодно, хоть на пляжи Австралии. Но он был истинным патриотом, поэтому в выходные отправился в родное имение на родной земле. Заодно и на лыжах можно покататься, тут до известного лыжного курорта – рукой подать.
Премьер пил вино из собственных виноградников и заедал его хамоном. Причём хамон был не какой-нибудь импортозамещённый, для рядовых покупателей, а самый что ни на есть всамделищный, испанский. Его премьеру возили на личном самолёте прямиком из Мадрида.
Премьер частенько представлял себя в роли помещика. Или даже плантатора. Благородное слово «плантатор» очень даже нравилось премьеру. Звучит почти что как «патриций». Премьер воображал, как сидит он в белой рубашке на берегу синего моря, а чернокожий дворецкий наливает ему вино в бокал.
Премьер уже забыл далёкие 1990-е годы, когда он жил на нищенскую зарплату преподавателя юридического факультета. Теперь он мог себе позволить всё. Или почти всё.
На днях премьер встречался со студентами юридического факультета и со знанием дела рассказывал им об успехе в жизни. О том, как важно хорошо учиться и хорошо работать. А там, глядишь… станет какой-нибудь твой однокурсник или сослуживец президентом, а тебя сделает премьер-министром. Или генеральным прокурором. Или начальником следственного комитета. Или…
От этих размышлений премьера отвлёк настойчивый телефонный звонок. На том конце провода был секретарь совета безопасности.
- Господин премьер-министр, извините за беспокойство в выходной день, но вы телевизор смотрите? – спросил тот.
- Нет. А что такое?
- Там беспорядки.
- Где беспорядки, в Париже что ли? – спросил премьер, лениво переключая центральные каналы. Беспорядков на экране не было.
«Сам ты в Париже!» - с раздражением подумал секретарь Совбеза, а вслух сказал:
- Да отключите вы каналы для лохов! Включите «Ливень» или деловой канал.
Премьер послушно переключился и увидел прямую трансляцию. Лучше бы он её не видел. Прямо в центре столицы многотысячная толпа демонстрантов дружно скандировала антикоррупционные лозунги, а полицейские деловито выхватывали из неё активистов и тащили их в автозаки. В толпе мелькало много молодых лиц, по виду студентов и школьников. Премьеру даже показалось, что он увидел тех самых студентов, которых недавно учил уму-разуму. Вино в бокале сразу утратило приятный аромат, а хамон показался совершенно безвкусным.
- Вот ведь засранцы! – в сердцах выругался премьер и продолжил, обращаясь к собеседнику на том конце провода:
- Слушай, ну что мы для них не сделали!? Южный полуостров им вернули, страну с колен подняли. У каждого сегодня айпад или айфон. Студенты в институты на собственных авто ездят. Что мы ещё не сделали!? Может, зря распустили молодёжное движение «Наши недоросли»? Где его генеральный комиссар? Максим, кажется.
- В тюрьме. Сидит за мошенничество с патриотическими грантами.
- Эх, говорили ему, не по чину – не хапай! А где заместитель комиссара, Мария Дракова?
- Уехала на ПМЖ в Америку.
- Вот ведь сволочь! Мы ей медаль за службу Родине, а она – на Запад! Чему такие комиссары могут научить молодёжь, спрашивается! А где наши патриотические НКО? Почему их нет на улице?
- Да кто где, - ответил секретарь Совбеза. – Байкеры уехали в очередной агитпробег, казаки получили грант на патриотическое воспитание и пошли обмывать это дело в пивную, активисты НОДа изучают рецептуру тортов.
- Это ещё зачем? – не понял премьер.
- Чтобы понять, какой торт лучше метать в Подвального.
- Опять этот Подвальный, - поморщился премьер. – Вы что, закрыть его никак не можете?
- Господин премьер-министр, поверьте мне, следователи следственного комитета днём и ночью землю носом роют, но ничего, кроме сомнительного дела фирмы «Курамнасмех» так и не нарыли. Да и это дело постоянно оспаривается в различных судебных инстанциях.
- А связи с Западом?
- Тоже ничего не обнаружено.
- Вот что, любезный. Приготовь-ка мне проект постановления кабинета министров о запрете упоминания имени Подвального в прессе. Мы опубликуем его в газетах и разместим на всех официальных сайтах.
- Извините, господин премьер, но мы тем самым только привлечём к оппозиционному политику внимание.
- Да, верно, как-то я об этом не подумал. Ничего, придумаем что-нибудь. Тогда вот что, распорядитесь об изъятии из школьной программы произведений Гоголя-Щедрина. Его россказни о коррупции разлагающе влияют на подрастающее поколение. Разве это патриотично – разглагольствовать о взяточничестве в собственной стране? Лучше б говорили о коррупции в соседних странах. Там её немерено.
- Будет сделано. Что-нибудь ещё?
- С патриархом свяжитесь. Пусть он со своими попами предаст всех демонстрантов анафеме, не то не видать ему Собора в Северной столице как собственных ушей. Оставим соборно-музейный комплекс в государственной собственности. Так и передайте.
- Будет сделано, - и секретарь Совбеза отключился.
Закончив разговор, премьер спустился в шубохранилище, где в отдельном банковском сейфе лежала его заначка на чёрный день – пачки долларов и евро в банковской упаковке.
«Чёрный нал на чёрный день! – с иронией подумал премьер. – С другой стороны, а что я теряю-то? «Мэр лужков и полей», как его называли, стал после отставки пасечником, разводит пчёл и в ус не дует. А я стану плантатором. Звучит-то как благородно – план-татор! Это вам не пасечник».
Посещение шубохранилища успокоило премьера. Он вернулся в гостиную и уселся в кресло. Вино в бокале вновь обрело приятный аромат.