Печных дел мастер

Валентина Колбина
               

Впервые увидев Алексея Ивановича, я была немного удивлена. Воображение рисовало высокого широкоплечего человека с серьёзным, пронзительным взглядом, неулыбчивого и немного сурового. С такого рода руководителями приходилось встречаться. Каково же было удивление, когда к нам подошёл среднего роста, коренастый мужчина, с какими-то чуть грустноватыми глазами и виноватой улыбкой. Его голос – тихий и приглушённый, совсем не походил на командный голос моего начальника.
   – Алексей Иванович, – как бы смущаясь, представился он. И снова замолчал, будто собирался с мыслями: «а о чём говорить дальше».
   
Много позже, когда довелось пожить в доме Алексея Ивановича, познакомиться с его привычками, особенностями быта, семейными отношениями, я поняла, из чего сложился его характер, узнала историю жизни простого паренька из бедной крестьянской семьи, узнала о том, что ему пришлось испытать, какие обстоятельства изменили его судьбу, и что двигало им все эти годы.
   Наши отношения продолжались долго, более тридцати лет. За это время можно было хорошо понять этого человека и истоки его характера.

    Всегда удивлялась таким контрастам: скромный, неприметный внешне человек, а всю жизнь работал руководителем. И твёрдо могу сказать: хорошим руководителем.  Прошёл путь от бригадира полеводческой бригады (ещё до войны) до председателя колхоза. Перед выходом на пенсию работал председателем сельского совета. Но никак не «тянул» на начальника. Ни обликом, ни манерами поведения.
   При такой должности всегда был скромен в одежде: рядовой костюм, простые светлые рубашки и – никаких галстуков. Ни на работу, ни на торжества.            
 
 Имея фронтовые и трудовые награды, надевал их редко. На моей памяти – два-три раза, когда приглашали в райцентр на юбилейные мероприятия. Лежали его орден и медали в комоде в пластмассовой шкатулке. Когда сыновья были маленькими, иногда доставали их, рассматривали, примеряли.  А отец, по своей скромности, о заслугах старался много не говорить.
   Редко видела его с книгами. На столе лежали только газеты: районка, республиканская и центральная «Правда». Но он штудировал их от «корки до корки». Иногда что-то подчёркивал, откладывал в сторону, а когда приезжал старший сын, после ужина устраивались дискуссии на политические и хозяйственные темы.
   Обладал крестьянской хваткой, смекалкой, практическими знаниями, хотя за плечами было всего пять классов деревенской школы.  Что-то перенял от отца, никогда не отрицал советов других людей, учился на чужом опыте. И чутьё его не подводило.
   
Никогда не повышал голоса, но его слушались. А как ещё? Алексей Иванович был в родной деревне непререкаемым авторитетом.  Может, время тогда было такое. Люди знали, что колхоз – это их родное хозяйство, ведь тащили его из нищеты всем миром. И во главе был Иваныч, как его тогда называли односельчане. Вместе с рядовыми колхозниками он и пахал, и сеял, и молотил, и строил.  А по вечерам заботы и мысли были только об одном: «Как успеть управиться с посевной, как до дождей убрать сено, как не допустить падежа на фермах, что ещё придумать, чтобы облегчить труд колхозников…»
   Хороший, заботливый муж и отец, но дом всегда был на втором плане. Знал: тыл крепкий, семья дружная, работящая. Жена – стержень, на котором держалось всё: и хозяйство, и дом, и дети.

  ***
   Непросто складывалась его жизнь. Только женился, привёл молодую супругу в старенький родительский дом, только одна за другой народились две дочки, а тут – война. Ушёл на фронт, как сотни призывников своего района. Три месяца учёбы в пулемётной школе и – под Москву. Там получил первое ранение. Потом – госпиталь, краткосрочная побывка домой, снова – фронт. По состоянию здоровья нести дальнейшую службу не мог, и отправили тридцатилетнего Алексея домой поднимать хозяйство и помогать фронту.
   
Когда вернулся в деревню, увидел, что война не пощадила даже глубокий тыл. Мужиков – старики да подростки, из служивых: Дмитрий Петрович, председатель колхоза, хромой сосед Матвей да конюх – беспалый Егор. Хозяйство держалось на бабах, измученных непосильным трудом, и ребятишках, которые с раннего детства познали цену крестьянского труда. Поля – заброшенные да полузаросшие, от ферм – одно название.
   И дома ждала печальная весть: не стало жены Натальи. Немного не успел он на похороны. Болезнь, тяжёлый труд на лесозаготовках, постоянное недоедание сделали своё. Но горевать в кругу семьи фронтовику пришлось недолго. Детей надо было поднимать, и старуха-мать выбилась из сил: давно уже всё хозяйство на себе тащила. 
 
 …Как-то ранним утром пришла к Алексею целая делегация с просьбой возглавить колхоз. Старый председатель был не в силах тянуть такую ношу: и здоровье не то, и возраст преклонный.
   Посмотрел он на баб, на их измождённые лица, вспомнил, какими весёлыми, бойкими, работящими молодками были они раньше; вспомнил, что довелось увидеть ему, шагая фронтовыми дорогами, где из сожжённых, разрушенных фашистами домов выходили им навстречу такие же, разом постаревшие молодые женщины и глубокие старухи, кивнул: «Согласен».
    Знал, что придётся не просто трудно, а очень трудно. Но что-то подсказывало: «Получится у тебя. Люди свои – поддержат».  Да и опыт работы бригадиром много значил.
    Впрягся Алексей Иванович в нелёгкую руководящую работу будучи тридцатилетним, так и проработал до самой пенсии: около двадцати лет председательствовал, а потом возглавил сельский совет.

  ***
   Шли дни, недели складывались в месяцы. Радовался молодой председатель, что война грохотала где-то у вражеских границ. По одному в деревню стали возвращаться фронтовики. Кто – инвалидом, а кому-то посчастливилось вернуться в полном здравии. Мужского полку прибывало.
   Дела делами, а дома жизнь текла своим чередом. Дочки росли, мать-старуха хлопотала по хозяйству. Чувствовал Алексей: в доме хозяйка нужна. Наталью не вернёшь. Присмотрел работящую Александру – солдатку, потерявшую мужа в начале войны. На руках тоже две дочери – почти одногодки его девочкам. Получил согласие и перебрался всей семьёй к ней: дом там получше и попросторнее.
 
 Сошлись два обожжённых войной человека. Стали планировать, как жить дальше. Но судьба послала Алексею ещё одно испытание.  Не ко двору пришлись его дочери, не смогла Александра принять своих падчериц. Те без материнского догляда рано стали самостоятельными, самовольными, а мачехе, немногословной и суровой в обращении, это не понравилось. И работы в доме было всегда много. Ушли девочки обратно к бабушке, так и остались там. 
   Возможно, не была бы Александра такой суровой и порой жестокой, если бы не её здоровье. Овдовела в двадцать семь лет, в одиночку тянула хозяйство, старую больную мать и двоих дочерей. Работа на лесозаготовках напрочь подорвала все силы. «Наджабилась», – как говорила она сама.
   После войны съездила в Казань на операцию и прожила ещё три десятка лет.
   Как мог, Алексей помогал дочерям, но вернуться обратно они отказались. Потом одна за другой вышли замуж и уехали из деревни.   До самой смерти испытывал отец вину перед ними. Но что было, то было.
   Спустя два года один за другим в семье появились два сына – родительская надежда и опора.

 

    ***
   Шло время. Затягивались фронтовые раны, сельчане трудились, строили планы на будущую мирную жизнь. И во всех начинаниях заводилой был он – Иваныч – молодой председатель колхоза. 
   Хозяйственная смекалка выручала не раз. Начали строить первую ферму. Вопрос, где взять кирпич, стоял недолго. Вспомнили старожилы, что на угоре за деревней глину брали испокон века. Посмотрели, проверили и построили свой кирпичный завод. Конечно, это громко сказано.  Навес, печь для сушки, небольшая подсобка – вот и весь «завод».  Но работа закипела. Глину месили лошади, а ребятишки-подростки и лошадей погоняли, и успевали формы с глиной таскать на сушку.  Потом кирпичи складывали на траву, где они «доходили».
   
На столбы, на фундамент для ферм хватало, и у односельчан не стало проблемы, где брать кирпич для своих печей. Стали колхозники личные хозяйства мало-помалу возрождать. Играли свадьбы, молодые строились, благо, лес рядом.
   А уж сколько печей сложил из «своего родного» кирпича сам Алексей Иванович – считать не пересчитать. Славился он своей мастеровой хваткой не только в родной деревне. Во всей округе почитали его печных дел мастером.
   Заводик тот стоял лет пятнадцать, пока глина там не кончилась. До сих пор на угоре заметен карьер, давно уже заросший березняком да осинником.

***
   В живописном месте построили предки Кочетло – родную деревушку Алексея Ивановича. Небольшую, всего в две улицы. Со всех сторон – лес. Это и строительный материал, и грибы, и ягоды, и дичь. Рядом с деревней протекает небольшая река Люга. Мелководная в жаркое лето, она проявляет свой норов весной, разливаясь чуть не до деревни. А заливные луга – это разнотравье и хорошие укосы.
   Но пришло время, и признали Кочетло, как и сотни малых деревень, неперспективной. Молодёжь поехала на сторону искать лучшей жизни. Следом потянулись люди среднего возраста. И остались в неперспективной деревне неперспективные старики.  Разве о таком думали они, восстанавливая хозяйство после войны?  Прошло совсем немного времени, и захирели непаханые поля, заросли бурьяном и кустарником. 
   
Как часто слышала слова Алексея Ивановича, когда он в разговоре с сыновьями горько сожалел о том, что происходило вокруг. «Ну, скажите мне, как же так: после войны, после такой разрухи мы, не жалея себя, поднимали наше хозяйство. Не было техники, не хватало рабочих рук. Кругом одни бабы да неопытная молодёжь, но была у всех вера, что получится, что наладится жизнь, что придёт достаток в каждую семью… И к чему пришли?» 
   Что можно было ответить ему? Сыновья сами не знали.
   Сейчас всё население деревни – это две-три семьи старожилов-пенсионеров, да приезжающие на лето дачники.

  ***
   А тогда… Тогда развивали животноводство – заливные луга давали хорошие укосы, на полях выращивали зерно, картофель, кормовые травы. Стали заниматься льном. И успешно. Льноводческая бригада получала хорошие урожаи. В деревне построили маслобойку, у сельчан появилась возможность купить льняное масло, олифу.  И жмых шёл в дело.
   В 1958 году Колбина Алексея Ивановича – председателя колхоза «Красная Заря» Кизнерского района Удмуртской АССР – наградили Орденом Трудового Красного Знамени. Довелось ему побывать на ВДНХ и повстречаться со знатными льноводами нашей страны.
   
Позарез нужна была своя электростанция. Решили строить. Сами. Своими силами делали запруду, копали ямы, ставили столбы, тянули провода, а когда во всех домах загорелись лампочки, радости сельчан не было предела.
   Правда, экономия была строжайшей: на ночь свет отключали. Вечером лампочки предупредительно мигали, чтобы жители успели зажечь керосиновые лампы. Хоть и давали электричество до десяти часов вечера, но и это было великим достижением. 

  ***
   Господь отмерил Алексею Ивановичу долгую жизнь. Несмотря на все заботы и трудности, на рану, которая беспокоила его до последнего мгновения, он прожил почти 90 лет. Воспитал хороших детей, стал дедом четырнадцати внуков.
   Его старший сын Анатолий, учитель по профессии, много перенял от отца. В первую очередь, его хозяйственную жилку, умение всё просчитать, предвидеть. Умение ладить с людьми, доверять им. Не случайно, в тридцать лет и его попросили возглавить одно из крупных хозяйств района. 
   Младший Владимир, как отец, работал и руководителем колхоза, и председателем сельского совета. Того самого, где много лет назад трудился Алексей Иванович. 
   Все дети жили своими семьями: у всех ребятишки, хозяйство, добротные дома.
 
 Глядя со стороны, трудно было поверить, что в этом скромном, немногословном человеке зарыты такие таланты. Мне казалось, что любая задача была ему по плечу.
   – Давай-ка, Толь, подумаем, как пристроить веранду. Тесновато становится, внуков прибавилось. Хоть на лето будет место, где поспать... – как-то предложил он старшему сыну.
   Сказано – сделано. За месяц выросла веранда. Большая, светлая. А отец с сыном – и за плотников, и за стекольщиков, и за кровельщиков.
 
 Был он отменным валенщиком. Пимокатом. Когда я впервые вошла в их дом, увидела, какие произведения искусства выходят из-под его рук.  Валенки, чёсанки, галошки разных цветов и размеров. Галошками назывались коротенькие валенки для выхода во двор. Надевались на них резиновые галоши ¬– вот и всё. В любой хлев зайти, по двору пройти – очень удобно.
   Когда заканчивался сезон полевых работ, и начинался зимний стойловый период в животноводстве, Алексей Иванович принимался катать валенки. От заказов отбоя не было.
   До сих пор в памяти огромный, чуть не в пол-избы, ткацкий стан, где Александра вечерами ткала узорные половики, и хозяин, который на столе выкатывал шерсть, делал заготовки для будущих валенок.  Разговоры о семье, о детях, о хозяйстве, и – работа.  А в бане, где стирались валенки, на полках всегда громоздились горы деревянных колодок.
   
Трудно в одном очерке рассказать об этом человеке – народном умельце. Образование – всего пять классов, а жизненный опыт – будто пять университетов за спиной. Не помню, чтобы когда-то нанимали на работу чужого мастера. Всё сам делал. Правда, за исключением электрики. Но и тут, что попроще, ремонтировал: утюг починить или сменить спираль на плитке – получалось.
   Подшить валенки, отремонтировать конную упряжь, смастерить резные наличники, отбить косу-литовку – всё мог.  И делал справно.

  ***
   Вспомнился случай, как мне довелось впервые выйти на сенокос. Алексей Иванович ещё с вечера приготовил всем косы. Мужчинам – девятерики, старшим дочерям – семерики, а мне досталась жалкая маленькая литовочка. Но даже с такой я не умела обращаться.
   Повёл меня хозяин за огород на ровное место. Сам сзади стал, учит, как надо литовку на «пятку» ставить, как размахнуться, как её к земле прижать. Стараюсь, а не получается. Он ещё раз терпеливо и тактично показал, ещё раз «дал инструкцию», что траву надо косить плавно, не «тяпать».
 
 Вроде по всем правилам кошу, а «хвосты» остаются. Сын, было ему тогда лет пять, походил рядом, посмотрел и оценил: «У тебя, мам, что-то не так лысо получается, как у дедушки».
   Ну, лысо – не лысо, а на сенокос меня всё равно брали. Где косить, где ворошить, где сгребать и отмётывать. Своё хозяйство большое, да ещё и сельсоветская лошадь, на которой Алексей Иванович ездил на работу. Сельский совет находился в райцентре.
   
Мне, выросшей в рабочем посёлке, был невдомёк: зачем же держать полный двор скотины? Корова, телёнок, часто оставляли и нетель – хорошую породистую тёлку – на продажу или на племя.
   Овцы, свиньи, гуси, куры…  Сколько корма надо было перелопатить, сколько навозу выгрести. Но зато огород был всегда удобрен, росло всё, что бы ни посадили. И мясные продукты были всегда. Зимой – свежее мясо, летом – домашняя тушёнка.
   К слову добавлю, что был Алексей Иванович хорошим резАкой – мастером забивать скотину. Нередко приходили односельчане с просьбой помочь завалить телёнка или свинью. И отказа не было. Нелёгкая работа, но домой всегда приносил пару килограммов парного мяса.

***
 …Домашнее хозяйство велось по высшему разряду.  Александра была отменной хозяйкой: в избе всегда порядок, скотина во дворе накормлена и обихожена, в огороде летом всё растёт, травинки лишней не видно. Мастерица ткать и вязать, делать разные заготовки, она и готовила хорошо.
   Разве можно забыть её опалишки – лепёшки из кислого теста, испечённые на сковороде перед пылом – в печи перед огнём. Ранним утром, когда дети и внуки ещё нежились в своих постелях, она ловко орудовала ухватом и сковородником, переставляя чугуны, кастрюли и сковороды.
   Сначала на столе вырастала гора опалишек, щедро сдобренных коровьим маслом, потом в протопившуюся печь отправлялись огромные чугуны с картошкой – для скотины. За ними шли чугунки поменьше – там варился-томился супец: рассольник, гороховник, но обычно – щи. В большой кастрюле почти каждый день топилось молоко. О, сколько желающих было первым снять эту ароматную коричневую пенку!
 
 Была Александра экономна во всём. Лишнее молоко, сметана, творог – всё шло на продажу. Два-три раза в неделю она ходила в райцентр, где были «свои», постоянные покупатели. В заплечном мешке – две трёхлитровые банки, в руках – хозяйственная сумка. Дорога туда и обратно – около десяти километров. Далековато. Но каждая копеечка сберегалась.
   Летом продавались ягоды-грибы, ближе к осени – соленья-варенья и мёд. Мёд! Были Алексей Иванович со своей Александрой хорошими умельцами-пчеловодами. Всё лето в заботе, но опять-таки – плюс в хозяйстве.
   Скуповатой была Александра. Чужих особо не привечала, в долг соседям давала редко и неохотно. Но скупость – не глупость. Для своих детей всегда были деньги. На постройку дома или покупку машины, на учёбу детей или подарки внукам – из семейного бюджета определённые суммы выделялись незамедлительно.
   
Удивительно было, откуда эта седоволосая, невысокая, худенькая женщина брала силы вести такое большое хозяйство. Тем более, с её здоровьем.
   И традиции, которые сложились в этой семье, существовали благодаря Александре. Четыре раза в год, будто строго по сезонам: весной на посадку картофеля (а огород ни много ни мало 30 соток), на сенокос, на уборку овощей и на встречу Нового года – собиралась в родительском доме вся родня: сыновья, дочери, снохи, зятья и многочисленные внуки.
   Работали дружно и праздновали – тоже. 
   Надо сказать, Алексей Иванович мог после работы пропустить одну-другую стопочку спиртного, но пьяным видела его дважды: первый раз – на свадьбе старшей внучки, второй раз – когда женился старший внук. Простительно было. 
   
Любила понаблюдать за ним со стороны, послушать, как он разговаривает. Говор был этакой смесью вятско-уральского с волжским.
   – Али, не наелся, чего башинОй трясёшь? – спрашивал он любимца всей семьи – мерина Гудка, подходя к его стойлу.
   – Назобался? – таким вопросом он не раз встречал старшего сына, который много курил. – И как не надоедает.
   – Дайче передали, всю неделю вёдро обещают. Надо сыспотя и косьбу начинать. Сыспотя – не торопясь.
   – Гли-ко чо, какую парочку купил, – хвалил он младшего сына, увидев его новый костюм. «Пара», «парочка» – так называли костюм: юбку с кофтой или брюки с пиджаком.
   Мне нравились эти местные слова и выражения: «барабаться», «отерёбок», «впробегутки», «восетты», – которые никак не вписывались в «правильную» литературную речь.

***
   Об Алексее Ивановиче можно много рассказывать. Хороший семьянин, мастер на все руки, он был ещё и отменным печкокладом, печных дел мастером.
  Были в деревне и другие печники, как без этого. Но почему-то всем хотелось, чтобы в их доме печь мастерил именно Алексей Иванович. Приходилось ему и в окружных деревнях поработать, и в райцентре стоят матушки-кормилицы, изготовленные его руками.
 
 Расцвет его «печной деятельности» пришёлся на середину шестидесятых-начало семидесятых годов, когда он сдал колхоз и перешёл на работу в сельский совет. Колхоз – это только одна родная деревня, сельсовет – это вся округа. Вот тут-то и пришлось раскрывать ему свой талант печника. То один, то другой попросит посмотреть, что с печью: одна дымит, другая плохо греет, третья дров много требует…
   И хоть сельсоветской работы было через край, Алексей Иванович старался найти время, чтобы дать совет, что-то подправить, а где-то и самому впрячься в работу. Александра немного ворчала, что муж уходит помогать другим. Но опять же – заработок был. Хоть и не большой, но всё в семью.
   Печи мастерил с сознаньем дела. Никогда не торопился, не суетился. Все инструменты лежали на своём месте. И работал аккуратно.

***
    Почему-то в памяти осталась одна давняя история.
    – Дедка, к тебе тут Душка Прошиха днём приходила, просила печь посмотреть, – встретила Александра мужа, только что вернувшегося с работы, – подумай, стоит ли идти. Знаешь ведь, рассчитаться у них нечем.
    – Посмотрим, – ответил тот, между делом распрягая Гудка. – А чего у них, не сказала?
   Ответа не последовало, Александра уже хлопотала на кухне, собирая на стол. Как всегда, ужинали поздно. Работа у мужа ненормированная: мог рано уехать, мог допоздна задержаться. И в выходные нередко приходилось выезжать по деревням.
   
Душку он жалел. Когда-то Евдокия – красивая девушка, певунья, хохотушка, заводила всех дел – выбрала себе в мужья Прошку Кольцова, самого отъявленного хулигана и сквернослова. И деревенское прозвище получила в наследство: Прошиха.  После войны выбор-то невелик был.
   Сначала жили ладно, в согласии, и любовь, вроде, была. Один за другим появлялись дети. Красивые все, на мать похожие. Шутили на этот счёт деревенские, что Прошку сильно злило.  И руку стал поднимать на жену.
  Работала та на износ, а Прохор особого старания не проявлял. Часто отговорками были слова: «Повоевали бы с моё…» И хоть воевал он только год – так подошёл возраст – спорить с ним никто не решался.
   
  …Поужинав, Алексей Иванович не удержался:
   – Схожу, проверю, что у них там. Может, завтра же и начнём. Время поджимает.
  Вернулся часа через два.
   – Хорошо, что сходил. Всё посмотрели, посчитали. Хозяину указание дал, что подготовить, откуда что взять.
   На следующий вечер мастер был готов. Все печные инструменты знали своё место – хранились в амбаре. Там же лежали «брезенташки» – видавшие виды брезентовые рукавицы и фартук.
   
  …На всю работу понадобилось три дня. В первый день старую печь разобрали до основания. Хорошо, что Евдокия сама крутилась и детей, кто постарше, привлекла. У Прохора на подхвате были два сына.
   Печник работал не торопясь, но ловко. Не отвлекался ни на разговоры, ни на перекуры, да и подсобников было много.
   На третий вечер, когда Алексей Иванович не пришёл домой в положенное время,
Александра забеспокоилась: «Всё ли ладно? Обещал вернуться пораньше, ещё до коров».
«До коров» или «после коров» – это было деревенской мерой времени. Когда животину пригоняли с пасева – значит, наступало время уборки во дворе, а потом – семейный ужин.
   
  Чтобы успокоить хозяйку, я вызвалась сходить до Евдокии и посмотреть, как там идут дела. И хорошо, что пошла. Мне довелось увидеть это волшебное действо – первое испытание только что сложенной печи.
   В передней избе, накрывая стол, хлопотала хозяйка. Она бегала то на кухню, то в чулан, принося разные припасы. На столе стояли тарелки с грибами и огородной мелочью, между ними грудились пучки сочного зелёного лука, на большом блюде возвышалась гора масляных, ноздреватых блинов, а из большого чугуна, что притулился в углу на стареньком таганке, доносился аромат мяса и свежих щей. Всякий раз, пробегая мимо печи, Евдокия, как будто невзначай, касалась рукой её стенок, вроде глазам не верила, что наконец-то в их доме будет новая мать-кормилица.
   
Пройдя на кухню, я увидела самого Прохора и Алексея Ивановича. Свет не включали. Присев на корточки, оба с интересом смотрели, как в печи с лёгким потрескиванием сначала медленно, а потом всё сильнее разгорался огонь, который весело тянулся ввысь, пожирая стружки и разную щепу, и довольный пел свою песню. На шестке, ожидая своей участи, лежали небольшие чурки-опилыши.
   По тону разговора было видно, что мастер угодил хозяевам. Печь получилась ладная, аккуратная. Всё, что надо сотворил печник: и устье сделал побольше, чем прежде, и под получился ровнёхонек, а то раньше Евдокия чертыхалась, когда ставила большие чугуны. И душничок на месте. Самовар-то частенько ставят. На такую ораву чайника не хватает.
Ребятня на лежанку поглядывала. Зима не за горами. А там места всем хватит. Да и до тёплых полатей рукой подать. Присматривали и печурки, выложенные справа: вместительные, будет где сушить и носки, и варежки.
 
 «Эх, печь краса – в доме чудеса! – неожиданно вырвалось у Прохора. – Спасибо тебе, Иваныч, большое».
   Тут как раз Евдокия всех на ужин позвала, и мне посчастливилось за столом посидеть и разные деревенские истории послушать.
   Когда засобирались домой, хозяйка принесла расчёт за работу – жиденькую пачечку трёхрублёвок. Веером раскинула: «Спасибо большое.  Дай Бог здоровья Вам и Вашей семье, Алексей Иванович».
   Тот глянул на деньги, потом на хозяйку, вытянул две-три купюры и сказал: «Купи детям гостинцев, милая…»
   Не знаю, как он «отчитался» перед Александрой, но ни слова упрёка или возмущения я не слышала.
   А при встрече и Прохор, и Евдокия не раз просили передать мастеру-печнику большую благодарность. Хороша печь получилась!

***
Об Алексее Ивановиче можно рассказывать много. Это был человек широкой души и большого сердца, чести и долга, радеющий за развитие и сохранение своего родного края. Это был настоящий хозяин на земле!

P.S. Автор данного очерка – невестка Алексея Ивановича, жена его старшего сына Анатолия.

2017г.