Рассказ написан под впечатлением
от творчества Сергея Снегова. Для
конкурса "Вместе в космосе".
Вы конечно же слышали про Александра Нестерова. О нём в наше время наслышаны все. Обычный русский парень с открытой улыбкой, светловолосый и голубоглазый. Он – тот самый первый из землян, кто вступил в контакт с представителями внеземного разума на заре эры межзвёздных полётов. В родном Новосибирске ему прижизненно воздвигнут памятник.
Я принимал участие в тех событиях. О них сейчас и расскажу.
1
Первая межзвёздная экспедиция стала интернациональной – российско-американской. Каждая из двух сверхдержав по-отдельности не смогла бы осилить межзвёздный перелёт технически, но вместе – другое дело. У нас, американцев, был межзвёздный двигатель – детище профессора Хеллсинга и его коллег, у русских – продвинутые технологии в освоении обычного трёхмерного космоса.
Я не буду рассказывать о подготовке к полёту и сопутствующих деталях. О тренировочных сборах и старте корабля "Пионер" с космической верфи на орбите Плутона. Технические подробности, интересующие специалистов, я опускаю.
Нет смысла описывать картины моего галлюцинаторного бреда в ноль-вселенной, для этого нужен отдельный рассказ. Я не претендую на литературные лавры, а лишь веду своих читателей по горячим следам. Повествую вкратце, не особенно углубляясь в научные материи и игры воображения.
Межзвёздный переход длится микросекунду – по времени нашего мира, по меркам ноль-вселенной – всё иначе. Мгновение здесь растягивается там в часы или даже дни, благодаря побочному эффекту. Разумеется, в субъективном представлении, ведь время по секундомеру в ноль-вселенной замерить нельзя. Стрелки часов неизменно стоят там на месте, ни в коем случае не нарушая базовых законов природы. Не стоит на месте и остается подвижным только ваше воображение.
Человеческий мозг не спит и не бодрствует "в растянутом времени". Это некое третье, промежуточное состояние. Привычные представления в данном случае не работают. Грёзы, сон наяву, галлюцинаторный бред – называйте, как больше нравится. Мозг генерирует образы из воспоминаний, подхлёстнутых полётом воображения и часто забытых на уровне сознательной памяти, но хранящихся обрывками в уголках подсознания.
Блуждания в мирах побочного эффекта способно сыграть с вами злую шутку. Вы можете причинить непоправимое зло окружающим, самому себе или даже всему кораблю, в полной уверенности, что творите благое дело. Контрольная автоматика следит, чтобы этого не произошло. Капсула безопасности изолирует космонавта от внешней среды, предохранитель наглухо заблокирован, не давая возможности выбраться наружу.
Подопытные первых экспериментов с проникновением в ноль-вселенную даже принимали снотворное, чтобы избежать этой фазы: заснул, проснулся и всё позади. Но астронавтам нашей экспедиции употреблять медикаменты строжайшим образом запретили, ведь продолжительность побочного эффекта определить невозможно. Нельзя поставить будильник в мире, где объективного времени не существует.
Впрочем, повторюсь ещё раз, вдаваться в тонкости устройства ноль-вселенной и механику процессов происходящих в ней я не стану. Профессор Хеллсинг куда доходчивей меня объяснил феномен субъективного времени в своей книге, выпущенной по возвращении экспедиции на Землю и ставшей всемирным бестселлером.
2
В то время, пока члены экипажа пребывают в капсулах безопасности, автоматы делают своё дело строго по графику. Искусственный мозг корабля – Многопрофильная Аналитическая Машина (сокращённо МАМа) – следит за функционированием бортовых систем и немедленно вносит поправки, в том случае, если фиксируются нарушения. Она корректирует курс, изучает окружающий космос, получает информацию о неисправностях на корабле, выясняет их причины и принимает меры по восстановлению, руководя механизмами обслуживания и ремонта. Всезнающая мыслящая машина служит людям как всегда безотказно.
"Бесы зеленомордые!" – я тряхнул головой изгоняя из памяти остатки видений навеянных пребыванием в ноль-вселенной. Мне казалось, я очень долго блуждал в жутких и красочных фэнтезийных мирах. Но наконец фаза сна наяву закончилась и обрывки сновидений развеялись в воздухе, словно дым.
В капсуле безопасности царит уютная полутьма. Анализатор чуть слышно жужжит, щёлкает интерком, переключая каналы. Я наблюдаю за происходящим по монитору связи, переговариваюсь с МАМой и другими членами экипажа.
Наружу не высовываюсь, пока не поступит отчёт о проверке в отсеке, а индикатор безопасности не загорится зелёным. Бортовые детекторы отслеживают состояние систем, передают показания МАМе и в командирскую рубку.
Астероидный дождь, к несчастью, не обошёл нас стороной. МАМа, при всём старании, не успела отклонить корабль до нужного траверза. В результате, после ноль-перехода он оказался в критической близости от блуждающего в космосе скопления малых тел. Вхождения в эпицентр удалось избежать, но рассеянным краем нас всё-таки зацепило.
Аварийная сирена выла как раненый зверь. Корабль взывал о помощи и своевременно получал её. Комплекс экстренных мер работал, как идеально отточенный механизм. Роботы-транспортировщики катились на автороллерах, доставляя грузы по назначению. Трансформеры-ремонтники сшивали разрывы обшивки кусками собственных металлосинтетических тел. Система тройной надёжности и взаимозаменяемости блоков и механизмов делала своё дело. Корабль восстанавливал себя сам, подобно сложному и гармоничному организму со множеством симбиотических связей.
Положение в отсеке не особенно меня беспокоит. МАМа знает своё дело и безусловно наведёт порядок в царстве машин без вмешательства в процесс восстановления биологических организмов под названием "человек". Прежде чем выбраться из капсулы, я убеждаюсь в этом, просматривая на всякий случай данные с анализаторов.
МАМа отчитывается, гордясь своей оперативностью: разгерметизация устранена, воздушный состав и давление в норме. Я беспрекословно доверяю ей и со спокойным сердцем выбираюсь из капсулы. Вдыхаю полной грудью свежесинтезированную воздушную смесь.
3
Экспедицию не просто так отправили именно в этот уголок космоса, к звезде Эпсилон в созвездии Волопаса. Не зря радиотелескопы последнего поколения столько лет обшаривали вселенную своим зорким оком.
Для наблюдения отбирались в основном умеренно жаркие звёзды поздних классов, желто-оранжевые и красноватые карлики, на орбите которых имелись планеты. Данные о характере и интенсивности излучения, размерах и массе планет, отдалённости их от светила, вращении вокруг своей оси и траекториях орбит передавались в "Центр Астрономической Информации", а Большая Вычислительная Машина, после обработки и анализа, выдавала вероятность присутствия там кислородной атмосферы и условий пригодных для белковой жизни.
Третья от светила планета идеально соответствовала заданным условиям и "Большая Вычислительная", таким образом, остановила на ней свой выбор. Открывшие планету астрономы назвали её Мечта, по ассоциации с голубой мечтой человечества о встрече с внеземным разумом. Даже длина суток на Мечте удивительным образом совпадала с земной, отличаясь в меньшую сторону всего на пару минут.
И вот теперь мы рассматривали её вблизи. Изображение вывели на главный экран командирской рубки. Экипаж собрался здесь в полном составе.
Земные астрономы, как оказалось, не ошиблись в ожиданиях. Мечта была удивительно похожа на Землю! По крайней мере, при взгляде с орбиты. Такая же голубая, благодаря обилию океанских просторов, и такая же невыразимо прекрасная.
Белоснежные шапки закованных в льды полюсов сверкали и искрились, словно хрусталь. Зеленели пояса лесов: экваториальных джунглей и тайги умеренного климата. Блеклыми пятнами проступали жёлто-серые пустыни. Тёмно-синие вены рек прорезали тела континентов. Чёрные, с отблеском снежного серебра, бросались в глаза высокогорные хребты. Плывущая над поверхностью молочно-белая облачность прикрывала планету, как вуаль нетронутую невесту.
– Какая красота! – восхитилась Светлана Королёва, наш навигатор и по совместительству космобиолог. Светловолосая и голубоглазая красавица, в которую я, в своё время, влюбился как мальчишка, и в которую влюблён по сей день.
– Красота – понятие абстрактное, а не практическое, – заметил профессор Сэмюэл Хеллсинг. – Важенки венерианского радужного жука тоже красивы, но совсем негодны для спаривания с самцами и производства потомства.
Сухопарый очкарик, длинный как жердь, неловкий в жизни, но гениальный в науке, Хеллсинг занимал должность научного руководителя экспедиции. Светило первой величины, он, в своё время, участвовал в разработке теории о ноль-вселенной и был одним из членов конструкторского бюро, создавшего первый ноль-пространственный двигатель. Свихнувшийся на науке чудак, вспыльчивый и азартный в спорах, он ловит мысль на полуслове, строит гипотезы налету и не церемонится с собеседниками.
Мы часто не понимали его в будничных разговорах – гения до мозга костей. Понимала только МАМа и остромыслящие грифоны. Он привык изъясняться заумными понятиями, забывая подчас, что находится вне привычной ему среды учёных. С тех пор как его назначили главным историографом исследовательского союза двух наций, эта черта закрепилась за ним ещё больше, придавая персоне Хеллсинга напускной эксцентричности.
– Практичность практичности рознь, – возразил Александр Нестеров, космический исследователь и разведчик. – Нельзя всё ровнять под одну гребёнку. Радужные жуки, в своё время, затмили красотой земные драгоценности. Золото, платина и драгоценные камни почти обесценились в результате. По вине непрактичной, по-вашему, красоты случился глобальный экономический кризис.
Саша, как дружно звали его на борту, сразу прослыл всеобщим любимцем. И даже красота смуглотелой Кимберли, которая всегда рядом с ним, не затмевала простого русского обаяния. Их романтическая история началась в подготовительном лагере космонавтов, где они познакомились. А по завершении "Первой Межзвёздной" была намечена свадьба.
– Согласен, красиво! – прогремел раскатистым американским басом могучий и кряжистый, как дуб, командор Нил Картер. Его большие сильные руки одинаково легко могли монтировать микросхемы и соперничать с дроидами-погрузчиками в подъёме неподъёмных тяжестей.
– Я как будто увидел Землю, – улыбнулся капитан Виталий Зотов, молчун и авторитет всегда и во всём. Слушает он внимательно, но мысли доносит не голосом, а больше выражением лица, в котором отражены, как в зеркале, его внутренние переживания. Когда же приходится отвечать, он отвечает приказами, а не молчанием и сомнениями.
– Как здорово! – воскликнула программист Кимберли Тёрнер, как всегда лучезарная и эффектная до головокружения.
– Стандартный космический шарик размером с Землю, – с напускным равнодушием констатировал я, Оуэн Нэш, бортмеханик и инженер.
– В тебе нет жилки истинного исследователя, – парировала Светлана, переключившись с английского на русский. – Тебя не восхищает открытие само по себе, как явление и как событие. Ты просто не понимаешь всей значимости произошедшего!
Интернациональным языком общения на корабле, по негласному соглашению, был выбран английский. Но между собой мы со Светланой общались только по-русски.
– По-твоему, исследователь я плохой, – захорохорился я. – Раз так, попробуй обосновать.
Она придвинулась ближе, чтобы слышать её мог только я и никто другой.
– Прекрасная сказка, похожая на идеал, приходит к тебе ближе к ночи, – Светлана опустила взгляд, зарумянившись от смущения. – А голую истину и мелкие недостатки ты замечаешь только с утра...
Меня временами пугает, насколько лучше она разбирается в моих чувствах, чем разбираюсь в них я сам. За время проведённое вместе на тренировочных сборах и в космосе мы приросли со Светланой друг к другу, точно сиамские близнецы. Но несмотря на это она вновь и вновь поражает меня, оставаясь неразгаданной и удивительной.
– Как видишь, я снова права! – улыбнулась она, довольная произведённым эффектом. И спорить конечно же тут бессмысленно.
"Ох уж эта женская природа! – подумал я. – Желание кружить голову и оставаться неотразимой в мужских глазах не выветрится из кокеток никогда. Даже в мерзлоте дальнего космоса или в пасти голодного звероящера они будут прихорашиваться и позировать, делая селфи для вечерней выкладки в инстаграме".
На время межзвёздной экспедиции Светлана выбрала пепельный цвет волос. На прошлой неделе поменяла величину бюста, сделав его на размер больше. А в позапрошлом году сменила модуляцию голоса и пластику движений. Помниться, она даже записывалась на комплексные тренировки в адаптационном центре для лучшего усвоения приобретённых качеств.
Они как будто соревновались с Кимберли в навыке владения женскими чарами. Два года назад та обновила черты лица и сменила расовую принадлежность, превратившись из белокожей англосаксонки в афроамериканку с кофейным цветом кожи. Тогда же я познакомился со Светланой.
Случилось это в Плесецке, в космическом городке куда нас, группу молодых астронавтов из Америки, направили для обмена опытом с российскими коллегами. Светлана проходила там курс подготовки на тренажёрах и разумеется сразу привлекла к себе моё внимание. В ней причудливо соединялись порывистая эмоциональность с дотошностью и упрямством, женское кокетство и ум прирождённого исследователя. С тех пор мы неразлучны, и даже в космос друг без друга не летаем.
Кроме семерых космонавтов в экипаж "Пионера" входило несколько говорящих грифонов – искусственно созданных путём генной инженерии летающих существ, выведенных специально для исследовательских целей. Аналоги мифических крылатых животных с туловищем льва и головой орла, они легко обходятся без скафандров в разреженной атмосфере и довольствуются минимумом кислорода. Цепкие когти и крепкие ноги дают им возможность приземлятся где угодно и где угодно взлетать, отталкиваясь высоко вверх. А белоснежные крылья с четырёхметровым размахом позволяют совершать в полёте чудеса аэродинамики.
– Мы не ошиблись в выборе, жизнь на планете есть! – подвёл итог первому наблюдению как всегда словоохотливый Хеллсинг. – И, вполне возможно, жизнь разумная! – Он суетливо поёрзал в кресле с волнением раздувая ноздри, в предчувствии как минимум Нобелевской премии. Профессор первым отважился сказать то, что никто другой сказать не решался: – МАМа! Увеличь-ка изображение поверхности в десять тысяч раз!
4
Согласно плану исследований, спуститься первыми на планету должны были Александр Нестеров и его напарник – грифон Херувим. Мы провожали их всей командой возле планетарного челнока.
Ажиотажа не было и в помине. Предчувствия скорее тревожили. Напряжение висело в воздухе и давило тяжёлым грузом.
Капитан Зотов подшучивал, пытаясь разрядить обстановку. Командор Картер, скрывая волнение, создавал видимость, что проверяет герметичность Сашиного скафандра. Кимберли через силу растягивала улыбку, старательно изображая бодрость духа. Мы с Хеллсингом и Светланой натужно смеялись над шутками Зотова, приободряли Сашу и желали ему "ни пуха".
Херувим, будучи наполовину птицей, и слышать не хотел про "перья и пух", поэтому весело посылал нас "к чёрту". Он был любимцем Саши, в космосе они – одна команда. Птицеголовый весельчак без умолку храбрился и петушился, стрекоча как попугай, с чрезмерной нагрузкой на букву "р".
Забавный и болтливый, он вызывал улыбку одним своим присутствием. Несуразный и комичный в своём облике, грифон был при этом невероятно силён и ловок. Словно лев нацепивший маску орла, но вместо карнавала, по недоразумению, угодивший в космическую экспедицию.
Саша держался молодцом – спокойный и сосредоточенный, как всегда. Смотрел он только на Кимберли, и всем нам было понятно, что видеть в эту минуту он хочет только её.
Напутственных речей никто не произносил, они были не к месту. Прощаться совсем не хотелось. Всем хотелось, чтобы всё удалось. И главное – чтобы Саша вернулся.
Проводы закончились и напарники забрались в кабину. Херувим крикнул историческое "Поехали!" и авторельс покатил махину челнока к дверям переходного шлюза. Открылась внутренняя створка пусковой камеры и темнота шлюза проглотила челнок. Створка закрылась, челнок вышел в космос, отчалил и стартовал. Вспыхнули факела несущих двигателей, из сопел вырвалось пламя. Хвостатой кометой челнок отдалялся от корабля, направляясь к планете, пока не растворился в матово-молочной дымке стратосферы.
Следом на поверхность должна была десантироваться команда аэродронов-исследователей. Их предстояло запускать мне. Я направился в инженерную лабораторию для контрольной проверки перед запуском.
Планета казалась обычной лишь издали. Удивительный мир разбегался вширь, когда мы взирали на него глазами аэродронов, спускавшихся в зеленеющую пышной растительностью долину. Признаков разумной культуры пока не замечалось. Крупных животных мы тоже не видели. Только представители птичьего царства, вспугнутые шумом двигателей, стаями взмывали в небо.
Переполненный яркой зеленью кислородный мир. Типичный и прозаичный. Писатели-фантасты придумывали миры куда замысловатей этого. Вот только пока он казался необитаемым. Во всяком случае, аборигены, если таковые присутствовали на планете, не торопились заводить знакомство с пришельцами, а только приглядывались со стороны.
Приборы тоже ясности не добавляли. По приземлении Александр исследовал звуки природы и радиоэфир с помощью переносного дешифратора. Дроны-исследователи передавали на борт межзвёздного корабля терабайты бесценной информации о происходящем внизу.
– Давление, состав воздуха и температурный режим очень близки к земным. Другие характеристики атмосферы тоже. – Я закончил с расшифровкой первой информации и кратко озвучивал её по интеркому, когда МАМа прервала меня и самовольно переключила все видео- и аудио-линии на командирскую рубку.
Я увидел Зотова и Картера, сидевших в креслах за пультом связи. Они даже не обернулись, когда вошёл Хеллсинг. Сперва меня удивило изумленное выражение на лицах всех троих и, только увеличив масштаб изображения, я рассмотрел то, на что взирали они.
На большом экране командирской рубки светилось от счастья огромное лицо Валентины Ростовой – старшего руководителя российского проекта освоения дальнего космоса. Я узнал привычную картинку – обширный зал ЦУПа, заставленный информационно-вычислительной техникой, вокруг которой роилась многочисленная учёная братия в белых халатах. Валентина вышла на связь из центра управления на космодроме "Плесецк".
– С благополучным возвращением, дорогие мои! – сердечная улыбка не сходила с её лица. – Садитесь в посадочную капсулу и спускайтесь вниз! Вы достойно выполнили благородную миссию посланцев к далёким звёздам! Земля счастлива благополучному возвращению домой своих славных сынов и дочерей!
Валентина говорила с таким пафосом, что мне подумалось: спрятавшийся за кадром оркестр разразится триумфальным маршем вслед за тем, как она закончит. В её словах не хватало искренности, звучали они механически. Даже слеза радости, скатившаяся по её щеке, отдавала умелой фальшью. Но в первые минуты мы были сбиты с толку и не приглядывались к таким мелочам.
Вслед за видео-частотой с космодрома "Плесецк" к нашему терминалу связи подключилась ещё одна, экран моргнул и изображение поделилось на два. На одной половине мы по-прежнему видели озарённое материнской радостью лицо Ростовой, на второй сияла в белозубой улыбке чернокожая физиономия Фокса Калахена – директора НАСА. Он тоже, по счастливому стечению обстоятельств, оказался за пультом связи как раз в этот час. Как будто он и Ростова дежурили там безвылазно.
– Сегодня пятнадцатое сентября, – ответила Валентина на наше немое недоумение и многочисленные вопросы, готовые посыпаться на неё. – Вы вернулись на Землю спустя две недели после старта, согласно запланированному графику.
Смятение – вот что я прочёл на лицах членов экипажа, когда переключил изображение. Я видел всех, за исключением Светланы. Она, как и я, не явилась в рубку, имея на это уважительную причину.
Зотов с Картером обменивались быстрыми взглядами, общаясь с помощью мимики на понятном только им языке. Кимберли задумчиво морщила лоб. Хеллсинг блуждал рассеянным взглядом то ли в околоземном пространстве, то ли ещё бог знает в каких материях.
Валентина и Фокс, тем временем, буквально цвели от показного радушия.
Я посмотрел на настенный хронометр. Подумал: – "какая чушь!" – и помял ладонями потяжелевший от мыслительных перегрузок затылок. Неужели ноль-переход сыграл с нами злую шутку и напрочь стёр две недели жизни из нашей памяти?
Время весьма загадочная и неосвоенная наукой субстанция. Особенно, когда дело касается космических путешествий. Сколько разных эффектов открыто в этой области со времён первого полёта в космос, и сколько ещё предстоит открыть. Оно, непредсказуемое время, то ускоряется и несётся вскачь по воле пресловутого закона относительности, то замедляется и плетётся как черепаха, то выписывает парадоксальные выкрутасы, перечёркивая все ранее известные законы и на ходу утверждая новые. Земная наука слишком плохо понимала время, чтобы создать хотя бы шаткий плацдарм из законов и правил на основе череды из нескольких устойчивых закономерностей.
– Прыжок сквозь пространство не состоялся! – сделал авторитетное заявление командор Картер. – Судя по всему, межзвёздный двигатель дал сбой. Нас выкинуло обратно, в точку старта, вырвав из времени на две недели.
Положение виделось очевидным. На первый взгляд казалось, что Картер прав. Но что-то подсказывало мне не торопиться со столь ответственными выводами. Глубоко внутри копошился въедливый червячок сомнения. Мы не видели чёткого заднего плана за спинами Калахена и Ростовой, ни в Хьюстоне ни в Плесецке. Транслируемая нам картинка была размытой, словно окуляр видеокамеры запотел или сбилась фокусировка. Лиц на заднем плане мы тем более различить не могли, как и деталей высокоточного оборудования, которым оперировали нечёткие фигуры в белом. Радовались и попадали точно в фокус только двое – Калахен и Ростова – или те, кто казался ими... Всех остальных в Хьюстоне и Плесецке факт возвращения на Землю межзвёздной экспедиции, словно бы не интересовал совсем. К тому же очертания материков при первом взгляде на планету никому из нас не показались знакомыми, как непременно должно было произойти после выхода на орбиту, в том случае, если планетой этой была действительно наша родная Земля.
"Неужели кто-то намеренно пытается сбить нас с толку? Но зачем, с какой целью? Кто этот таинственный и коварный "кто-то"?" Подозрения закрадывались в мою голову сами собой.
– Что скажет МАМа? – не совсем уверенно спросил Хеллсинг. Он задал вопрос в вопросе, остерегаясь высказывать подозрения напрямую.
Но МАМа не отвечала. Этот факт озадачивал ещё больше. Неужели даже она, всезнающая, пребывала в недоумении?
– Постойте-постойте... – встрепенулась Светлана. Она находилась в помещении МАМы и отслеживала информацию поступавшую на борт от аэродронов-исследователей. Её голос в интеркоме прозвучал с тревогой и даже дрогнул в какой-то момент. – Камеры на аэродронах почему-то отключены, но ещё секунду назад они показывали такое!!!
Она вывела изображение на вторичные мониторы. Какие-то жуткие зелёные физиономии на краткий миг появились в кадре, и тут же картинка размылась в кашу. Они даже не успели оформиться в моём сознании в нечто осмысленное. В мозгу остался лишь след из смутных ассоциаций, очень похожих на позабытый сон, который видишь по ночам из раза в раз, но вспомнить наяву не в состоянии.
Изображения Калахена и Ростовой на главном экране командирской рубки внезапно зашатались и начали моргать.
– Что происходит, МАМа?! – вопрос заданный Зотовым прозвучал как сигнал тревоги.
– Связь прерывается, я не могу устранить помехи, – бесстрастно отозвалась машина. – Разведывательный челнок не отвечает. Херувим не отвечает. Нестеров не отвечает. Аэродроны выведены из строя.
– Кем выведены? – гаркнул Зотов.
– Саша... он в опасности? – перебила Кимберли. В её голосе прозвучал испуг.
– Не знаю... – ответила МАМа всем сразу. – Я пытаюсь наладить связь. Поля слежения, направленные на поиски Александра, не обнаруживают его. Я ищу другие возможности...
– Изображение-обманка, – догадка Светланы прозвучала зловеще. – Калахен и Ростова не настоящие. Видеомираж заманивает нас на планету.
– Смоделированный сигнал! Ложное изображение! Фантомный информационный луч на видеочастоте центра управления! – Сыпал Хеллсинг разоблачительными пояснениями.
– Я записала последнее видео с аэродронов-исследователей, – перебила МАМа. – Сейчас воспроизведу.
Какие-то жуткие оскалы на дикарских рожах зелёного цвета возникли в кадре. Зубастые вурдалаки рвали тела уже мёртвых людей. Рогатые вепри с накачанными человеческими телами скалили окровавленные клыки и так далее, в том же духе. Длинная череда устрашающих и одновременно бессвязно-нелепых картинок, сменявших одна другую каждые несколько секунд. Мы смотрели какую-то несусветную видеочушь, смахивающую на что-то неуловимо знакомое...
И тут я вспомнил свой сон в ноль-вселенной. Пусть только обрывками, но очень явственно и в деталях. Фрагменты из моего псевдосна уцелевшие в памяти и эта белиберда на экране ассоциативно перекликались. Тогда и сейчас мне виделось приблизительно одинаковое. Зелёные кровожадные карлики гонялись за мной с кустарными палицами и визгливо горланили, мечтая сделать меня своим обедом. Рогатые вепри, прямоходящие и двуногие, размахивали секирами, отрубали головы мужчинам в туниках и насиловали черноволосых женщин. Чудища-привидения откусывали людям головы и проглатывали тела целиком, показательно переваривая их ещё живыми, барахтающихся в прозрачных внутренностях.
Я никогда не придавал значения такой ерунде как сон. Не придал и в тот раз, забыв его по пробуждении. Но сейчас я увидел всё тоже самое заново, только наяву, и мой галлюцинаторный бред показался мне гадким пророчеством.
– Да это же фрагмент из кинофильма "Планета гоблинов"! – изумлённо воскликнул Хеллсинг и хлопнул себя по лбу. – А я, как идиот, ломаю голову, откуда в этом винегрете страшилищ всплывают до боли знакомые экспонаты. Ещё я идентифицировал умертвий-инопланетян из "Марсианских кошмаров" и минотавров из "Хроники Одиссея". – Он от души расхохотался. – Вот уж никогда бы не подумал! Некто настроенный недружелюбно материализует страшилищ, выдуманных земными киношниками. Вероятно, надеясь таким образом нас запугать.
Все молча смотрели на Хеллсинга, никто с ним не спорил. Удивлённое лицо Кимберли, укоризненный взгляд Картера, задумчивый вздох Зотова – я видел их на экране и тоже ни черта не понимал. Мы представляли себе инопланетян кем угодно, но вовсе не страшилищами из фэнтезийных киношек, снятых самими людьми.
– А вот сигнал из ЦУПа, очищенный от плёнки наложенного изображения, – перещёлкнула картинку МАМа. – Там тоже самое.
Ростова и Калахен вдруг мигнули и изменились, выдав свою подлинную наружность. Голоса их взвизгнули и понизились, звуки человеческой речи превратились в бессвязную тарабарщину. Псевдо-Ростова предстала шипящей горгоной с волосами-змеями, лже-Калахен – уродливым орком с голодной слюной, сочащейся из уголка изъеденных язвами губ. Но ещё секунда и они стали прежними, радушными самими собой: светловолосой сорокалетней барышней с великолепной внешностью и улыбчивым афроамериканцем с простодушными кудряшками на яйцеобразной голове.
– Настраивай дешифратор, – скомандовал Хеллсинг, обращаясь к МАМе. – Возможно, нам удастся найти с аборигенами общий язык.
Но Зотов не дал планам Хеллсинга осуществиться. Он решительным шагом подошёл к дисплею внешней связи и отключил канал передачи данных, транслирующий изображение с мнимой Земли. В следующую секунду мы услышали по интеркому голос Светланы из рубки связи. Она сообщила, что погас опознавательный маячок Александра.
– Активировать комплекс дополнительных мер защиты! – Зотов твёрдо отчеканил приказ.
– Механизмы защиты корабля запущены на полную мощность, – отчиталась МАМа. – Силовые щиты функционируют на сто процентов! Гравитационные заслоны приведены в действие! Излучатели готовы к бою!
Я видел как побледнела Кимберли, испуг на её лице проступил слишком явно. Вздёрнутый носик, сведённые тревожно брови, растерянную позу, напряжённые плечи и полные отчаяния карие глаза. Она нервно смахнула с лица пряди волос и велела МАМе ещё раз всё как следует перепроверить. Кимберли не хотела верить в упрямую и гнетущую данность – мы все не хотели. Она была такая порывистая, готовая взорваться и сокрушить всё и вся – совсем ещё девчонка внешне, но на деле уже опытный астронавт и состоявшаяся женщина. Я знал: они с Сашей обручены и после возвращения на Землю собирались сыграть свадьбу. Кимберли с трепетом и счастьем готовилась стать миссис Нестеровой. Но это было "до", а теперь наступило "после".
5
Через десять минут все члены экипажа собрались в командирской рубке для экстренного совещания. Мы должны были определиться, как будем действовать дальше. А для этого недостаточно волевого вердикта капитанов, необходимо коллегиальное решение. Ситуация вышла за рамки стандартных, поэтому ответственность делилась на всех поровну.
– Мы не имеем права оставить его там! – бушевал командор Картер. – Не в традициях американцев бросать в беде своих бравых парней! Мы сотрём в порошок планету, но ни за что не отдадим на съедение грязным обезьянам хоть одного из землян!
Он сидел за пультом в операционном кресле командирской рубки, остальные столпились за его спиной. Командор взял на себя управление, замкнув пусковые поля на своё индивидуальное биополе. Подготовил ракеты с протонными боеголовками и отдал распоряжение МАМе передать в эфир ультиматум на всех возможных диапазонах и известных в природе языках.
– Если связь с Александром не восстановится в ближайшие часы... – пригрозил Картер и неловко покосился на Кимберли, которая бледнела как мел от одной этой мысли.
Нам было страшно даже представить, что сотворит тогда воинственный командор с планетой. В трюмах корабля имелся смертоносный боезапас из стратегического ракетного арсенала Соединённых Штатов, прихваченный "на всякий случай". Две сотни боеголовок способны были превратить планету под нами в кромешный ад и уничтожить на ней всё живое.
– Активировать одну протонную боеголовку для нанесения предупредительного удара! – скомандовал командор. – Деблокировать пусковую шахту и подготовить крылатую ракету к пуску!
Кимберли метала молнии, но подчинялась беспрекословно. Несмотря на кажущуюся демократию, служебная субординация на борту соблюдалась по-военному строго.
– Одной ракеты, я думаю, будет достаточно, чтобы аборигены уяснили: шутить мы не намерены! – гремел командорский голос.
– Мы не можем сделать этого, коллега! – спокойно, но твёрдо, возразил капитан Зотов. – Без безусловных свидетельств того, что с членом нашего экипажа действительно приключилось несчастье, мы не имеем права применять оружие! Из-за риска причинить вред ему самому!
Аргументация Зотова была железной и грозному командору пришлось это признать. Он не придумал чем возразить, а только развёл руками после минутного размышления и, сдаваясь перед неоспоримостью приведённых доводов, бессильно уронил их на пульт.
– Я хочу услышать мнения членов экипажа, – как всегда серьёзный Зотов объявил час дебатов, играя в любимую американцами демократию. Он обвёл присутствующих вопросительным взглядом: – Кто хочет высказаться?
– Удивительный вы народ, мужчины! – взяла слово Светлана не по-женски решительно. – Ищете злой умысел в каждой загадке! Вы воинственны от природы и видите угрозу во всём. Весь мир ведёт с вами боевые действия. – Она всплеснула руками. – Я не согласна с выводами командора Картера! Я вижу лишь непроверенные факты и поверхностные догадки.
Все были поражены, как хрупкая девушка решилась перечить маститому командору – бывалому и авторитетному космическому волку.
– Я согласна с мнением Светланы, – поддержала Кимберли, – "Угроза" это слишком упрощённое определение ситуации с которой мы столкнулись. В данном случае мне ближе формулировка: "Попытка вступить в контакт". Я долго беседовала с МАМой и... – Она запнулась, но все молчали, никто её не перебивал. Как программист Кимберли понимала МАМу лучше всех на корабле, что придавало дополнительный вес её мнению.
Зотов кивнул, подталкивая к продолжению. Он слушал задумчиво и молчал. Кимберли продолжала:
– МАМа не конкретизировала выводы на этот счёт. Она предположила три равновероятных гипотезы...
Я не прислушивался к словам Кимберли. Мудрёные предположения МАМы в исполнении умницы Ким с терминами на малопонятном учёном сленге были мне не особенно интересны. Я всматривался в осунувшееся и напряжённое лицо молодой американки, понимал как тяжело ей в эту минуту и восхищался ею.
Как хочется ей, наверное, плюнуть на всё и немедленно, сию же минуту, броситься на поиски Саши. Прыгнуть в челнок и спуститься вниз, не слушая никого, игнорируя субординацию и командирские запреты! Не представляю, как сам повёл бы себя, окажись на её месте. Я, наверное, взорвался бы, как вулкан, случись что-нибудь со Светланой. Но Кимберли из другого теста, характер у неё как кремень. Она оставалась сдержанной и вдумчивой, несмотря ни на что.
Я догадывался, что думали в эту минуту русские, и потому был горд за эту девчонку! "Они, эти американцы, люди с другого полушария, почти что с другой планеты, совсем непонятные нам. Спокойные и рассудительные даже в самой пиковой ситуации. Дух бойца и победителя они впитывают с молоком матери!"
6
– Эфир насыщен псевдо-волнами, которыми управляют аборигены, – убеждённо заявил Хеллсинг, по обыкновению бросавшийся самыми бесстрашными гипотезами, как правило не подтверждёнными ничем на практике. – Они считывают обрывки наших ментальностей и предсказывают таким образом движущие нами позывы и ожидания.
– Я ни черта не понял из вашей замысловатой тирады, профессор! – начинал сердиться Зотов. – Вы можете выражаться менее претенциозно?
– Эти инопланетяне – заправские подражатели и пройдохи, – восторженный, как ребёнок, которому подарили красивую игрушку, профессор показал большой палец. – Они черпают информацию напрямую от нас! Из наших банков информации, от МАМы, а возможно даже используя телепатию. А потом подсовывают видеосигнал-обманку, сбивая нас с толку. Без прообразов для фантомов нельзя создать самих фантомов.
– Допустим, вы правы, – гипотетически согласился Зотов. – Ваши предположения сумасбродны, но вполне подойдут для обоснования сумасбродных явлений. Но что нам даёт это знание и как оно нам пригодится? Эти ваши "фантомы", какую опасность они могут для нас представлять?
– Фантомы – тоже реально существующие объекты. Только не такие, какими кажутся. – По-детски добродушно улыбнулся Хеллсинг. – Аэродроны-исследователи защищены экранами и потому их не увидишь обычным зрением и не обнаружишь примитивными пеленгационными устройствами. Но наши оппоненты внизу сумели обнаружить их и вывести из строя. Следовательно, на планете наличествует развитая технологическая цивилизация. Представшие перед нами фантомы – не привидения или мираж, они имеют под собой вполне материальную основу.
– Мне это не нравится... – Зотов поразмышлял минуту и велел МАМе запустить ионные двигатели, сниматься с орбиты и, в качестве меры предосторожности, отдалиться от планеты на сотню миллионов миль.
Защищая себя, мы были готовы пустить в ход любые превентивные средства – аннигиляторы, гравитационные орудия, излучатели. Вот только не находили врага.
7
Зотов с Хеллсингом продолжали вести глубокомысленные споры, когда спустя четверть часа их, как и прочих членов экипажа, отвлёк от насущных дел сигнал тревоги. Изумленные, мы не отрывали глаз от экрана радара и текущих таблиц с показателями пространственной ориентации. Происходящее не укладывалось в голове.
Неизвестные силы создавали искривление пространства. Светлана разгоняла корабль, когда МАМа передала о бурно нарастающей кривизне. Звездолет ускорялся, сжигая топливо в космическую пыль, но пространственная аномалия увеличивалась прямо пропорционально ускорению. Звездная сфера поворачивалась, планета отходила назад, становясь перпендикулярно оси полета. Спустя ещё какое-то время точка, куда мы стремились, пытаясь вырваться на космические просторы, была уже не впереди, а позади корабля. Мы описали около планеты гигантскую полуокружность и вернулись в исходное место.
– Искривление пространственной метрики! – сделал заключение профессор Хеллсинг. И добавил с нескрываемым восторгом: – Созданное искусственно, с целью не выпустить нас на космические просторы.
Час полёта, разгона и торможения был убит впустую. Не находя ничего лучшего, Светлана снова разгоняла корабль, упрямо повторяя попытку.
Но всё повторилось заново. Звездолёт не вырывался за пределы звездной системы, вопреки всем законам физики, а круто поворачивал по навязанной неизвестными силами кривой.
Было ясно – нас не выпустят. Выхода из закольцованного пространства не было. Мы нацеливались на звёзды, но звёздная сфера делала оборот и мы возвращались в ту точку космоса, из которой пытались бежать.
– Генератор пространственного искривления! – Хеллсинг почти ликовал. – Они создали его раньше нас! Теоретическую модель этого изобретения мы разрабатываем в нашем Питтсбургском институте!
– Профессор прав! – Светлана устало закрыла глаза и откинулась в кресле перед навигационным пультом. – Пытаться бессмысленно!
– А если предпринять неординарный ход? – генерировал идею Зотов. – Форсировать работу двигателей и следом, используя предел их мощности, сбежать в ноль-прыжок? Искривление может спасовать, если подключить все резервы.
Светлана покачала головой.
– Для разгона до предпрыжкового максимума нужна дистанция, иначе невозможно войти в ноль-вселенную. Но дистанции у нас нет, её срезает искривление. Пока мы внутри него, форсаж равняется катастрофе. Мы впечатаемся в планету, если включим амплитудное ускорение. Искривление выбросит корабль в начальную точку, а пространства для торможения у нас нет.
Зотов нахмурился. Хеллсинг целиком погрузился в мысли, уставившись в видимую только ему таинственную точку в пространстве. Картер со злостью саданул кулаком по пульту.
Земляне никогда ещё не имели столь совершенного корабля – передовые достижения двух стран слились в единую мощь! Но даже эти, суммированные технологии, пасовали перед технологиями инопланетян!
Законы физики летели к чертям – так нам казалось. Мы начали понимать, насколько скудными были знания земной науки в сравнении с достижениями инопланетной цивилизации, с которой мы столкнулись и вошли в контакт. Нас с удивительной лёгкостью поймали в пространственную мышеловку и удерживали в ней вопреки всем нашим стараниям. Тот, кто делал это, менял свойства и характер пространства с непостижимой лёгкостью. Какие-то исполинские механизмы по собственному усмотрению перетасовывали геометрию космоса.
– Мы беспомощны и можем двигаться только в направлении планеты, – подвела итог МАМа. – В противоположную сторону путь закрыт. Точка зрения командора Картера об агрессивности инопланетян, судя по всему, имеет право на существование.
– А вот тут я поспорю! – неожиданно вклинился Хеллсинг. Никто другой из членов экипажа не рискнул бы спорить с МАМой. Только он обладал объемом интеллекта достойным спора с совершеннейшей из разумных машин. – Разум обитателей планеты может быть чужд нашему. Отсюда иная, не постижимая для нас логика. Не понимая, что движет нами, они стремятся обезопасить себя. – Гениальный профессор как всегда строил гипотезы, одна другой сумасбродней. Которые, впрочем, никто не воспринимал всерьёз. – Возможно, обитатели Мечты ведут боевые действия с другой цивилизацией. Они принимают нас за агрессоров и потому защищаются, пленив корабль чужаков в ловушке закольцованного пространства.
– Защищаются, удерживая насильно? – пытался спорить Картер. – Я нахожу такой метод защиты, мягко говоря, варварским! Мы стремимся наладить контакт, а в ответ нас запирают в клетке.
– А как бы поступили Вы, окажись на их месте? – Хеллсинг скорее запутывал ситуацию ещё больше, чем прояснял её. – Инопланетный корабль-разведчик открыл местонахождение вашей планеты – цветущей и благодатной. Кто поручится, что отпустив первый корабль восвояси, Вы не получите в скором времени вражескую армаду на своей орбите? О характере и целях инопланетян Вы можете только догадываться. Не логичнее задержать их и изучить хоть немного, чтобы выяснить намерения?
– Нил горячится, но в главном я согласен с ним, – вмешался Зотов. – Прежде всего, мы должны обезопасить себя!
– Вы рассуждаете категориями военного, категории исследователя для вас немыслимы! – спорил неугомонный профессор с пылом истинного учёного. – Даже теоретически обитатели Мечты не могли причинить нам зла. При самом экстренном ускорении автоматы сами включили бы тормозные двигатели и вывернули корабль, избежав катастрофы, если сближение с планетой стало бы угрожающим.
– Корабельная МАМа из всей бездны понятий, хранящихся в её памяти, выбрала именно этот чудовищный термин – агрессия! – не сдавался Картер.
– МАМу создали американцы, – парировала Светлана. – Она – продукт военно-промышленного комплекса США и мыслит запрограммированными штампами.
– Положение, в котором мы оказались, нашей логики не признаёт, – пытался Хеллсинг примирить два мнения. – Чем логичней рассуждение, тем дальше оно от истины.
Мы ещё долго спорили, прежде чем разойтись. Но вряд ли кто-либо сомневался, что последнее и решающее слово останется за эксцентричным профессором. Спорить с гением так же бессмысленно, как голыми руками гасить Солнце.
8
– Связь в планетой восстановлена! – мягкий синтетический голос МАМы грянул, как гром среди ясного неба. Сообщение по интеркому застало меня в инженерной мастерской, когда я тестировал на исправность и готовил к запуску дополнительную партию аэродронов-исследователей, копаясь в их электронных внутренностях.
– Дай видео, МАМа! – скомандовал я. И она вывела изображение на экран дежурного дисплея.
На планете обитали люди. Самые обыкновенные. Живущие в обычных городах. Знакомых и привычных настолько, что картинка легко сойдёт за земную, пусти её в выпуске теленовостей.
Пешеходы переходили по зебре заполненную транспортом гудящую улицу. Возвышались многоэтажные здания с бликами яркого солнца на застеклённых окнах. Звенел детский смех, разъезжали автомобили. Рекламные вывески заманивали с уличной жары в комфортную прохладу ресторанов и магазинов.
Планета изменилась до неузнаваемости с момента последнего сеанса связи. Перед нами предстал индустриальный мир, цивилизованный и окультуренный. А может быть новый мираж? Визуальная иллюзия, подогнанная под стандарты человеческого восприятия; обманчивая картинка, которая покажется человечной?
Выйдя из неизвестного паралича, наши аэродроны-исследователи заработали все как один и без сбоев. Херувим порхал в небесах, дурачась и соперничая в скорости с летающими аппаратами похожими на земные флайеры.
В эфире появилось лицо Саши, затенённое тоностеклом скафандра. Очень серьёзное и немного бледное. Но в сравнении с радостью от понимания, что он жив и здоров, всё прочее для нас в эту минуту не имело значения. С ним всё в порядке и это главное.
Послышался голос командора Картера. Он подробно расспросил Сашу обо всём, что с ним произошло за время, пока отсутствовала связь, и осторожно поинтересовался его мнением об обитателях планеты.
– Те, с кем я разговаривал, открыты и дружелюбны, – Саша казался искренним. – Киберлингвист быстро изучил их язык и мы без проблем общаемся. Они не желают нам зла и приглашают меня задержаться на планете в качестве гостя.
– Ты не можешь! – взволнованно затрепетала Кимберли. – Запас воздуха ограничен несколькими сутками!
– Они говорят, что я могу дышать местным воздухом свободно и без вреда для себя, – мягко успокаивал её Саша. – Эта планета почти идентична нашей. Земля и Мечта, как сёстры-близнецы. Даже животные и растения похожи на наши.
– Ты забываешь о болезнях, – умоляла Кимберли. – Твой иммунитет не приспособлен к местным вирусам. Любая болячка, пустяковая для аборигенов, станет для тебя смертельной. Вернись на "Пионер", прошу тебя!
– Я не могу, любимая... – Саша смотрел на неё с нежностью. – Я должен узнать и понять. Для чего мы здесь, если не ради этого?
Никто не вмешивался в их разговор. Сейчас это было лишним.
– Контакт без доверия невозможен, – терпеливо объяснял Саша. – Они доверяют нам, а мы? К чему мы стремимся и с какой целью? Мечта человечества не осуществится, пока в умах живёт подозрение. Мы разные, а различие плодит недоверие и отторжение. Из этого проистекает конфликт.
– Но ты не можешь... – протестовала Кимберли.
– Они не причинят мне зла, – мягко перебил Саша. Он дотронулся руками до шлема, отомкнул блокирующие ремни, снял его с головы к нашему ужасу и изумлению, медленно вдохнул местный воздух и... улыбнулся, как улыбался всегда. – Людям не хватает чего-то важного, чтобы понять... Очень важного и простого!
Скафандр – совершенство инженерных конструкций, защитник человека от тысяч невзгод – теперь был ему не нужен.
На глаза Кимберли навернулись слёзы. Она смотрела на Сашу, словно в последний раз. Их взгляды встретились, они прощались.
– Нам нужно учиться доверию. Возвращайтесь, когда будете готовы, – Саша смотрел открыто и смело. Точно так, как смотрел всегда.
– Он транслирует волю чужеродного разума, – шептал по внутреннему каналу Хеллсинг. – Он проводник их целей. Достоверность его слов ещё нужно проверить. Возможно, нас снова водят за нос. Вы уверены, что разговариваете с Нестеровым, а не с кем-то другим? Кимберли, задай ему проверочный вопрос. Что-то такое, что знает кроме тебя только он и больше никто на свете!
– Проверка ни к чему, – прозвучал тихий голос Кимберли. – Саша говорит правду. Ловушка снята, мы свободны. Детекторы показывают отсутствие искривления пространственной метрики.
– Какая разница кто это... – хмуро согласился Зотов. – Они донесли до нас своё послание. Это значит, найден контакт. Саша сказал нам то, что мы боимся сказать себе сами.
– Надо улетать, пока нас снова не заперли, – торопил командор Картер. – Мы должны вернуться на Землю и рассказать о контакте людям. Человечество должно знать, ему принимать решение.
МАМа начала разгонять корабль. Я почувствовал едва уловимую вибрацию. Мы отдалялись от планеты и покидали её, так похожую на родную и далёкую – ту, с которой явились сами. Спустя минуту экраны зарябили и потухли – связь с планетой оборвалась.
Кимберли убеждённо произнесла:
– Мы вернёмся! – по щекам её текли слёзы.