Без названия

Владимир Кочерженко
               
               

      Ирина Юрьевна, инспектор государственной инспекции труда, получила задание от своего начальства расследовать несчастный случай со смертельным исходом на производстве, дать собственное заключение и подготовить необходимые документы на денежную компенсацию семье погибшего.
      Ничего необычного в задании руководства она не видела. Надо было съездить на место происшествия, то бишь, место последней работы погибшего, побеседовать с работодателем, который, естественно, попытается все свалить на самого погибшего, дабы снять с себя ответственность, затем составить отчет, на основании которого Фонд социального страхования примет то или иное решение. Но это уже не ее, Ирины Юрьевны, проблемы. В общем, работа рутинная. За пять лет своей трудовой деятельности Ирина Юрьевна десятки раз сталкивалась с подобными случаями и, между прочим, ни разу не проиграла в пользу работодателя, за что от тех же работодателей получила прозвище Акула.
      Прозвище это, к слову сказать, Ирине Юрьевне даже импонировало, поскольку как нельзя более кстати подчеркивало ее профессионализм в отстаивании интересов потерпевших на трудовых фронтах. И начальство в инспекции уважало Акулу, не обносило ее премиями и прочими знаками внимания, разрешенными на государственной службе.
      Непременно надо рассказать поподробней о самой Ирине Юрьевне, ибо именно ей выпало стать главным действующим лицом в данной истории. Истории страшной, запредельной, не поддающейся логике и вообще разуму, хотя человечество давно уже выдрессировало свое мышление настолько, что может разложить по полочкам какую угодно абракадабру.
      Ирине Юрьевне от роду на нынешний день двадцать семь лет. Очень симпатичная натуральная блондинка с безумно голубыми глазами, идеальной фигурой а-ля топ-модель и очаровательной улыбкой, вроде бы вовсе не покидающей ее лица. Сослуживцы сильного пола, от юношей до седовласых мужей, от нее без ума, но Ирина Юрьевна всех держит на расстоянии, понеже безумно любит своего мужа и двух пацанят: Руслана семи лет и трехлетнего Антошку. Коли вам доведется увидеть Ирину Юрьевну, вы ни за что не поверите в мою строку о наличии у нее двух деток. И еще. Инспектор Ирина Юрьевна, упаси Бог, вовсе не ханжа: себе и мужу в любовных играх она позволяет абсолютно все, что на данный текущий момент придумали в этой самой отрасли продвинутые и незакомплексованные гомосапиенсы. Это она мне сама сказала, и я считаю нужным подчеркнуть сей факт. Почему — вы, дорогие мои читатели, узнаете чуть позже.
      Ехать пришлось километров за сто от губернского центра, в котором обитала Ирина Юрьевна с семьей и где находилась контора, честь и неподкупность коей она представляла. Пунктом ее назначения был летний детский лагерь отдыха — бывшие дачи обкома КПСС. Располагался лагерь на берегу живописной реки, рассекающей надвое изумительной красоты и чистоты березовую рощу. В кронах высоких,  на редкость стройных деревьев путались солнечные лучи, шаловливо стекая вниз на словно причесанную травку и заставляя ромашки, колокольчики и прочие цветки радужно улыбаться. Попутав лес с лугом, в воздухе порхали бабочки и, не ведая страха, садились на распахнутые Ириной Юрьевной ладони, красочными драгоценными брошками цеплялись на блузку. Рай, да и только!
      И в этом раю случилось происшествие, место которому, пожалуй, лишь в преисподней.
 Жили-были в одной из ближних окрестных деревень два приятеля. Жили по соседству друг с другом, престольные праздники отмечали непременно семьями. На деревне женщины всегда их ставили в пример забулдыжным мужикам, предпочитавшим поиски стакана поискам работы. Вон-де Николай Кусков с Мишей Бухтияровым не шлендрают почем зря где ни попадя, не валяются в лужах да коровьем говне посередь улицы, а как те кроты-потурои копаются себе день и ночь, трудятся то в огородах, то на дворе со скотиной, то в лесу по ягодам и грибам, то подработку какую, шабашку на стороне найдут. И все в дом волокут. Копеечка к копеечке, мол, и живут, голода не зная, холода не ведая. Для мужиков, в общем, деревенских, сплошь безработных по причине развала колхоза, Николай с Михаилом были бревном в глазу, вечным укором.
      Как только открылся лагерь отдыха, Николай и Михаил тут же подсуетились, нанялись на весь сезон по контракту. Первый — слесарем-сантехником и электриком одновременно, второй — плотником и ночным сторожем по совместительству.
      А повариху, она же заведующая лагерным пищеблоком, работодатель привез с того самого завода, на балансе коего находился лагерь. Солидный завод, прибыльный, а потому, не в пример влачащим жалкое существование государственным предприятиям, не стал избавляться от собственной инфраструктуры и спихивать ее еще более жалким муниципальным образованиям. И надо же такому быть-стать! Оба сорокалетних мужика зависли на той поварихе, вплотную приблизившейся к пятидесятилетнему рубежу. Да так зависли, что и о собственных семьях забыли. Во, хреновина!
      В любезно предоставленном Ирине Юрьевне кабинете начальницы лагеря отдыха перед ней сидела моложавая женщина с крашенными хной волосами. Странно, но означенный копеечный краситель, применяемый сплошь и рядом малоимущими старушками-пенсионерками в домашних условиях, женщине очень шел, делая ее личико без особого проблеска интеллекта почти юным и румяным. Пожалуй, если бы не паспортные данные, истинный возраст поварихи мог еще долгое время оставаться для большинства населения абсолютной тайной за семью печатями. Но, как говорится, Всевышний не дает всего сразу: обязательно обнаруживается изъян в самом, казалось бы, безупречном творении. Таким изъяном у поварихи оказались ноги. Наметанный женский взгляд Ирины Юрьевны, древний животный взгляд на гипотетически вероятную соперницу моментально сфотографировал склеротические узелки на фиолетовых венах ног и дряблую, складчатую кожу выше колен. Дура-баба, ей бы брюки носить, не снимая при белом свете, в крайнем случае колготки, а не щеголять перед честным народом в мини-юбке чуть ниже пояса. Интересно, где у мужиков глаза были? Ведь нормальные мужики сперва на ноги внимание обращают, а потом уже на все остальное. Или она, инспектор государственной инспекции по труду Ирина Юрьевна Машковская, не права?
      Конечно, не дело Ирины Юрьевны было копаться в нюансах случившегося, поскольку она не следователь милиции или прокуратуры, но краем уха от сотрудников лагеря и их начальницы она уже успела ухватить, что повариха в сексуальных игрищах и ласках не отказывала ни Михаилу, ни его приятелю. У мужчин даже график негласно составился сам собой и ими же утвердился: по четным – Николай, по нечетным – Михаил.
     В ту злополучную ночь была очередь Николая, но повариха, ранее не нарушавшая графика, вдруг взбрыкнула и предпочла провести эту ночь, как и предыдущую, с Михаилом. И ладно бы Николаю пропустить нежданную шпильку, проглотить обиду ради старого приятельства, ан нет! Взыграли инстинкты, проснулся дьявол, опутал мужика черным наваждением. Вмиг забылась дружба, прочь сбежало взаимопонимание и наступил  апокалипсис!
      В шесть примерно часов утра заполошный бабий вой поднял на ноги весь лагерь. Перепуганные дети спросонок тоже принялись вопить, кто во что горазд, полуодетые воспитатели, бестолково суетясь, только добавили неразберихи и страха. Вой несся из открытой двери столовой. Туда-то и кинулась первой начальница лагеря, тетка довольно бесстрашная, поднаторевшая в профсоюзных разборках и драчках на родном заводе в период социализма.
      Зрелище, представшее ее глазам, кого угодно могло повергнуть в ужас. В котле с дежурными щами из квашеной капусты плавала голова Михаила с мутными, вылезшими из орбит глазными яблоками и перекошенным в страшных мучениях ртом. А на большой сковороде, на которой обычно пекли воскресные блинчики, лежал напрочь вырезанный из тела мужской половой член вместе с мошонкой. К вою поварихи, сидящей на полу у электроплиты, добавился пронзительный, визгливый вой ее начальницы...
      Ирина Юрьевна, понятное дело, всего этого собственными глазами не видела, ибо приехала в лагерь уже постфактум, когда там успели не только прибраться, но и маленько подуспокоиться. Более половины родителей, узнав о случившемся, забрали своих детей из лагеря досрочно, а слухи о происшествии расползлись, можно сказать, далеко за пределы губернии, обрастая по пути уж совсем немыслимыми подробностями. А у Ирины Юрьевны случился нервный срыв.
      Надо заметить, Николая повязали на берегу той самой живописной речки, что надвое рассекает изумительной красоты и чистоты березовую рощу, где и располагался лагерь. Он сидел на бугорке и лепил «лепешки» — бросал плоские камешки вдоль поверхности воды и считал, сколько раз камешек срикошетит от водной глади, прежде чем утонет. Двое омоновцев с короткорылыми автоматами наперевес невольно задержались, тоже считая «лепешки». Николай не сопротивлялся.
      Ирина Юрьевна вернулась домой, и первое, что бросилось в глаза ее мужу, детям и сослуживцам на работе, это отсутствие очаровательной улыбки на ее миловидном лице. Как я уже говорил, она не была ханжой и лицемеркой вроде тех «скромных и застенчивых» дамочек, что, выскочив из-под очередного  любовника, потупляют взоры, краснеют, заслоняются ладошкой и произносят «фи» при легком трепе женщин о своих мужиках. И все же, будучи женщиной вполне цивилизованной и лояльной к образу жизни и поведению, выбираемым представительницами своего прекрасного пола, Ирина Юрьевна никак не могла взять в толк, почему та же повариха уподобляется подзаборной суке, которую непрерывно пользуют все окрестные кобели? (Жила такая собачонка у них во дворе, и псы-бродяги чуть ли не со всего города постоянно ее на «прицепе» таскали...). Ирина Юрьевна была твердо убеждена, ибо так ее в свое время воспитали родители, что ежели тебе поставили «толкушку» в паспорте, значит, ты взяла на себя обязательства перед мужем, обществом, Богом быть верной женой, любящей матерью и просто счастливой женщиной, понеже личное и общесемейное счастье полностью и бесповоротно строится именно женщиной и именно от женщины зависит климат в семье. Ну, а коли уж, да простят меня читатели — я передаю слова не свои, а опять-таки Ирины Юрьевны, — зачесалось, невтерпеж стало, как той подзаборной суке во дворе, то руки-то на что дадены? Удовлетворяйся, а мало покажется, купи себе вибратор.
      В общем, после долгих размышлений Ирина Юрьевна пришла к выводу, что в случившейся трагедии виновата повариха, престарелая потаскушка, законная жена и мать, зарегистрированная с ЗАГСе и в придачу венчанная церковью. И Ирину Юрьевну всерьез заклинило. Настолько всерьез, что пришлось полтора месяца лечиться в психиатрической больнице и теперь уже пожизненно стать на спецучет в психдиспансер.
      Из государственной инспекции труда ей пришлось уйти, хотя никаких признаков душевного разлада внешне в ней не просматривается, она такой же нормальный и адекватный человек, как и все наше общество (если считать нас хотя бы условно нормальными. — В.К.). Теперь Ирина Юрьевна работает уборщицей в офисе одного бизнесмена, когда-то еле осилившего среднюю школу, а ныне похваляющегося, что у него даже уборщицы с высшим образованием.
      Николая судебно-медицинская экспертиза признала нормальным на момент совершения преступления, и суд определил ему меру наказания по статье 105, пункт «д» УК РФ в виде лишения свободы сроком в восемь лет, хотя данное преступление «...наказывается лишением свободы на срок от восьми до двадцати лет либо смертной казнью или пожизненным лишением свободы». Гуманизм, одним словом...
      Постскриптум. Я, автор, так и не придумал адекватного названия данной истории. Крутил-крутил в голове различные варианты, сожрал горсть цитрамона и плюнул. Пусть будет так, как есть.