Вспоминая Голубую лошадь

Марк Верховский
                Харьков был моим первым городом, в который я прибыл без родственного сопровождения. Правда, я прибыл не один, а в составе нашей группы из техникума для прохождения месячной преддипломной практики на электромеханическом заводе. Почему нас, группу электриков по специальности «Электроснабжение пром. предприятий», отправили за «тридевять земель» изучать электродвигатели, было известно только руководителю группы — преподавателю электротехники Гасанову ( имя заменено) .
В то время, мы, в радостном предвкушении юношеских приключений, не особенно обратили внимание на то, что подписав две ведомости о получении проездных и командировочных денег, в наличии фактически получили только проездные. Гасанов, нисколько не смущаясь и, даже не объяснив цель недостачи, просто реквизировал сумму у всей группы и мы вынуждены были нести все затраты по проживанию за свой небогатый счет. Поскольку шел год 1959, то, как понимает читатель, речь  шла о малообеспеченных семьях ( потому и шли учиться в техникумы ). Уже потом мы узнали бесстыдство преподавателя, - присвоенные за многолетнюю «практику» деньги, пошли на строительство для его семьи квартиры - надстройки на целый квартал. Причем, наглость учителя доходила до того, что он на этой стройке устраивал для учащихся субботники. 
Надеюсь стало понятно, почему Гасанов планировал эту бессмысленную практику.
А теперь ближе к теме.
Едва освоившись в городе и отметившись на заводе, мы бросились знакомиться с городом. Приехавшие из Баку, где не было специально направленного осуждения так называемых «стиляг», мы были все раскрепощено одеты, ровно настолько, насколько позволяли индивидуальные финансовые возможности.
Например, я, с помощью  краски для тканей, перекрасил все свои рубашки на черный, красный и синий цвета. Правда приходилось их реже стирать, ибо соответственно после каждой стирки они, к сожалению, теряли цвет.
Чтобы сузить брюки до необходимого по моде размера, мне пришлось освоить некоторые приемы закройщика. Кроме того,  я приобрел чудесные немецкие туфли цвета «детского поноса» на мощной каучуковой платформе. В дальнейшем, крепость туфлей позволила пережить моду на много лет вперед. Одним словом, я старался любыми средствами не отставать от прогресса моды.
Тем удивительнее было для нашей бакинской группы встретить в Харькове серое однообразие цветов одежды. Исключение составляли короткие тенниски голубого цвета, в которые были одеты  каждая вторая девушка.
Чтобы найти ответ на эту странную привязанность харьковчанок к данному цвету блузок, мне необходимо было, как минимум, срочно познакомиться с одной из них. И я, не долго думая, прямо на пляже, устремился к осуществлению своего плана. Однако, поразившая меня девушка оказалась настолько симпатичной и интересной, что идея расследования повального использования униформы исчезла сразу же в момент знакомства. Кроме того, как любознательного юношу, меня теперь заинтересовал не только феномен голубых теннисок. Я даже скажу больше -увлечение девушкой Люсей — начисто уничтожило идею исследования проблемы.
 Несколько позже, гуляя по главной, длиннющей, улице Харькова — Сумской, я  невольно вновь столкнулся с «голубым» феноменом города.
К тому же, сама Люси была одета в такую же злополучную блузку.
 Я быстро выяснил,   что цвет, пестревший на улицах города, обозначал симпатии молодежи Харькова к неформальной организации «Голубая лошадь».
А вот теперь, как говорят следователи, по информации Люси, расскажу по-подробней.

Свежие ветры новой политической оттепели, которая, казалось, наступила после ХХ съезда КПСС, для молодежи были особенно пьянящими. Однако власти расценивали ее стремление к свободе как «следствие растленного влияния буржуазной идеологии». Именно тогда появилась расхожая фраза «сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст», а брюки-дудочки и короткие узкие юбки, пиджаки трапецией, прически «кок», пластинки на рентгеновских снимках с записями рок-н-рола стали обязательными атрибутами карикатурного образа стиляги. Официальная пропаганда стремилась к тому, чтобы в общественном сознании это уничижительное клеймо закрепилось за каждым, кто броской одеждой, нестандартным поведением, запросами, не говоря уже об образе мышления, выделялся из среднестатистической толпы. Советская идеологическая машина демонстрировала свою тупую несгибаемость.

В 1957 году полсотни последователей новой моды собрались у памятника Шевченко ( Улица Сумская упиралась в парк им. Шевченко) и заложили основу первой в СССР неформальной организации со своим правительством, которое поручили сформировать студенту Политехнического института ( в общежитии которого «Гигант», была расквартирована наша бакинская группа) Евгению Гребенюку. Поначалу в нее входила только «золотая молодежь» , т.е. дети работников администрации города. Но молва о том, что здесь проходят интересные и даже пикантные вечера, привлекла множество ровесников, в том числе - и комсомольских активистов. Особый шик был в том, что штаб новоявленных неформалов размещался в доме неподалеку от здания КГБ области.
Здесь молодежь плясала рок-н-ролл,  поэты читали свои стихи и даже, в азарте, выходили на балкон, откуда несли всякую пришедшую в голову околесицу.
Под впечатлением новеллы польского писателя Славомира Мрожека «Хочу быть лошадью», решили назвать организацию «Голубая лошадь» (подразумевался Пегас, манящий в чистую небесную синь).
Окрыленный вниманием, автор пишет статьи о рок-н-ролле, абстрактном искусстве, об отношении к цивилизации Запада. Организация быстро разрасталась и через год состоялся второй съезд стиляг,  собравший возле фонтана «Зеркальная струя» уже 800 делегатов. Гребенюка, избрав президентом «Голубой лошади» и гетманом стиляг Украины, на руках пронесли под окнами здания КГБ и УМВД области.
  Отсюда и пошло  именовать друг друга  словом «чувак», которое расшифровывалось как Человек, Усвоивший Высшую Американскую Культуру. Вскоре  дочери лидеров области, рассказали, что их отцы устраивают оргии в подвале-лаборатории у фонтана «Зеркальная струя». Пораженная этим сообщением, молодежь настроилась против двуликости чиновников и часто сопровождало их на улице громким ржанием под лошадь, что в глазах общественности выглядело хулиганством.
Однако, власть, занятая перспективой своего карьерного роста и претворением плана Хрущева построения коммунизма, не вникала в суть происходящего.

Летом 1958 года, со стороны Белгорода, на центральную улицу Харькова ворвался на высокой скорости автомобильный кортеж: два черных ЗИМа в сопровождении четырех «Побед» и шестнадцати мотоциклистов в белых шлемах и крагах.
 В то время Хрущев практиковал внезапные наезды в регионы страны.                И вот,  подражая Никите Сергеевичу, кортеж студентов, папа одного из которых был министром транспорта, ворвался в свой город. Опережая  сирены, в обком поступило сообщение о том, что в Харьков нагрянул «сам».
Из обкома выскочил милиционер: отдать честь. Довольные розыгрышем, дети партаппаратчиков области, промчались в конец города к гастроному, где набрали продуктов для гулянки на природе.
Первый секретарь обкома Виталий Титов, стоявший в резерве на выдвижение в ЦК КПСС, в растерянности от внезапного появления «членовозов», доложил о происшедшем в Москву. Услышав это, взбешенный Хрущев потребовал наказать тех, кто так дерзко бросил тень на партию и на него лично.
Все это «лошадники» узнали уже на следующий день от дочерей второго секретаря обкома и начальника отдела УКГБ.
Чиновники прежде всего принялись спасать своих детей: сыновей спешно отправляли в армию, дочерей заставляли идти в КГБ с покаяниями.
 Гребенюк же узнав о том, что власти намерены преподнести общественности «Голубую лошадь» как опасную подпольную организацию, начал принимать меры. Вот, что позже мне удалось узнать из его книги:
« Мы поняли, что нас ждет большая беда, если не уничтожим статьи, стихи и списки членов организации, уже ставшей межрегиональной. К 16 декабря 1958 года, когда у всех нас провели обыск, мы освободились от основных улик. Все же КГБ добыл часть списка - более пяти тысяч студентов. Случайно найденная карта связей «Голубой лошади» показывала не столько наши контакты, сколько намерения иметь их со столицами стран Запада. Однако чекисты сделали из нее важную улику и отрапортовали «наверх»: раскрыли центр антигосударственной международной сети, выступающей за превращение Украины в буржуазную республику. В ответ последовала команда: раскопать все до основания. И началось… Путем угроз следствие добыло от арестованных показания о подготовке государственного переворота. Но к тому времени Хрущев заявил миру, что в СССР инакомыслящих нет, и это означало невозможность применять к нам такую статью.
Сказалось и то, что лидеры организации уничтожили программу-минимум и программу-максимум, которые, действительно, были нацелены на установление буржуазного строя, а сначала - на расшатывание хрущевской системы. Зная о существовании таких программ и выполняя команды из ЦК, спецслужбы отрядили журналистов «Комсомольской правды» на растерзание «лошадников». 13 января 1959 года газета публикует корреспонденцию «Куда прискакали голубые лошади. Поддерживая ее требование взять стиляг «под уздцы», выступают газеты Харькова. Городской «Прожектор» писал: «За спиной у комсомола бьют стиляги в медный таз. Слышны звуки рок-н-ролла и надрывно воет джаз. Размалеванные густо, здесь на труд плюют, острят. Здесь абстрактное искусство и разнузданный разврат. Слышен запах заграницы, и девицы и юнцы - голубые кобылицы, голубые жеребцы».

Но прессинг привел к тому, что стиляг взяли под защиту радио «Голос Америки» и Ассоциация студентов США. «Выродков» внезапно перестали бичевать и в парторганизациях прорабатывать их родителей. Затем истерия полностью угасла и даже исключенные из партии и комсомола были восстановлены в рядах.
Оказывается, КГБ перестарался: благодаря ему «лошадники» стали известны в конгрессе США. Там их объявили диссидентами и выделили в поддержку два десятка миллионов долларов.
Это было серьезно. Чекисты поспешили к Гребенюку с предложением отказаться от заокеанской помощи, иначе членов организации будут судить как западных агентов, как лидеров нелегальной антисоветской организации.
Состоялась сделка: «президент» отказался от долларов, родителям объявили взыскания, раскаявшихся восстановили в вузах, но Гребенюка с его ближайшими соратниками все же судили как хулиганов, которые занимались… порнографией.  Молодежь было взялась защищать своих вчерашних лидеров, но в ответ спецслужбы перевели слушание дела в закрытый режим.

Гребенюка и Розова осудили на на 3,5 года. Остальных четырех помощников на различные меньшие сроки. По всей стране убеждали в том, что Запад пытался разложить нашу советскую молодежь, но благодаря бдительности чекистов провокация не прошла.
Буквально, за полгода до нашего приезда на практику, город был отдан под издевательства, так называемых ,«комсомольских патрулей».
Борцы за коммунистическую мораль прямо на улице садистски срезали коки парням, разрезали брюки ; дудочки, срывали пестрые галстуки, девчонок обривали наголо, кромсали им юбки.  К нашему счастью, этот беспредел только -только закончился и мы не попали под его расправу. 

Увлекшись повествованием одиссеи о «Голубой лошади», я забыл продолжить рассказ о необыкновенной девушке Люсе, сыгравшей главную роль в подаче информации о прошедших  событиях. Она показала мне все места значительных актов этой неадекватной для советского времени молодежной драмы в период «хрущевской оттепели»
Но вот, к моему великому сожалению, пришло время окончания практики, а следовательно, и нашему печальному расставанию.
Правда, я мог остаться ещё на некоторое время до начала учебного процесса, но для этого необходимо  было искать, а затем и оплачивать место моего проживания.
Денег же, взятых дома в долг, едва хватало на билет домой в общем вагоне.
И вот тут-то я, в весьма нелестных выражениях, вспомнил своего преподавателя Гасанова, безжалостно присвоившего наши деньги.
Как бы они мне пригодились бы на тот момент.
И я подумал, что,  дабы избавится от подобных «гасановских» аппетитов, многие бакинские студенты наверняка бы тоже вступили  в «голубую лошадь».