Не знаю, что заставило меня на середине седьмого десятка взяться за школьное сочинение, в себе копаться лень (и так сам себе понятен), просто по совету Эрнеста Хемингуэя записал беспокоящие мысли, возможно, для того лишь, чтобы от них избавиться.
Тем не менее, повод был, и заключался он в споре о стихотворении любимого Сергея Александровича Есенина.
Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот - и веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.
Ах! какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.
Золотые, далекие дали!
Все сжигает житейская мреть.
И похабничал я и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть.
Дар поэта - ласкать и карябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черною жабой
Я хотел на земле повенчать.
Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились -
Значит, ангелы жили в ней.
Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной,-
Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.
1923
Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.
Спором я назвал несколько высказываний в соц. сетях о музыкальных интерпретациях. Кому-то понравились, кому-то нет переложения и представления известных строк. Меня же задело другое.
Не буду мостить рекламу и называть имён исполнителей, которые в угоду своему слуху добавили в текст всего лишь частицу «не» и тем самым ключевую фразу автора перестроили на полнейшую противоположность:
«Стыдно мне, что я в бога не верил».
Странно, хорошие музыканты (люди их слушают), однако Поэта не поняли!
И из-за такой «невинной» (в кавычках) вольности, по-моему, не только поменяли смысл одной строки, но развалили логику всего гениального текста.
Даже дети знают, что запятая, предлог, одно слово могут перевернуть смысл. Так и вышло. Драма превратилась в фарс.
Сергей Александрович говорил о том, что помыслы розовых дней, когда он верил, потом из-за потерь в жизни сгорели. Неужели эта кульминация не понятна?
Да, видно, видно, что не понятна, поскольку повторяют и повторяют: "Стыдно мне, что я в бога не верил" вместо "Стыдно мне, что я в бога верил", - земля и небо!
Вера приходит от родителей, от старших, иначе мы не можем её узнать. Детство – то время, когда веришь людям!
Потом, человек сталкивается с одной ложью, другой, третьей… Многие перестают верить, как минимум они прекращают опираться на веру в обыденных поступках. В запале это можно назвать и «смешной потерей», а иначе правдой, по сути-то живой мир весь промышляет обманом. Бактерии вырабатывают защиту от антибиотиков, хищники подкрадываются к добыче, а сколько обмана в военном искусстве – в высших технологиях убийства…
Люди - изощрённый в хитрости вид, причём приспособленный к хитрости с сильно отрицательным подтекстом, с душком подлости, зависти, жадности, ненависти, с многомерным профессиональным обрамлением зла. Вот поэтому идея Поэта сохраняется, даже усиливается, наполняется конкретикой, если в стихотворении заменить слово бог словом люди:
«Стыдно мне, что я людям верил.
Горько мне, что не верю теперь»
Есть, конечно, исследователи от рождения. Их жизненная программа не позволяет верить, они обязаны сомневаться и проверять, изобретать и испытывать. Только они исключение, другим достаётся «веселие мути». Может, благодаря усилиям первых, благодаря технологиям в будущем что-то изменится к лучшему, но в начале ХХ века «помыслы розовых дней» точно не сбывались.
О чём тут ещё подумаешь, как не о смерти. Не каждому посчастливиться уйти из жизни во сне или внезапно. И сегодня тяжко в плохих или жутких условиях наших российских больничек, в окружении больных и таких же униженных. Тогда же вовсе можно было лишь просить о последнем вздохе под иконами.
Иконы - символ веры, когда в деревне умирал человек они были рядом. Есенин точно видел это и росчерком напомнил обычай. Но мысль и тут полезно повернуть к людям, назову её последним «наказанием» «за неверие в благодать» или исповедью о возможности человеческого доверия, которое не столько необходимо уходящим, как остающимся.
Дар поэта именно так, просьбой о возвращении к началу, повенчал веру и неверие.
P.S.:
С.А. Есенина правильно читает Сергей Безруков в фильме о Поэте.