Смирнов Фарух Гвембешевич
Пожалуйста не воспринимайте всерьёз :)
1064 г. Драккар (Исповедь труса)
- Из воспоминаний славного хёвдинга Гуннара Сухопута – отважного война и трусливого морехода.
Еще одно яркое и хорошо запомнившееся событие моего самого раннего детства – первый поход на драккаре*. Хотя опять же - помню все это со стороны, будто бы старый скальд поёт обо мне вису. С двухлетнего возраста в памяти остались крупицы воспоминаний. Все остальное - рассказы матери и собственное воображение.
Отец ставит меня на палубу, а она подо мною начинает выделывать такие штуки, что я не могу на ней удержаться. Я ставлю ногу, а она проваливается вниз. Я гонюсь за ней, но она, неожиданно, выпрыгивает обратно и больно тюкает меня по пятке. Удар силен и если бы не руки отца я точно бы улетел куда-нибудь в сторону. Тогда отец делает следующую попытку. Неудача! Еще одну... еще.. еще... Палуба болтается из стороны в стороны, я топаю-топаю, но мне никак не удается попасть с ней в такт и удержаться.
Родители склонились надо мною, они смеются. Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на них. Но не вижу лиц, только какие-то смутные очертания, зато хорошо слышу их смех. Они высоко надо мною - не дотянуться, а еще выше – огромные мачты, похожие на большие желтые деревья. Солнце высоко в небе и слепит мне глаза, наверное поэтому я и не вижу родительских лиц. За высокими бортами раскинулся мой родной фьёрд, мелькают чайки, стремительные полёты которых сливаются в белые линии. Здесь очень шумно, намного шумнее, чем длинном доме**. Шум какой-то давящий, тревожный, и я бы давным-давно испугался и заревел от страха, если бы не сильные руки, которые держат меня и придают мне смелости.
Народа много; на меня смотрят не только отец с матерью, но и другие люди, возвышающиеся надо мною громадными столбами. Они тоже смеются. Я не вижу их улыбок, не слышу их смеха, но ощущаю это. Ощущаю общую теплоту и доброту. Мне становится радостно и я громко и заливисто смеюсь…
Ставши старше, я уже не так радостно относился к морю. Не скажу, что я не любил его, просто боялся. На меня наводили, да и сейчас наводят (стоит мне только представить себе море) дикий страх качающаяся палуба корабля. Говорят, это пройдёт. Может быть, а может и нет. Моё буйное воображение не раз рисовало мне дикие картины возможной паники на драккаре, если вдруг, не приведи Один, что-нибудь случится. Драккар налетит на риф или сядет на мель. Как эти, довольно милые люди***, окружающие меня, начнут рвать и топтать друг друга за последний кусок вяленой рыбы или глоток пресной воды в надежде выжить. Западня!
Хотя не знаю, что пугает меня больше – море, или сам драккар, поскольку тёмные трюмы, с сочащейся меж просмолённых досок водой, скамьи для гребцов, отполированные не одной задницей, даже доски палубы, пропитанные запахом сырости и крови, и те нагоняют на меня уныние.
Когда драккар, гордо задрав нос, с гостеприимной пристани устремляется в море, мне становилось жутковато, будто бы я навсегда прощаюсь с землей, родными и останусь в море навсегда. Голова шумела и кружилась, я ощущал, как воздух вокруг меня уплотняется, становится вязким и тягучим, словно мёд и надышаться им уже невозможно. Я судорожно вдыхал его, как рыба выброшенная на берег, но грудь им не наполнялась. Мне все время хотелось вдохнуть больше, чем я выдохнул, но этого не получалось. Воздух застревал у меня в горле, отчего грудь раздирало так, будто меня душили подушкой. Я бледнел, хватался за поручень, чтобы не упасть. Есть мнение, что когда человек сходит с ума (а это состояние, иначе, как безумием, не назовешь), то теряет контроль над временем. Поэтому мне казалось, что драккар идёт бесконечно долго, что он заблудился в бесконечной, бурлящей синеве, и направляется прямиком в Хельхейм! Что это - конец? И, чтобы не завопить от страха, я считал сколько секунд этого кошмара мне остается? Слава Одину ходили мы не далеко, и в конце пути нас почти всегда ждала хорошая награда – золото и рабы.
Но в плавании я не мог выказать страха, а тем более поддаться панике, ибо в этом случае меня, скорее всего, сбросили бы в воду. Слабые духом и телом на драккаре далеко не желанные гости.
Слава Одину, я ни разу не запаниковал и тем более не упал без чувств, как красная девица.
Как мне кажется, во время особо сильных штормов я несколько раз терял сознание, удерживаясь на ногах. Поскольку провалы в моей памяти были очень велики. Но в такие шторма мы попадали исключительно редко и обычно, в этот момент, я, чтобы подавить нахлынувший страх, пытался считать будущие прибыли от похода, что выходило очень плохо, так как искусству счёта я учился сам, или разглядывать рабов, особенно молодых женщин.
Но больше быстрых драккаров я боялся огромных и медленных кнорров****.
На драккаре я был не так пуглив. Там путешествия пролетали быстро, хоть и казалось, что минуты тянутся подобно часам, но когда меня назначали в команду кнорра – путешествие затягивалось до бесконечности, и каждая пройденная лига отдавалась в моей трусливой душе. Я боязливо ждал одного - вот сейчас глубоко сидящий в воде кнорр напорется деревянным брюхом на услужливо подставленную повелителем морей, Великим Ньёрдом, скалу! Острые камни пробьют толстый бок корабля – брызнут во все стороны щепки, сложатся мачты и судно, вместе со мною, переломившись пополам, камнем пойдёт ко дну. Я будто наяву ощущал, как ломающиеся, сгибающиеся и отлетающие куски палубы вонзаются в мое тело. Жжжуткий конец!
Страх охватывал меня уже, как только я приближался к пристани.
Зато, какое счастье было снова ступить на сушу; будто бы тяжкий груз свалился с плеч. Меч становился невесомым, кровавая работа проще, а брага слаще. В голове стучала только одна мысль; жив, жив, жив и еще раз; жив!
К сожалению я не имел права выбора, где сидеть, все места были строго распределены и моё было у правого борта, рядом с Брагги Сквернословом, исключительно не приятным, матерившемся весь долгий путь викингом. Я чётко знал, что если дела пойдут скверно, выжить в открытом море будет весьма сложно особенно если завяжется бой, облачённые в броню и вооружённые войны камнем идут ко дну. Я всегда с грустью смотрел на небольшие деревянные, обитые железом щиты - такие на воде не держатся, тонут! На мою радость, не помню уже когда, после очередного похода, ярл распорядился поставить на борты большие, крепко сбитые деревянные щиты. Они отлично держались на воде и однажды спасли мне жизнь.
Хоть и прошло уже много лет, но я и сейчас отчётливо помню, как два драккара ярла Орма Хитрого нагоняют нас, мы возвращаемся из похода с добычей, драккар с грузом низко сидит в воде и по этому нам не уйти. Кормчий кричит им, пытается договориться, но это бесполезно, всем известна жажда золота Орма, ради которого он мать родную готов утопить. Лучники ярла Орма дают залп, с такого расстояния стрелы глубоко входят в тело, пробивая кожаные доспехи. Как всегда ругающийся на чём свет стоит Брагги наконец то заткнулся, выпав за борт с пробитым стрелой горлом. Дальше началась привычная всем резня, нас теснили с обоих бортов превосходящие силы и через сотню ударов сердца нас осталось уже четверо. Мы начали молиться Одину, попрощавшись с жизнями, как что-то тяжёлое ударило меня по голове, сорвав шлем. В голове помутилось, тело потеряло контроль, ноги стали ватными, а меч выпал из рук. Я перевалился через борт, но каким-то чудом ухватился за край того самого большого щита. Кожаные ремни, крепящие его к борту судна, не выдержали и я, вместе с ним полетел в воду.
Очнулся я на щите, один, среди бескрайней синевы моря. Провианта у меня не было, пресной воды тоже, ждать, что кто-то наткнётся на меня, дрейфующего на куске дерева, было бессмысленно, и я поплыл. Несколько раз мне довелось подкрепиться, поймав рыбу, которую съел целиком. Я грёб сколько хватало сил, ориентируясь днём по солнцу, а ночью по звёздам, хоть познания мои в мореходстве были не те, что у нашего кормчего, но я понимал, что меня сносит течением каждый раз, когда сплю или теряю сознание. Но вот силы мои иссякли, я повернулся на обожжённую солнцем и разъеденную солью спину, что бы в последний раз проклясть Одина, не давшего мне умереть в бою и возродиться в Вальхалле. Сознание моё угасло.
Очнулся я от того, что кто-то льёт мне в рот воду. Я закашлялся, но как только приступ кашля прошёл, вцепился в кружку мёртвой хваткой и опустошил её содержимое одним глотком. Ничего в жизни не пил вкуснее той воды! Я был очень слаб и с трудом держался на ногах. Как оказалось, меня подобрала рыбацкая лодка, которая лишь по воле случая оказалась так далеко от родных берегов.
На протяжении нескольких дней пути, пока мы возвращались в родной фьёрд, я думал только об одном - вырваться! Вырваться любой ценой и ступить наконец то на твёрдую землю.
После того случая, когда я остался один на один со своими страхами, что конечно же не приемлемо для славного хёвдинга, я ни разу не ступал на драккар или кнорр, а перемещался исключительно верхом и по суше, за что позже меня стали называть Гуннар Сухопут.
* деревянный корабль викингов, длинный и узкий, с высоко поднятым носом и кормой.
** в археологии и антропологии тип длинного узкого дома с одиночным помещением.
*** конечно в кавычках, врятли бородатых мужиков, привыкших убивать, грабить и насиловать можно отнести к милым людям, особенно если ты не из их числа.
**** один из типов деревянных кораблей викингов, были не военными, а скорее грузовыми и торговыми судами, и использовались для перевозки большего количества припасов, снаряжения и добычи. Поэтому кнорры были более широкими и вместительными, но развивали меньшую скорость.
***** Создано на основании автобиографического очерка Юркова В.В. "1962 г. Метро"