Пелагея Карповна грустно смотрела на падающий снег и снова старалась припомнить все до мелочей. Она получила пенсию на почте, пересчитала, грустно вздохнув, подержала деньги на ладони, потом завернула тоненькую пачку в голубой носовой платочек, оставив 50 рублей на билет, и пошла на автобусную остановку. Был час «безвременья», то есть время, когда уже утро давно прошло, а до обеда было еще далеко. В подъехавшей «двойке» народу было мало, Пелагея Карповна села на пустое сиденье, заплатила за проезд. Билет, сдачу и платочек с пенсией положила в карман. А может быть, мимо кармана? Женщина силилась припомнить, но тщетно. Может, она задремала на миг и выронила деньги? А когда на Больничном переулке в автобус сели ученики с молоденькой учительницей, она встрепенулась, стала искать деньги: в кармане были только билет и сдача с пятидесяти рублей. Носового платочка нигде не было: ни на сиденье, ни под сиденьем, ни в салоне автобуса. Дома Пелагея Карповна перебрала все свои запасы: кулек с пшеном, полбутылки масла, муки с килограмм, десять картофелин, да сухари из кусочков черного хлеба, которые она складывала в целлофановый пакет.
Пелагея Карповна была женщиной мужественной, голод и холод испытывала не раз и в довоенные годы, и после войны, когда осталась сиротой и самостоятельно решила учиться в педучилище. Всю свою жизнь после учебы посвятила детям: учила их считать, читать, писать, часто на свои деньги покупала бумагу и карандаши для детей или интересные книги. Семейная жизнь не сложилась – помешала война. Однолюбка, она, проводив своего Ивана на фронт в самом начале Великой Отечественной, так и жила одна. Все ждала и ждала единственного, кому поклялась быть верной до скончания века. А когда получила официальное извещение, что муж «пропал без вести», вроде бы как обрадовалась: человек не иголка, не может он пропасть без следа, и если никто не видел Ивана мертвым, значит, он жив, только весточки подать не может: лежит в госпитале тяжело раненный или в плен попал, на чужбине мается. Себя Пелагея Карповна одинокой не считала. Когда работала в школе, ее окружали дети и их родители, коллеги. И постоянные заботы: уроки, факультативы, кружки, смотры, к которым надо было готовиться, и проводить которые надо было с душой, с выдумкой. Так что о себе в школе думать было некогда. Да и дома времени для себя оставалось чуть-чуть: горы тетрадей с работами учеников, планы завтрашних уроков, методические разработки и прочее. Где-то она вычитала, что в году у учителя «чуть не тыща рабочих дней». Верно это. Ой, как верно.
Выйдя на пенсию, чуточку поскучала вначале, но только самую малость. Непрочитанных за неимением времени книг было множество. Да и кошка Мурка вертелась всегда рядом. Не привыкла Пелагея Карповна со своими болячками к другим обращаться за помощью. Вот и сейчас решила, что перебьется, дотянет как-нибудь со следующей пенсии. Две недели она варила жиденький суп из пшенной крупы, размачивала в травяном чае крепкие ржаные сухари. И ничего – жила.
Хуже было с кошкой Муркой, которая все это есть не хотела, а жалобно смотрела Пелагее Карповне в глаза, терлась о ноги и, протяжно мяукая, просила что-нибудь вкусненькое. Но в доме ничего другого не было. Когда до пенсии оставалось семь дней, у Пелагеи Карповны стали подкашиваться ноги и кружиться голова. Она сама не знала, как очутилась здесь, возле магазина, видно ноги сами принесли ее сюда по привычке. Но купить ей хоть что-нибудь было не за что: оставшиеся деньги она давно истратила на мелкую рыбешку для Мурки. И она решила просто постоять возле магазина, подышать запахом свежеиспеченного хлеба. Хлеб издавал такой аромат, а батоны были так румяны и поджаристы, что у Пелагеи Карповны закружилась голова, и она прислонилась к березе. Машина, когда хлеб разгрузили, уехала. А на Пелагею нахлынули воспоминания. Когда уезжал на фронт Иван, она испекла из пшеничной муки каравай, вкуснее которого до тех пор, да и после, кажется, не ела.
А снег падал и падал. Пушистые снежинки легким покрывалом укрыли землю вокруг, засыпали платок и пальто, скрыв все выношенные места и потертости. Люди, озабоченные своими делами, шли мимо по тротуару, заходили в магазин, выходили с покупками, но никто ее не замечал. Она видела, как люди, проходя мимо, наступают на чистые белые снежинки. И показалось ей, что она тоже сейчас превратится в снежинку и упадет, и что кто-то наступит ей прямо на сердце. Сколько она так простояла – неизвестно. Из оцепенения ее вывел мелодичный женский голос, который прозвенел, как колокольчик: «Матушка, что с вами?» На нее глянули добрые глаза молодой женщины, которые заставили встрепенуться.
- Запах хлеба закружил голову, дотянуть бы до пенсии, - еле слышно прошептала она, и слеза бессилия скатилась по ее щеке. Она всегда старалась помочь другом, ни у кого не просила ничего и, и только затруднительное положение, и действительно запах хлеба, заставил произнести эти слова, задержав ее у березы.
- Держите! – сказала женщина, всунув ей подмышку пакет и выложила в холодную руку Пелагеи Карповны теплую монетку. Пелагея Карповна хотела сказать: «Спасибо!», но пакет выпал и на белом снегу оказались хлеб, батон, вареная колбаса, сыр, что-то еще и большое красное яблоко. Когда она все сложила в пакет и подняла голову, рядом никого не было, только следы аккуратных сапожек тянулись от нее к тротуару. Она разжала замерзшую руку. На ладони блеснула десятирублевая монета, на обратной стороне которой был изображен солдат с высоко поднятой головой.
Пелагея Карповна до сих пор хранит монету, как знак человеческой доброты, и в сотый раз, рассказывая кошке Мурке, что случилось с нею в тот злополучный день, с надеждою добавляет: это ее Иван через молодую женщину передал жене весть о себе.
Откуда только?