Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый». ДКБФ 1971-1974».
Глава 675. Калининград. БПК «Бодрый». Больше я вам не «салага». 25.01.1972.
Фотоиллюстрация из первого тома ДМБовского альбома автора: ВМБ Балтийск. БПК «Бодрый». Мой первый рисунок в моём первом томе ДМБовского альбома, который я нарисовал в тот день, когда узнал, что наш семейный старенький фотоаппарат «Смена-2» (1957 года), который прислали мне в предновогодней посылке мама и папа, который я давал ДМБовским годкам «пофотографироваться», бесследно исчез в каптёрке БПК «Бодрый». После этого я немного разозлился, стал сильнее характером и перестал быть «салагой». Вот так. Рисунок клипера из журнала «Морской сборник». 25.01.1972.
В предыдущем:
Рано утром в понедельник 17 января 1972 года мой первый боевой корабль, на котором я начал корабельную флотскую службу БПК «Бодрый» уходил из калининградского завода «Янтарь» в ВМБ Балтийск на ходовые испытания.
22 января 1972 года наш командир отделения рулевых БЧ-1 БПК «Бодрый» Иван с ребятами наконец-то проявил фотоплёнку и напечатал фотографии, засвидетельствовавшие события во время нашего пешего путешествия всем составом штурманской боевой части по Калининграду. Правда, я в этом деле участия не принимал, так как снова был дежурным рулевым.
И зачем я только выполнил дежурство на оценку «отлично»?! Теперь меня ставят в пример, а в отместку «годки» и «подгодки» заменяют себя на меня, то есть я дежурю по ночам за них…
Фотографий было много, но мне достались только те, которые никто больше не взял – нечёткие, нерезкие, с изъянами, без фокуса и т.д., но я и таким фотографиям был очень рад. При этом я дал себе слово, что отныне я буду фотографировать только сам или сам устанавливать на фотоаппарате диафрагму, выдержку и дальность (чёткость изображения - автор)…
Главное, я теперь мог отправить домой, моим родителям, фотографии, которые в некоторой степени могли дать представление о моей жизни, о службе, о физическом состоянии, что я и сделал. Сегодня во вторник 25 января 1972 года после обеда (во время «адмиральского часа» - автор) я набрался наглости и открыто во время дежурства по БЧ-1 пишу письмо родителям, поясняя сюжеты фотографий.
Вот мы всем личным составом БЧ-1 БПК «Свирепый» стоим у памятника Ф. Шиллеру, а наш командир, лейтенант Палкин нас фотографирует. Если бы фотографировал я, то меня бы в кадре не было, но зато снимок был бы чётким и качественным…
В тот день, когда мы ходили по городу Калининграду, было морозно (минус 18°С – автор). Ветерок щипал нас за уши и ноги в ботинках немного мёрзли, но погуляли мы на славу. Были в Калининградском зоопарке, он очень большой, но выбор животных, чтобы посмотреть и увидеть, не богатый.
Сидит в бассейне один старый «живой валенок» - медведь со свалявшейся шкурой. От этого медведя, которого мы назвали «валенок», прошли мимо ослов, лам и других парнокопытных, потом мимо вольер с птицами, и вдруг я вижу как Томас (или Домас – автор) нас фотографирует…
- Эх! – думаю. – Вот досада! Не так надо было бы…
Зато теперь родители могут увидеть, что шинелька на мне в самый раз, только полнота у шинели огромная по сравнению с моими худыми телесами, поэтому я сзади шинель дважды сложил в складки и закрепил поясным ремнём, зато воздушная прослойка внутри шинели не давала мне мёрзнуть.
Кстати, ребята ещё надо мной смеялись за огромный размер моей шинели, но я благодарен тому пожилому мичману в 9-м Флотском экипаже, который молча отобрал у меня маленькую и ладную шинельку и заменил её на эту, объёмную, - он оказался прав, в неё теплее и лучше…
Особенно хорошо получились все ребята и наш командир, лейтенант Палкин на фотографии у Борющихся зубров. Эту фотографию мне ребята вручили торжественно, как подарок, хотя она явно была из бракованных при фотопечати. Однако «дарёному коню в зубы не смотрят», поэтому я искренне обрадовался.
В верхнем ряду стоим мы – я, Александр Суворов, мой товарищ по 9-му Флотскому экипажу в Пионерское Юра Мятлин и мой настоящий друг и наставник, у которого я был дублёром, Олег Ховращенко. В нижнем ряду слева – Анатолий Телешев, мой друг и товарищ, мой соперник по службе рулевым на БПК «Бодрый» и БПК «Свирепый».
Как я теперь досадую на самого себя, что не записал вовремя их имена и фамилии, думал, что помнить друзей и боевых товарищей буду вечно!.. Однако тогда всё было секретно, даже имена и фамилии личного состава экипажа кораблей пр.1135 типа «Буревестник»…
Кстати, обратите внимание на то, что корпуса БПК «Бдительный» и БПК «Бодрый» ещё не имели накладных досок с выпуклыми латунными буквами названий-имён этих кораблей, их не было даже на спасательных средствах и пробковых кругах, - только бортовые номера.
Только, начиная с новостроящегося БПК «Свирепый», почти полуофициально-полукриминально, появились на бортах в районе кормы накладные стальные доски с блестящими полированными латунными или бронзовыми буквами названия-имени корабля. Наши буквы - «Свирепый» - были литыми, отлитыми из бронзы (не ручаюсь, что именно из бронзы – автор) и история их появления заслуживает отдельного рассказа, отдельной новеллы…
- Придёт время, - писал я в письме родителям, - у меня будет фотоаппарат в руках, тогда и поснимаем, а пока, спасибо вам, мама и папа, за блокнот для рисования – буду делать зарисовки, что можно будет, то пошлю вам, домой.
Я не сказал родителям, что тот старый папин фотоаппарат «Смена-2», который они мне прислали и которым мы фотографировались во время пешего путешествия по Калининграду, «пошёл по рукам» ДМБовских годков после их «пацанского» ко мне обращения: «Тебе что, салабон, жалко что ли, что твоим фотоаппаратом годки поснимаются?».
Мне «нисколечки» не хотелось мешать «годкам» фотографироваться моим, то есть нашим, семейным, родительским фотоаппаратом, но после того, как они им попользовались, он перестал работать…
Возможно, годки дали мне несколько фотографий, чтобы как-то компенсировать потерю испорченного фотоаппарата? После этого, старенький потрёпанный футляр и фотоаппарат «Смена-2» был передан в корабельную каптёрку и благополучно там «растворился» в чьих-то руках какого-то «фокусника». Вот это было по-настоящему обидно и досадно…
Я не стал никому ничего говорить и рассказывать о потере дорогого мне фотоаппарата, жаловаться и требовать, потому что я был «заштатный рулевой» и вскоре должен был быть списан на новостроящийся корабль, поэтому я просто сжал-стиснул зубы и продолжал служить так, как посчитал для себя единственно правильно – по своим избранным правилам.
Пусть «годки» спят после обеда во время «адмиральского часа», а я сижу в штурманской рубке и правлю карты, вношу в них навигационные поправки и изменения, зато я в это время спокойно и открыто рисую в альбоме тушью красивый парусник с «алыми» парусами, раскрашиваю его фломастерами и пишу родителям письмо, и теперь никто мне не может этого запретить.
Так что, пожалуй, и всё на этом, больше я вам не «салага»…