Колумбово яйцо

      
                КОЛУМБОВО ЯЙЦО

                (пьеса в I-м действии)

                Действующие лица:
                — — — — — — — — —
     ЖИХАРЕВ ВОЛОДЯ — инженер-проектировщик, бывший гидростроитель.
     ЛЕНОЧКА — жена Володи, учительница.
     САВЕЛЬЕВ ИВАН САВЕЛЬЕВИЧ — друг Володи, инженер-гидростроитель.
     КОВАЛЬЧУК СТЕПАН ГРИГОРЬЕВИЧ — друг Володи, инженер-гидростроитель.
     ГРОМОВ ВАСИЛИЙ — сосед Жихаревых, шофер.

   (Комната в квартире Ж и х а р е в ы х: в правом углу у стола письменный стол, полки с книгами; в левом — мягкий диван, сервант, в центре — круглый обеденный стол, несколько стульев. К комнате справа примыкает небольшая прихожая, из которой выходная дверь ведет в парадное. В задней стене дверь в спальню, налево выход на кухню. На подоконнике цветы в горшках, тюлевая занавеска. В комнате никого нет, лишь из спальни доносится негромкое монотонное «баю, баюшки, баю, не ложися на краю…» Л е н о ч к а убаюкивает ребенка. У входной двери раздается звонок. Пение смолкает. Появляется Л е н о ч к а. Вид у нее домашний: легкое платье-халат, на ногах тапочки. Она пересекает комнату, направляясь к входной двери, поправляя растрепанные волосы. Открывает дверь.)

      САВЕЛЬЕВ (входя): Здравствуйте, Леночка. Узнаете?
   ЛЕНОЧКА (после небольшой паузы): Иван Савельевич? Здравствуйте. Конечно узнаю, заходите. Кто там с вами? Степан Григорьевич! Заходите, заходите! 
   (Входит К о в а л ь ч у к)
   САВЕЛЬЕВ: А мы из министерства. Проект утвердили, думаем — где-то здесь наши старые друзья живут, надо зайти отметиться.
   ЛЕНОЧКА: Ну, конечно! Правильно сделали. Вот Володя-то обрадуется!
   САВЕЛЬЕВ: А с а м о г о что, нет?
   ЛЕНОЧКА: Он скоро будет. Раздевайтесь. Пальто вот сюда, на вешалку. Портфель можно в комнату. А я сейчас. Маленького укачивала, он меня растрепал немножко…
   (Убегает в соседнюю комнату)
   САВЕЛЬЕВ: Подумать только, как летит время. Кажется вчера смотрели на Волгу с эстакады, прикуривали друг у друга на ветру, ездили на рыбалку… А уже сколько? Года четыре не виделись. (Осматриваясь) Разжирел за это время Володька — тюль, цветы… (пробует диван) мягкая мебель. (Ковальчуку) Иди, понежь свои старые кости перед дальней дорогой.
   КОВАЛЬЧУК (просматривает библиотечку): Здесь книги.
   САВЕЛЬЕВ (садится): И книги! И вся эта недвижимость… Да, что ни говори, а ты прав: семейный уют это здорово! Ты что там раскопал? «Домоводство» или книгу «О вкусной и здоровой пище»?
   КОВАЛЬЧУК (продолжает рассматривать книги на полках): Энгельс. «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
   САВЕЛЬЕВ: Вот видишь! Я говорил тебе! Пока мы кочуем с места на место, Володька профессором станет. Хотел бы я только знать, какие вопросы его в этой книге интересуют: семьи или государства?
   КОВАЛЬЧУК: С семьей у него вопрос решенный.
   САВЕЛЬЕВ: Да, семья у него была — картинка! Все общежитие любовалось. Помнишь?
   КОВАЛЬЧУК: Как же…
   САВЕЛЬЕВ: То была фантастическая, ни чем несокрушимая любовь. Володька просто светился от счастья, а Леночка…
   (Входит Л е н о ч к а. На ней нарядное платье, модные туфельки. Она хорошо причесана и выглядит совсем иначе, чем при ее первом появлении. САВЕЛЬЕВ изумлен).
   …Ты посмотри, какая красавица!
   ЛЕНОЧКА (немного кокетливо): Шутите, Иван Савелич.
   САВЕЛЬЕВ: Нет, правда. (Ковальчуку) Подтверди, Степан.
   КОВАЛЬЧУК (тихо): Правда.
   ЛЕНОЧКА (как будто не замечая комплиментов): Чаю согреть вам? Я помню — Степан Савельевич любил крепкий чай…
   САВЕЛЬЕВ: Потом. Володя подойдет, тогда сообразим — и чай, и к чаю. А пока расскажите, как вы тут?
   ЛЕНОЧКА: Хорошо! Володя работает в проектном институте. Собирается в аспирантуру. Мы вот новую квартиру получили — со всеми удобствами. На холодильник записались…
   САВЕЛЬЕВ: А вы по-прежнему учительствуете?
   ЛЕНОЧКА: Да. Только маленький меня очень загружает. (Показывает на стол, где лежит стопка тетрадей). Не дает даже диктанты проверить.
   САВЕЛЬЕВ: Днем он в садике?
   ЛЕНОЧКА: Что вы! Мама за ним присматривает (перехватывает вопросительный взгляд Савельева). Только она перед тем как Володе с работы вернуться всегда уходит.
   САВЕЛЬЕВ: Приходящая мама? Так-так…
   ЛЕНОЧКА: Я хотела, чтобы она совсем к нам переехала, но Володя воспротивился.
   САВЕЛЬЕВ: И правильно! Он ведь не на теще женился.
   ЛЕНОЧКА: Вовсе и неправильно. Моя мама очень хороший человек.
   САВЕЛЬЕВ: Моя теща тоже очень хороший человек, однако ее зять этого не находит. (Смотрят друг на друга, смеются)
   ЛЕНОЧКА: Так ведь ее зять это вы.
   САВЕЛЬЕВ: Я, Леночка. Я. Хотел вот Ковальчука пристроить на место зятя, отказывается. Чудак! Говорит, нельзя красть чужое счастье.
   (К о в а л ь ч у к  просматривает книгу, не обращая внимания на их реплики).
   САВЕЛЬЕВ: Нет.
   ЛЕНОЧКА: А как ваша жена поживает?
   САВЕЛЬЕВ: Лучше бы она ушла от меня.
   ЛЕНОЧКА: Вы все шутите, Иван Савелич. А Лариса Федоровна уж наверняка намаялась с вами за всю жизнь-то. Ведь нигде подолгу не сидите.
   САВЕЛЬЕВ: Я, Леночка, строитель. И мне все время хочется строить. Своими руками. Чтобы на Волге, на Ангаре, на Печоре, на Лене — везде белели памятники моему труду.
   ЛЕНОЧКА: Вот вы какой…
   САВЕЛЬЕВ: А еще, Леночка, я природу люблю, рыбалку, особенно с ночевкой… Сидишь один, как в океане вечности. Темное небо, темная вода. А рыба?! Вы помните, какая была рыба в Волжском, когда мы строили там нашу ГЭС?
   ЛЕНОЧКА: Как же! Здесь сколько живу, такой рыбы не видела.
   САВЕЛЬЕВ: Вот, Леночка! Вот! И вы постигаете истину. Чудо природы не каменный мешок. Но даже Волга не идет в сравнение с такими местами, куда мы едем сейчас.
   ЛЕНОЧКА: (вздыхая) Надо же! Только отстроились и опять на новое место?
   САВЕЛЬЕВ: На новое, Леночка. На новое. А что за места, если бы только видели. Горы до неба. Бурные перекатистые реки. И в них таймени, хариусы! Вы знаете, что такое хариус? (Л е н о ч к а отрицательно качает головой) Ну-у! Тогда вы ничего не знаете. Вам обязательно надо попробовать.
   ЛЕНОЧКА: Вы опять шутите, Иван Савельевич. Разве здесь можно купить хариуса, да еще живого. Мороженная треска, морской окунь…
   САВЕЛЬЕВ: Разумеется! Чтобы отпробовать хариуса, нужно поехать с нами.
   КОВАЛЬЧУК (подходит к ним): А хорошо бы. Мы опять были бы рядом, как в Волжском. Вы не забыли наш город?
   ЛЕНОЧКА: Разве можно его забыть? Для меня тогда вся Волга была представлена вашим городом. Ведь Володя уехал туда на шестой месяц после нашей свадьбы. Я должна была поехать за ним, но все боялась. Вы там строили гидростанцию, большую, необыкновенную. Вся страна следила за вами. Володя писал мне письма, звал. Я бы, наверное, так и не собралась, но он, вдруг, прислал телеграмму: «Двадцать седьмого праздник приезжай обязательно».
   КОВАЛЬЧУК: И вы поехали…
   ЛЕНОЧКА: Да. Сначала я думала, что директор не отпустит меня…
   САВЕЛЬЕВ: А он…
   ЛЕНОЧКА: Он сказал: «Езжайте. Все-таки историческое событие».
   КОВАЛЬЧУК: Двадцать седьмого было затопление котлована.
   ЛЕНОЧКА: Да. А выглядело все действительно как праздник. Я отлично помню. И гулкие репродукторы, и слова приветствий. Помню, как кружил самолет, сбрасывая листовки. А какая масса народу собралась. На площади не хватало места. Люди гроздьями обвешивали башни подъемных кранов, взбирались на высокие песчаные насыпи. Помню, как стало тихо, когда раздалась команда: «Приготовиться к взрыву!..». А потом блеснуло пламя и в синее небо взметнулся черный трезубец земли и дыма. А когда в котлован вырвалась первая струя, вокруг закричали «Вода!», а я почему-то стала обнимать Володю и говорить ему: «Милый, хороший…». И мне было ни чуточки не стыдно, потому что вокруг тоже обнимались. А потом все закричали «ура» и побежали навстречу воде. И я бежала со всеми, налетела на милиционера, смешно, правда, и бежала дальше. Я боялась потерять Володю и в то же время ничего не боялась. Это был необыкновенный порыв.
   КОВАЛЬЧУК: Чудесная жизнь у нас там была. А потом вы оба так неожиданно снялись и уехали.
   ЛЕНОЧКА: У нас должен был появиться маленький и без мамы мне было бы очень трудно. Володя тогда очень тосковал по Волжскому. Все порывался куда-то, говорил, что там был окружен людьми и сам был в центре людей, а здесь ему не с кем даже словом перемолвиться. Вы не представляете себе, сколько сил я истратила, пока стала его единственной слушательницей, советчиком и ответчиком. Он очень любил меня тогда (с грустью), больше чем сейчас. На работе он за день успевал так соскучиться, что стремился домой не дожидаясь товарищей. Я была с ним неотступно, ходила в клуб, в гости, даже пыталась ездить на рыбалку. Но там было холодно, мне не понравилось. И он тоже перестал ездить. Вот только с мамой у них не получилось.   
   САВЕЛЬЕВ: Так ведь сказано в библии: «Да отлепится человек от отца своего и от матери своей и прилепится к другому человеку».
   ЛЕНОЧКА: Ну, что вы! Кто сейчас живет по библии? Ведь маленький требует внимания. А Володя, он словно матрос с далекого корабля, приходит домой, как в гавань, ненадолго. А мама с детства рядом, прочно, неотрывно…
   (У входной двери раздается звонок)
   Он! Спрячьтесь. Мы его сейчас разыграем. Скорей! Сюда, на кухню… Пальто! Пальто!…
   (Подбегает к вешалке, хватает пальто гостей, сует их им в руки и выпроваживает на кухню. Затем направляется к входной двери и открывает ее. Входит В о л о д я).
   ВОЛОДЯ (вешая пальто): Василий не заходил?
   ЛЕНОЧКА: Нет. А ты что так поздно?
   ВОЛОДЯ (шутливо): Ходил в дальнее плаванье.
   ЛЕНОЧКА: Я серьезно.
   ВОЛОДЯ (тем же тоном): И я серьезно.
   ЛЕНОЧКА (притворяясь равнодушной): Как знаешь. Можешь хоть совсем не являться. Только тут спрашивали тебя, твои волжские друзья.
   (В о л о д я уже прошел в комнату. Услышав знакомое слово «Волга», он встревоженно останавливается).
   ВОЛОДЯ: Кто?
   ЛЕНОЧКА (повторяет): Твои волжские друзья — Иван Савельевич и Степан Григорьевич.
   (В о л о д я кидается к вешалке, срывает пальто)
   ВОЛОДЯ: Почему же ты их не задержала? Куда они пошли?
   ЛЕНОЧКА: Я же не знала, что ты в дальнем плаванье.
   ВОЛОДЯ: Глупые шутки.
   ЛЕНОЧКА: Я серьезно.
   ВОЛОДЯ: А, черт!.. (Направляется к двери)
   ЛЕНОЧКА: Стой! Стой! Они здесь. Иван Савельевич, Степан Григорьевич — выходите! А то этот сумасшедший сейчас удерет и целую ночь будет искать вас по всему городу.
   (Из кухни выходят С а в е л ь е в  и  К о в а л ь ч у к.
   В о л о д я бросается им навстречу)
   ВОЛОДЯ: Вот это здорово! Вот это радость!
   С а в е л ь е в и К о в а л ь ч у к пожимают ему руки)
   САВЕЛЬЕВ: Здравствуй, Володя! Здравствуй! Как жизнь?
   ВОЛОДЯ: Ничего. Вы-то как?
   САВЕЛЬЕВ: Мы как жили, так и живем. А у тебя, я вижу, полное довольство.
   (Широким жестом показывает на все, что в комнате)
   ВОЛОДЯ: (без энтузиазма) Да. Если бы человек был доволен тем, что у него есть, на моем месте можно бы было, пожалуй, и остановиться.
   САВЕЛЬЕВ: А ты недоволен?
   ВОЛОДЯ: Как сказать…
   САВЕЛЬЕВ: Тон у тебя, во всяком случае, не очень бодрый.
   ВОЛОДЯ: Скучаю я. По реке. По эстакаде. По людям.
   САВЕЛЬЕВ: А здесь, что же, нет людей?
   ВОЛОДЯ (обнимает их): Черти! Здесь вас нет.
   САВЕЛЬЕВ: А Леночка говорит, ты в аспирантуру собираешься?
   ВОЛОДЯ: Какая там аспирантура. Утром вскочил, из дома и в метро. На другом конце выскочил, день покрутился и опять: в метро и домой. Два часа одна дорога. А дома, сам понимаешь… Помереть и то будет некогда.
   САВЕЛЬЕВ: Ну, помирать, все равно придется день терять.
   (Смеются)
   ЛЕНОЧКА: Он такой тянучка стал. Все, говорит, материала мало. А я знаю одного, так тот и вовсе безо всяких материалов диссертацию защитил.
   САВЕЛЬЕВ: Ну, положим, не бывает такого, чтобы совсем без материалов, но что верно, то верно. Володя не из тех, кто из-за пустой бумажки канитель разводит… (Володе) Ты чем сейчас занимаешься?
   ВОЛОДЯ: Проектирую электросеть для детских садов.
   САВЕЛЬЕВ: (озадаченно) Н-да… Это, конечно, не гидростанцию строить. Не тот масштаб.
   ВОЛОДЯ: А вы что? За новым назначением?
   САВЕЛЬЕВ: Да. Теперь уже окончательно. (Удивленно) Постой! Я же писал тебе! Правда, давно, когда знакомились с проектом.
   ВОЛОДЯ: Да, что-то было. Но, все-таки, расскажи еще раз, куда же вы теперь?
   САВЕЛЬЕВ: На Витим. Там каскад электростанций проектируется, решаются проблемы судоходства, градостроительства.
   ВОЛОДЯ: Везет людям!
   САВЕЛЬЕВ: Везет? Да ты посмотри, какие там места, не-то скажешь. (Оглядывается) Где портфель? (Подходит к портфелю, открывает его и достает оттуда бутылку вина) Это не то… (Достает еще одну бутылку) И это не то… (Продолжает копаться в портфеле) А-а, вот они… (Достает фотографии) Смотри (показывает фотографию). Витимское плоскогорье. Тайга. Темные ленточки рек с оторочкой желтых берегов. Редкие населенные пункты. (Показывает вторую фотографию) А вот здесь, видишь, земля как будто вздыбилась. Острые вершины тянутся к крыльям самолета, норовят задеть за его серебристую обшивку. А вот тут (достает третью фотографию) истинное чудо природы — Забайкальские Кара-Кумы. Видишь, дюнные пески застыли словно морские волны. А это Витим! (Показывает четвертую фотографию) Хорош?
   ВОЛОДЯ: Ущелье!
   САВЕЛЬЕВ: Представляешь, что будет, когда белая стена плотины поднимет здесь уровень воды на 180 метров? (Показывает еще одну фотографию) А вот какая там рыбка. Таймень. Двадцать два килограмма живого веса…
   (Володя рассматривает фотографии)
   ЛЕНОЧКА (ей скучно): Я пойду ужин приготовлю. Только вы его не сманивайте.
   САВЕЛЬЕВ (успокаивающе): Ну, что вы, Леночка! Разве его выманишь отсюда. Тут уютно, покойно, а там холод, ветер.
   (К о в а л ь ч у к у) Слушай, Коваль — чук, кузнец своего счастья, сколько лет жизни ты отдал бы за семейный уют в такой квартире?
   КОВАЛЬЧУК: Все, что у меня осталось.
   (Л е н о ч к а  смеясь уходит)
   САВЕЛЬЕВ (уже серьезно): И отказался бы от поездки на Витим?
   КОВАЛЬЧУК: Не знаю. Такой вопрос еще не вставал передо мной.
   САВЕЛЬЕВ: А если бы встал?
   КОВАЛЬЧУК: Не знаю… Однажды я уже пробовал, когда Ксана… в первый раз. Но не смог. Правда, я тогда был моложе. А теперь…
   САВЕЛЬЕВ: Смог бы?
   КОВАЛЬЧУК: Я устал. И потом, очень трудно одному. Семья — великая опора. Ты, Володя, счастливый человек.
   (Л е н о ч к а кричит из кухни: «Володя! Пойди порежь хлеб» В о л о д я смотрит в сторону кухни, не отвечая и не двигаясь)
   КОВАЛЬЧУК (поднимается): Разговаривайте. Я пойду помогу. (Выходит на кухню)
   ВОЛОДЯ: Он все такой же.
   САВЕЛЬЕВ: Да, просто обидно смотреть. А ведь был совсем другим. Недавно провис у нас электропровод над эстакадой, а какой-то чудак возьми и схватись. Скорчило беднягу. Глаза выпучены, рот в пене… Я подбежал, он уже не кричал, только дергался судорожно, словно кончался. А провод из рук выпустить не может. Ток! Я ринулся к нему, меня схватили, говорят: «Ты что, хочешь чтобы и тебя так же? Побежали уже. Сейчас выключат…» А Степан вошел в круг и никому в голову не пришло остановить его. Это был прежний молодой, красивый, уверенный в себе Степан. Спина его выпрямилась, волосы были откинуты назад… В руке Степан держал деревянную рейку. Все смотрели, как он молча подошел к пораженному током человеку и рейкой несильно ударил его по руке. И рука отвалилась от провода, понимаешь, как отрубленная. Степан ударил по второй руке и та тоже отпустила провод. Тогда Степан нагнулся и стал делать искусственное дыхание. Их окружили, а я все стоял, настолько меня удивил Степан. Не его поступок, а он сам. А потом мимо меня пронесли пострадавшего. Он глядел на мир из полуопущенных век усталым измученным взглядом, но все-таки это был взгляд живого человека. А вот Степан, он снова ссутулился, смотрел серо и безразлично. А ведь только что в нем было столько красоты и достоинства. И я подумал: «Какой человек погибает! Какой человек! И из-за чего? Из-за бабы!»
   ВОЛОДЯ: Но ведь она не любила его.
   САВЕЛЬЕВ: Не любила! А кого она любила? Подполковника, который бросил ее через полгода? Или старика, которому нещадно наставляла рога? Мещанка. Мелочный торгашеский расчет с кем лучше и как лучше! И такую женщину Степан продолжает любить, сохнет из-за нее… Непостижимо! Попалась бы она мне, я бы ее саму на оголенный провод…
   ВОЛОДЯ: Но ведь она его не любила. А не любя живут с женами только развратники и лгуны.
   САВЕЛЬЕВ: Ерунду говоришь.
   ВОЛОДЯ: Это не я, это Горький так говорит. И совсем это не ерунда. Кто знает, может быть если бы она не ушла от него, ему бы еще горше было.
   САВЕЛЬЕВ (удивленно): Ты заступаешься за нее?
   ВОЛОДЯ: Нет. Ведь я даже не знаком с ней. Но, слушая ваши отзывы и зная Степана, я бы тем более не посоветовал им жить вместе.
   САВЕЛЬЕВ: Философ! Энгельса читаешь, а не усвоил, что семья — это элементарная клеточка общества. Ее никому не позволительно нарушать.
   ВОЛОДЯ: Ты и свою семью строишь по этому принципу.
   САВЕЛЬЕВ: Но, но, но… Попрошу без перехода на личности. И потом, моя Лара все-таки не Ксана. Жить своим трудом, быть хорошей женой, воспитывать детей — разве этого мало для женщины?
   ВОЛОДЯ: Мало.
   САВЕЛЬЕВ: Что же она должна еще?
   ВОЛОДЯ: Жить своим умом.
   САВЕЛЬЕВ: Вот как! А разве все что я сказал, не то же самое?
   ВОЛОДЯ: Нет. Жить своим умом значит понимать, что каждому нужен рядом человек, такой, чтобы от его близости все время рождалось что-то новое, выше, лучше, чище того, что есть сейчас. А если такого человека нет — человек одинок даже в кругу семьи. А в одиночку он ничего не сделает, ничего не добьется. И семья из союза превращается в обузу.
   САВЕЛЬЕВ (изумленно): Но тебе-то до этого какое дело? Разве твоя Леночка не такая?
   (Входят Л е н о ч к а и К о в а л ь ч у к)
   ЛЕНОЧКА: Ну как, вы уже успели наговориться? А я по-быстрому — салатик, селедочку, яички.
   САВЕЛЬЕВ (озадаченно): …Н-да… Яички…
ЛЕНОЧКА (расставляя тарелки с закуской): Ладно, ладно. Меня совершенно не интересуют ваши мужские секреты.
   (Направляется к серванту за рюмками)
   САВЕЛЬЕВ: Какие секреты! Просто Володя тут пытался, как Колумб, поставить яйцо на острый конец. Но у него ничего не получилось.
   ЛЕНОЧКА: Какое яйцо?
   САВЕЛЬЕВ (импровизирует на ходу): Однажды кардинал Испании всесильный Педро Гонсалес Мендоса пригласил к себе на обед Колумба и приказал оказывать ему королевские почести. Но один из гостей захотел умалить его славу и задал вопрос: «Не думает ли адмирал, что помимо него не нашлось бы человека, способного открыть новые страны?» Тогда, рассказывают, Колумб попросил присутствующих поставить яйцо на острый конец. Никто не смог. А Колумб ударил яйцо концом о стол и тем самым установил его.
   ЛЕНОЧКА (расставляя рюмки): Так это же очень просто!
   САВЕЛЬЕВ: Вот именно. (В о л о д е) Тоже самое сказали и Колумбу.
   ВОЛОДЯ: А Колумб ответил: «Но ведь никто из вас не догадался этого сделать!».
   ЛЕНОЧКА: А из вас, мужчин, никто не догадался открыть бутылки!
   САВЕЛЬЕВ (весело): Верно! Вот что значит, что среди нас нет Колумбов!
   (В о л о д я берет бутылки и быстро, ударом руки о донышко, выбивает обе пробки)
   САВЕЛЬЕВ: Однако! Можно подумать, что все эти четыре года ты только и делал, что практиковался на бутылках.
   ВОЛОДЯ: Нет, я просто хотел показать, что для того, чтобы открыть бутылки не надо быть Колумбом.
   КОВАЛЬЧУК: Верно, Володя. Открыть бутылку это не то что открыть Америку.
   (В о л о д я разливает вино по рюмкам)
   ЛЕНОЧКА: За что мы выпьем?
   САВЕЛЬЕВ: За очаровательную хозяйку.
   КОВАЛЬЧУК: За вашу семью.
   ВОЛОДЯ: За встречу на Витиме.
   (Пьют)
   ЛЕНОЧКА: Мы с Володей приедем к вам в отпуск. И вы наловите нам этих, как их…
   САВЕЛЬЕВ: Хариусов.
   ЛЕНОЧКА: Да, хариусов. Вы так рассказывали о них, что мне непременно захотелось попробовать.
   ВОЛОДЯ: Далеко ты все же собралась в гости за хариусом!
   САВЕЛЬЕВ: Почему? От Москвы до нас тысяч шесть километров, а от Волги и того меньше. В общем, несколько часов на «ТУ-104».
   КОВАЛЬЧУК: Да, по сегодняшним масштабам сравнительно недалеко. Можно и в гости летать.
   ВОЛОДЯ (разливая вино по рюмкам): А я бы полетел туда не только в гости.
   ЛЕНОЧКА: Как же еще?
   ВОЛОДЯ: Ну, хотя бы так же, как в Волжский.
   ЛЕНОЧКА: Работать?
   ВОЛОДЯ: Не на уху же!
   ЛЕНОЧКА (С а в е л ь е в у): Так вы, значит, все-таки…
   САВЕЛЬЕВ: Честное слово, Леночка! Мы и не говорили даже о Витиме.
   ЛЕНОЧКА (саркастически): Конечно, вы говорили о Колумбе.
   САВЕЛЬЕВ: Ну, если честно, то разговор шел о женщинах.
   ЛЕНОЧКА: О каких еще женщинах?
   САВЕЛЬЕВ: Вы же сказали, что не интересуетесь мужскими секретами.
   ЛЕНОЧКА: Ну уж нет! О женщинах я должна знать.
   ВОЛОДЯ: Он пошутил…
   ЛЕНОЧКА: Почему? Это похоже на правду. Мужчины только и могут говорить или о работе, или о женщинах.
   САВЕЛЬЕВ: А вам что больше по душе?
   ЛЕНОЧКА: Ни то и не другое. Только, когда о работе говорите, то становитесь какими-то неузнаваемыми. Словно одержимые. Иной раз смотришь на Володю и думаешь: муж ли передо мной?.. А когда про женщин, я просто ревную и все… Так что же вы, все-таки, говорили о женщинах?
   САВЕЛЬЕВ: Мы говорили о том, что у Володи замечательная жена и что еще там, на Волге, мы оценили ее как достойную подругу и товарища.
   ЛЕНОЧКА: Но, но… Без лести.
   САВЕЛЬЕВ: Давайте выпьем за нашу Волгу!
   ВОЛОДЯ (поднимает рюмку): И за наш Витим!
   ЛЕНОЧКА: А при чем тут Витим?
   (В о л о д я чокается с С а в е л ь е в ы м. К о в а л ь ч у к  присоединяется к ним. Л е н о ч к а отодвигает свою рюмку)
   ЛЕНОЧКА: Ты в самом деле хочешь поехать туда?
   ВОЛОДЯ: Люди же едут.
   ЛЕНОЧКА: Это их работа. А нас никто не посылает.
   ВОЛОДЯ: Но кто нас должен послать?
   ЛЕНОЧКА: Тогда, в Волжский, ты поехал по комсомольской путевке.
   ВОЛОДЯ: У тебя представление о комсомольской путевке, как о путевке на курорт — туда и обратно.
   ЛЕНОЧКА: Во всяком случае, я еще не сошла с ума, чтобы променять квартиру со всеми удобствами на землянку с уборной пол забором.
   САВЕЛЬЕВ: Что вы, Леночка! Романтика с «удобствами на улице» уже давно отошла в прошлое. Первое, что теперь строят, это подъездные пути и жилье. Можете быть уверены, на Витиме вас встретят с квартирой не хуже этой. Как в Волжском. Вы ведь не жили там в землянке.
   ЛЕНОЧКА: Но зачем мы поедем на какой-то Витим? Нам и здесь не плохо.
   ВОЛОДЯ: Там интересная работа. Мы нужны там.
   ЛЕНОЧКА: Нет, это невозможно.
   ВОЛОДЯ: Нет ничего невозможного. Колумб даже яйцо поставил на острый конец.
   ЛЕНОЧКА: Его рецепт годился только для яйца!
   ВОЛОДЯ: Не только. И дело не в яйце. Просто Колумб отошел от устаревших представлений. И сделал это решительно.
   ЛЕНОЧКА: А я решительно никуда не собираюсь.
   ВОЛОДЯ: (угрюмо) Я знал, что ты не поедешь…
   ЛЕНОЧКА: Поедешь… Поедешь… Заладил одно и тоже. Ты мне скажи, чем тебе здесь не место? Разве тебе плохо в этой квартире? На этом диване? Лежал бы, читал газету, а я бы сидела рядом, рассказывала о своих четвероклассниках. Ты только подумай: на днях сын Иванова сказал на уроке, что Волга начинается из Москвы! А его отец вечно занят, если не на заводе, то на футболе. Лучше бы за сыном следил.
   ВОЛОДЯ: Ты что же и в самом деле думаешь, что мы можем вот так всю жизнь?
   ЛЕНОЧКА: А почему, нет? Ведь другие живут. Тебя растревожили воспоминания. А закроется дверь и конец беспокойству. Все пойдет по-прежнему.
   ВОЛОДЯ: Двигаться от одного дня к другому не значит двигаться к цели.
   ЛЕНОЧКА: О какой цели ты говоришь?
   ВОЛОДЯ: Посмотри, все вокруг перестраивается. Дома, одежда, интересы людей. А ты, по-прежнему, руководствуешься правилами, которые хороши были для наших дедов. В новый дом нельзя въезжать со старыми иконами.
   ЛЕНОЧКА: Нет, ездить всю жизнь…
   (В о л о д я берет со стола яйцо, сосредоточенно смотрит на него, затем коротким сильным ударом стукает о стол)
   ВОЛОДЯ (к С а в е л ь е в у): Стоит!
   ЛЕНОЧКА (не понимая): Ну и что?
   ВОЛОДЯ: Ничего. Я знал, что оно должно стоять, но все не верилось.
   (Резкий, сильный, нетерпеливый звонок у входной двери.
   Л е н о ч к а, недоуменно пожимая плечами, идет открывать дверь. Входит  В а с и л и й. Несмотря на теплый вечер, он одет в телогрейку и поверх нее брезентовый дождевик. Из кармана торчит горлышко поллитровки)
   ВАСИЛИЙ: А-а, Ленок! Я за твоим.
   (Проходит в комнату)
   ЛЕНОЧКА (насмешливо): Опоздал. Он на Витим уезжает.
   ЛЕНОЧКА (насмешливо): Опоздал. Он на Витим уезжает.
   ВОЛОДЯ (к  В а с и л и ю): Знакомься. Мои товарищи из Волжского… (С а в е л ь е в у  и  К р а в ч у к у) А это Василий Громов, сосед.
   ВАСИЛИЙ: Гости у тебя.
   ЛЕНОЧКА (подозрительно): А ты куда хочешь его утянуть?
   ВОЛОДЯ (мягко): Я тебе не успел сказать, мы на рыбалку собрались. (К  С а в е л ь е в у) Решил тряхнуть стариной.
   ЛЕНОЧКА (В а с и л и ю): Никуда Володя не поедет.
   ВАСИЛИЙ (с притворным пафосом): Ленок! Щуку тебе привезем, во!
   (Жестом рыбака показывает, какую он привезет щуку)
   ЛЕНОЧКА: Не нужна мне твоя щука. Ее в магазине полно.
   ВАСИЛИЙ: Не тот вкус, Ленок! Не тот! Вот когда сам вытащишь…
   ВОЛОДЯ: Ты извини, Вася. Сегодня, сам видишь, я не смогу.
   ВАСИЛИЙ: Понятное дело. Значит до следующего… Ну, бывайте…
   ВОЛОДЯ: Погоди! С нами по рюмочке.
   ВАСИЛИЙ (в замешательстве): По рюмочке?
   ВОЛОДЯ: По одной.
   (Василий подходит к столу, не присаживаясь наливает рюмку вина)
   ВАСИЛИЙ: Со знакомством!
   (Пьет)
   САВЕЛЬЕВ (одобрительно): Рыбак, значит?
   ВАСИЛИЙ: По совместительству. А вы?
   САВЕЛЬЕВ: И я.
   (В а с и л и й наливает себе вторую рюмку)
   ВАСИЛИЙ: Так может составите нам с Володей компанию на утреннюю зорьке. Место одно знаю.
   САВЕЛЬЕВ: Спасибо. Как-нибудь в другой раз.
   ВОЛОДЯ: Ты Ивана Савелича не сманишь. У него рыбалка не чета нашей. Тайменей по двадцать килограммов вытаскивает.
   ВАСИЛИЙ: Врать-то!
   САВЕЛЬЕВ: Верно. Случается и больше попадают.
   ВАСИЛИЙ: Где же это?
   САВЕЛЬЕВ: Витим-батюшка. Слышали?
   ВАСИЛИЙ (к Володе): Так вы что же, правда на Витим едете?
   ВОЛОДЯ: Не исключено.
   ВАСИЛИЙ: Здорово! А как там с заработком?
   ВОЛОДЯ: С заработком будь спокоен, не соскучишься.
   ВАСИЛИЙ: Ладно придумано. Может и мне махнуть, а то надоело здесь асфальт утюжить.
   ВОЛОДЯ: Что ж, могу порекомендовать. (С а в е л ь е в у) Шофер экстра-класса, профессия на стройке нужная.
   ЛЕНОЧКА (злорадно): Езжай, езжай. Вот убежит от тебя твоя Тоська, будешь знать.
   ВАСИЛИЙ (весело): Не убежит, я ее держу тремя руками. Твое здоровье, Ленок! (Пьет, ставит рюмку на стол) Вы мне адресок на случай оставьте, а то некогда сейчас.
   (С а в е л ь е в пишет ему адрес, В а с и л и й складывает бумажку и прячет ее в нагрудный карман)
   - Ну, бывайте. Ждут меня.
   САВЕЛЬЕВ: Всего хорошего.
   (В о л о д я провожает В а с и л и я, о чем-то тихо переговариваясь и выходит с ним из квартиры)
   КОВАЛЬЧУК (к Л е н о ч к е): А я, честно признаться, сначала думал, что и вы с радостью… Как к нам в Волжский.
   ЛЕНОЧКА (раздраженно): Ха! Да знаете ли вы зачем я поехала к вам? Я ездила, чтобы вернуть мужа! Да, да! Что вы на меня смотрите? (Несколько успокаиваясь) В письмах Володи становилось все меньше нежных слов и все больше чужих, непонятных. Эстакада. Бьеф. Перемычка. Котлован… Можно было сойти с ума. Мне стало казаться, что стройка отнимает у меня Володю. И мама сказала: «Муж он тебе или кто? Поезжай. Надо вернуть его».
   САВЕЛЬЕВ (иронически): Да, муж дело серьезное.
   ЛЕНОЧКА: И не шутите. Окончание института ничто по сравнению с замужеством. (Убежденно) Я вытащила его из Волжского и теперь никому не отдам и никуда не отпущу.
   (Возвращается В о л о д я)
   ВОЛОДЯ: Поедут. Они с Тосей одной косточки. И взгляд у них на все один, общий.
   ЛЕНОЧКА: Взгляд! Скажи уж — заработком соблазняешь. Кстати, здесь тоже можно хорошо заработать. Вот Иванов, никуда не уезжает, а получает в два раза больше тебя.
   ВОЛОДЯ: Я не знаю Иванова. Если он толковый инженер, ему и следует платить больше, чем другому, а если мазурик, тем более не пример.
   ЛЕНОЧКА: У него такой же диплом, как у тебя.
   ВОЛОДЯ: Диплом! Диплом! Для одного диплом только прибавка к зарплате, а для другого — обязательство на будущее.
   ЛЕНОЧКА: Ты идеалист.
   ВОЛОДЯ: А ты… (смотрит на Леночку, словно только что увидел ее) … Ты такая же, как твоя мама.
   ЛЕНОЧКА: Моя мама ничуть не плохой человек.
   ВОЛОДЯ: Она человек девятнадцатого века, а мы живем в двадцатом. Во второй половине. Ты можешь это понять?
   ЛЕНОЧКА: Где уж мне. Я человек средний.
   ВОЛОДЯ: Тем более! Средний человек должен двигаться. И думать! Думать, Думать, иначе он покроется плесенью.
   ЛЕНОЧКА: Значит мне суждено покрыться плесенью.
   ВОЛОДЯ: Ты знаешь кто? Ты…
   САВЕЛЬЕВ: Володя, опомнись!
   ЛЕНОЧКА: Нет! Нет! Пусть он скажет! Я уже стала плохая? Да? У тебя другая. Я тебе больше не нужна? Да!
   САВЕЛЬЕВ: Леночка! Причем другая?
   ЛЕНОЧКА: Нет, пусть он скажет. Ну, скажи, скажи. Спросите его, почему он молчит?
   ВОЛОДЯ: Я поеду на Витим!
   (Мгновение они молча смотрят друг на друга, как враги. Затем Л е н о ч к а закрывает лицо руками и с плачем выбегает в соседнюю комнату. К о в а л ь ч у к укоризненно качает головой, выходит за Леночкой. Долгая пауза. Возвращается Ковальчук)
   САВЕЛЬЕВ: Что она?
   КОВАЛЬЧУК: Плачет. (В о л о д е) Сходи, поговори с ней.
   (Пауза. В о л о д я уходит)
   КОВАЛЬЧУК: Неловко получилось. Жили они тихо, мирно. Мы приехали, растревожили их.
   САВЕЛЬЕВ: Кто их растревожил? Они давно сами растревожены.
   КОВАЛЬЧУК: Давно или недавно — не наше дело. Не надо было затевать разговоры о Витиме.
   САВЕЛЬЕВ: Причем тут Витим? Разве ты не видишь — из их отношений ушла тайная радость любви.
   КОВАЛЬЧУК: Ушла? Почему?
   САВЕЛЬЕВ: Ты спрашиваешь, будто в жизни на все существуют готовые ответы.
   КОВАЛЬЧУК: Но ведь какой-то ответ должен существовать!
   САВЕЛЬЕВ: Какой ответ? Просто все меняется.
   КОВАЛЬЧУК: Ну и что?
   САВЕЛЬЕВ: Видишь ли, Степан. Раньше люди были отделены друг от друга расстоянием и невежеством. А сейчас земля перестала быть необитаемой планетой. Она населена людьми, самыми разными. И если сосед родился рядом с тобой, это еще не значит, что он тебе ближе всех.
   КОВАЛЬЧУК: Но ведь еще год назад, день назад Леночка была для него хороша?..
   САВЕЛЬЕВ: Я и сейчас не говорю, что она плоха. Но понимаешь, Степан, жена — это мина замедленного действия. Пока не сработает часовой механизм, ничего нельзя знать заранее.
   КОВАЛЬЧУК: Мне сейчас не до шуток.
   САВЕЛЬЕВ: Что же ты хочешь?
   КОВАЛЬЧУК: Мы не должны тянуть его за собой, не должны становиться причиной их размолвки.
   САВЕЛЬЕВ: Чудак! Разве мы его тянем?
   КОВАЛЬЧУК: Мы должны объяснить Володе, что его решение неразумно.
   САВЕЛЬЕВ: Объяснить?
   КОВАЛЬЧУК: Да. Он не должен ехать.
   САВЕЛЬЕВ: Но ведь говорить, что Володя поступает неразумно, так же смешно, как претендовать на реку за напрасный расход воды в половодье.
   КОВАЛЬЧУК: Перестань мыслить как инженер, хоть раз подумай как нормальный человек.
   САВЕЛЬЕВ: Но ты не знаешь Володьку. Что ему эта квартира — стены караулить?
   КОВАЛЬЧУК: Значит, чтобы не «караулить стены», можно уйти из семьи?
   САВЕЛЬЕВ: Ты опять! Пойми! Для него сейчас вопрос не в том — остаться или уехать. И не в том — эта или другая. А в том — согнуться, смириться с тем, что есть, или снова начать жить яркой интересной жизнью.
   КОВАЛЬЧУК: Согнуться — не переломиться. Ничего с ним не будет если и останется. А если уедет — семье конец. Это точно!
   САВЕЛЬЕВ: Но если и останется, тоже еще не известно, что будет. Ты, Степан, знаешь мою Лару. Она трудолюбивая женщина, добрая мать, верная жена. Казалось бы все качества! А жизни у нас ведь не получилось. Факт! Не то, чтобы катастрофа, а так, нет радости, да и все. А почему? Ответ прост. Лара была способным ординатором. Но для меня она оставила столичную клинику, променяла блестящий круг профессоров и ассистентов на скромную должность лечащего врача в поликлинике для сезонников. Только сделала она это против желания. Подвиг свой превратила в жертву. И потускнела. Потеряла интерес к жизни. Что ни делает, словно тяжелый крест несет. И меня этот крест вдвойне давит.
   КОВАЛЬЧУК: Не понимаю, какое отношение это имеет к Володе?
   САВЕЛЬЕВ: Ты требуешь от него не подвига, а жертвы.
   КОВАЛЬЧУК: За что же ты клял мою Ксану, если сейчас защищаешь его?
   САВЕЛЬЕВ: Сравнил! Твое счастье было предано. А тут совсем другое дело. Володька представляет собой идею. Ему не пристало считаться с личными невзгодами.
   КОВАЛЬЧУК: Но это не его невзгоды. Это ее невзгоды.
   САВЕЛЬЕВ: В наше время, кто не идет в ногу с веком, тот не имеет права и на личное счастье.
   КОВАЛЬЧУК: Ах, «не имеет»! Но Ларе ты же не сказал «иди»!
   САВЕЛЬЕВ: Не сказал. Но в том-то наша с тобой беда: видим, понимаем, а решимости в нужный момент не хватает. А у Володьки хватит. Он моложе, сильней, а главное — принципиальней.
   КОВАЛЬЧУК: Нет! Нет! И нет! Не позволю. Не дам ломать душу. Ты знаешь, что это будет значить для Леночки? Счастье — великий дар. Если оно выпадает человеку, он не вправе им не воспользоваться. У Володи замечательная семья. Ломать ее. Любимому не изменяют, тем что дорого не рискуют.
   (К о в а л ь ч у к наступает на С а в е л ь е в а, фигура его распрямилась, волосы отброшены назад, глаза горят. Он выглядит моложе, красивее, сильнее)
   САВЕЛЬЕВ: Да что с тобой, Степан! Ты за всю свою жизнь… даже когда Ксана… столько не сказал…
   КОВАЛЬЧУК: То было моя боль и я молчал. А сейчас вы хотите обидеть другого человека. Чистого. Любящего. Хорошего. Хотите растоптать ее любовь, изувечить душу.
   САВЕЛЬЕВ: Степан!..
   КОВАЛЬЧУК: Ничего не хочу слышать. Так всегда: сначала не хотят стены караулить, а потом заводят себе другую. Пусть они или оба едут, или оба остаются.
   (Из детской выходит В о л о д я. К о в а л ь ч у к поворачивается к нему)…
   КОВАЛЬЧУК: Что она?
   ВОЛОДЯ: Все то же. Не могу же я принимать ее слезы за аргумент.
   КОВАЛЬЧУК: Плачет, значит любит.
   ВОЛОДЯ: Ты добрый человек, Степан. Я знаю.
   КОВАЛЬЧУК: Ты ничего не знаешь. Мир стоит тысячи лет, а посмотри — каждый год сидят парочки и заново обсуждают вопрос: «Как жить?». А твой вопрос решен. У тебя чудесная жена. С ней можно чувствовать себя легко и спокойно.
   ВОЛОДЯ (с горечью): Да, можно. Надо только закрыть дверь, чтобы не тревожили воспоминания.
   КОВАЛЬЧУК: А ты закрой. И потерпи. Потерпи! Самый лучший растворитель — терпение.
   ВОЛОДЯ (к С а в е л ь е в у): И ты?.. Ты тоже так думаешь?
   (С а в е л ь е в молчит. Он в смятении, он не знает, чью сторону ему принять)
   КОВАЛЬЧУК (нетерпеливо): Ну?..
   САВЕЛЬЕВ: Нет, я не могу. (Отворачивается)
   КОВАЛЬЧУК: Не спеши. Подумай еще. Посоветуйся. Остаются чаще всего не потому, что это решение вопроса, просто возникают новые, еще более сложные проблемы. А нам пора.
   САВЕЛЬЕВ: Да, нам пора.
   КОВАЛЬЧУК: Ты извини… Из-за нас так получилось. А Леночка тут не причем. И не делай глупостей. Ничего не делай, не подумав как следует.
   (В тягостном молчании подходят к вешалке. К о в а л ь ч у к и С а в е л ь е в одеваются. К о в а л ь ч у к заглядывает В о л о д е  в глаза)
   КОВАЛЬЧУК: Мы договорились с тобой, правда?
   (В о л о д я неопределенно пожимает плечами)
   САВЕЛЬЕВ: Прощай, старик! Жаль. Теперь не скоро увидимся… Но если вы захотите… вместе, оба, я имею ввиду… знаете, где нас найти.
   КОВАЛЬЧУК: Так ты смотри…
   (В о л о д я кивает головой. С а в е л ь е в и К о в а л ь ч у к уходят, Хлопает входная дверь. Л е н о ч к а выбегает в комнату)
   ЛЕНОЧКА: Володя, я думала, ты ушел! (В о л о д я молчит) Зачем тебе все это, Володя? Что мы там не видели, на Витиме? Или я уже действительно стала тебе не нужна?
   ВОЛОДЯ: Что ты сделала с письмом Ивана Савельевича?
   ЛЕНОЧКА: Я? Володя! Честное слово… Я так боялась, что ты снова уедешь.
   ВОЛОДЯ: Разве возможно таким путем удержать человека?
   ЛЕНОЧКА: Володя! Милый! Я виновата. Но я боролась за наше счастье. Ведь каждый борется за свое счастье как может.
   ВОЛОДЯ: Да, теперь я вижу. Все эти годы ты боролась за  с в о е  счастье.
   ЛЕНОЧКА: А разве оно у тебя другое?
   ВОЛОДЯ: Не знаю. У меня не было никого ближе тебя, но теперь оказалось, что и ты не близкий мне человек.
   ЛЕНОЧКА: Володя! Раньше ты так не говорил.
   ВОЛОДЯ: Многое становится ясным лишь после того, как проживешь жизнь, а не тогда, когда ее начинаешь.
   ЛЕНОЧКА: Значит ты все-таки решил уехать? (В о л о д я молчит) Нет, этого не может быть! Оставить меня в таком положении. Это бесчестно… Это бессердечно… (В о л о д я молчит) Ты шутишь, Володя. Скажи, что ты пошутил. Ведь все было так хорошо. Ты же любил меня.
   ВОЛОДЯ: Было и прошло.
   ЛЕНОЧКА: Но почему?
   ВОЛОДЯ: Не знаю. Спроси у своей мамы.
   ЛЕНОЧКА: Мама! Мама! Тебе моя мама поперек горла стала. Только черствый и холодный человек может сделать то, что делаешь ты.
   ВОЛОДЯ: Я хотел быть честным с тобой.
   ЛЕНОЧКА: Какая же это честность… Причинять боль…
   ВОЛОДЯ: Но ведь ты сама прибегаешь к насилию, стараешься привязать меня к этой комнате.
   ЛЕНОЧКА: Я поеду с тобой. Я все брошу.
   ВОЛОДЯ: Зачем? Ты уже пробовала. Я не только не смог удержать тебя, сам поехал за тобой. Больше этого не повторится.
ЛЕНОЧКА: Что ты задумал? Володя! Опомнись!.. Нет, я не поверю, ни за что не поверю, что все может вот так кончиться… Ведь еще вчера… Нет, я сойду с ума!.. Ну скажи, скажи хоть что-нибудь, Володя!.. Ведь ты останешься? Правда? Ты никуда не уедешь?…
   (Они стоят у стола. Меркнет свет, лишь острый луч прожектора все явственнее очерчивает поставленное на острый конец яйцо).

                1963 г

                = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =