Звёзды - косточки в плоти неба

ОЛЬГА КОРЕНЕВА

                ЗВЁЗДЫ - КОСТОЧКИ  В  ПЛОТИ  НЕБА

                Экстрим-мини-роман

       Облако такое мягкое, светлое, пышное, так классно лежать на нём, в нём, среди него и плевать в небо вишнёвые косточки. Вкуса вишни она не ощущала. А косточки взлетали вверх, и плоть неба втягивала их, и они становились звёздами, яркими, сияющими такими! И всё было так просто и естественно, и даже в голову не приходило, что это сон! Ей было хорошо и легко, и уютно, и она верила всему этому. Конечно, верила. Она была в гармонии со своим именем. Она же Вера! Но как нагло выбил её из сна вопль мобильника! Душа рухнула в тело, и Вера очнулась в постели, на смятой простыне. Она вяло взяла трубку с прикроватной тумбочки. Но не сразу поняла, что это за голос и что он ей вещает. Сознание постепенно прояснилось, и она узнала тембр Дениса и услышала остаток его речи:
     - Ты красивая женщина, а я всё-таки живой мужчина…
  Она вяло сострила:
     - Я догадывалась, что ты живой мужчина, почему-то мёртвые мужчины со мной не общаются. Странно, правда?
   Он хмыкнул. Идиот. А такая ночь была! И она вдруг сказала:
    -  Ночь исповедима…
    - Вот и я о том же! – оживился он. – Знаешь, и не только ночь, я хочу подать тебе кофе в постель утром.
 Ну что за пошлость! От возмущения вся сонливость слетела.
    - Я вообще кофе не пью, тем более в постели! – резко ответила Вера.
 Её коробило от самоуверенности этого холёного мажора, от широкой фальшивой улыбки его щёки уже наплывают на глаза. Ему лет тридцать. Тридцать пять на вид. Она подумала о себе. Бабуля по утрам с дымящейся кастрюлькой: «Вера, кушай грешную кашу, в ней железо, польза организму». Это она юморит, изображает деревенскую соседку Клавку. Гречка, фу! Гадостная каша. Но ради бабули она её впихивает в себя. А ба бубнит, как всегда, что Вере давно уже пора замуж, что её мама в сорок лет уже взрослую дочь…Если бы дожила… Она бы… И так далее.
    - Ну, так как насчёт ночи? – прервал её размышления Денис. – Начнём сегодня днём?
 Она аж поперхнулась. До чего же примитивный тип! Только секс на уме. И чего пристал? Ну, ща скажу.
    - Многие люди ходят с трупом внутри себя. И даже не замечают, что их духовный мир покончил жизнь самоубийством, - произнесла она мрачным тоном.
    Денис захохотал. Придурок. Нет, она отнюдь не против секса. Главное –  смотря с кем, как и зачем. Конечно же, нужны чувства, интерес к личности, что-то неординарное, яркое, волнующее, и родство душ желательно. Не с тупым же самонадеянным идиотом совокупляться. Он даже не тратит время на элементарные ухаживания, хочет взять измором. Несколько походов в рестораны и в театры на дурацкие новомодные спектакли, цветочки и конфеточки – это такая ерунда, это не считается.
      Да и познакомились они совсем неинтересно. В огромном супермаркете она выбирала себе цветы в горшке, каланхоэ цветущий, ей нравилось и в розовых соцветиях, и в оранжевых, и в солнечно жёлтых, стояла и думала. Тут подошёл невысокий коренастый парень, круглолицый, черные волосы – в хвост, прищурился весело, сероглазо, и… А, чего тут вспоминать. Словом, обыденно, неинтересно, магазинное знакомство, зацепились языками, обменялись телефонами – он протянул визитку… Богатенький балбес. Она просто не сразу разобралась в нём. А теперь вот он её достаёт. А послать его, обрубить концы одним махом она не может. Обидеть человека? Нет же!
    Бабуля опять пристанет – кто звонил, зачем и почему? И Вера скажет. А ба снова начнёт своё – вот, ты всех женихов разгоняешь, на тебя не угодишь, у тебя плохой характер…
     Да нормальный у меня характер, думает Вера.
     Просто она не такая лохушка, какой была её ма. Мамы уже нет. Не свяжись она с этим москвичом, её папашкой, была бы сейчас жива. Жили бы они себе в деревне – бабуля, мама, и она, Вера. Ну, сначала так и было. Но мама сильно горевала. И нагоревала себе – скоротечный рак и смерть. А Веру потом уже отец забрал к себе, когда от него жена ушла. Вера была уже подростком. И бабулю взял, чтобы вела хозяйство. Своих детей у отца не было. Он был неплохой, просто чуждый,  и к тому же вечно занятой. Домой приходил поздно. На выходные исчезал куда-то. Ну, ясно куда – в клуб, играть в теннис, потом ещё куда-то. С Верой общался формально. У него была видимость семьи. Ему это зачем-то было надо. После его смерти квартира досталась Вере с бабулей. Бывшая жена не претендовала – она давно уже жила в Канаде с очередным мужем.
    - Ну, так как? – прервал её размышления Денис.
   - Слушай, отвали, а? Чо пристал? Чо надо? Почему я?
   - Отвалить чо? – передразнил он.
   - Сгинь навсегда. Неужто не ясно? Ты мне не нужен.
   - А ты мне нужна. Люблю миниатюрных шатенок с большими грустными глазами. А таких янтарных, ярких глаз, как звёзды, ещё не встречал. Такие радужки, удивительно! Такие плавные линии тела, тонкого, ты узкая как змейка. И характер у тебя змеиный.
    - Ну да, я змеюка. Гадюка ядовитая, бойся меня.
  Он опять расхохотался.  И продекламировал:
    - «Ты –  женщина, и этим ты права». Это Брюсов, если ты в курсе.
    - А если ты в курсе – «маразм не оргазм». Игорь Губерман, хорошо сказал, да? – парировала она, и выключила мобильник.
    Надо поставить его в чёрный список. Хотя, нет, пусть звонит.
   И тут вдруг она поняла, что ей нужны его звонки. Они злят её, бесят, вызывают прилив адреналина. А они нужны ей.
    За окном бушевал ветер, но было весьма тепло, несмотря на начало апреля. На деревьях уже распустились почки. На Пасху бабуля собралась ехать в родную деревню, в Пригореловку. Она всегда жила там с Пасхи до осени, до первых холодов. Вера там давно уже не появлялась. Даже в отпуск. А чего там делать? Дрова рубить, печку топить, воду из колодца таскать, огород обихаживать? Нет уж, это – для бабули, она это любит. А у Веры и здесь есть дела, работа в ООО – справки, визитки, ксерокс, факс. Работа не пыльная, это всё по ней, да. Платят, правда, не так уж чтобы, ну ничего, им хватает. Зарплата плюс бабулина пенсия – и нормально. Бабуле уже за восемьдесят, но она бодрая, крепкая, деловая. И выглядит намного моложе своих лет. Лицо персиковое, морщинки мелкие, незаметные, сама крепкая, статная. Вера не в неё пошла. В дедову породу, у того вся родня мелкая. Бабулю звать Любовь Андреевна, а маму звали Надежда Алексеевна. Имена святых. Бабуля верующая, всех крестила -  и маму, и её, Веру. И двоюродную сестрёнку Агапию. Гапу. С Гапой Вера иногда болтает в скайпе. Та однажды гостила у них здесь. Тоже мелкая, волосы пепельные, глаза светлые, кожа блеклая. В общем, бледная немочь. Ей семнадцать. Неинтересная внешне, худосочная. Окончила сельскую школу, сидит себе в деревне, с огородом возится, родителям помогает. Сонная душа. Вяло пересказывает в скайпе деревенские новости: на соседней улице изба сгорела, старуха Машка-самогонщица ночью зарубила топором алкаша Ежа, бешеная лиса покусала деревенских собак, и Санька Валюкин их отстреливал… И всё в том же роде. Ничего не меняется в родной деревне. Глушь да дикость. Ей было пять, когда мамы не стало. Ма работала в соседнем посёлке в библиотеке. Дачники жертвовали в библиотеку свои книги. Посёлок большой. Дачников там много. И книг тоже. Часть ма приносила домой. Вера читала запоем. Она рано начала читать. А бабуля до пенсии работала в том же посёлке учительницей. Там у них есть дальняя родня. Иногда ма и ба брали с собой Веру, когда отправлялись туда – дорога полем, песок набивается в сандалики, жухлая трава по краям дороги, пригорок, перелесок, поле со льном, синенькие мелкие цветочки, долго идти, устала, мама берёт её на руки… Ну не так уж и далеко, всего два километра. Тёплый легкий воздух, много запахов, свежесть. Но всё равно Вера не любит деревню. Её душе там тесно.
     Вера иногда пыталась понять, а почему их деревня называется Пригореловка? Там что-то пригорело? Пироги пригорели у бабы? Или деревня была при горе? При горе ловко построена, потому и Пригоре=ловка? Или ловили при горе кого-то? Или горе горькое, и при нём лавка («а» со временем сменилась на «о», вышло «ловка»). Она спрашивала у всех местных, но никто не знал. Не знали и бабуля с мамой. Все только удивлялись её вопросу, качали головами, и отвечали: «А неведомо, да нам без разницы». Но гора там была, правда, не очень большая, бурьяном поросла и травой высокой, туда порой козы убегали, да дети лазали играть. Вера с подружками тоже туда раз как-то продиралась сквозь бурьян, жгли костёр, там водились крупные кузнечики, девчонки наловили их, пожарили и съели – играли в заграничный ресторан. Была у неё подружка Санька, весело было играть! Потом их изба сгорела, никто не выжил, ночь была. Вера так горевала, жутко истерила. А бабуля сказала, что все они теперь в раю. И повела Веру в церковь. В деревне есть церковь новомученика Симеона Святогробца, которого зверски убили в 79-ом, и какой-то богатый подвижник в 97-ом выстроим в их деревне храм в честь того святого. Он провёл интернет, наладил сотовую связь. Надарил деревенским дешёвые мобильники. Местные все были в полном восторге! И принялись азартно осваивать интернет. Себе он здесь такой дом отгрохал! Единственный дачник в их деревеньке, генерал и бизнесмен, большой чудак. Это было тогда ещё, в те времена. Вера тогда уже жила в Москве. Но ездила с бабулей в деревню летом.
    Деревенские детские подружки потускнели в её памяти, вытиснились московскими подругами. Произошла замена. В принципе, вовсе это не подруги, а приятельницы, коллеги, Даша и Маша – обе рослые, массивные, два этаких бегемота широкоплечих и широколицых с короткими волосами. Однотипные. У Маши волосы как тонкая бесцветная леска, стрижка – очень короткое каре, а у Даши на большой круглой голове – ёжик разноцветный: пряди рыжие, белые, жёлтые, розовые. Маша – с плоским как доска задом и длинными куриными ногами, у Даши зад чемоданом, а ноги – кеглями. Животы торчат как мешки с картошкой. Вера рядом с ними словно дитя, школьница младшего класса. Даша – экономист, ведёт бухгалтерию фирмы, а Маша – секретарша и начальник отдела кадров по совместительству. Ещё у них есть охранник Олег – высокий качок, бывший боксёр, который не упускает случая шлёпнуть по «чемодану» Дашу, он её ласково зовёт «лунозадая» (наверно, луна ему видится квадратной). Даша от этого млеет. И президент фирмы Роман Григорьевич – лощёный, длинноногий, бритоголовый, с высокими темными бровями и густыми ресницами. Он подобрал себе команду ровесников. Всем им по сорок - сорок пять. Вот и все сотрудники ООО «Ясюкям». Что означает название фирмы, никто не знает. Просто это слово как-то внезапно нарисовалось в воображении Романа Григорьевича, откуда-то из Космоса залетело, так он пояснил.
    Вскоре бабуля уехала в деревню, и Вера осталась одна. Хорошо живётся без «грешной каши» и без наставлений. Но всё-таки бабули не хватает. Время летит быстро. Вот уже и юбилей фирмы на носу – десять лет со дня основания. Корпоратив в небольшом ресторанчике грядёт. Вера прошвырнулась по магазинам в поисках приличного прикида. Нужно что-нибудь вечернее. Ей понравилось узкое чёрное платье макси с большим разрезом на юбке, почти до трусов, и с очень открытой спиной. Она долго мерила, всё раздумывала, дороговато что-то, но в конце концов купила. Туфли и длинная нитка жемчуга у неё есть. Классика. Дома снова примеряла, долго вертелась перед трельяжем. Эффектно и эротично! Правда, спина не очень-то привлекательная, просвечивают¬ рёбра и позвоночник, лопатки торчат словно крылышки цыплёнка. А, ладно, сойдёт. Главное, общий вид хорош, гармонично, и она кажется выше ростом. Надо продемонстрировать Маше-Даше, интересно их мнение.
    Она включила мобильник. На экране желтел конвертик. СМС. Она нажала клавишу, СМСка была от Дениса. Первая СМСка от него, забавно: «Звонки тебя будоражат,  так вот письмо от тупого придурка: С пятницей и ...с днем облачных слонов. Подними голову в весеннее небо и обрати внимание на облака. Это же просто чудо какое-то! Целые стада облачных слонов весело путешествуют в голубом просторе, подставляя округлые бока теплым солнечным лучам. Они то бегут бегом на крыльях ветра, то застывают на месте, задумавшись о чём-то своем, слоновьем, то разбредаются по небу небольшими группами, приветливо покачивая хоботами... Они бывают самых разных мастей: молочно-белые, серые, почти черные, нежно-розовые, пурпурные, золотистые - столько оттенков и не снилось обычным земным слонам. Их путь никогда не кончается. Кажется, вот опустело небо, только солнце в лазурной выси. Ан нет, пробирается по краю горизонта одинокий припозднившийся слон, философ и мечтатель. Такой похожий на меня, такой причудливый, фрик…»
    Ого! Во как вдруг, ну даёт! Неужто влюблён? – мелькнула мысль. Это Вере польстило. Но тут же червячок недоверия стал подтачивать душу. Нет, вряд ли. Просто, наверное, нашёл в инете где-нибудь, и послал ей. Хочет казаться этаким романтиком, этаким возвышенным и особенным, чтоб затащить её в постель. А как только удовлетворит свой сексуальный аппетит, приестся ему всё такое, и захочет он разнообразия. И всё. Конец отношениям. Знает она уж, проходила, было такое. Случалось. Любовь, разочарование, вспоминать не хочется, боль и отчаянье. Трудно было от бабули скрывать, ссылалась на усталость и большую нагрузку на работе. Если бы не это, впала бы в депресняк… Бабуля варила кофе, пекла любимые Верины пирожки с изюмом, жарила картошку с грибами, гладила по головке и уговаривала бросить эту распроклятую работу и найти другую, полегче. Милая добрая заботливая бабулюшка! А Вера мучилась, душу жгло словно калёным железом и рвало на мелкие частички, Вера ненавидела и проклинала всех мужиков на свете – и отца, из-за которого так рано умерла её мама, и любимого, который так жестоко расстался с ней. Это был уже второй, бросивший её. Первый был давно. Он её и не любил, наверное, просто так болтал про чувства, секса хотел с малолеткой. Ей было шестнадцать, первая её любовь, первый её мужчина, ему - двадцать, дембель. Витька, длинноногий, широкоплечий, мускулистый, поджарый, кареглазый, бритоголовый. Как она его любила! Как им было хорошо! Безумные встречи после школы, у неё просто крышу снесло тогда! А потом – страшная трагедия, жуткое горе, когда случился разрыв с ним. Депрессия. Она целыми днями лежала лицом к стене, прижимая к груди пушистую игрушечную собачку, которую ей подарила бабуля в детстве. Собачка для слёз. Когда умерла мама, Вера, пятилетняя, валялась на печке среди одеял и ревела, уткнув лицо в собачку Маську. Синтетическая Маськин мех драл кожу, воспалённую от слёз. Потом Вера подарила Маську двоюрдной сестре Гапке, с которой она иногда болтала по скайпу. Гапка, Агапия, вдруг стала комплексовать, что-то в школе у них там в посёлке случилось. Она влюбилась в мальчика, а он спросил: «Как твоё полное имя, что ли Гарпия? Знаешь, кто такие гарпии, ха-ха-ха!!!» Гапка так рыдала! Несчастная маленькая дурочка. Миниатюрная, как и Вера, тощенькая, волосы цвета пыли, бледненькая, такая былиночка белесая, лесной цветочек мелкий. Жалко её. Вот, тоже сильно страдала от любви. И Вера отдала ей самое дорогое – Маську. Правда, потом забрала назад. Пушистая игрушка, пропитанная слезами. Вера её очень любила, расчёсывала, на шею ей цепочку золочёную надела. Днём Маська восседала на столе возле ноутбука, а ночью спала с Верой в постели. Нежная, ласковая, такое облачко пушистое, утешительница, и спящая Вера прижимала её к щеке.

      День выдался суетный. Маша с Дашей занимались шопингом. Приятное это занятие, интересное и весёлое. Женщины радостно сновали по торговым центрам, примеряли, обсуждали, спорили. В одном магазине они купили симпатичные лосины – Маша золотого цвета, Даша – телесного с блёстками. В другом месте увидели просторную изумрудную тунику, как раз их размер, всю усыпанную фионитами. Но она была одна такая. Женщины долго приставали к продавцам, чтобы нашли вторую, но увы – нет другой подобной, и не предвидится. Маша с Дашей впихнулись в примерочную, им было тесно, плотные тела заняли всё пространство. Но они ухитрились раздеться, и по-очереди примерили тунику. Обеим женщинам она подошла.
     - Я её беру! – заявила Даша.
     - А почему ты? Я сама хочу её купить! – вскрикнула Маша. – На мне она лучше сидит!
     - Сидит она так же, как и на мне! Но я её первая увидала! – повысила голос Даша и мотнула своей большой башкой с пёстрым ёжиком густых жёстких волос.
     Обе женщины, по пояс голые, схватились за рукава туники. Даша пыталась вырвать её из цепких рук Маши.
   - Моя, моя, мне подходит подо всё!
    - И мне тоже! У тебя же есть, у тебя таких восемь, а у меня всего шесть! Отдай!
   - У меня совсем не такие, да и у тебя тоже. Ничего похожего!
    - Но ты же моя лучшая подруга! Ты мне как сестра!
   - Вот и я то же самое говорю! Мы – астральные сёстры! Неужели ты не уступишь мне, самому близкому человеку! Мы так похожи, у нас одна судьба, нас обеих бросили мужья, мы… мы…
    Тут раздался треск рвущейся ткани. У каждой женщины в руках оказалось по рукаву. У Маши – рукав с большим лоскутом от бока блузки.
   - Ну и что теперь делать? – тихо спросила Даша.
   - Быстро одеваемся и бежим отсюда! – скомандовала Маша.
   - Я рукава прихвачу, сошью из них шарфик, - Даша проворно запихнула в большие чашки своего бюстгальтера куски туники.
  - Так. Спокойно выходим, не спешим, уверенно, с улыбочкой, и медленно ретируемся, - сказала Маша.
   В зале было шумно, народ польстился на весенние скидки, а скидки были большие, играла музыка, люди сновали возле полок и корзин с вещами. Продавщицы рекламировали товар, показывали вещи. Маша с Дашей усердно-лениво продефилировали к выходу.

     Корпоратив устроили не в ресторане, как было обещано. Роман Григорьевич арендовал стол в каком-то полуподвальном месте с занятным названием – «Погребок свекрови».   
   - Нас тут погребать будут? Свекровь уж постарается! - сострил охранник Олег.
    Он был в костюме стального цвета, при галстуке, такой солидный и красивый.
   Президент фирмы Роман Григорьевич, тоже весь из себя, в прикиде цвета горького шоколада, лощёный, длинноногий, бритоголовый, с высокими темными бровями и густыми ресницами, был очень хорош. Он пояснил:
   - Нас всего-то пять человек, какой там ресторан, все здесь уместимся. Место тут интересное, понравится.
    Место было да-а, вот ведь! Вдоль стен стояли столики с полосатыми скатертями и пластмассовыми подсвечниками, из которых торчали незажжённые свечи – толстые и какие-то доисторические, словно со времён гражданской войны сохранились. Посреди большого зала с обшарпанным дощатым настилом, деревенским каким-то, возвышался шест. Играла фоновая музыка. Но когда фирма расположилась за длинным столом возле окна, появился певец. Вера узрела небольшую сцену с синтезатором. Парень годков этак тридцати подошёл к микрофону, прокашлялся, что-то пробормотал, и запел. У него был приятный баритон. Маша с Дашей бросили на него оценивающие взгляды. Этот  высокий лохматый блондин им явно нравился.
     Официант принялся пихать на стол салаты, селёдку под шубой, тарталетки с грибами и с икрой, и всякую другую снедь. Появились рюмки, графинчики с водкой,  с винами и  соками. Роман Григорьевич встал и произнёс короткую речь, но за звуками песни было плохо слышно. Он сказал:
      - Друзья! Коллеги! Поздравляю вас и себя с десятилетием нашей фирмы! За эти десять лет у нас… Мы… Наша фирма успешно выжила и не была смята конкурентами. Ведь таких, как мы, много! Ура! Живём!
     Все выпили водку, а Вера – вино. Оно было сладкое.
     - Живём! – вскричал Олег. – Наша фирма «Ясюкям» будет там и будет сям! – выдал он экспромт.
     - Ого, да ты поэт! –  восторженно завопила Даша.
    - А то! – хмыкнул он, и положил ладонь на массивное Дашино колено.
    - Ну так выпьем за поэта! – предложила Маша.
   - Отличный тост! – поддержал президент фирмы.
   Чокнулись стеклянными рюмками с золотистыми каёмочками по краям. Выпили водку, Вера – вино. Слишком уж сладкое.
   - Ну, а теперь – за нашего дорогого президента! За нашего мудрого и любимого руководителя! – произнесла тост Даша.
     Выпили. Музыка гремела всё громче. Певец разошёлся во всю. Подали горячие блюда. На столе появился острый аджапсандали, необычайно вкусный, азу, антрекоты, буритто, ризотто, чахохбили, и много всякого разного. Вера ела всего понемногу, и запивала апельсиновым соком. Тосты наплывали друг на друга, на столе возникали очередные графинчики с водкой, а потом чача, коньяк, и Вера не могла понять, что это за кухня, грузинска, что ли? Ресторан вроде с нейтральным названием.
     Маша с Дашей пошли плясать. Обе были в лосинах. Машины тонкие длинные, как соломины, ноги были обтянуты золотистыми лосинами и высокими – до половины ляжки – сапогами-ботфортами, живот горой торчал вперёд и во время танца подскакивал, словно огромный арбуз в сетке. Туника была сетчатая и тоже золотистая, и сквозь неё просвечивала плоская грудь. Даша же была выпуклая со всех сторон, и все её выпуклости скакали словно сами по себе, отдельно от хозяйки. Олег не выдержал такого зрелища, вскочил, и  присоединился к пляшущим дамам. В танце он то и дело хлопал Дашу по квадратному заду и восклицал:
     - Лунозадая моя!
      Вера отяжелела от съеденного и выпитого. Она медленно потягивала сок через трубочку и смотрела по сторонам. Посетителей в ресторане было мало. В углу сидела юная влюблённая парочка, в конце зала – старичок со старушкой, такие трогательные, они о чём-то увлечённо беседовали и словно ничего вокруг не замечали. Через три стола от них весело шумела небольшая группа кавказцев. Эти тоже были заняты собой. Вера задремала. Ей было уютно и спокойно. Роман Григорьевич куда-то вышел. Потом она очнулась и бросила взгляд в зал. Даша с Олегом танцевали в обнимку, а Маша возле шеста выделывала какие-то странные трюки. То задирала на шест свои тонкие ноги, которые казались золотистыми верёвками, то, раскорячившись, кружила, наседая на шест, потом она повисла на нём, уцепившись своими длинными верёвочными руками. Тут шест рухнул, и Маша распласталась под ним. Похоже, она даже не поняла, что произошло, настолько была пьяна. Она просто уснула. В это время в зал вошёл Роман Григорьевич. Все сотрудники фирмы столпились возле спящей и стали её поднимать. Но вставать, просыпаться она явно не хотела. Лежала себе и похрапывала. Народ за столиками с интересом наблюдал за всем этим. Веру разобрал смех. Весёленький корпоративчик получился – подумала она. И вдруг ей стало скучно. Глупость какая-то, бред, - подумалось ей. Она подошла к столику, допила сок, и вышла из ресторана. Поймала такси, и поехала домой. Окошко авто было опущено, и тёплый ветер отдувал назад лёгкие Верины локоны. Она с удовольствием подставила лицо весеннему воздуху.
     В кармане пискнул мобильник, пришла СМСка. От Дениса – увидела она. И с каким-то новым чувством удовлетворения прочла мелкие строчки: «Весна идет вперед, ура! И вот сегодня день безобразно хорошего настроения! Бывает такое: ты не можешь спокойно идти - только подпрыгивать, ты не можешь спокойно отвечать на вопросы - только в шутку, на языке пляшут сотни смешинок, и вместо слов получается только не вполне приличный хохот, ты танцуешь под музыку, звучащую для тебя одного, кружишься на месте сияющим водоворотом, даришь конфеты незнакомым людям - и солнце выглядывает из-за тонких весенних облаков, чтобы ласково погладить тебя по буйной свихнувшейся голове... Это и есть просто безобразно, кричаще хорошее настроение. И я искренне желаю тебе, чтобы таким образом у тебя проходил не один день, а вся жизнь! И перестань быть змеюкой (((((( Вот!»
   Она почувствовала лёгкое головокружение. Вино начало действовать, или весна,  наверно что-то в воздухе было такое, весёлое, свежее, игристое, словно шампанское…

     Денис припарковался возле парка. Ему хотелось посидеть в любимой беседке у пруда. Он вышел из машины, и не спеша направился к витой арке. У входа в парк качали ветками большие липы. Денис задумчиво брёл по дорожке. Мысли словно облака, гонимые ветром и подсвеченные солнцем, были лёгкие и разноцветные. Вспомнился отец. Его похороны. Его лицо, давно, давно, когда Дениска был ребёнком. Папа был неразговорчивый, спокойный, и очень редко кричал. Ну, бывало, конечно. Но чтобы вывести его из себя, надо было  постараться. Папа был одним из родоначальников отечественного бизнеса. Однажды, когда Дениска был маленький, он захотел мороженого и стал истерить. Он орал, катался по полу и бил ногами. Папа сказал – какое тебе мороженое, ты шмыгаешь носом, и к тому же плохо себя ведёшь. Тогда мальчик выгреб мелочь из отцовского кармана и купил себе эскимо. Папа узнал, наорал на Дениса, и так сильно ударил его, что тот отлетел к стене и от страха описался. Это – самое сильное впечатление его детства, даже сильнее того дня, когда он впервые увидел огромного паука в большой красивой паутине. Он недоумевал – мелкие деньги, ерунда, за что? Неужели отец такой жмот? В тот день он невзлюбил отца.
    Денис дошёл до скамейки возле пруда, сел и закурил. Вспомнилось, как они всей компашкой ездили по ночным барам, курили кальяны, снимали девиц, пили, снова пили, и Денис блевал, обняв унитаз. Пьяные они гнали по шоссе, обгоняя друг друга, серебристый «седан» Дениса летел словно сокол на соколиной охоте. Хорошо, гайцов не было. Потом его занесло, выскочил на тротуар и врезался в группу подростков. Но сразу вырулил и умчался, в гараже смыл с бампера кровь… Ну и что, пусть не шляются по ночам, дети ночью должны спать. Сам он, когда тинэйджером был, спал ночами, родители строго следили, прислуга, рано утром его везли в школу с английским и французским уклоном, потом – на музыку, на занятие танцами, на кун-фу. Все дни были расписаны по часам. Норма. Потом была стрельба, танки, черный октябрь, да, девяносто третий год, больше двух тысяч погибших. Денису было интересно, но он мало что понимал. Мелкий был ещё. Подросток, переходный возраст. Ему нравились танки, выстрелы, трупы. Его перестали возить в школу и везде. Это было классно! Все сидели возле телевизоров. Прилипли к экранам. Только папа куда-то уходил. А потом его убили. Как это случилось, Денис так и не узнал. Да и не спрашивал. Мама потом вышла замуж. Но это уже позже. Потом мать с отчимом уехали в Израиль. У отчима там была родня. Денис остался один. Он был сам по себе, не очень-то и переживал. У него были деньги, нефтяные акции, и полная свобода действий.
   Лёгкий весенний ветерок взъерошил его волосы. Он подумал про Веру, про эту маленькую тоненькую словно нимфетка женщину с шоколадными волосами и  колючим янтарным взглядом. И его душу обдало нежной душистой пеной. Он сплюнул сигарету, достал мобильник, и задумался над текстом для СМСки.

      Даша, хмельная и счастливая, возвращалась домой на такси. Субботний вечер был так прекрасен! Она провела бурную ночь в объятьях Олега после такого классного корпоратива! Ночь плавно перетекла в день, полный секса и водки, потом – в поздний вечер, и Даша устала. Надо было выспаться, отдохнуть – ведь завтра на работу. В такси её разморило, и домой она пришла уже полусонная. Стянула с себя одежду и залезла под одеяло. Но сон, как назло, пропал, была лишь вялая дрёма. Голова кружилась, и казалось, что постель покачивается на волнах. Перед глазами замелькали лица, события, обрывки воспоминаний. Вот она подросток, мама сшила ей красивую голубую блузку с красной оторочкой и большими карманами. Даша во дворе срывает одуванчики, такие ярко жёлтые, солнечные, крупные, и плетёт из них венок. Идёт домой с венком на голове и с гирляндой на шее. Мама ахает – блузка испорчена, вся в больших жёлтых пятнах. Это  уже вообще не отстирывается, мама плачет, ведь она так старалась... А вот они с мамой и дядей Гиви, маминым очередным другом, высоко – всю Москву видать, какая она огромная!!! – на колесе обозрения… Ужас, горе, кошмар! Самолёт разбился!!! А в нём – мама с дядей Гиви, они летят в Сочи… Летели… Бабушка ужасно кричит… Морг, бабушка не похожа на себя, такое странное усохшее лицо… А вот Миша, он её целует, прижимает к себе, она в белом платье, в фате, такая счастливая, ничего вокруг не видит, только его, и море цветов… Почему они разошлись? Она не хотела детей, аборт, потом – бесплодие. Она чувствовала, что муж погуливает, но мирилась. Думала – так, ерунда, надоест ему это. Но однажды Миша заявил, что другая беременна от него, и он уходит к ней. Гром средь ясного неба! Не может быть! Суд. Развод. Стресс и булимия. Именно тогда она поправилась на двадцать три килограмма. Ну и ладно, ну и пусть! Она ушла с прежней работы. Целыми днями, отрешённая от всего, слонялась по двору. И познакомилась с Машей – та выгуливала собаку, странную дворнягу с телом стафа и мордой крокодила. Собаку звали Герма. Маша жила через три дома от Даши. Подружились быстро, ведь общая беда – Машу тоже бросил муж, правда, давно. Сидели в Машиной большой обшарпанной квартире, пропахшей псиной и куревом, смолили сигареты, пили водку, и душу изливали. Маша пьяно тянула нить разговора, словно разматывала кокон шелкопряда, такого червячка, точившего душу:
     - А познакомились мы с Валеркой возле палатки. Он в палатке пивом торговал и другими напитками, покрепче, и закусью. Были девяностые. Мы с Яршей – тогда у меня Ярша была, боксер, белая собака, - подошли пиво купить,  я глянула – классный мужик, разговорились, он не дурак, начитан, остроумен, разведён. Я говорю – закрывай палатку, бери побольше алкоголя и закуси, и давай ко мне. Я тебя покупаю вместе с этой палаткой. Я богачка. А я тогда как раз родительскую квартиру продала. Мама умерла от рака, папа следом за ней от сердечного приступа. Ну, Валерка сразу так и сделал. И мы шесть лет пили и любили друг друга, такой секс был космический! Потом ведь у меня бабушка скончалась, на Арбате. И  квартиру, машину папину, гараж, всё пропили, ещё от мамы и бабушки много золота оставалось. Потом деньги кончились, я стала зарабатывать переводами – документы с русского на английский и наоборот. Но это всё гроши. Валерка меня бросил. Я так страдала! Потом искала работу в интернете, попадались всё фирмы-однодневки, ну где только я ни работала! Наконец, вспомнила и стала ворошить прежних знакомых. В юности я дружила с Ромкой. Залезла в инет и нашла его в Одноклассниках. А у него – фирма! И я пишу ему: «Привет, Ромка, это я, Машка, твоя астральная сестра!» Он сразу взял меня к себе. Хорошее место, уже три года работаю, все прочно. Хочешь, тебя устрою?
    - Конечно, хочу! Ой, может, отвлекусь, может, найду себе кого! Машка, ты моя спасительница!
    - Ну ладно, ладно, после благодарить будешь. А смотри ведь, как у нас всё похоже! Нет мужей, но это даже и не плохо, в этом что-то есть!
 Давай теперь за это, тост возник!
     Маша разлила по рюмкам остатки водки. Работал телевизор, какой-то новостной канал, звучало в фоновом режиме: «Бедность, которая сейчас фиксируется в России — это бедность работающего населения. Об этом во вторник было сделано такое заявление вице-премьером по социальным вопросам …»
      Вот картинки из прошлого и настоящего сложились в фантики, стало что-то грезиться, какие-то боксёры заскакали по блестящим крышам, мокрым от дождя,  гигантские птицы взмахивали крыльями, и Даша уснула.

       Среди ночи разбудил его телефон – пьяный Машкин голос:
     - Привет, Ромка, братец мой астральный. Ничего, что я звоню тебе так поздно, ведь дружба это штука круглосуточная. Я люблю тебя, ты же знаешь. Я вообще всех люблю. И тебя тоже. Мне снилось сейчас, что я летаю и всех вокруг спасаю. Вот проснулась вдруг, а за окном – луна, и такая огромная, ты подойди к окну, нет, ты посмотри в окно…
     Роман Григорьевич досадливо кашлянул и отключил мобильник. Машка всё такая же дура. Как всегда. Как в юности. Но тогда она была посимпатичней, не пузатая, хоть и такая же мужеподобная выпивоха. Жили они в одном подъезде, часто сталкивались то в лифте, то во дворе, и Машка навязала ему свою дружбу. Это она умела. Как пиявка прямо. Им было по двадцать два, Машка училась в институте Мориса Тореза, а Роман после армии работал токарем на заводе. Он был высокий, тонкий, с причёской под битла, и ходил в джинсах и замшевом пиджаке песочного цвета, ни дать ни взять писатель или музыкант. И носил он в руках кожаный «дипломат». Он любил свою работу,  детали точил быстро и качественно, а между делом создавал красивые вещицы – из стружек делал необыкновенные изысканные романтические серьги, браслеты, колье, броши, сотворил даже несколько латунных люстр под старину, под золото с бриллиантами (стекляшками украсил). Машка всё это лихо продавала, и брала заказы. Спрос на его творения был огромный. Но он творил только по вдохновению. Однажды Машка собрала у себя дома компашку, как всегда – она это любила. Жила она отдельно от родителей – те купили ей кооперативную хату. Она всех собирала на «флэт» частенько  – водка, музыка, кальян.  Ромка там был завсегдатаем. И понравилась ему одна девчоночка,  скромняшка такая с золотистой косой, зеленоглазая, без косметики, личико свеженькое, носик башмачком, Вика. Новенькая. Где-то Машка её подцепила. Он весь вечер проговорил с ней, и подарил колье собственной работы, оно на редкость красивое вышло, совершенно особенное. Она тихо сказала, что хочет уйти, и он вызвался проводить её. Только они вышли в коридор, как влетела пьяная Машка и устроила скандал. Роман прикрикнул на неё. Тогда она схватила Вику за косу и с силой ударила о стену коридора. Девушка потеряла сознание, лоб был рассечён, хлынула кровь. Народ выбежал из комнаты и столпился, все заахали, загалдели, кто-то бросился к телефону, вызвали скорую. А Машка пошла в туалет блевать. Вообще, с Машкой было много курьёзов. Однажды она заставила его на спор порезать себе самому вены. Но потом так ласково влезла в душу: «братец мой астральный, я же тебя люблю,  я тебе самый близкий человек…» И он расслабился. Жил он в двухкомнатной хрущёбке с родителями и младшим братом Санькой. Братец был любимец папы и мамы, добрый, открытый, наивный. Музыкант и остряк. Когда Санька погиб в Чечне в девяносто пятом, отец и мать не смогли это пережить,  и вскоре умерли друг за другом  от сердечного приступа.  Маленькая хрущёбка опустела и стала казаться Роману огромной бездной. Он был уничтожен свалившейся на него трагедией. Он сразу потерял всех родных. Были ещё двоюродные дяди-тёти-племянники, которые распоряжались похоронами. А потом ещё и родной завод закрыли. Пришла беда – отворяй ворота. Роман впал в депрессию, запил. Машка давно уже переехала в другой конец Москвы, и её следы затерялись. Однажды в магазине он случайно встретил Вику, и вот она вывела его из запоя  и вернула к жизни. Она оказалась его спасением, лучиком света, его радостью и счастьем. И болью. Он долго думал, как сделать ей предложение, купил кольцо с бриллиантом. Но она вышла замуж за другого. Этот удар отрезвил Романа. Он взял себя в руки и занялся делом. Сначала развозил пиццу, потом работал в рекламе, затем взял кредит и открыл своё дело. Название как-то само пришло в голову, с потолка упало: «Ясюкям». Было в этом звуке нечто ясное, и каменное, и мягкое. А потом вдруг внезапно снова возникла в его жизни Машка, и он взял её на работу – так, по старой памяти, ностальгируя по юности, по заводской работе, по творчеству, ведь его поделки бижутерийные и люстровые были его творческим началом, его хобби. Его жизнью.
    Машка, дура,  разбудила. Сон сгинул. Роман нащупал на тумбочке пульт, включил телик, и услышал визгливый дискант:
    - Ленина похоронить, мавзолей взорвать!

    Олегу не спалось после бурного общения с Лунозадой.  Уже вечер перешёл в ночь,  но он ощущал бодрость и подъём. Он постучал по боксёрской груше, висевшей в углу гостиной,  потом развалился в массивном мягком кресле и включит телик. Шёл фильм о боксе. Его тематика, родная. Вот тогда, в юности, он спал как убитый, никакой интим не будоражил его сон.  И просыпался радостный. С мыслями. Но пока он радовался, мысли улетучивались, и в голове становилось пусто. Вспомнилось: раннее утро, за окном темно, будильник верещит как ненормальный - пора на тренировку. Так: умылись, побрились, пааабежааалииии... Как чудесно после бурной ночи поиметь двухчасовую тренировку! Как он любил бокс! А потом он лежал на коврике у кровати. Доползти до подушки не было сил. На тренировке любимый тренер заставил почувствовать его летающей собачкой... цирковым моржом... дрессированным ёжиком... В ринге пришлось работать с парнем на две головы выше - тянулся как подсолнух к Ярилу и пропустил пару боковых. После тренировки было две новости: - через неделю соревнования, и он едет, и - боксирует не в своем обычном весе и надо согнать пять кило. Блин! Как он любил бокс! Перед тренировкой тренер оглашал  основные задачи: совершенствование технико-тактического мастерства, сенсомоторных и мыслительных процессов, что означало: боксёр, когда его уе… ударят в челюсть, прежде чем замертво упасть на ринг, должен осмыслить - что он сделал не так. При работе в парах - берегите руки! Руки для боксера главное! Голова?.. Причём здесь голова! Главное - головой не лезть в разные места - и все нормально... а руки - они потом могут пригодиться. И, важно - самоконтроль! Дисциплина! Тренировка воли! Если после разминки не появилось желание тренироваться, значит, вы плохо размялись! Как он любил бокс! Но скорость начала теряться с возрастом. Ну, что скорость теряется - оно понятно. Ведь потеря скорости частично компенсируется виденьем удара и расчетом. Но в тридцать три года у него сила удара ослабла,  и выносливость уже не та стала. Рановато для боксёра. Просто в нём что-то сломалось. Пришлось уйти. Потом он стал тренером в женском боксе. Девки, жёсткие, стервы… Нет, всё надоело! Он разлюбил бокс! Вот досада! Потом он стал качать мышцы. Нашёл работу - охранником в супермаркете. Однажды он там познакомился с Романом, который только что открыл свою фирму и набирал сотрудников. И тот переманил его к себе.
     На экране возникла реклама, и Олег задремал, уронил голову на грудь, и вскоре уснул под звуки телевизора. Он громко храпел. Ему снился ринг. А за окнами ночь расцвела огромной лиловой лилией с яркими  сверкающими пестиками реклам и фонарей.
      
      В понедельник работы было мало. Пришёл лишь студент  – распечатать дипломную работу с флэшки, и подросток – распечатать фотографии. И всё. Днём Роман Григорьевич удалился, а спустя час разбежались и сотрудники. Вера с Машей-Дашей пошли в ближнее кафе. Они решили отметить прекрасный весенний день, гармонию в душе и в воздухе, и взяли графинчик водки и сладкое вино. Водку подали в стеклянной колбочке. А вино – в бокале. Для Веры. На закусь взяли пиццу и салатики. Соседние столики были пустые, посетителей в кафе не было, кроме подруг.  Маша подняла тост:
     - Девчонки, мы как королевы, одни в этом зале. В этом дворце мы единственные. И нас обслуживают слуги. Это наш родовой замок!
    - Да, нам только и осталось, что мечтать и фантазировать, - сказала Даша.
   - Дашка, ну ты всё портишь своим пессимизмом, - нахмурилась Маша. – Ну, залпом, за нас, за прекрасных принцесс!
    Её крупное одутловатое лицо просияло,  длинные тонкие губы раздвинулись, словно широкая щель, и она вплеснула туда водку.
Её примеру последовала Даша, боднув воздух своей большой башкой со щетиной разноцветных волос, похожих на стерню. Вера хихикнула, глядя на подруг, и пригубила вино. Взяла кусок пиццы,  откусила.
   - Эх, хорошо-то как! – выдохнула Даша. – Наливай!
 Выпили ещё. Вера допила свой бокал, и ей заказали ещё вина. У женщин глаза заблестели, щёки раскраснелись. У Веры слегка припухли губы.
    - Девчонки, а помните, помните? – сказала Маша.
    - Помним-помним, - сказала Даша. – Я помню, как мы Верку нашли. Сидела в мегацентре и ревела. Сумку у неё уперли. И с работы уволили.
    - Ну, во-первых, не уволили, а сократили! – вспыхнула Вера. – Я что, виновата, что половину больниц позакрывали. А я медсестрой была. И устроиться негде – везде много больниц сократили, врачей, персонал весь – на улицу! Я даже уж, с отчаянья, хотела даже в психдиспансер санитаркой, но и те посокращали, позакрывали.
   - Конечно, земля в Москве дорогая, вот бизнесмены и скупают площади, а здания на снос.
   - Нет, принцессы, не раскисать, команда прыгать и плясать! – вскричала Маша и так дрыгнула ногой, что столик отъехал в сторону, стул качнулся, и она грохнулась на пол. Но тут же  поднялась, пододвинула стул, уселась на него боком, закинув  нитеобразную ногу в золотистой лосине на другую, и снова наполнила свою рюмку. Лихо опрокинула её в щель рта, и затянулась сигаретой. Даша тоже закурила.
   - Эх, хорошо сидим! – голос у Маши был низкий, мужской. – Верка, а ведь это мы тебя в «Ясюкям» привели, мы тебя и в подруги взяли, заценила?
  - Маш, а помнишь, помнишь? – сказала Даша и захохотала.
  - Это как я на столе голая танцевала, ты о том? – хохотнула Маша.
  - Да, ты мне рассказывала так прикольно, там одни мужики были, и вахтёр пришёл, который у тя в подъезде сидел. Он прямо писал кипятком от восторга.
  - Ну да, я пьяная была. Зато потом, каждый раз, когда я мимо проходила, он говорил: «А, Маш, ты так классно на столе голая плясала». Мне жутко неудобно было.
     В это время в кафе вошёл высокий квадратный мужчина с длинными волосами цвета переспелой пшеницы. Маша с Дашей замолчали и с интересом взглянули на него. Вера тоже посмотрела. На вид лет под сорок, квадратные плечи, квадратный подбородок, крупный нос.
    - Хороший жеребец, - оценила Маша. – У мужчин нос как член. У этого, видать, самое оно. Как думаешь, Вер?
   - Думаю, это профессор, - сказала Вера первое, что пришло в голову.
   -  Ну, мы сейчас это выясним, - заявила Маша, и уверенным шагом направилась к устроившемуся возле окна мужчине.
    Вскоре квадратный уже сидел за их столиком, потягивал коньяк и вещал:
   - А вот как вы считаете, почему после падения Берлинской стены и развала СССР не был подписан новый Вестфальский мир или Версальский договор? Молчите? А-а! Ну, вот почему, думаете, геополитические державы тех времён, прежде всего США, устранились от установления нового мирового порядка? Молчите? А-а! А просто не было желания доверить всё умелой дипломатии — предпочли путь глобализации и права на гуманитарное вмешательство, которое стало новым правилом…
   Тут Маша перебила его:
   - Вы такой потрясающий! Давайте знакомиться! И пойдём ко мне, всей компанией ко мне в гости! У меня дома потрясающая собака, сучка Герма, ну такая умница! Как-то я делала салат, тут завопил мобильник, я вышла в коридор на минутку, взять телефон, а когда вернулась – салата нет, тарелка пустая, а Герма облизывается…
    - Собаку звать Сперма? – переспросил квадратный. – Какое сексуальное имя.
      Вера захохотала. Она всё хохотала и хохотала, и никак не могла остановиться.

         Во вторник утром Роман Григорьевич собрал всех своих сотрудников и объявил:
      - Друзья! Коллеги! Мы переходим на новый уровень!
       Все переглянулись и притихли, уставившись на президента фирмы. А президент, лощёный, длинноногий, бритоголовый, с высокими темными бровями и густыми ресницами, держал паузу. Сотрудники стали нервно поёрзывать на стульях. Наконец, президент произнёс:
     -  Мы будем продавать сопутствующие товары. Куколки из соломы. Это сейчас модная тенденция, такие куколки пользуются немалым спросом.
     - А где мы возьмем эти куколки? – спросили разом Маша и Даша.
     - А, вот! – Роман Григорьевич выбросил вперёд руку, словно Ленин. – Вот главный вопрос! Это ваша задача, коллеги и друзья! Вы должны найти оптовый рынок.
     - Такого рынка нет и быть не может! – вскричала Маша.
     - Значит, надо самим этих кукол делать. Найти солому и делать! – отрезал президент.
     Тут Вера вскочила с места, её осенило.
    - А в нашей, в бабушкиной деревне полно соломы, и мы в детстве вязали таких кукол из соломы. И не только. Ещё собачек, кошек, коров. И кто-то там умеет, я знаю!
  Роман Григорьевич просиял, и сказал:
   - Отлично, Вера. Ты – ценный кадр. Маша, выпиши ей командировку в деревню, пусть договорится о поставках этих кукол. За это мы её премируем.
   - На сколько дней командировку оформлять? – деловито спросила Маша.
   - На неделю. Недели тебе хватит, Вера?
   - Вполне.

   В поезде Вера уснула, и сон был долгий и глубокий. Потом она ехала в автобусе, потом шла три километра по пыльной колдобистой дороге. Вот и деревня родная, серые бревенчатые избы, большой красивый дом генерала, снова маленькие избы, вот родной забор из выбеленных солнцем, дождями и ветрами кольев цвета вечерних облаков. Бабушка возилась в огороде, за высокими ветвистыми деревьями её было совсем не видно, но Вера знала, что она там. Вера распахнула дверь серой дощатой калитки, и прошла между грядками. Скинула со спины рюкзак и поставила его под большими  вишнями, они были все в белых цветах. Так легко и душисто пахло травой, цветами, столько воздуха и зелени вокруг! Вера дышала и не могла надышаться. Вот она подошла к грядке. Бабушка от неожиданности ахнула и радостно заулыбалась, и кинулась обнимать внучку.
    - А я и не ждала, вот неожиданность, вот радость-то! – вскричала она. – Пойдём скорее, накормлю,  а я как раз пирогов напекла в печке, с капустой, суп гороховый сварила! Вот чай поставлю!
   Вера даже не ожидала, что ей будет так хорошо! Она соскучилась по родной деревне, и только сейчас это поняла. Они с бабулей долго сидели за столом и говорили о том - сём, о всяких мелочах, и им было уютно и легко.
    На следующий день они с бабулей пошли в гости к тёте Тоне и дяде Пете. Тётя Тоня была младшей сестрой Вериной покойной мамы. Вера помнит их свадьбу, сама она тогда была ещё малышкой лет пяти, ей было интересно и удивительно – уйма народу, огромные столы во дворе и куча еды на них самой разной, вся деревня собралась, и ещё потом – костёр на берегу реки и шашлыки, горячие, жёсткие и  необычайно вкусные! Потом была музыка из магнитолы, и все плясали. И Вера тоже крутилась и топотала ножками и танце. А уж когда у тёти Тони с дядей Петей родилась Гапка, Вера была уже взрослая, работала уже в московской в больнице. Приезжала сюда в отпуск. Гапка была такая крошечная, словно кукла, спелёнутая лежала в корзине, пищала тихо-тихо, как котёнок. Она родилась поздно – тётя долго не могла забеременеть, ездила в город, в поликлиники разные, в больницы, сдавала анализы, лечилась, всё без толку. Потом в какой-то монастырь они с дядей Петей ездили, к чудотворной иконе. И через год после этого на свет появилась Гапка. Назвали её Агапией, в честь святой мученицы. Гапка выросла мелкой, худенькой и тихой.
     День был солнечный, очень тёплый, и  тётя Тоня накрыла стол в саду. Стол был сколочен из досок, и  скамейки тоже. На скамейки тётя постелила одеяла. Пили домашнее вино из смородины, сладкое, густое, лёгкое, на столе дымилась картошка в мундире, в мисках красовались маринованные грибы, соленья, квашеная капуста. Потом дядя Петя принёс самогон. Ели, пили, неспешно беседовали. Обсуждали посадки, грядки,  события в деревне и в соседнем большом посёлке. Вере всё это было неинтересно, и она принялась болтать с Гапкой. Рассказала ей о проекте Романа Григорьевича. Гапка согласилась делать соломенных куколок. Она это хорошо умела. Они выпили густого красного вина, и развеселились, принялись острить и хихикать.
   - Чего скалитесь, дуры, - сказал захмелевший дядя Петя. – А ты, Гапка, школу закончила, пора бы за ум браться.
   - Учиться ей надо, вот чего, или работать, трудовой стаж нарабатывать, - сказала тётя Тоня. – Вот Вера умная, работает в Москве. Взяла бы с собой нашу Гапу, пристроила б куда-нибудь.
  - Конечно, возьму, - сказала Вера. – Пристрою, обязательно. Даже знаю, куда.
     Заскрипела калитка, вошёл низенький крепко сбитый мужичок в  затёртых джинсах и майке.
    - Привет, хозяева, наточил я вам серп, - весело сказал он, и положил на скамейку что-то, завёрнутое в мешковину.
     - А, Дима, ну давай, к столу, присоединяйся, - сказал дядя Петя. – А к нам вот племяшка приехала, Вера. Девчонки, принесите сало, там, в холодильнике, да нарежьте, да потоньше.
      Вера с Гапой пошли в избу. Резали сало и болтали. Вера говорила про «Ясюкям», про коллег, припомнила анекдоты, которые рассказывал Олег. Дружно смеялись. В сад вернулись минут через сорок, неся тарелку с розовато-белыми аппетитными ломтиками сала. За столом про них, похоже, уже забыли. Шёл жаркий спор. Бабуля говорила:
    - Так ты прости его. Врагов надо прощать. Это по-божески.
    - А если враг – грешник? – вопрошал Дима.
    - Всё равно прости, - отвечала бабуля.
    - Если я прощу грешника, я разделю с ним его грех, - отвечал Дима.
    - Странное ты чего-то говоришь, это ж надо же такое удумать! – восклицала тётя Тоня.
     Тут в разговор встряла Вера. Она сказала:
    - А я вот думаю, что если грех смакуешь, одобряешь, то тогда только и приобщаешься к греху и разделяешь его.
   - О, какая племяшка-то рассудительная. Замужем, дети есть? – поинтересовался Дима.
  - Нет у меня ничего такого, - сказала Вера. – Не надо мне этого, я сама по себе.
  Дима покачал головой. Бабушка сказала:
   - Это поколение девяностых. В девяностые у них возраст создания семьи был. Но до того ли было? Перевороты, разруха, шоковая терапия. Распад страны. Войны – Афган, Чечня, Приднестровье в 92-ом, там ведь тоже наши воевали. Половина парней погибла. И вообще, две трети населения страны сгинули. Выживший молодняк – что там у них в душе творится, кто знает?
    День уже клонился к закату, когда гости встали из-за стола. Хозяева пошли провожать родню до того места, где дорога сворачивает налево. Там, на пригорке, паслись две тучные коровы. Вера подумала, глядя на них: «Это Маша и Даша». Ей стало смешно.

      И вот Вера с Гапкой едут в поезде с рюкзаками, набитыми соломенными куколками.
     - А если их ещё раскрасить акриловыми красками, это будет вааще отпад! – говорит Гапа. – Такие будут яркие, радостные, невероятно!!!
    - Это надо у Романа Григорьича спросить, как он захочет, - отвечает Вера.
      Они вместе вязали этих куколок. Всю неделю с утра до позднего вечера. И много их наделали.
      За окном мелькали деревья, телеграфные столбы, станции и полустанки, а сёстры весело болтали. В метро Гапу удивила толчея, куча людей, и у всех были мрачные загруженные лица. «Лица в панцирях» - подумала она. До Вериного дома добрались уже вечером. Приняли ванну, поужинали, и легли спать. Завтра – на работу, и Вера решила представить начальнику Гапу.

      Она даже не ожидала, что он сразу же возьмёт сестру в штат. Но именно так и произошло. Даже уговаривать, упрашивать не пришлось. И Гапка стала производителем и курьером одновременно. В её обязанности входило делать соломенных куколок и привозить их в «Ясюкям». Ей выдали трудовую книжку, и Гапа с восторгом и радостью вертела её в руках. Она читала и перечитывала свою запись в трудовой, и бормотала неуверенно:
    - Ой, а вдруг я не справлюсь… Я так боюсь…
    Роман Григорьевич мягко улыбнулся и произнёс:
   - Да всё у тебя получится, не тушуйся. Как говорил Дон Хуан: «Действуй смело и не ищи оправданий».
    Гапка сбегала в ближний магазин за тортом, и устроила чаепитие в честь своего приёма на работу. Эту традицию ей Вера подсказала. Пили чай, ели вкусный торт бизейно-кремовый, и болтали. Даша рассказывала про китов. Вера хихикнула – Даша сама была словно кит в человечьем обличье. Китов Даша любила.
    - Вот есть такие горбатые киты, - вещала Даша. – Это, ну, вообще тако-ое! Представляете, они помогают другим млекопитающим при нападении касаток! Акул таких жутких!  Ну, такие вот киты, не чета некоторым людям, настоящие рыцари моря! Те, кто наблюдает за ними, ну, есть такие наблюдатели, за горбатыми китами, видели, как они спасали тюленей,  морских котиков, серых китов, и даже рыбу-луну. И совершенно бескорыстно причём!
   Тут в комнату заглянул Роман Григорьевич.
      - Чаи гоняете? А дело стоИт? – сказал он недовольно.
     - Так ведь нет никого, - ответила Маша. – Присоединяйся, Рома.
     - Некогда, - сказал он. -  У меня тут новая мысль проклюнулась. А что, если нам ещё делать куколок из шерсти? На них тоже спрос есть. Из обычной овечьей шерсти, серой такой. Гапа, у вас в деревне овцы есть?
    - Рома, да где ж их продавать-то всех, - поинтересовалась Маша. – К нам ведь сюда мало кто заходит. Тут реклама нужна.
    - Так вот для вас, дорогие  мои коллеги, новое задание: сотворите достойную рекламу,  громкую, яркую.  Я придумаю, как и где её разместить, - сказал Роман Григорьевич, и скрылся за дверью.   
      Веру разобрал смех. Она наклонилась над своей чашкой и фыркнула.
     - Ромку на куколок повело,  с чего бы это? – сказала Маша.
     - В воздухе что-то витает, - сказала Даша.
    - Что-то кукольное, - сказала Вера.
      Все дружно прыснули.
    - Интересно, где он берёт деньги нам на зарплаты? – спросил Олег.
    - Тоже мне, зарплаты, смех один, - сказала Даша.
    - Это не зарплаты, а заплаты, - сказала Вера.
   - И ещё хочет пополнять бюджет за счёт кукол каких-то, - ухмыльнулся Олег.
   - А может, он взял гранты под это, - сказала Маша.
  - Гранты подо что? Под куколок? – удивилась Даша.
    - Под народные промыслы, наверно, - сказала Вера.
   - А какое отношение наша фирма имеет к народным промыслам? Или он её переориентировать хочет? – сказала Даша.
  - Он, верно, кукол оформил как сопутствующие товары, - сказала Вера.
  - И заставит нас ходить по улицам и трясти ими, в офис заманивать, - усмехнулась Маша.
  - Чай остыл. Подогреть надо, - сказала Даша.
  - Очень вкусный торт, - сказала Вера, и положила себе на блюдце ещё кусок.
     Но их чаепитие было прервано. Затрезвонил звоночек, пришёл клиент. Вера встала из-за стола и нехотя поплелась принимать заказ. У окошка стоял плотный лысоватый мужчина.
     - Что вы хотите? – спросила Вера.
    - Фото. Старое чёрно-белое, пожелтело, сделать большой цветной портрет в раме.
    - Хорошо, давайте фото. Выбирайте рамку, - ответила Вера, и взяла протянутую маленькую мутную фотографию.

     После работы Вера с Гапой неспешно шли домой. Возле подъезда был небрежно припаркован серебристый «седан», а рядом курил невысокий коренастый брюнет, густые чёрные волосы его были собраны в хвост. Увидев Веру, он широко заулыбался и изобразил старинный поклон.          
    – Ты не отвечаешь на мои СМС-ки, на звонки, дорогая, - произнёс он, и распустил волосы.  Длинные блестящие пряди рассыпались по его плечам.
     Гапка смотрела на него, раскрыв рот. Что-то внутри неё ёкнуло. Душа распахнулась. «Это, ой, кто, ой!!!» - вопил её мозг. «Ой, только бы он заметил меня, только бы…» И она стала мысленно взывать к Богу, к Ангелу Хранителю, ко всем святым. Тут Вера обернулась, кивнула на неё и произнесла скучным тоном:
    - А это моя кузина Гапа, из деревни. Слушай, Денис, возьми над ней шефство, она такая дикая, а?
       «Его зовут Денис!» - вскричала Гапкина душа, и она сразу же полюбила это имя.
   - Она же малолетка, - сказал Денис.
  - Ей почти восемнадцать, - ответила Вера.
 - Когда отмечаем восемнадцатилетие? – деловито спросил Денис. – Расходы беру на себя.
    Гапка смотрела на него с замиранием сердца. Он такой… такой… У него такая классная машина, прямо серебряная карета, а он сам просто король Артур! Какие у него волосы королевские, а какой прикид! Просто стоять рядом и смотреть на него – такое счастье!
    У неё сильно билось сердце, лицо порозовело, губы раскраснелись, глаза сияли, она преобразилась и казалась почти красавицей. Денис глянул на неё с интересом. «А кузина ничего, симпатичная. Пожалуй, поинтереснее, да и помоложе этого злого ёжика», - подумал он. – «Вся горит, словно зарница. Надо заняться ей».
     - Гапа, какое необычное имя у тебя. Ничего, что я сразу на «ты»? Хочешь, прямо сейчас поедем играть в боулинг? Я тебя научу.
     - Да, - произнесла она тихо.
    - Давай, сестрёнка, не тушуйся. Развлекись, - сказала Вера. И, обернувшись к Денису, добавила: - Ты там не очень-то, береги мою Агапию. Она девственница, так что сам знаешь. Если что, убью.
   И, глядя вслед отъезжающей машине, подумала: «Девчонка влюбилась. Повезло! Мощное чувство!  Ради этого стоит жить! Может, у них что-то серьёзное выйдет. Да он, вроде, и неплохой парень, Денис-то. Просто не в моём вкусе. Мне нравится Роман Григорьевич.  Загадочно, откуда он берёт деньги на содержание фирмы и на зарплаты нам. Машка говорит, что источник – его богатая любовница. Что фирма – это лишь для того, чтобы ему чем-то занять себя, и чтобы  он ощущал себя не содержантом, а настоящим мужиком, президентом фирмы, частным производителем.  Если Машка не врёт, конечно. Вообще-то,  вполне правдоподобная версия…»

    Гапа откинулась на велюровую спинку кресла и глянула в окно. Московские улицы казались такими большущими, глубокими, сияющими, окаймлёнными огромными красивыми домами, много светофоров, словно она смотрит кино, и не просто смотрит, а попала внутрь, и всё происходит не с ней, а с какой-то необыкновенной героиней.  Ей даже не верилось в реальность всего. Вот она сидит в шикарной иномарке на переднем сиденье, рядом с красавцем, просто королём, он  ведь, наверно, король бизнеса какого-то! И она вот, словно Золушка, рядом! У неё перехватывало дыханье от восторга. Сколько раз она видела такое в фильмах по телику, и как она мечтала о такой вот жизни! И мечта сбылась! Денис так уверенно и легко ведёт машину!
     Она восторженно взглянула на него. Он улыбнулся и сказал:
     - А чем ты вообще занимаешься?
    - Я? С сегодняшнего дня работаю в фирме, - пролепетала Гапа смущённо.
    - А раньше?
    - Ну, вот школу закончила в прошлом году, маме с папой помогала на огороде. Ну и за козами, курами, у нас восемнадцать кур, петух, и три козы – Велеся, Мякуся, и Белка. Козий сыр делаем. Очень вкусный! Творог. Вареники.
   - А тусовки с друзьями, дискотеки, пикники? – поинтересовался Денис. – Как свободное время-то проводила?
   - Ну, интернет, книги, - призналась она. – Читать люблю очень, и на сайтах литературных читаю тоже, там интересно, много всякого. И в социальных сетях общаюсь, там у меня много друзей.
  - Значит, ты хикикомори, - усмехнулся Денис.
  - Кто? – не поняла Гапа.
  - Ты же, говоришь, читать любишь. А роман Кевина Куна «Хикикомори» не читала?
  - Нет, - сказала она растерянно. – Не читала. А про что там?
Денис вырулил в переулок, и сказал:
 - Хикикомори – это люди, часто это подростки, они отказываются от живого общения, хотят уединения. В книге, это про подростка. Парнишка такой, Тиль. Простой обычный парнишка: дом, школа, родители. Жизнь такая, ну, как у многих пацанов. Плыл себе по течению. И вдруг – облом! На камни выкинуло. И что-то сломалось в его сознании, изменилось навсегда. Парень решил создать свой мир – мир, в котором можно не выходить из дома, а друзей заводить через инет.
   - Как же так? – удивилась Гапа. – Он не стал общаться с родителями?
    - Вот так. Засел в своей комнате, как улитка в раковине. Вообще, если хочешь знать, хикикомори — это отшельники в современном обществе. Они, ну, понимаешь ли, сознательно выбирают полную социальную изоляцию, их жизнь — это уединение. Иногда даже хикикомори могут не покидать свою комнату годами. Ты вела жизнь хикикомори? Или полухикикомори?
   - Ну, вообще-то, совсем до этого не дошла, в деревне не очень-то похикикоморишь, - сказала Гапа. – Но в соцсетях торчала много, всё свободное время, когда книги не читала.
     Они подъехали к высокому дому. Припарковались метрах в пяти от входа. И подошли к зданию. Денис распахнул перед Гапой дверь, пропуская её вперёд. Она растерялась, помедлила, и вошла. Её удивило всё, просто всё вокруг, и особенно то, что надо снимать свою обувь и надевать специальные тапки типа кожаных чешек со шнурками. Гапа принялась их рассматривать, и её ещё больше удивило, что подошвы у тапок разные. Одна подошва была гладкая, другая – шершавая. Она показала тапки Денису и вопросительно посмотрела на него. Он сказал:
    - Ну и что? Так надо для игры. Гладкий ботинок предназначен для скольжения, а шершавый – для торможения.
   Они прошли в зал с длинными желобами и кеглями в конце. Денис показал, как играть, и посоветовал выбирать лёгкие шары. Но для Гапы, привыкшей к тяжёлой деревенской работе, все шары казались лёгкими. Она тут же кинула шар с такой силой и так точно, что сбила разом все кегли. Выпрямилась, и радостно запрыгала, сверкая оголившейся тонкой талией между коротким свитерком и джинсами. Денис залюбовался её лёгкостью и девичьей грацией. Светлая нежная полоска голого тела, мелькающая перед глазами, возбуждала его. Гапа это чувствовала, её очень веселило это и придавало уверенности. Она вдруг ощутила свою женскую силу, и словно опьянела от этого. Глаза сияли, бёдра сами собой крутились, тонкий свитерок поднимался, всё больше обнажая тело.
      Домой Гапа вернулась поздно, и долго не могла уснуть, всё вертелась в постели и вспоминала волшебный этот вечер, мысленно прокручивая его снова и снова. Она была счастлива.

     На работе было людно. То и дело приходили женщины, девушки, пожилые дамы, подростки, и раскупали соломенных кукол. Гапа только удивлённо таращила глаза. Она ничего не понимала.
   - Как это? Что происходит? – спросила Даша, она сегодня припозднилась, пришла в полдень.
  - Ничего странного, - пояснила Маша. – Ты разве не в курсе? Сейчас модный тренд – украшать интерьер квартиры такими вот куклами.
   - Да, но зачем их покупают подростки? – удивилась Даша.
  - Они любят всё новое, необычное.
    Ближе к концу рабочего дня пришёл Роман Григорьевич. Он воспринял новость о популярности  соломенных куколок как нечто обыденное. И сказал:
  - Всё идёт по плану. Теперь будем производить куколок из шерсти. Гапа, тебе задание – поезжай в свою деревню и наладь производство шерстяных кукол. В деревнях же водится овечья шерсть. Маша, выпиши ей командировку.
  - На сколько дней выписывать? – деловито спросила Маша.
  - На неделю.
  - Во как! – воскликнула Вера. Её все это весьма забавляло. Она  пыталась понять, откуда просочилась инфа о куклах в их фирме. И как это Роман Григорьевич уловил тренд. Тут ей пришло в голову, что это, скорее всего, дело рук его богатой подруги.

      У подъезда вновь парковался серебристый «седан». Потом дверца авто распахнулась, и высунулся Денис. Увидев сестёр, он выскочил из машины и двинулся навстречу, раскинув руки и широко улыбаясь.
      - А что это вы такие озабоченные? – спросил он их.
     - Тут есть отчего озаботиться, - сказала Вера. – Начальник велел Гапке ехать в деревню и делать кукол из овечьей шерсти, а она вдруг вспомнила, что у них в деревне нет овец, маленькая ведь деревенька Пригореловка, малёхонькая.
    Денис хохотнул.
    - Вот глупышки, - сказал он. – Да я достану вам и шерсть, и всё что хотите.
    - Правда? – обрадовалась Гапа.
   - В общем, так. Ты едешь не в деревню, а в мой загородный дом. У меня большой, с джакузи, с бассейном. Я достаю тебе всё что надо, и помогаю в работе. Вместе быстрей управимся. Вера, одобряешь  план?
   - Вполне, - ответила она.
  - Бери всё необходимое, Гапа, и быстро сюда. Сейчас и приступим. К работе, конечно. Одна ты за неделю не справишься.
  Гапа помчалась в подъезд, в лифт, в квартиру, схватила рюкзак и мигом позапихивала туда свои вещи. Их было немного. И вот она уже сидит в велюровом кресле рядом с Денисом, млеет, быстро взглядывает на него и отводит глаза. Она в полном восторге. Улицы, дороги, светофоры, пробка. Денис берёт смартфон из бардачка, звонит кому-то, распоряжается:
   - Вить, слушай сюда. Дело есть. Это срочно. Скажи своим киргизам, чтоб жёнам позвонили, срочное дело: пусть из овечьей шерсти кукол нафигачат, срок пять дней. Чтоб через пять дней был мешок кукол. Каких-каких, какие в тренде. На них спрос. Не знаешь? Так узнай. Всё, чтоб сделал.
   Пробка рассосалась, и Денис вырулил на соседнюю полосу. Вскоре подъехали к ресторану.
    - Ну вот и всё, проблема решается, надо отметить. Традиция такая. Надо обязательно выпить за скорое решение, - сказал он, вышел из машины, и распахнул дверцу перед Гапой.
     У неё всё сильнее нарастало чувство нереальности происходящего.  Да это просто необыкновенный сон, сказка, волшебство! Она как-то нелепо, боком вылезла из иномарки, и робко последовала за Денисом. Всё её изумляло блеском, большими зеркалами, сияющим паркетом! Столики стояли на возвышении, а внизу, в полу был широкий желоб с водой, и там плыли большие красивые рыбы с жемчужной чешуёй. То была живая форель. А ещё другие рыбы плавали в аквариумах, их можно было заказывать, их тут же вылавливали и несли на кухню готовить. «Вот это да»! – ахнула Гапа. И вдруг ей стало жалко этих рыб. «Вот так и люди» - подумалось вдруг ей, - «плывут себе по жизни, а в любой момент их может выловить Смерть».
      Она сказала, что не любит рыбу, и заказала жареные морские гребешки с канелони из сельдерея и черным трюфелем. Вкус такой необычный, изысканный оказался! Официант принёс коньяк в очень красивой бутылке с печатями, открыл и налил в маленькие рюмки. Зажёг большие свечи на столе. Гапа и без коньяка была уже пьяна – от впечатлений, от чувств, от еды.

     Вера уже три дня жила одна. Она несколько раз звонила сестре, но та не брала трубку. Как-то вечером ей позвонила тётя Тоня и спросила взволнованным тоном:
   - Верочка, у вас там ничего не случилось? Как Гапа, она мне перестала звонить, на мои звонки не отвечает, что такое?
  - Всё хорошо, тёть Тонь, не волнуйтесь. Гапа просто загружена работой, очень устаёт, приходит и сразу ложится спать.
  - Но ведь сначала она мне каждый день звонила и всё рассказывала, говорила, работы мало, ей легко.
  - Тёть Тонь, да всё нормально, просто сперва Гапа была ученицей, её не нагружали, она должна была адаптироваться. А теперь она уже полноправный сотрудник. Так что с неё большой спрос. Дел очень много.
  - Верочка, дай ей, пожалуйста, трубочку, хоть голосок её услышать бы.
  - Да она уже спит, тёть Тонь.
 - Спит, так рано? Она никогда так не ложится.
 - Так это Москва, здесь всё по-другому. Ну, разная жизнь тут.
 - Ох, чует моё сердце неладное, - вздохнула в трубку тётя Тоня.
  А Вера с какой-то обидой и досадой подумала: «счастливая Гапка, у неё первая настоящая любовь, первый мужчина, страсть, фейерверк чувств, душа где-то в космосе витает. Из деревни-то, от кур, коз, навоза да огорода – и вдруг сюда, и сразу любовь и такой друг, это не хухры-мухры! А у меня всё в прошлом, полный облом, лишь горький осадок. Только работа, да Маша-Даша, навязавшиеся в подруги. Какие они мне подруги, так что-то…» Ей вдруг стало очень жалко себя, слёзы затуманили глаза и потекли по лицу, противно щекоча щёки. Она кинула смартфон на постель, схватила игрушечную Маську, прижалась лицом к её жёсткому синтетическому меху, и зарыдала. Наплакавшись вволю, она включила ноутбук и написала Денису:
   - Привет, плейбой, как там дела, что с моей сестрёнкой, почему на звонки не отвечает, что ты с ней сделал, неужто зажарил и сожрал?
   Ответил он лишь на следующий день:
  - Привет, старуха Веруха большое ухо, ёшкин кот тебе в рот.
  - Что-о-о! Свихнулся, что ли????!!!! – возмущённо отстучала она.
  Ответ пришёл спустя сутки.
  - Это не я писал, это Рыжик по клавиатуре пробежал, кот мой. Гапа с ним сейчас в бассейне плавает. Наперегонки, кто быстрее.
  А через несколько дней объявилась Гапа. Вылезла из иномарки, счастливая такая, радостная, необычайно хорошенькая, сияющая ослепительной улыбкой, в новом дорогом платье. На шее блестело золотое колье, а на пальцах – кольца с голубым и с бирюзовым топазами. За ней шел улыбающийся Денис с мешком. Вера поняла – в мешке шерстяные куклы. Ей почему-то стало очень досадно. И она подумала: «Денис бросит её. Зачем ему эта деревенская пигалица? Наверняка, бросит. Просто на девственницу его потянуло. Ну да, конечно, Гапка начитанная, но дура. Полнейшая дура, деревня из неё так и прёт. Вот болван, платье ей купил, золотые бирюльки. Зачем?» И она мысленно примерила на себя платье и золото сестры. Ей стало ещё досаднее. Но она тут же взяла себя в руки, приветливо улыбнулась, обняла и поцеловала Гапу.
   - Я так поняла, ты стала женщиной? – ласково сказала она. – Ура, ура, нашего женского полку прибыло. Это надо отметить. Денис, конечно, нас пригласит в ресторан. – голос её прозвучал тускло.
   - Мы уже устали от ресторанов, и наотмечались, - усмехнулся Денис. – Разве не заметно?
   - Ну да, конечно, - криво улыбнулась Вера, и быстро вошла в подъезд.
   Она не стала ждать их возле лифта, поднялась на этаж, вошла в квартиру, в комнату, бросилась в постель, и тут же уснула. Снилась какая-то сумятица, и песня: «Он был моряк-дальневосточник, а она – нос от корабля, любил он девушек восточных, она – его любила зря». И Вера подумала во сне: «Да, ведь раньше на кораблях были деревянные девы на носу, приделывали таких к кораблям в старину. Ей надо было не носом корабля рождаться, а восточной девушкой. Вот и я такая деревянная баба, а корабль разбился о скалы».
     Утром они с Гапой были на работе. Роман Григорьевич одобрительно рассматривал шерстяных куколок – они были интересные, все разные, их было много.
   - Гапа, ну ты мастерица экстра класса, - произнёс он довольным тоном. – Вижу, у тебя в деревне много овец, у твоих родителей, целое стадо, небось. Ты прекрасно поработала! Даша, выпиши ей премию сорок тысяч. Маша, выпиши ей отпуск на три недели за счёт фирмы. Пусть съездит куда-нибудь, в Турцию, в Тунис, в Египет, отдохнёт. С сегодняшнего дня я всем повышаю зарплаты.
   - Ура-а-а-а!!!! – закричали все. – Живём!!! 
  - Это надо отметить! – завопили хором Маша и Даша.
  - После будете отмечать, - сказал Роман Григорьевич. – Рабочий день только начался, принимайтесь развешивать кукол.
     Он обвёл всех довольным взглядом, и вышел. Даша достала из сумки бутылку водки, Маша полезла в шкаф за стаканами.
   - Успеем развесить, - сказала она. – Сперва надо отметить.
  Олег включил телевизор. Шла программа новостей. Молодая дикторша вещала:
  - Пьяная женщина родила ребенка на глазах у прохожих, прямо в сугробе, на улице в Красноярске. Инцидент произошёл в Ленинском районе, на улице Песочной. Синевшую от холода новорожденную, на которую мать не обращала никакого внимания, спас один из прохожих. Он поднял младенца с земли и вызвал скорую помощь. Девочку и ее мать доставили в больницу.  По словам медиков, новорожденная успела получить переохлаждение.
  - Во дела, рожают как собаки, где попало, - сказал Олег.
  - Э, не обижай собак. Как кошки, - сказала Маша.
  - А что, в Красноярске сейчас снег? Вроде, конец апреля на дворе, - сказала Вера. – Послезавтра майские праздники.
  - Это они старую инфу включили. С похмела.
  - Пьют там, небось, зарплату обмывают. Им там много платят.
  - Я это слышала пару месяцев назад.
 - Дикторше подсунули  старый текст.
 - Придурки.
 - Над ней подшутили.
 - Прикололись.
 - Ну, наливай. Вера, ты что, тоже водку будешь? Ну, дела!
 - Гапе не полную, и плесните туда ей сок. Он коктейли любит.
 - Вер, а ты же водку не уважаешь. С чего такие перемены?
 - Теперь уважаю. Просто привыкла к вину, у меня бабуля вино делает такое сладкое, вкусное. Из смороды и вишни. У нас ягод в саду полно, море-океан,  и варенья наварим, и джемов, и вина наделаем. На все праздники – вино да самогон. Всё своё. Я всегда вино любила. А самогонка слишком крепкая, горьковатая, с хреном, рот жжёт.

       В мае Денис повёз Гапу на Кипр. Там они решили отметить её день рожденья. Вера опять осталась одна. Дни были праздничные, солнечные и холодные. Резкий свет солнца проникал в душу, словно холодный стальной клинок. Вера взяла в руки Маську, мордочка  игрушечной собачки была очень грустная и какая-то обречённая. Так показалось Вере. Она принялась гладить игрушку и бормотать ласковые слова. Может, поехать в деревню? Зелень кругом,  дома тепло – печка, запах берёзовых дров и пирогов, в каждой комнате работает телик. А здесь и включать не хочется.
Поеду – решила она.
   В вагоне было почти пусто. На дальнем сиденье – парочка обнявшись дремала, в середине – мужик уставился в смартфон, видимо, фильм смотрел. Вера примостилась ближе к двери. Она печально глядела в мутное немытое окно. Дважды прошествовал контроль, проверка билетов. Потом вошёл длинный тощий парень. Пьяный. Он стал приставать с разговорами к пассажирам, но никто не реагировал. Он подсел к Вере. Она отвернулась. Но потом всё же глянула на него. Хоть с кем-то поговорить, развеять тоску. Парень что-то болтал, Вера слушала краем уха. Похоже, студент. Что он там лопочет?
   - Вот великий Карлос Кастанеда говорил. Нет, писал. Ну, и говорил тоже. Он говорил: каждый идет своим путем. Если идешь с удовольствием, значит, это твоя дорога. Если тебе плохо — в любой момент можешь сойти с нее, как бы далеко ни зашёл. И это будет правильно.
   Да, подумала Вера, очень мудрая мысль. Но как сойти с этой дороги? Бредёшь по ней и бредёшь, а другого пути не видно. Даже если и видно, то перескочить на него сложно, да и не хочется…
  - Вы не читали Кастанеду, это очевидно, - продолжал студент.
   Тут он достал из своей сумки толстую книгу в кожаном переплёте, и протянул Вере.
  - Вот, дарю, - сказал с широкой улыбкой. – Сам распечатал и переплёл. Ручная работа. Очень вы мне нравитесь.
   Потом он понёс какую-то околесицу. Вере это надоело, и она сказала, что выходит. Сунула книгу в сумку, вышла на ближайшей остановке, и перескочила в соседний вагон. Села, раскрыла книгу. Но тут в дверь вошёл всё тот же пьяный студент, он искал собеседника. В вагоне никого, кроме Веры, не было. Он подошёл к ней, узнал, жутко разозлился, заорал:
    - А! Так вы меня обманули! Отдавайте назад мою книгу!
 Вера вернула ему книгу. Он уселся рядом и принялся болтать. Вера отвернулась. Она снова смотрела в окно. Вот и её станция. Она вздохнула, и вышла. Вместе с ней из поезда вышло несколько
 человек. Все двинулись к автобусной остановке. Утоптанная глина, навес, чахлые деревца, вдали чернеет лес, свежо и прохладно. Вдруг за спиной послышалось:
   - Ладно уж, возьмите книгу, так и быть, дарю!
 За плечо её ухватил пьяный студент. Он протянул ей книгу. Вера взяла и сунула её в сумку. Подъехал автобус. Распахнулись дверцы, народ стал загружаться внутрь. Вера дёрнулась, но студент вцепился в плечо и не отпускал. Ему нужен был слушатель. Он хотел выговориться. Для него это было важно. Так ему казалось.

          Лето пролетело как-то скомкано. Осень принесла свои плоды: на постели валялась и ревела беременная Гапка, прижимая к опухшему от слёз лицу игрушечную Маську. Её бросил Денис. Она-то думала, что он обрадуется её беременности и женится на ней, но он жёстко отрезал:
    - Дура ты, что ли? Какие ещё дети, какая свадьба, да ты что, на кой мне это?
   В другой комнате лежала бабуля с инсультом, она не вставала. То и дело раздавался её крик:
    - Ве-ера! Ве-е-ера!
   Вера вбегала к ней, спрашивала:
   - Что, бабуля?
   Та глядела на неё обескуражено, и молчала.
  - Ты меня звала. Зачем?
  - Да? Разве? Не помню.
  Полотенца, стирка, куча грязных простыней, памперсы-подгузники для бабули. Пришлось уволиться с работы. Волокита с оформлением бабулиной инвалидности. Гапка с диким воем заперлась в ванной, Вера выбила дверь вовремя – сестра занесла бритву над веной. Бабуля упала с кровати. Хорошо ещё, что кости у неё крепкие, ничего не сломала, отделалась синяками. Отлучиться из дома нельзя –  что-нибудь да случится. Социалку не оформишь – бабуля же вовсе не одинокая пенсионерка, в квартире две внучки. Так что в социальном работнике им отказали. Иногда приходили Маша-Даша и приносили продукты, лекарства и памперсы. Но в основном всё необходимое Вера заказывала по интернету. У Гапки рос живот. Её родители в деревне ничего не знали, они верили в приближающуюся свадьбу и запасали продукты. Они мечтали о свадьбе в деревне. Все соседи и родня уже знали о готовящемся торжестве, о том, что Агапия нашла себе московского богача, путешествует с ним по миру, и счастлива. А Гапка не могла сказать им правду, это же такой облом, это позор! Она предпочитала смерть. Вера всеми силами увещевала её, говорила, что ничего страшного, что многие женщины так, очень со многими такое случается. Но Гапа была в отчаянии. Вера стала выводить её на прогулку во двор. Удавалось ей это с огромным трудом, она пускала в ход всё своё красноречие. Вот сидели они на скамейке и смотрели на играющих малышей.
  - Глянь, какие они все хорошенькие, - говорила Вера, - маленькие Ангелочки. Какие нарядные все! А вон та девочка с длинными кудряшками, ну ты посмотри, просто чудо, маленькая принцесса!
  - Это моя дочь, - послышался голос, и рядом на скамейку села девушка лет двадцати. – Алиса моя. Ей четыре годика.
  - И такая самостоятельная, - восхитилась Вера. – Всех детей строит. Лидер!
  - Это да, она такая, - грустно сказала девушка. – А я Лена. А вас я знаю, соседки, Вера и Гапа.
 - Да, верно. Ну, конечно, мы же встречались в магазине, вы ещё рассказывали про детский сад что-то, - Вера припомнила эту блондиночку в очках, со смазливой интеллигентной мордашкой. Похожа на студенточку.
 - Да. В детсад мы не попали. Не взяли мою Алиску. Ведь много садиков позакрывали. Землю-то попродали вместе со зданиями. Там теперь фирмы. А некоторые снесли, там строятся многоэтажки.
  - Ну и как же вы? – спросила Вера.
  - А никак, - понуро ответила Лена. – Частные садики дорогущие. Осталось несколько социальных, но на очередь вставать надо очень задолго.
  - Во время беременности записываться? – спросила Вера, и взглянула на Гапу.
 - Нет, во время зачатия. Тогда очередь подойдёт, когда малышу лет пять исполнится.
 - Вы, значит, всё время с дочкой. Шустрая какая малышка. Муж хорошо зарабатывает?
 - Нет у меня мужа, - с горькой усмешкой сказала Лена. – И никого нет. Одна я.
 - А на что живёте?
 - Комнату сдаём. У меня двушка. Но денег не хватает.
 И тут Веру осенило:
 - А знаете что? А идите ко мне жить. У меня трёшка. Вашу двушку будем сдавать полностью. Нам всем на жизнь хватит. Заодно за бабулей моей присмотрите, поможете.
 - Да? А это удобно? – оживилась Лена.
 - Ну, конечно же! – горячо воскликнула Вера. – И Гапе моей веселее будет! Так всем будет лучше!
 - Ну, я подумаю, - сказала она неуверенно, и стала глядеть куда-то в сторону.
     - А чего тут думать? Отличная мысль! – воскликнула Вера.

     Через неделю Лена с маленькой Алисой и котом Барсиком переехала к Вере. Вещей у них оказалось не очень много. Барсику поставили на кухне в торце лоток-туалет, а возле противоположной стены устроили ему столовую – металлические миски с едой и водой. Кот настороженно, на полусогнутых лапах принялся обследовать квартиру, всё принюхивался, потом нашёл укромный уголок и спрятался. Но вскоре освоился, вылез из укрытия и прыгнул на стол. Всё обнюхал, и уселся между чайником с заваркой и сахарницей.
   - Барсик, ну ты нахал, брысь со стола! - прикрикнула на него Вера.
  Кот удивлённо глянул на неё, потянулся и зевнул.
  - А ничего, он так привык, - сказала Лена. – Не обращай внимания.
  Гапа улыбнулась, впервые за долгое время. Погладила кота и сказала:
  - Какой симпатяга. Пусть ходит где хочет.
  «Ну и ладно», -  подумала Вера, ей было уже всё равно. Хоть кот, хоть крокодил, хоть на столе, хоть на потолке. Она так измучилась за все эти дни.
 - Ве-ера! – раздалось истошно из бабулиной комнаты.
  «Надо поставить ей телик, чтоб не вопила», - пришла Вере на ум спасительная мысль.
  Так она и сделала. Все втроём они перетащили большой старый телевизор из кухни в бабулину комнату, включили, сунули в руки старушке пульт. Та уставилась на экран. Барсик прыгнул к ней в постель, принялся обнюхивать старушку. Запах ему понравился. Он стал тереться о её плечо и мурлыкать. Старушка принялась гладить кота.
   Четырёхлетняя Алиса топотала маленькими ножками, носилась по квартире с игрушечной Маськой в руках и тоненько гавкала. Потом вдруг затихла.
  - Что она там делает? – забеспокоилась Вера.
  - Да смотрит мультики в моём смартфоне. Про фею огня. Это её любимые, - ответила Лена.
  - Как? Она уже в смартфоне разбирается? – удивилась Гапа.
  - Ну конечно. Она же дитя компьютерного века, - ответила Лена. – Она ещё говорить не умела, а уже меняла мелодию в мобильнике.
   - Во как! – воскликнула Вера. – Ты смотри, Гапа, какие дети пошли! А представляешь, какой малыш у тебя будет! Это же чудо, это просто слов нет, что такое! А ты плакала. Тут радоваться надо!
   - Ну да, - вздохнула Гапа. – Это правда, конечно. Но что я родителям скажу и всем нашим в деревне?
   - Ну, скажем что-нибудь, придумаем, - ответила Вера. – Ложь во спасение, чтоб не травмировать близких.
   - Но что, что? – тревожно вопрошала Гапа.
   - Ну, например, что жених погиб в авто… Нет, в авиакатастрофе. Летел себе, а самолёт вдруг взял да и взорвался, сгорел в воздухе, испепелился… Так бывает, самолёты сейчас опасные стали.
   - Вот! – заулыбалась Гапа. – Так я и скажу. Если спросят.

    С появлением в квартире новых обитателей жизнь стала налаживаться. Бабуля общалась с телевизором, Барсиком и Алисой, Гапа перестала отчаиваться и истерить. Она даже начала понемногу, вместе с Леной, помогать Вере ухаживать за старушкой. Бабуля не  ходила, но сидеть могла. Надо была её периодически сажать, класть, переворачивать с боку на бок или на спину, менять памперсы, пелёнки, простыни, обмывать, давать лекарства. Ела бабуля сама, и с большим удовольствием.
   Иногда их навещали Маша-Даша, и становилось веселее. Однажды они привезли для бабули инвалидное кресло.
    - Это дар Романа, - сказала Маша. – Он знает всю твою историю, я ведь ему всё рассказываю, ты понимаешь. И вот он презентовал.
   - Замечательно! Роман Григорьевич прекрасный человек! – восторженно воскликнула Вера.
   Она накрыла на стол, пересадила бабулю в кресло и привезла на кухню. Все радостно разместились за столом. Маша достала из рюкзака три бутылки водки и банки с закусью. Алиса забралась на колени к Лене и потянулась за креветками. Гапа пододвинула ей тарелку.
   - За хорошую жизнь, за радость, - сказала Маша.
   Женщину выпили, бабуля тоже хлобыстнула рюмку, и задремала.
  - Эх, хорошо живём! – воскликнула Даша после очередного тоста, и боднула воздух своей большой головой с разноцветной стернёй волос.
  - Да! – сказала Маша. – Мы живём в замечательной стране! В самой лучшей стране в мире! Нигде нет такой шикарной водки!
    - Наша водка самая лучшая, это факт! – воскликнула Даша.
    - Давайте за нашу великую Родину! – Маша налила ещё.
     Выпили. Вера пила и не пьянела. С ней это стало происходить с тех самых пор, как начались проблемы.
    Лена поправила очки, допила свою рюмку, и сказала:
   - Кроме водки, у нас ещё есть митинги. Тоже самые лучшие в мире. Вчера на площадь вышло двести человек, в «Новостях» показали. Митинг против коррупции.
  - Ну да, - сказала Маша. – Эти митинги сама коррупция и организует. Пиарится.
  - Что за пиар? – не поняла Вера.
  - Чёрный пиар. Самый модный. Чтобы всё, как на Западе, как в Европе. У них там такие митинги, значит, и нам надо. А то обидно было бы – у них есть, а у нас нет.
  - Вот именно. Как у них, - поддакнула Даша. – У нас всё уже как у них: Макдональдсы, одежда, мода, техника, словечки всякие. Мы не хуже. Мы лучше. У нас водка есть. Русская водка – самая модная в мире! О, тост получился, наливай!
   - Главное, надо брать дорогую водку. А то дешёвой люди травятся. Много людей потравилось.
  - Ну, это дураки. Нельзя экономить на здоровье.
  - А ещё лучше – спирт. Медицинский. Его развести – вот самое оно!
  Выпили ещё. Веру распирала гордость на свою Родину. И правда ведь, страна у нас самая лучшая! У нас есть всё! И самая лучшая в мире водка!
   - А ещё самогон есть, с хреном! – воскликнула Гапа. – Такой крепкий, задиристый, просто класс!
     Барсик пробежал по столу и схватил креветку. Уселся рядом с блюдом, мигом слопал, схватил вторую.
  - И Барсик тоже самый лучший в мире, - тоненький голосок Алисы прозвучал как струйка льющийся родниковой воды.

    А всё не так уж плохо, - подумала Вера. Время шло, и она постепенно приспособилась к новым обстоятельствам. Осень медленно переползала в зиму. Уход за бабулей стал привычным делом, немного помогали Гапа и Лена. Правда, у Гапы начались недомогания, так что помощница она была ещё та. А иногда она была занята игрой с Алисой. А Лена стала какая-то сосредоточенная и очень занятая. Всё о чём-то думала, целыми днями шарила по интернету, сидела, уйдя с головой в свой планшет. Порой куда-то исчезала на целый день. Возвращалась возбуждённая, на вопросы не отвечала, отмахивалась. Однажды она сказала, что должна уехать на две недели. По срочным делам. Потом вернулась усталая, озабоченная, загорелая. Вера решила, что Лена пытается устроить свою судьбу, что у неё какие-то там свидания, встречи, и не стала приставать с расспросами. Вот найдёт себе мужа, заберёт Алису, станет легче. Поскорей бы уж.
        Но однажды вдруг Лена исчезла. Пропали и её вещи из шкафа. На обеденном столе лежал её смартфон. На экране красовался конвертик СМС-ки. Вера взяла, и прочитала: «Простите меня все, и спасибо вам за всё! Я продала свою квартиру, купила домик в Испании, и уехала на ПМЖ. Берегите Алису! Прощай, Вера, дорогая, прощай, милая Гапа. Смартфон дарю Алисочке, на память».
    Вера опешила. Она села на стул, встала, ошеломлённо побрела вон из кухни, и врезалась в стену. У неё всё поплыло перед глазами.
   Вечером выпал первый снег. У Гапы начался токсикоз. Её тошнило, она была зелёная и злая. Алиса плакала и звала маму. Бабуля упала и застряла между кроватью и инвалидным креслом. Вера достала из шкафчика бутылку, хлебнула из горлышка водку. И ещё раз хлебнула, и ещё. А, да пофиг, всё нормально.
   Она вышла на лоджию. Над крышей низко нависало плотное небо. В нём торчало тяжёлое облако, словно большая льдина с серебряной оборкой по краям. Вера закурила.
   В воскресенье пришли Маша и Даша, принесли водку, торт, и браслет из разноцветных бусинок для Алисы. Малышка была печальная, но тут заулыбалась, надела на ручонку браслет и помчалась к зеркалу. Через пять минут она подбежала к Маше, пряча что-то за спиной.
   - Вы такая добрая, тётя, спасибо! Вот вам подарок! – она вытащила из-за спины и она протянула Маше игрушечную Маську.
  - Спасибо, моя милая,  - сказала Маша. – Садись, поешь тортика.
 - Не хочу, - сказала Алиса.
 - А что ты хочешь? – спросила Даша.
 - Хочу быть феей Винкс, - ответила малышка, и убежала в комнату смотреть мультики.
  - Какой продвинутый ребёнок, уже «эр» хорошо произносит, - сказала Маша. – И в феях разбирается.
  - Она уже и читать умеет, - сказала Вера.
 Она достала из холодильника закуски и поставила на стол. Солёные огурчики, маринованные помидорчики, квашеная капуста, винегрет, нарезки сыра, колбасы, шпроты, хлеб – всё это радовало глаз. Хрустальные рюмки быстро наполнялись водкой. Женщины пили, ели, и весело болтали. Гапу стошнило. Вера привезла из комнаты бабулю в инвалидном кресле, подкатила к столу, поставила перед ней тарелку, положила закуски, налила водку, вложила ей в ладонь вилку.
  - Кушай, бабуля. Смотри, как весело, гости, радость!
 Гапа распахнула окно. Повеяло ледяной свежестью. Створка окна качалась на ветру и скрипела.
  - У тебя деревянная рама? – спросила Даша. – Окно старое? У меня тоже, буду менять. Ремонт хочу делать вообще.
  - Когда? – спросила Вера.
  - Сейчас пока договариваюсь с мастерами.
  Тут со шкафа сиганул на стол Барсик, приземлившись прямо в блюдо с винегретом. Даша и Маша захохотали. С Машиных коленей слетела на пол Маська. Вера подняла её и хотела унести в комнату, но Маша вдруг вырвала игрушку из Вериных рук, и резко сказала:
   - Моя. Подарок.
   - А она тебе нужна? – удивилась Вера.
  - Отказываться от подарков нельзя, примета плохая, - сказала Маша, и сунула собачку себе за пазуху. Под водолазкой вспух большой бугор.
  - Ой, у тебя грудь выросла! – хохотнула Даша, тыча пальцем в подругу.
  Вере было очень жаль Маську. Она её любила с детства. Привыкла к ней. Ну что ж, ничего уж не поделаешь. Перед глазами всплыла мордочка игрушечной собачки с застывшим трагическим выражением. «Да ладно, это всего лишь игрушка», - успокоила она себя. – «Потом заберу назад. Как-нибудь».
   Маша разлила по рюмкам остатки водки.
  - А тост? – спросила Даша.
  - Тост? Сейчас. М-м-м… За маньяков! – сказала Маша. – Я тут на днях в лифте застряла, там ещё парень был. Я спрашиваю: - А вы, случайно, не маньяк? – Нет, - отвечает. Я говорю: - Это хорошо, а то два маньяка в одном лифте, это уж слишком.
  - Ха-ха-ха-ха-ха!!!!!
  Порыв ветра распахнул настежь оконную раму, и тут же с треском захлопнул её. Бабуля уснула в инвалидном кресле, свесив голову на грудь. У неё были густые волосы с проседью, остриженные «под горшок». Вера вчера старательно стригла. «Неплохо выглядит для восьмидесяти семи лет, да ещё после инсульта», - подумала она. Потом  отвезла спящую бабулю в комнату и переложила её в постель. А в другой комнате уложила спать Алису. Девочка легла со смартфоном, продолжая смотреть любимые мультики. Вера вернулась на кухню. Было уже поздно. Подруги ссорились.
   - Ну что с тебя взять, - ядовито говорила Маша. – Ты же без отца росла, а мать где-то шлялась, никто не воспитывал.
   - А ты, а ты! А у тебя вообще! – почти кричала Даша. – Тебя вообще аист нашёл в капусте, а когда он принес тебя твоим родителям,  они долго смеялись,  и сначала хотели взять аиста, вот!
  - Ах, так! – восклицала Маша. – Да я с тобой вообще больше не общаюсь! Я ухожу!
   Она резко отодвинула стул, вскочила, и, не прощаясь, помчалась в коридор.  Даша мрачно закурила.
   - Поздно уже. Пойду я, - сказала она, тяжело вылезая из-за стола. – Пока, Вер. Хорошо у тебя. Пойду я. Засиделась чего-то.
  - Ну, иди, - ответила Вера, и прикрыла окно.
  Надо было убрать со стола, перемыть гору посуды, громоздившейся в раковине. Устала, надоело всё. Она села и закурила. Потом встала, и заперла  за Дашей дверь.

    Зима была долгая и холодная. Деревья стояли в ватных коконах снега. Вера каждый день выводила на прогулку семью  -  укутанную бабулю в инвалидном кресле, маленькую Алису, и беременную Гапу. Сама она с утра выпивала рюмку водки, и день казался не очень противным,  а в голове, под черепушкой, ползали, словно сонные черви, вялые мысли. Днём она выпивала ещё немного.  И на ночь рюмку. Алиса  подросла, пришлось покупать одежду, обувь.  Денег стало катастрофически  не хватать, и Вера решила продать бабушкин дом. Выставила объявление на Авито, загрузила самые хорошие, яркие летние фотки. И поставила невысокую цену. Покупатели нашлись быстро – молодая семья с малышом. И вот Вера поехала в зимнюю деревню.  За окном – бело-серая картина, снег, деревья, телеграфные столбы, станции и полустанки. Она дремала в поезде, чувствуя, как отходит накопившаяся усталость. Подольше бы так ехать. В вагоне тепло и тихо.  Потом она дремала в автобусе. Потом шла по скрипучему снегу, и вспоминала детство. Покупатели подъехали не сразу, хотя договорились точно.  Но они задержались на несколько дней. И эти дни Вера с удовольствием жила в родной избе, топила печку, носила воду из колодца, умывалась ледяной водой – это было так приятно! Вдыхала морозный свежий и хрусткий деревенский воздух. Обедала у тёти Тони с дядей Петей. Давно она у них не гостила! Вера и не представляла себе, что будет так радоваться! Нахлынула сумятица чувств и воспоминаний. Она отдыхала. И тут вдруг она поняла, что устала просто сверх сил своих. Как хорошо, что она здесь! Но покоя не давала тревога – как там справляется Гапа? Правда, та каждый день звонила тёте Тоне и всё подробно рассказывала. Но всё же тётушка принялась дотошно расспрашивать Веру, и та поведала ей душещипательную историю в духе бразильских сериалов:
    - Представляешь, тёть Тонь, какая жуткая трагедия! Ну, да вы с дядь Петей уже всё знаете, Гапа ведь говорила.
   - Ну-ну. Знаем-знаем. Но голосок у неё был какой-то странный.
   - Так ещё бы! Вы же понимаете - уже решили пожениться, заявление подали, жених полетел в командировку, и вдруг – взрыв, самолёт взорвался и сгорел, даже косточек не осталось, и хоронить-то нечего! А они так хотели ребёночка! И Гапа уже беременная была! Так ждали, и всё имя малышу придумывали. Всё гадали, кто будет – мальчик или девочка! Гапа так убивалась, жить не хотела!  Я замучилась с ней, а тут ещё у бабули инсульт!
   Тетушка  заплакала, закрыла лицо фартуком, и ушла в комнату. Вера пошла за ней следом,  продолжая травить душу:
   - А у него, у жениха-то,  сестра родная с мужем и маленькой дочечкой Алисой, такой хорошенькой, умненькой, очень доброй. И тоже трагедия – разбились на машине, всмятку, трупы автогеном вырезали. Девочка вот осталась одна, сиротка, привезли её люди добрые ко мне, у меня живёт. Ничего про смерть родителей не знает.
  Тётя Тоня заплакала в голос. Вера расчувствовалась, слёзы заструились по щекам. Тут пришёл дядя Петя.
  - Что случилось, что за рёв?
  Тётушка махнула рукой и, рыдая, произнесла:
  - Я тебе после расскажу.

    Маша и Даша продолжали ссориться, и являлись теперь порознь.
    В середине декабря пришла Даша с сумкой продуктов.  Притащила в кухню, бухнула на стол сумку, принялась выкладывать упаковки и коробки,  и оживлённо рассказывать:
   - А у них там очередная рекламная акция. Раздали всем продавщицам в зале разноцветные фартуки. На груди надпись «сметана», на животе – «волшебный погребок». Дальше в районе талии: «жирность 20%», ну а еще ниже, под животом, на том самом месте –  «срок годности 7 суток». Смехота!
   Вера запихнула продукты в холодильник, села и закурила. Она мечтала о том, чтобы хоть какое-то время побыть в одиночестве. Ей совсем не хотелось накрывать на стол, морочиться с мытьём посуды.
  -  Дашуль, а давай сходим в кафе, давно ведь не сидели в цивильном месте, - неожиданно для себя предложила она.
  - А давай, - согласилась Даша.
  Теперь Вера хотела очутиться подальше от своего дома, от всех этих проблем, свалившихся на её несчастную голову. А ведь раньше как хорошо было, как счастливо она жила! А теперь? За что, почему? И тут слёзы большим горьким комом застряли в горле, ей захотелось плакать, выплакаться, прижав к лицу Маську, милую игрушечную собачку, которая всегда так успокаивала её. Надо забрать у Маши игрушку.
   Они сели за столик в углу. Одноразовая золотистая скатерть, керамические баночки с солью и перцем.
    Даша открыла меню, пробежала глазами по строкам, и предложила взять только горячее.
   - Вот, мне нравится запеченная форель с овощами. Вкусно, сытно,  и недорого, четыреста восемьдесят рублей. Есть ещё филе куриное с кинзой, корейка на углях, котлеты из кролика, и из судака. На, глянь в меню. Тут вполне приемлемые цены. Что возьмёшь?
  - Да мне всё равно, - вяло сказала Вера.
  - Бери форель, - посоветовала Даша.
  - Ладно, заказывай что хочешь.
  - А пить что будем?
  - Водку, - ответила Вера.
Посетителей было немного. Подошёл официант, красивый молоденький азиат. Даша принялась заказывать. А Вера погрузилась в свои мысли. «Нет, так жить невозможно», - думала она. – «Должен же быть какой-то выход? Гапка скоро уже родит, и начнётся, совсем уж! Детские вопли, подгузники, ужас! Вот жизнь-то, бабка больная, дети, Гапка с её истериками. И почему всё это случилось? Это Бог меня наказал? За что? И как быть? Неужели это крест, мой крест, который я должна нести, и если я откажусь от него, брошу его, мне дадут другой, ещё больше, тяжелее? Так по христианским понятиям. Или – по Кастанеде: «путь — это только путь. Если ты чувствуешь, что тебе не следовало бы идти по нему, покинь его… Люди, как правило, не отдают себе отчета в том, что в любой момент могут выбросить из своей жизни всё что угодно. В любое время. Мгновенно». Выбросить всех их из своей жизни, бабулю, Гапку, Алиску, Дашку и Машку, родную деревню с тёть Тоней и дядь Петей, Москву… И начать всё по-новой? Выбрать другой путь? Уехать, и подальше! Вот и всё. А как же они будут без меня? А как же крест, разве можно его сбросить? Ведь тогда дадут другой, гораздо тяжелее, как в той притче…» Она стала вспоминать притчу о женщине и её кресте. «А как же я-то без них? Я же их люблю? Или нет? Или это просто инертность, привычка?»
  И она вдруг принялась рассказывать Даше про всё-всё, что наболело. Про маму, бабулю, про тётю с дядей:
   - Мы в деревне были местной интеллигенцией, - говорила она. – Чем-то вроде местной элиты. Нас уважали. Бабуля была в молодости учительницей в соседнем большом поселке, тётя моя тоже по её стопам пошла, а мама там же – библиотекаршей. Мама и бабуля даже и говорили, ну, речь у них интеллигентная такая, правильная, и у тёть Тони с дядь Петей тоже. А училась тёть Тоня в Москве в педагогическом, и с дядь Петей там познакомилась, он доцент был. Свадьбу в деревне играли, я помню, малышкой я тогда была, но помню. Весело было!
    Снова подошёл официант, на подносе дымилась форель, обложенная овощами. Вера отметила про себя, что он красив и грациозен. Парень поставил на стол тарелки, графинчик с водкой, рюмки.
  Вкусная еда и выпивка развеяли тяжёлые Верины мысли. Она повеселела. Взглянула на жующую Дашу, и спросила:
   - Слушай, а что ты с Машей никак не помиришься? Что случилось-то?
   Даша на миг перестала есть, боднула воздух головой с разноцветными вихрами, и сказала:
  - Машка как болото – то на изумрудных кочках цветочки и клюква, то – сырость, чавкающая грязь, комары, жабы, трясина.
 - Как же ты с ней дружила? – спросила Вера.
 - Собирала клюкву, пока на жабу не наступила. Наливай. Тост: чтобы не было в жизни болот с жабами.
   - Знаешь, я хочу забрать у неё свою игрушку. Ну, ту собачку, помнишь, ту, её Алиса подарила Маше. Она для меня важна. Как память. Маську.
   - Вот ещё тост, - сказала Даша. – За помин Маськи. Её порвала в клочья Машкина Герма. Жуткая псина, дракон!
  Вера поперхнулась водкой и закашлялась до слёз. Даша принялась стучать ей по спине.
  - А я к тебе с огромной просьбой, - сказала она. – Всё ждала удобный момент, чтоб сказать. У меня в квартире ремонт, ужас что творится, просто невозможно! Я поживу у тебя пока, ладно? Спасибо, я знала, что ты согласишься! – воскликнула она, не дожидаясь ответа.
  Мимо прошёл официант с подносом. Он подошёл к соседнему столику, и поставил на него тарелки с салатами. За столиком сидели женщина в ярком макияже и модной блузке, и девушка в монашеском облачении. Они тихо беседовали.
   - Ты представляешь, - говорила женщина. – Реклама смартфонов, люди так зависимы, дарят смартфоны детям, даже малышам! А те шарят в инете, и сколько случаев! Вот на днях пятилетняя девочка нашла в инете сайт, как стать феей огня, и сделала всё по инструкции: включила плиту, напустила газа, и зажгла спичку. Взрыв! Ожог -семьдесят процентов кожи! В «Новостях» показывали. Интервью брали, она говорит: «я всё равно летать хочу, летать, и больше ничего». Наверно, стюардессой будет. Если вырастит. Там ещё сайт самоубийц для подростков. Жуть! А у нас во дворе малышка со смартфоном гуляет, страшно за неё!
  - Не волнуйся, мамочка, Бог всё управит, - сказала девушка в монашеской одежде.