мини-повесть
Маша входила в ротовую полость дерзко, бесцеремонно и беспощадно, как в памятные всем нам дни дивизии «СС» входили в Брестскую крепость. В её кресле поёживались даже видавшие виды спецназовцы, прошедшие «горячие» точки. Однако, в отличие от варваров, Маша при этом не разрушала, а созидала. И, надо признать, делала своё дело профессионально, кропотливо и старательно.
Над входной дверью лечебного учреждения, где Мария работала уже пятый год, красовалась броская вывеска: «Стоматологическая клиника «Аладдин»», больше походившая на рекламу какого-то увеселительного заведения. На вывеске бросался в глаза нарисованный несмываемыми красками давно небритый мужик непонятного этнического происхождения. Он улыбался во весь рот крупными ровными зубами, явно превосходившими по размеру те, которые могли бы уместиться в предлагаемой на рисунке челюсти, и доставал откуда-то из-за спины огромный кулак с поднятым вверх большим пальцем. Это говорило о том, что, несмотря на оставленные врачами без внимания анатомические несоответствия, он вполне доволен клиникой и рекомендует её остальным.
Из трёх функционирующих в «Аладдине» кабинетов, Маша занимала крайний левый от входа. Располагался он в небольшом пристрое, который был сооружён несколько позже основного здания, и образовывал своеобразный «аппендикс», достаточно уютно вписывающийся в основной архитектурный план. В коридорчике перед кабинетом находился «памятник» чьему-то изыску: овальных форм журнальный столик снежно-белого цвета с изогнутыми ножками «а ля кабриоль», и пара кресел в том же стиле. Всё это очень напоминало ранний «рококо» эпохи королевы Анны Австрийской, и видимо, по замыслу автора, было призвано заставить пациентов задумываться о вечном, а не отвлекаться на какие-то «мелочи» типа зубной боли. «Средневековость» мебели осовременивалась, правда, набором лежащих на столике газет и журналов с изображениями экономно прикрытых прелестей доморощенных кумиров типа «королевы юношеских кундалини» Анны Семенович.
Машин кабинет коллеги в шутку называли «наш МММ»: по первым буквам имён работавшего в нём персонала. Кроме Марии, в этом кабинете трудились её бессменная помощница медсестра Марина, и неизменно наводящая чистоту дважды в день, санитарка Мадина. Последняя иммигрировала в их город в тревожные «девяностые» вместе с большой дагестанской семьёй из кавказского региона.
Как профессионал, Маша пользовалась достаточной популярностью. Очередь по записи к ней на приём частенько растягивалась до полутора месяцев. В отличие от своих коллег, Мария бралась за работу с пациентами любого возраста и с патологией любой сложности. В её кресле частенько оказывались дети, лечить которых побаивались врачи других частных клиник. Некоторым из них она даже сама удаляла не подлежащие лечению зубы. Однако, делала это крайне редко и лишь по настоятельным просьбам хороших знакомых, опасаясь проблем с лицензией.
Несмотря на «преклонный», по бабьим меркам, возраст (Маше было глубоко за тридцать), и общепризнанно утончённую внешность (за собой она всегда следила тщательно с тех пор, как в десятилетнем возрасте мама впервые разрешила ей воспользоваться своей косметичкой), личную жизнь Марии нельзя было назвать налаженной. Ухажёры, конечно, случались с вялотекущей периодичностью и «обострениями» в апрельские и сентябрьские «гормонострадальные» периоды. Но отношения, за редкими исключениями, не заходили слишком далеко: в одних её раздражали примитивность ухаживаний и предсказуемость поведения, в других – «плоскость» юмора и избыточная суетливость, в третьих… Она и сама уже не понимала, что её раздражает в мужчинах. Но даже при среднестатистически (по общепринятым стандартам) «нормальных» отношениях, после первых же попыток с её стороны повести разговор о чём-то более серьёзном и долговременном, мужчины так уверенно исчезали из обозримого ею пространства, будто они были тараканами, а она – воплощением «того самого» знаменитого мелка «Машенька»! Случился, правда, в её жизни один человек, устраивавший Марию практически по всем «параметрам», за исключением частых отъездов в дальние командировки. Они даже прожили совместно почти четыре года. Но в один «прекрасный» момент, когда Сергей был в очередном отъезде, а купленные Машей тест-полоски несколько дней подряд упрямо походили на погоны младшего сержанта, - она по непонятным, на сторонний взгляд, причинам, пережила сильнейший невроз. Дело закончилось вызовом на дом психоневролога и капельницами. О сохранении беременности речи уже не шло. После этого случая отношения как-то сами по себе сошли на «нет», и они вскоре расстались.
Пятницы Мария любила, как, наверное, подавляющее большинство жителей Российских территорий. Два выходных дня в перспективе и связанные с ними представления о свободе сна и передвижения в пространстве, всегда рисовались многообещающе. И это несмотря на многолетний опыт, в большинстве случаев опровергающий подобные ожидания. В ту пятницу Маша встала уже взволнованной. Причиной её волнения было намечавшееся на вечер первое свидание с новым мужчиной. Мария сама себе не могла ответить на вопрос, почему она, не задумываясь, дала ему номер своего телефона? Это было банальное «троллейбусное» знакомство, категорически для неё неприемлемое. Однако, парень, представившийся Олегом, вначале достаточно вежливо предложил подержать тяжёлую сумку (сидячие места в троллейбусе были заняты), а потом вышел вместе с ней на остановке и с разоружающей улыбкой попросил проводить Машу, куда она скажет. Да и разговаривал он как-то по-особенному, непохоже на остальных мужчин, которые иногда осыпали Марию комплиментами, обрисовывая слащавыми глазами формы её тела. Он позвонил, как и обещал, и они договорились о свидании в кафе в пятницу вечером после Машиной работы. Она вправду волновалась, даже удивляясь немного самой себе. Наводя красоту перед зеркалом, Маша оправдывалась вслух:
- Что, докатилась, Мария Николаевна? В троллейбусах знакомишься! Не комильфо, доктор, совсем не комильфо! А, с другой стороны, он ничего так. Видно, что не «абы кто». Хоть женщиной себя почувствовать, а то с этой работой уже забывать стала про свою принадлежность «прекрасному» гендеру.
Олег был тем самым «роковым» брюнетом с голубыми глазами, при виде которых Маша млела с того возраста, когда маленькие девочки уже перестают быть «маленькими», но окружающие ещё никак не привыкнут, что они стали взрослыми. Видимо, некий внутренний страх являлся магнитом, притягивающим в жизнь Марии именно такой типаж мужчин. Они возникали в её пространстве с некой периодичностью. Впрочем, нельзя сказать, что Машу это как-то неприятно тревожило.
Хотя пациенты на пятницу были расписаны достаточно плотно, Маша назначила время свидания с некоторым запасом, чтобы успеть привести себя в порядок. На работе она старалась держаться как можно более естественно, чтоб «никто ничего не заподозрил». При этом «совершенно случайно» путались на языке названия пломбировочных материалов, падали из рук гладилки, и включался с третьего раза механизм бор-машины. Естественно, её «старания» тут же бросились в глаза тем, кто давно знал Марию. Первой «заподозрила неладное» медсестра Марина.
- Мария Николаевна, - произнесла она, когда закрылась дверь за очередным пациентом, - вы сегодня какая-то странная…
- Это почему ты так решила? – встрепенулась Маша от своих раздумий.
- Да так… У вас что-то случилось?
Вообще-то, все сотрудницы, занимающие «МММ»-кабинет, были примерно одинакового возраста, считались подругами и вне работы давно переходили на «ты». Марина просто подчёркивала иронизм ситуации.
- Мариш, не выдумывай, всё нормально, как обычно. Это просто по прогнозам магнитную бурю передавали, вот и «колбасит» немного… Маша отвела взгляд. - Давай, зови следующего.
- А-а, ну, если буря… - Марина улыбнулась.
Во второй половине дня, услышав сигнал доставленного на телефон сообщения, Маша опрокинула на себя приготовленный медсестрой материал для пломбирования очередного зуба. Марина вначале прыснула в ладонь, пригнув голову, а потом, дождавшись, когда пациент уйдёт, встала перед Марией, нарочито уперев кулаки в поясницу.
- Таак, Машечка Николаевночка, - произнесла она, широко улыбаясь, - чует моё сердце, не буря нам тут «мглою небо кроет»! А ну, колись: неужто на нашем «девичнике» появился мужчинка?
Санитарка Мадина, копошившаяся в углу кабинета, тоже повернулась к девушкам, и, опершись обеими руками в резиновых перчатках на черенок швабры, слушала, улыбаясь.
Маша оторвалась от телефона. Она знала по себе, что женскую интуицию не обманешь никакими фантазиями. Тем более, если это интуиция подруг, знающих её уже пятый год. Мария посмотрела на пытливые лица глядящих на неё девушек и глубоко вздохнула, махнув рукой.
- Ой, девчонки, да никто у нас ещё не появился. Так, мимолётное знакомство. Сегодня вот в кафе посидим-поговорим, там видно будет. Может так, очередные «лютики-цветочки»…
Марина шлёпнула себя ладошками по бёдрам:
- Блиин, Машка, и ты молчишь?! Тоже мне, подруга называется! Ну расскажи, красивый хоть? Кто он, бизнесмен, или так, бюджетник?
Мадина, заинтересовавшись, тоже вмешалась:
- А вы где познакомились?
Машин телефон издал очередной звук входящего сообщения, и она, цепляясь за него, как за спасительную соломинку, постаралась свернуть разговор с «горящими» от нетерпения и любопытства подругами.
- Девочки, дорогие, давайте я вам потом всё расскажу. Вот поближе его узнаю, тогда и разговор будет.
Марина, возвращаясь на своё рабочее место, взяла шутливо-обиженный тон:
- Ну конечно, теперь подруги у нас на десятый план отодвигаются! Между прочим, Марь Николавна, с вас магарыч за новое знакомство, скажи, Мадин?
Мадина, с некоторой ностальгией в голосе, ответила:
- А у нас дома, когда мужчины свататься приходят, братья барана режут, стол большой накрывается…
Маша, уже значительно повеселев, прервала их:
- Ничего, если всё сложится – накрою вам достархан и устрою девичник! Ну, а если не сложится – всё равно накрою, только сидеть будем «медленно и печально»…
Последние слова Мария произнесла с тягучим прибалтийским акцентом, возведя глаза вверх и сложив руки на груди. Посмеявшись, они вернулись к работе.
Оставшиеся часы рабочего дня казались Маше резиновыми. Она поймала себя на мысли о том, что раньше с ней такого не бывало. «Странно. С чего бы это?» - недоумевала она.
Когда остался последний пациент, Мария уже начала собирать сумочку, чтобы, не задерживаясь надолго, уйти. В этот момент Марина, ходившая с карточками в регистратуру, принесла, вернувшись, новую весть.
- Мария Николаевна, хочу вас «обрадовать»: там в рентгене пациент с острой болью. Со второго кабинета уже все ушли, а в первом женщина в кресле, и, сказали, ещё надолго. Есть очень большая вероятность, что он к нам придёт.
Тут в Маше, как частенько бывало в каких-либо «несправедливых» ситуациях, проснулся воин, и она чуть не выругалась вслух.
- Марина, мать-перемать, какая, нафиг, острая боль?! Ты же знаешь, мне позарез уйти надо пораньше! Иван Грозный за такие вести гонцов «на кол» сажал!
- Марь Николавна, спасибо, конечно, за моё «счастливое» ближайшее будущее, которое вы с Грозным мне нарисовали, только я-то тут причём? - Марина не успела закончить фразу, как почти одновременно с коротким стуком, без ожидания разрешения, открылась дверь, и в кабинет решительно вошёл рослый молодой человек, в офисном костюме и галстуке, придерживавший рукой правую щёку.
- Доктор, милая, мне сказали, только вы здесь остались. Пожалуйста, сделайте что-нибудь с этим зубом, ну сил уже больше нет терпеть, с утра мучаюсь!
Марина прокомментировала из-за спины молодого человека:
- О, что я говорила! Видимо, придётся-таки кол обтёсывать…
Маша вскипала.
- Во-первых, кто вам разрешил входить сюда без вызова? Во-вторых, мы тут тоже с утра не в домино играем! Видите, у меня пациент в кресле? Вот выйдет – тогда и зайдёте!
Настроение у Марии было вконец испорчено. Долечив предыдущего посетителя, она успела написать сообщение Олегу о том, что задержится, и принялась за осмотр внепланового «страдальца». Взглянув на снимок, Маша осмотрела зубы, и постучала по ним зеркальцем. На каждое её движение пациент отвечал гримасой боли.
- Так какой больше болит-то?
- Доктор, не знаю, мне уже кажется, они все болят одинаково.
Ещё раз посмотрев на снимок, Маша вынесла вердикт:
- Короче. У вас такой воспалительный процесс, что если один верхний зуб, шестёрку, не удалить - этот процесс перейдёт на соседние ткани. Лечению он уже не подлежит, а удалением я не занимаюсь. Сейчас выпишем вам направление в хирургическое отделение, узнайте в регистратуре, какое из них дежурит по городу – и вперёд на удаление!
Мужчина приподнялся в кресле.
- Доктор, я вас очень прошу, выручите: мне через пару часов уезжать в другой город. Командировку отменить нельзя. Сейчас я потрачу уйму времени в пробках, и ничего сделать не успею. Я заплачу вам деньги без всякой кассы! Доктор, милая, всеми вашими гиппократами, гиппопотамами, или кем там ещё умоляю, только помогите!
С Марией происходило что-то невероятное. Буря самых противоположных чувств приводила её в полное смятение. С одной стороны, она понимала, что на свидание всё равно уже опоздает. И хотя Олег об этом предупреждён, неизвестно, как он на это отреагирует. Может, из-за этого «кренделя» в костюме сейчас рушится её личная жизнь? С другой стороны, Маша не только по рассказам пациентов знала, что такое изнуряющая зубная боль. И хотя связала свою жизнь с медициной, но, вопреки мнению обывателей о медиках, циником за годы работы не стала. Смущало и то, что по лицензии она имела право лишь лечить зубы, но не удалять их. Хотя, навык в этом и личный инструмент за время подработок в хирургическом стационаре, она приобрела. Где-то глубоко внутри ей почему-то хотелось помочь этому «болвану» с «коровьими» умоляющими глазами, явившемуся по «закону корявого больного» в пятницу во второй половине дня…
Буря эмоций имела неожиданный выход: до Маши вдруг дошёл смысл последней фразы пациента, и она начала неистово смеяться. Это был тот самый «нервный» смех, который невозможно остановить без внешних воздействий. Марина, видя, что с подругой происходит что-то неладное, испуганно громко и оттого очень убедительно, вдруг рявкнула:
- Мария Николаевна, да помогите вы ему в конце концов, нервы оголяются слушать! И, уже непонятно к кому обращаясь, добавила:
- С ума тут с вами всеми сойдёшь к концу недели…
Неизвестно, что больше повлияло на выбор Марии: собственные мысли, или испуг Марины, только через пять минут пациент уже сидел с обезболенной половиной челюсти, ожидая завершающего этапа своих мучений.
Немного опережая события, скажу: уже гораздо позднее, вспоминая всё, что произошло после этого момента в её жизни, Маша назовёт это «полным баттерфляем». Видимо, сравнивая сей процесс с феноменом, который американский математик Эдвард Лоренц назвал «эффектом бабочки». Суть феномена в том, что одно незначительное действие, благодаря непредсказуемой цепочке событий, порождённой этим действием и управляемой неведомыми нам силами, имеет невероятные последствия спустя некоторое время. Причём в ином месте, совершенно удалённом от исходного. Однако, давайте обо всём по порядку.
После выполненной Машей анестезии, пациент вдруг разговорился.
- Доктор, вы просто волшебница! У меня наконец-то боль прошла! Вы даже не представляете, какой это кайф! А, между прочим, вы очень симпатичная и руки у вас нежные!
Марии будто наступили на больной мозоль… Она, покрываясь пунцовыми пятнами, поглядела испепеляющим взглядом на «обнаглевшего вконец кобеля», и произнесла приглушённо, но внушительно:
- Если кто-то сейчас же не замолчит, эти «нежные руки» сделают такое, что зубы больше не понадобятся… И уже громче, становясь «той самой» Машей, дерзко орудующей в ротовой полости, скомандовала:
- Открываем рот!..
Через минуту в металлической плевательнице раздался стук падающего в неё зуба. Мария, скинув перчатки и наскоро обмыв руки, оделась и, уже стоя в дверях, наказала медсестре:
- Мариш, будь другом, карточку заполни. Смотри только, удаление не пиши! Оформи как восстановление, пятый верхний справа. И спасибо тебе огромнущее!
Марина, взяв шутливый тон, ответила вслед уходящей подруге:
- Ну что вы, что вы, Марь Николавна, не переживайте, оформим всё, как в лучших домах «Парижа и Ландона»!
Маша уже не слышала ни её слов, ни фраз благодарности так досадившего ей «страдальца», ни его диалога с хохочущей медсестрой и попытками получения информации о «волшебном докторе»…
Олег терпеливо дожидался Марию в условленном месте. Она извинилась за опоздание и поблагодарила за подаренные цветы, отметив про себя, что «вот с розами он не угадал…» Они сидели в полумраке кафе на уютном мягком диванчике, подложив подушечки под спину. И хотя Олег вполне остроумно шутил, изысканно вставлял комплименты и затрагивал «неизбитые» темы, проявляя эрудицию, Маша вдруг отметила, что как-то непреднамеренно замечает в нём отрицательные мелочи. В одежде, фразах, манерах. Однако, отнесла это на счёт своей раздражённости после работы и не придала большого значения. Примерно через полчаса их романтичного общения, когда Мария отправилась «припудрить носик», в её сумочке зазвонил телефон. Судя по мелодии, это была Марина. Какой-то не очень приятный холодок пробежал при этом у Маши «под ложечкой». Марина никогда не стала бы тревожить подругу по пустякам, зная, что та сейчас не одна. Мария нажала кнопку с зелёной трубкой.
- Да, Мариш, что-то случилось? Ты на работе ещё? Снова острая боль? – она ещё пыталась шутить, хотя предчувствие чего-то дурного не покидало её.
- Машуль, прости, что отрываю от приятного общения. Скажи, а этот твой Грозный, он не сажал второй раз «на кол» тех, кто на нём уже посидел? – голос Марины звучал как-то осторожно и потерянно…
- Марина, я тебя умоляю, давай без этих психологических «подготовок»! Что случилось? – Марию начало подташнивать.
- Короче, Маш, я чего-т сразу внимания не обратила, а потом уже, когда карточку стала оформлять… этот ловелас ещё и снимок свой тут оставил… короче… по ходу, Машуль, ты ему не тот зуб вытащила… ты ведь ещё сказала ему, мол, шестёрку, убирать надо…а удалила пятёрку… да, и ещё, Маш, ты уж прости, но я тебя знаю, тебе лучше сразу всё… я это…посмотрела на всякий случай, где он работает… слушай, ты в порядке?
- Кто он?!
- Начальник отдела дознания в нашем УВД…
Маша отключила телефон… Казалось, будто абсолютно все мышцы её тела стали мягко-ватными, тошнота усилилась и лоб покрылся холодной испариной. Она, совершенно не отдавая себе в том отчёта, сжала виски кулаками, не убирая телефона, и громко произнесла длинную фразу, самым приличным словом в которой было слово «твою»… Проходящие мимо девушки оглянулись. Одна из них, «кнопочного» роста, но очень бойкая, спросила у Маши:
- Девушка, у вас всё в порядке? Помощь не нужна?
Маша отрицательно махнула рукой и прижалась спиной к стене. За несколько мгновений в её воображении промелькнули варианты возможного развития событий дальнейшей жизни: комиссия из облздрава, разборки, акты; вызов в управление для лишения лицензии; увольнение с работы; потом вызов в УВД, в отдел дознания, и личный допрос у этого белобрысого верзилы-начальника с ехидной, теперь беззубой улыбкой; дело «о превышении» и «халатности»; потом суд, и… Тут из глаз Маши с таким напором полились слёзы жалости к самой себе, что со стороны могло показаться, будто у неё приделано специальное клоунское приспособление для слёз с кнопкой, которую она нажала.
- Дура, господи, да что ж я такая невезучая дура?! – всхлипывала Маша, закрыв мокрое лицо руками, - Сколько раз уже зарекалась связываться с этой хирургией… и с этим тоже получилось… пожалел волк кобылу…
Через пару минут, с совершенно ровным, не выражающим эмоций лицом, она извинилась перед абсолютно обескураженным Олегом, уже обеспокоенным её долгим отсутствием, и ещё через четверть часа открывала знакомую пластиковую дверь под вывеской «Аладдин». В Машином кабинете горел свет. Там, за металлическим столиком на колёсах, накрытом одноразовой медицинской пелёнкой, сидели её медсестра Марина и женщина-медрегистратор. На пелёнке, симпатично отражая свет ламп, красовалась начатая бутылка дагестанского коньяка, когда-то подаренного Маше Мадиной ко Дню Рождения, два пустых бокала, открытая коробка трюфелей в шоколадной обсыпке и чайное блюдце с выложенными на нём горочкой оливками. По замершим при Машином появлении лицам женщин с неестественными гримасами, было «совсем непонятно», о ком они до этого судачили…
- Где его карточка? – без предисловий начала Мария, сбрасывая на стул куртку…
- Ой, Машка… - Марина обняла подругу, - ты только не переживай сильно, Маш, всё образуется, вот увидишь! Мы тут, если надо, любые бумаги подпишем в твоё оправдание!
- Да конечно! – поддакнула медрегистратор, суетливо поднырнув под столик рукой и доставая откуда-то, как фокусник, ещё один бокал. – Давай-ка, Мария Николаевна, с нами это…капли от стресса!
… То, что стресс был снят грамотно, Мария поняла, открыв наутро глаза… Убедившись в очередной раз, что приятная фаза действия алкоголя на организм умещается между фразами: «А давай ещё по одной!» и «Да чтоб я ещё хоть раз!..», - Маша решила взять «больничный».
Дни на «больничном» тянулись для Марии в тягостном ожидании. Она, то и дело, стала просыпаться по ночам, а под утро видела сны, в которых начальник дознания, в форме при погонах, поднимал голову с кресла в её кабинете, поворачивался к ней, улыбаясь совсем беззубым ртом, и шепелявил: «Я тебя иш-под жемли доштану!» Маша была на грани отчаяния. За неделю «отдыха по бюллетеню», чтобы отвлечься от дурных мыслей, она посетила такие места в городе, куда не заходила, по крайней мере, последние пятнадцать лет: картинная галерея, краеведческий музей, концерт симфонической музыки в рамках фестиваля имени С.В.Рахманинова, и зоопарк. После выхода на работу в первый день, Маша даже прислушивалась к шагам в коридоре в ожидании «кары». Однако, прошёл этот день, за ним второй, третий…
Но ничего не происходило, что пугало Марию ещё больше. Спустя следующую неделю, когда Маша ранним вечером возилась на кухне после работы, решив испечь «Шарлотку», в дверь её квартиры позвонили. Она глянула в глазок и…обмерла: это был ОН! «Ну, вот и всё!» - промелькнуло в голове. Мария безучастно открыла дверь. Дознаватель снова был в костюме и галстуке. Руки он держал за спиной. «Видимо, так ходят все, кто хоть как-то в своей жизни связан с тюрьмой!» – подумалось Марии.
- Заходите, я знала, что вы придёте.
Гость немного удивился.
- Здравствуйте, доктор. Вот как? Вы ещё и ясновидящая? И вас не удивляет, что я знаю, где вы живёте, хотя вы мне этого не говорили?
- Здрасьте. Да нет, просто… ну, я в курсе того, где вы работаете…
- А, ну да…
- Давайте пройдём на кухню, что ли. У меня там пирог сгорит. А вообще медицина – это такая наука, особенно практика… понимаете, в ней всякое бывает, и если вы думаете, что я преднамеренно что-то…
Мария не могла заставить себя смотреть прямо в глаза своему бывшему пациенту. Она постоянно опускала взгляд и тараторила первое, что приходило в голову, просто не зная, чего от него ожидать и как себя вести. Говоря бессвязные длинные фразы, она повернулась к гостю спиной и пошла на кухню, даже не интересуясь, идёт он за ней, или нет.
- …а скажите, мне надо собираться, или вы меня прямо здесь будете допраш… – она запнулась, увидев вдруг, что за ней никого нет. Удивившись, она вернулась, выглядывая обратно в коридор. Заворачивая за перегородку, Маша почти наткнулась на пышный букет разноцветных хризантем, который посетитель держал в вытянутой перед собой руке.
- Мария, это вам… Николаевна…Я, собственно, по этому вопросу… Кстати, меня Анатолием зовут. Будем знакомы.
Маша неожиданно как-то судорожно сглотнула и остолбенела. Теперь она точно понимала, что ничего не понимает.
- А…это…зачем? – произнесла она полуоткрытым ртом, немного отшатнувшись.
- Маша, понимаете… - Анатолий запнулся, - …Господи, оказывается, об этом тяжелее говорить, чем я думал. В общем, я всё это время, ну, после встречи с вами… места себе не находил. Вы у меня из головы не выходите, как будто живёте во мне… я даже мысленно разговариваю с вами… Я много передумал за эти дни. Это не пустое развлечение, или там… Короче, Мария, я хочу, чтоб… мы всё время были вместе. Вот.
Он порылся в кармане, и достал небольшую симпатичную коробочку-шкатулку.
- Это вот тоже вам в знак того, что я не шучу. Если вдруг не подойдёт – не переживайте, мы поменяем, я договорился!
Маша смотрела на цветы и коробочку так, как, наверное, первобытный человек смотрел бы на мобильный телефон. Она всё ещё находилась «в прострации» и, как будто из другого измерения наблюдала за всем происходящим, в том числе за собой. Она медленно раскрыла коробочку и абсолютно без эмоций рассмотрела лежащее в ней узенькое золотое колечко с маленьким встроенным сверкающим камешком. «Бриллиант», - безучастно подумала она и ощутила какое-то странное чувство. Ей казалось, что её окутывает облако, и это облако имеет сладковатый запах дыма, как осенью от костра, в котором сжигают опавшую листву… Медленно, но уверенно, будто из сна, до неё вдруг дошло происхождение этого запаха. Она в мгновение ока вновь «спустилась с небес на Землю» и неожиданно громко взвизгнула:
- Ой, мамочки!
С этими словами Маша всунула подарок обратно в руку Анатолию и стремглав кинулась на кухню. Мужчина вздрогнул от столь неожиданной реакции на признание и в полной растерянности поспешил за ней. Маша уже гремела противнем, окутанная клубами сладковато-едкого дыма сгоревшей «Шарлотки», заливая «останки» водой из-под крана. Анатолий бросился открывать окно. Оставив противень в мойке, Мария повернулась к нему и, всплеснув руками, заголосила:
- Господи, да что ж вы мне всё время какие-то несчастья приносите! То в тюрьму из-за вас чуть не села, теперь вот без пирога осталась! Дайте сюда мои цветы!
Мария вырвала букет из руки всё ещё стоявшего с ним Анатолия и, закрыв цветами лицо, расплакалась, всхлипывая, как обиженный ребёнок.
- Как в тюрьму? В какую тюрьму?.. – лепетал ничего не понимающий работник УВД. Он обнял Марию сзади вместе с цветами и, гладя её волосы, неумело пытался успокоить. Маша плакала с наслаждением. В её слезах не было ни обиды, ни злости, ни жалости к себе. Это были слёзы облегчения. Они будто освобождали весь её организм от накопившихся за эти дни страхов и тревожных переживаний. С каждой минутой Маше становилось легче. Постепенно в её сознании всё произошедшее выстроилось в стройную цепочку. Проявился и смысл неожиданного визита Анатолия. Маша даже заулыбалась, всё ещё не отрывая лица от цветов. «Надо же, откуда он узнал, что я обожаю хризантемы?» - мелькнуло в голове. Уже совсем становясь хозяйкой положения, Мария повернула голову к своему бывшему пациенту, и с улыбкой, но нарочито строго спросила:
- А что это вы до сих пор стоите? Пришли к даме предложение делать - и даже «Шампанского» купить не удосужились! Ну и манеры! Что за жених нынче пошёл?
Анатолий с облегчением заулыбался: это ведь почти означает, что его предложение принято! Он шлёпнул себя ладонью по лбу.
- Машенька, простите, немного «обмишурился»! Сию же минуту исправлюсь! Подождите меня немного, ладно? Я мигом! – он действительно исчез за дверью в одно мгновение.
Не успела Маша поставить в вазу букет, примерить, кокетливо рассматривая, колечко и немного прибраться в кухне, как Анатолий уже вновь звонил в дверь. Он сиял от счастья. В одной его руке красовалась огромная бутылка «Шампанского», емкостью 2,5 литра, к горлышку которой подарочной лентой был привязан весёлый шоколадный заяц в яркой обёртке. Выражения лиц зайца и его хозяина при этом совпадали. В другой он держал два пирога «Шарлотка» в фабричной упаковке и пакет с фруктами, среди которых мощно выделялся королевских размеров ананас…
Они очень быстро перешли на «ты». Одним из первых вопросов, который Мария задала Анатолию, был вопрос о судьбе злополучного зуба.
- И кто же тебе всё-таки его удалил?
- Не поверишь: сам с помощью универсального набора! Я ведь в тот день, когда уехал, после окончания действия анестезии снова взвыл от боли. В гостинице стал у зеркала рассматривать внимательно: что же это может быть? Зуб ведь, вроде бы, убрали? Когда рассмотрел, да посчитал – вспомнил, что ты говорила про воспалённую «шестёрку». А шестёрка на месте оказалась! Я, если честно, на тебя даже не думал обижаться. Желание было одно: хоть танком, хоть гранатой избавиться от этого состояния! Ну, тут я и вспомнил про «бабушкин» рецепт.
- А что это за «универсальный» набор, о котором ты говорил?
- А-а, да всё просто: стакан водки, суровая нитка и дверная ручка! Благо, коллега у меня бывший ОМОНовец: дернул так, что я только охнуть успел! А зуб, между прочим, я сохранил. Ведь это благодаря ему я с тобой познакомился! Надеюсь, ты как профессионал, снисходительно относишься к беззубым мужчинам?
Они рассмеялись.
- Послушай, а о какой тюрьме ты мне тут твердила?
- Ох, да я ведь, признаться, когда узнала, где ты работаешь, - решила, что ты теперь меня точно в тюрьму упрячешь! А, оказывается, боялась того, что сама же и навыдумывала для себя. И жизнь казалась сплошной чёрной полосой. Как всё быстро может измениться! Достаточно лишь понять, что всё, что с нами происходит – это игра разума. И правила этой игры зависят только от нас самих!
Маша и Анатолий проговорили до утра. Каждому из них было очень легко общаться друг с другом. Они ни разу не взглянули на часы. Времени для них не существовало, они были вне этого понятия. Мужчина и женщина, раскрываясь друг другу, выпускали на свободу давно истосковавшиеся по этой свободе души. Они то хохотали, то размахивали руками, то замолкали, соприкасаясь кончиками пальцев, и разглядывая друг друга, будто вспоминали что-то. При этом совершенно не чувствовали усталости. И если бы кто-то мог наблюдать за ними со стороны, он наверняка решил бы, что это беседа двух старинных друзей, давным-давно расставшихся и очень друг по другу соскучившихся…
PS. Маша и Толя живут в просторной трёхкомнатной квартире. У них пятилетний сын Роман, названный в честь их «романтического» знакомства и четырёхлетняя дочь, названная Анатолием Машенькой в честь любимой жены. За стеклом современного серванта в большой комнате, на одной из центральных полок, среди сувенирных статуэток, стоит симпатичная коробочка-шкатулка. В центре этой шкатулки красуется выкрашенный в позолоту и покрытый лаком зуб. Когда гости спрашивают детишек, что же это за зуб - Рома и Маша, перебивая друг друга, рассказывают истории о «заколдованном, священном и чудотворном» папином зубе, благодаря которому на свет появляются дети…
2013г.