Шагнувший в бессмертие

Шагнувший  в бессмертие
( Художественно - документальная  повесть).               

                Уматгирей проснулся рано утром.  Над его селом Яндаре светило яркое солнце.  Его косые лучи заглянули в спальню, скользнули по лицу и разбудили юношу. Он быстро откинул одеяло, соскочил с кровати, сделал несколько физкультурных движений, для бодрости. В сенях умылся холодной водой, прошел в кухню, где мать  и сестра Гошмох готовили завтрак.
Брат Ахмет, который был намного старше его, уже сидел за столом и ждал, когда младшая сестра поставит еду на стол. Он работал плотником в колхозе. Уматгирей поприветствовал их.
- Садись завтракать, Уматгири,- сказал брат.
- Нани, я хочу добровольцем уйти в армию,- произнес Уматгирей, садясь к столу.
 Мать Салихат удивленно всплеснула руками, Ахмет пристально посмотрел на младшего брата, но ничего не сказал, словно выжидая, что скажет мама.
- О чем ты говоришь, Уматгири? Тебе еще рано в армию!
- Нани  бакъ лув, - произнесла  Гошмох, отламывая дымящийся сискал на куски, который только что был испечен на плите. В пиале она поставила перед Ахметом кодар: разогретый творог на топленом масле и только что сваренную в мундире картошку.
- Нани, я мужчина, я уже взрослый. Все мои одногодки уходят в армию, а я что сижу?
- Придет время, и ты пойдешь служить. А пока еще подожди немного. Тебе ведь только девятнадцатый год! Успеешь послужить!
- А мои сверстники уже пошли служить, а я чего жду? Вон Юсуп тоже собрался в армию. Скоро у него отправка.
- Это какой еще Юсуп?
- Мурзабеков, сын Абдурахмана.
- А, хорошая семья. Сын хороших родителей. И он идет в армию?
- Да, нани. Вместе бы мы ушли, и служили бы в одной части, если бог даст.
- А ведь он прав,- поддержал его Ахмет. – Пусть идет. Армия закаляет характер человека, три года быстро пролетят. Уматгири вернется возмужавшим, физически крепким парнем. Каждый мужчина должен прослужить в Красной армии. Нани, не надо тревожиться. Раньше уйдет – раньше вернется. А там и учиться пойдет куда-нибудь. После армии легче поступить. Или найдет подходящую работу.
Мать сокрушенно покачала головой, но ничего не сказала, думая о чем-то своем.
 Уматгирей с благодарностью посмотрел на старшего брата за его неожиданную поддержку.   
- Раз так, деваться некуда. Рано или поздно все равно придется идти в армию.  Свой долг обязательно надо выполнить перед Родиной. Твой отец защищал свою страну, воевал в русско-японской войне и тебе надо послужить в армии. Хорошо, что сейчас нет войны, живем мирно.
- Я уже подал в военкомат заявление о добровольной отправке,- добавил Уматгирей, выждав небольшую паузу. Он не сразу хотел говорить об этом. Вначале думал подготовить домашних о своем решении, а потом  сказать.
- Как, уже и заявление написал? Когда ты успел?- удивился старший брат.
- Вчера,- спокойно ответил он, чувствуя, что гроза проходит стороной.
- Иппали! – воскликнула мать. – И когда ехать?
- Через неделю.
- Что, так быстро?  Можно было бы не торопиться писать заявление, еще недели две подождал бы.
- Нет, нани, а то мои друзья уедут служить в разные места, и тогда я многих растеряю. Кстати мне военком, когда я писал заявление, посоветовал мне определиться в пограничные войска. Предложил поехать в г. Киев на курсы офицеров пограничников. Год отучусь, стану офицером, младшим лейтенантом, а потом направят служить на границу. И я послушался его.
- Правильно сделал,- одобрил брат.
- Так и быть – надо собирать тебя в дорогу. Все равно не удержишь, раз решил. Характер весь в отца. Что должно случиться, того не миновать.    Аз йаьхьа арми - къонах халалахьа!
Уматгирей весь просиял, встал, обнял мать:
 - Говоришь, чтобы я был в армии мужчиной, можно сказать – героем. Но героями становятся на войне, а сейчас, слава богу, мирное время и нет войны. Служить буду честно и добросовестно, это я обещаю.  Замечаний не будет, и за меня вам краснеть  не придется.
      Он боялся этого разговора, этого момента, не знал, как отреагирует мама на его решение.
     Когда Уматгирею было два года, не стало отца - он умер в пятьдесят лет. Салихат сама поднимала на ноги шестерых детей: четырех мальчиков и двух девочек. Трое умерло, остались Ахмет, Уматгирей и Гошмох.
Уматгирей был рад, что все разрешилось довольно просто, без слез.
- Нани, спасибо, что поняла меня. Ты только  не волнуйся, я буду часто, почти каждый день, писать вам письма, чтобы вы не скучали.
- Так уж и каждый день,- не без иронии заметила сестра Гошмох. В месяц хоть бы два письма напиши, если время найдешь. И то будет достаточно.
- Обязательно буду писать!- запальчиво воскликнул Уматгирей.- Одно тебе, одно нани.
  Все засмеялись. Ахмет деланно обижаясь, заметил:
- А меня ты забыл?
- Нет, не забыл. А о себе ты прочитаешь в каждом письме между строчек,- отшутился Уматгирей.
- Ну, хорошо, и  на том спасибо, что хотя бы так вспомнишь обо мне.
 Уматгирей, обращаясь к сестре, сказал:
- Собери мне вещи, погладь мой новый костюм, я хочу в нем уехать, да не забудь положить мне несколько конвертов, я в дороге пришлю вам письмо.
- Хорошо.
- А зачем ты едешь в новом костюме, мы его ведь недавно купили, он совсем новый?
- Вот и хорошо, нани. В армию я еду как на праздник. Молодые закаляются на службе. Это всем давно известно. Надо же испытать себя, посмотреть, на что я годен.
- Когда тебе выдадут армейскую одежду, костюм пришли домой, он еще пригодится тебе.
- Посмотрим.
        Уматгирею вспомнился вчерашний день, как в райвоенкомате Сунженского района, где в коридорах толпилось много призыников, он написал заявление о желании добровольно отправиться на службу в ряды Красной Армии. Военком с одобрением отнесся к его шагу:
- Похвально, молодой человек, служба в армии почетная обязанность любого гражданина нашей страны. Всегда надо помнить о долге перед Родиной,- сказал он, подписывая его заявление. – Чувствуется, что вы целеустремленный и ответственный юноша. Я бы вам посоветовал ехать  сразу в Киев  на курсы командиров пограничников. Служба в погранвойсках очень интересная и очень почетная.  Не пожалеете. Я могу это вас туда направить, если изъявите желание, ибо чувствую, что вы решительный и у вас    развито чувство ответственности, молодой человек.
- Я согласен.
- От души желаю вам  успехов в службе, Уматгирей!
- Спасибо, - ответил Уматгирей, радуясь тому, что его мечта служить в рядах Красной Армии начинает сбываться, и скоро эшелон повезет его и много таких же парней к месту службы.
       Всю неделю он был в движении, готовясь к отправке. В хлеву, где стояла корова Зорька, навел идеальный порядок и за перегородкой в загоне для любимого коня по кличке Быстрый вороной масти, который с утра пасся, стреноженный, недалеко за домом на лужайке. Оба были неразлучными друзьями: на телеге часто ездил в окрестный лесочек по дрова, на мельницу, чтобы намолоть мешка два-три кукурузной муки, на базар с матерью. Безотказно помогал и соседям, и  многим односельчанам, когда просили помочь. Конь в хозяйстве – первейший помощник, особенно на селе. Уматгирей любил своего друга и тщательно ухаживал за ним.
    На другой день Уматгирей возился в саду и огороде, пропалывая кукурузу и  картошку от сорняков зная, что эта работа  ляжет на плечи матери и сестренки.
    Узнав, что он отправляется в армию, пришли попрощаться соседи, близко живущие родственники. Сам Уматгири тоже зашел к некоторым родственникам. На  коне съездил в с. Плиево  к уважаемому на селе  Ведзижеву Якубу, который обучал его чтению и переводу Корана и аятам из него.
    Этот благообразный, почтенный статный старик, с небольшой седой бородкой, так идущая к его доброжелательному лицу с умными, проницательными глазами пользовался  большим уважением в селе и далеко за ее пределами. Он не только учил Уматгирея основам Корана, но и давал жизненные наставления. Учился он у него, вместе с некоторыми такими же подростками, как и он, не афишируя об этом: власть не разрешала обучать молодежь основам религии. Юноша всем сердцем полюбил старика, который относился к нему с отеческой заботой и вниманием. В свою очередь Уматгирей отвечал ему почтением и уважением.

                * * * *
   
         Отправка Уматгирея в армию была назначена к середине июля 1938 года.
    В этот день Уматгирея провожали на железнодорожной станции Слепцовская его старший брат Ахмет и двоюродный брат Барханоев Александр Ковриевич, который был на год моложе его. Он приехал из села Плиево специально проводить его.  Подошел пассажирский поезд.
Были многие призывники, которые ехали на курсы младших командиров в Киев, как и Уматгирей Барханоев. Их провожали родственники.
- Давай прощаться, - сказал Ахмет, - обнимая брата. – Служи достойно, чтобы тебя уважали и командиры и солдаты. Пиши, как будет проходить служба.
- Не беспокойся за меня, береги маму и сестренку. Писать буду, чтобы вы не волновались. 
- Счастливой дороги, могаш-мярш хилва хьо!- Бывай здоровым, пиши,- сказал двоюродный брат Александр, обнимаясь.
- И вам оставаться счастливо, не скучайте. Писать буду обязательно. Берегите себя. А ты, Александр, когда пойдешь служить?
- Как только призовут. Осталось недолго ждать.
    Забегая вперед, надо сказать, что Александр Ковриевич Барханоев, 1919 года рождения, уроженец села Плиево Чечено-Ингушской АССР, Назрановского района  окончил заочные курсы ВЗУК счетоводов и работал счетоводом в МТС села Плиево. Вслед за Уматгиреем, месяца через два,                в 1939  году  был призван Назрановским РВК в ряды Красной Армии.
Служил в г. Архангельске в 33-м запасном стрелковом полку командиром отделения 76 мм орудий полковой артиллерии 66 стрелкового полка 23-й стрелковой дивизии.
   С августа 1941 года он воюет на Карельском фронте. Здесь отделение  командира Барханоева вело огонь из орудий закрытой и прямой наводкой.  В 1943 году воюет на Прибалтийском фронте в этой же части 23 стрелковой дивизии. После освобождения Одессы Александр Ковриевич направляется на учебу в Одесское ордена Ленина артиллерийское училище орудий большой мощности. В конце 1944 года он был направлен на 2-й Белорусский фронт командиром отделения 75 миллиметровых тяжелых гусеничных самоходок.  С 1945 по 1946 годы служил в Идринском Краснознаменном ордена Суворова полку в звании «гвардии старшина». Награжден орденом «Славы 3-й степени» за отличие в бою при отражении атаки на штаб полка в 1943 году, а в 1944 году – медалью «За боевые заслуги».  Также награжден медалью «30 лет победы над Германией».  День Победы встретил в Польше. Демобилизовался в городе Белосток (Польша).
Доблестно прошел всю войну, не уронив ни чести, ни достоинства.
Фотография и материал о его боевом пути бережно хранится в Назрановском краеведческом музее боевой славы им. Т. Х. Мальсагова…
        Прибыв в Киев, Уматгирей Барханоев, направился к месту назначения. Здесь, в Киевском военном округе,  в школе, он окончил годичные курсы офицеров пограничников. Показал себя любознательным, добросовестным и трудолюбивым красноармейцем. Ему присвоили звание лейтенанта  и направили служить на границу в город Брест. Это был 1939 год, середина лета, июль месяц.
      Наступил день отправки с Киевского вокзала группы, окончивших школу офицеров пограничников. Их два пассажирских вагона прицепили в середине эшелона призывников, прибывших с Кавказа. Уматгирей поинтересовался, откуда и куда он направляется. Оказалось, что призывники ехали из Баку через Чечено-Ингушетию в Брест. В основном в эшелоне была призывная молодежь, состоящая из чеченцев и ингушей. Были новобранцы и других национальностей, но их было меньше. Уматгирея очень обрадовало, что он может встретиться с земляками, а, тем более что он отправится с ними к месту службы до самого Бреста.
 До отправления эшелона было еще часов пять, и он подошел к товарному вагону, прицепленному сразу же к пассажирскому вагону, в котором должен был ехать со своими сокурсниками, окончившими школу офицеров.
- Откуда едете, новобранцы?- спросил он одного молодого призывника, стоящего рядом с вагоном.
- Из Чечено-Ингушетии.
- Кто по национальности?
- Ингуш, товарищ лейтенант,- четко ответил молодой человек, увидев знаки различия на его гимнастерке.
- Я тоже ингуш,- сказал Барханоев.
- Вот так встреча!- воскликнул новобранец.
- А тебя как зовут и откуда ты?
- Хашакиев Абдурахман из села Чемульга.
- А я Уматгирей Артмиевич Барханоев из села Яндаре, Назрановского р-на.
  Оба пожали друг другу руки.
- Служишь в Киеве?
- Нет, окончил здесь годичную школу офицеров пограничников и еду к месту службы в город Брест. Вот два пассажирских подсоединили к вашему эшелону.
-Вот здорово, и мы тоже едем служить в Брест! 
Услышав родную речь, из раскрытой двери товарного вагона спрыгнули несколько призывников, и обступили их. Завязалась беседа.
- Давай познакомимся,- сказал юноша среднего роста, черноволосый,- меня зовут Саид-Хасан Бейбулатов.
- Очень приятно, Барханоев Уматгирей!
- Ты комсомолец?- спросил Саид-Хасан.
- Да,- ответил Уматгирей,- и уже думаю вступить в партию.
- Я тоже комсомолец. А я добровольно еду служить в армию,- добавил Саид-Хасан.
- Молодец, правильно поступил! Удивительное совпадение, я тоже в прошлом году ушел в армию добровольцем,- улыбнулся Уматгири, чувству, как все сильнее проникается симпатией к этому живому и смелому пареньку.
    Забегая вперед, скажу, что Саид-Хасан, будучи на службе в Бретской крепости до начала войны с немцами, когда стоял в дозоре по охране государственной границы, отличился, обнаружив лазутчиков – нарушителей, пытавшихся пересечь рубеж страны в районе Бреста. В завязавшейся перестрелке убил четырех, а двенадцать взял в плен. Потом старшей сестре Пятимат  написал перед войной, что его наградили орденом за этот подвиг. Родные его не смогли  вспомнить, каким орденом он был награжден: то ли орденом Красной Звезды, то ли Красного Знамени, так как старшего брата Магомеда в 1943 году арестовали по навету, а письма Саид-Хасана изъяли из дому работники НКВД…
- А меня призвали,- подал голос рядом стоящий паренек,- и я рад этому.
- Как зовут, откуда ты?- спросил Уматгирей.
- Арсеноев Магомед, я из села Пседах,- произнес он, протянув руку для рукопожатия.
- Из Малгобекского района?
- Да.
     Рядом с ним  стояли Абдурахманов Косум  и Абдурахманов Шамсу. Оба чеченца хотя и имели одинаковые фамилии, но проживали в разных селах и не были родственниками. Оказались однофамильцами.  Подошли   ингуш Досхоев Магомед-Гирей, и русский парень Балюков Петр.
- Тебя как зовут? – спросил Уматгирей светловолосого призывника.
- Я Василий,- ответил тот, протягивая руку для знакомства.
- Откуда?
- Из станицы Вознесенская.
- Тоже Малгобекского района?
- Да.
 - Очень приятно, будем знакомы!
       Одни молодые горцы  были одеты в простые, латаные черкески, другие в потертые костюмы.  Надо заметить, что некоторые чеченцы, проживавшие в горах, ехали впервые по железной дороге. К тому же не все хорошо знали русский язык.
   На всем протяжении  эшелона имелись две платформы в разных местах, на которых стояли солдатские кухни, в которых готовилась пища для новобранцев. Рядом с ними вагон-склад с продовольствием и с кухонной утварью: алюминиевые чашки, кружки вилки, ложки.  Утром, в обед и вечером эшелон останавливался на каком-нибудь полустанке, на запасном пути. Новобранцы, пять-шесть дежурных или, как их называли дневальные, брали по два эмалированных ведра, приносили в свой вагон  хлеб и горячую еду.  Уматгирея и других офицеров тоже должны были прикрепить к этой кухне, пока они не прибудут в Брест.
Когда эшелон собирался отправляться, новые знакомые не отпускали Уматгирея от себя, просили побыть немного вместе  в их вагоне, благо его пассажирский вагон был рядом с ихним. Поставив в известность старшего своей группы, Уматгирей остался со своими земляками.
     Ехали, перекидываясь шутками, подтрунивая друг над другом, нисколько не обижаясь. Все понимали, что по прибытии на место, все будут как единая семья, как братья, поэтому присматривались друг к другу, изучая характер. Но в целом друг к другу относились с большой доброжелательностью.               
   Кто-то доставал национальный смычковой инструмент дечиг-пондар и видавшие виды гармошку, заводил лезгинку и в центре вагона, образовав круг, парни начинали виртуозно танцевать. Товарищи поддерживали громкими хлопками в ладоши. В других вагонах тоже нет-нет заводились танцы, играла быстрая зажигательная лезгинка.
  Уматгирей смотрел на веселящихся новобранцев, сердце его переполняла радость за своих земляков.
- А ты что стоишь, не танцуешь, старший лейтенант? – спросил Досхоев Магомет-Гирей. - А ну иди в круг!
    Он слегка подтолкнул Уматгирея. Тот, вначале, не захотел танцевать, но ноги сами понесли его по кругу, выделывая замысловатые движения. Уматгирей танцевал легко, красиво. Всем понравилось, как он танцует, и благодарностью ему были громкие хлопанья в ладоши. 
  К вечеру Уматгирей, когда эшелон останавливался на одной из станций, переходил в свой вагон, в свое плацкартное купе. Киевские товарищи, с которыми ему довелось учиться, расспрашивали его о новобранцах. С каких они мест, как чувствуют себя, какой настрой у них служить в Красной Армии. Уматгирей охотно отвечал на все их вопросы.
     Уматгирей смотрел в окно на  проплывающие, как на экране кинофильма, большие города с заводами и фабриками, поля и леса и думал: «Какая огромная у нас страна!» Вспомнились слова любимого писателя Аркадия Гайдара: «Нужно любить и беречь эту огромную страну, эту землю, которая зовется Советским Союзом!» 
      Мысли перенеслись на Кавказ, в родную Чечено-Ингушетию.  «Как там нани, брат Ахмет, сестра Гошмох? Им, наверное, меня не хватает дома, а по ним я уже скучаю. Часто их вспоминаю, особенно маму. Как она там? Переживает, наверное, за меня. Как тяжело растила она нас, шестерых, без отца. Но выдержала, не сломалась. Все старалась отдать нам. Но трое умерли. Такова была у нас судьба. Как только эшелон остановится на одной из станции, надо бросить в почтовый ящик на вокзале письмо родным. Сегодня рано утром, когда еще все спали, написал  очередное письмо химическим карандашом. Ну-ка перечитаю его еще раз».
    Уматгирей вытащил из нагрудного кармана сложенный в несколько раз листок в клетку и пробежал глазами текст.
«Здравствуйте мои родные, нани, брат Ахмет и сестра Гошмох. Во-первых, строках своего письма спешу передать вам салам-маршали сообщить, что я жив и здоров, чего и вам всем желаю. Окончив в Киеве годичные курсы офицеров-пограничников, меня с несколькими офицерами направили служить на границу с Польшей в г. Брест. Мне присвоили звание «лейтенант».  Наши два пассажирских вагона прицепили к эшелону, с призывниками этого года, которые были призваны из Чечено-Ингушетии. Я уже со многими ингушами, чеченцами, русскими и татарами  познакомился и подружился. На остановках перехожу в их вагон, много рассказываем, друг другу разные истории, шутим, смеемся. Едем дружно, как одна семья. Часто устраиваем в вагонах ловзараш. Некоторые чеченские парни захватили с собой музыкальные инструменты: дечиг-пандар, гармошку и барабан.  Кормят нас здесь очень хорошо: утром, в обед и вечером. На платформах стоят две солдатские кухни. За меня не беспокойтесь, со мной все в порядке. Проехали много крупных городов, как Киев и другие. Крупные реки, как, Днепр и другие. Только сейчас начинаешь видеть и понимать, какая у нас огромная и страна. 
  Как твое здоровье, нани, не болеешь? Береги себя, не вздумай болеть! Как там Ахмет и сестренка Гошмох. Не болейте и берегите нашу маму. Что нового в нашем селе? Как наш вороной конь Быстрый и наша кормилица корова Зорька? На этом у меня все, писать больше нечего, как приеду на место напишу более подробно. Передавайте салам-моаршал брату Александру из Плиево. Я ему тоже написал. Всех обнимаю, желаю всем крепкого здоровья. Ваш сын и брат Уматгирей».
      Уматгирей сложил письмо в конверт, на котором был разборчиво написан адрес.
      Воинский эшелон следовал на запад. Дня через два он остановился в Картуз-Береза, небольшом месте между  Брест-Литовском и Барановичами. Часть призывников высадили из вагонов и распределили по дивизиям и полкам. В Барановичах распределили и остальных новобранцев. Чеченцы и ингуши, ехавшие в соседнем вагоне с Уматгиреем, в полном составе попали в 333-й стрелковый полк, 7-ю роту, 3-й взвод, находившийся в Брестской крепости. Командовал ротой, грузин по национальности, старший лейтенант Бокерия, а взводом -  грозненец лейтенант Тихомиров Николай Иванович, их земляк. Может ему специально передали новобранцев из Чечено-Ингушетии, так как он знал их горские  обычаи, их этикет.
      Некоторые призывники из других вагонов попали в этот же полк и в 125-й и 84-й. 125-й стрелковый полк находился в Брестской крепости в северо-западной его части около реки Буг почти на самой границе.
         Лейтенант Тихомиров относился к землякам почти по-отечески, так как  многие не сильно владели русской речью, прощал незначительные ошибки. Мудрый командир учил их воинскому делу с большой тщательностью и терпеливо, помогал привыкнуть к армейской обстановке. Все они очень любили своего командира.
  Брестская крепость поразила Уматгирея и всех прибывших, когда они увидели ее во всей ее мощи и вкратце узнали историю.
      Откуда пошло название крепости? В стародавние времена, где речка Мухавец, разделившись на два рукава, огибая пологие холмы, на которых имелись густые заросли береста, появилось поселение славян. Оно называлось Берестье. В дальнейшем поселение укрепилось, затем он стал городом. Попав под влияние Литвы, затем и Польши, он стал называться Брестом, а потом и  Брест-Литовском.
           Центр крепости, как говорится сердце  ее, Цитадель. Он построен на вытянутом острове, обтекаемый с двух сторон рекой Муховец. Она огибала этот остров, разделяясь на два рукава и, сливаясь за островом, впадала в реку Западный Буг. По всему краю острова, отступив от края водной глади рек Муховец и Западный Буг где-то до десяти метров, опоясывая весь остров, была построена двухэтажная казарма, служившая жильем для солдат и офицеров и имевшая оборонительное  значение. Выложенная из хорошо обожженного кирпича красного цвета и толщиной стен до двух метров, казарма имела протяженность около двух километров.
Сам остров вместе с Цитаделью возвышался до пяти метров и был в выгод-
ном военном положении, если противник попытался бы напасть на крепость.
 С фасадной стороны, на стенах, располагались множество бойниц, амбразур и окна, чтобы вести огонь из различного стрелкового оружия и даже из артиллерии малого калибра.
А казарму при строительстве перегородили на множество отсеков, в  которых размещался провиант, амуниция, боеприпасы. В самой крепости имелось около пятисот подвалов и казематов. Здесь мог вместиться гарнизон до двенадцати тысяч человек со всеми запасами вооружения и продовольствия для ведения боевых действий на длительное время.  Они местами были связаны подземными переходами и ходами.
А ниже подвалов протянулась  разветвленная целая сеть подземных ходов, которые соединяли разные участки Брестской крепости и даже выходили на несколько километров за пределы её территории. Не мудрено было в них несведущему человеку заблудиться.
     Во дворе Цитадели было несколько отдельных зданий. Одни из них казарма  333-го полка, здание 9-й погранзаставы 17-го погранотряда, куда и был определен Уматгирей.
        Бывшую церковь приспособили под клуб, столовую  начсостава и ряд других подсобных сооружений. Из Цитадели в другие укрепления, расположенные вокруг нее, имелись четверо ворот: Брестские или Трехарочные ворота, Холмские, Тереспольские и Белостокские. К этим воротам, через рвы, заполненные водой, пролегали мосты.               
        В 1918 году здесь был подписан с немцами на тяжелых для Советской страны  условиях Брестский мир, так как к этому времени крепость принадлежала немцам по окончании Первой мировой войны.
На протяжении всего 1940 и начала 1941 года советское командование  запланировало построить на берегу Западного Буга значительный по своим размерам укрепленный район. Туда должна была войти и Брестская крепость. Оборонительные сооружения с мощными бетонными дотами с различными орудиями и пулеметами, противотанковые рвы и надолбы по западной границе еще строились и не были закончены. Поэтому в самой Брестской крепости была большая скученность солдат и офицеров, других казарм там не было. 
Ежемесячно по одному или два батальона выводились на строительные работы: сооружались оборонительные укрепления вдоль государственной границы на правом берегу реки Западного Буга.  Солдаты выводились  в полном боевом снаряжении с пулеметами, автоматами и минометами.               
… Где-то через месяца два, в конце сентября,  всех новобранцев привели к присяге. Барханоев становится командиром пограничной заставы, которую вскоре вывел в передовые. Через некоторое время ему присвоили очередное звание «старший лейтенант». 
         К началу 1940 года, в феврале, прибыли еще эшелоны с призывниками из Чечено-Ингушетии. Когда они распределились по казармам, немного освоились, Уматгирей познакомился со многими своими земляками: с Алероевым Салманом, Анарчевым Василием,с Балаевым Хусейном, Булгучевым Ази, Булгучевым Баширом, Ирченко Алексеем, Итиевы Давидом. Все эти ребята были из Малгобекского района, а Давид из г. Грозного.
         Весь 1940 год батальон, где находился Уматгирей и многие воины 333-го стрелкового полка работали на строительстве приграничных оборонительных сооружений на границе. Также занимались физической,  строевой, боевой и политической подготовкой.

* * *
    Уматгирей отворил дверь:
- Можно?
- Входи,- сказал лейтенант Тихомиров, вставая.
Хочу попросить вас, товарищ Тихомиров.
- О чем, товарищ Барханоев?
- Хочу вступить в партию, не могли бы вы дать мне рекомендацию?   Скоро год, как я имею на руках комсомольскую рекомендацию.
- В партию, говоришь?- переспросил лейтенант. - А ну-ка присядь.
 Старший лейтенант Барханоев присел на стул. Голубые глаза командира пытливо смотрели на подтянутого, серьезного красноармейца.
- Это похвально, что ты решил вступить в партию,- произнес лейтенант.– А знаешь, что быть членом ВКП(б) - это очень ответственно и высокое звание коммуниста ко многому обязывает?
- Я понимаю, думаю, оправдаю ваше доверие и звание коммуниста,-  уверенно произнес Уматгирей.
- Хорошо. Я знаю тебя как дисциплинированного и ответственного красноармейца. В тебе я уверен и рекомендацию я тебе дам.
       Вдруг отворилась дверь, вошел высокий, статный полковник    Матвеев, командир 333-м стрелкового полка. Он считался среди командиров гарнизона очень образованным человеком. Ранее, в 1940 году полком командовал майор Урткмелидзе, сейчас – полковник Матвеев.  Тихомиров и Барханоев быстро встали, отдали честь.
- Вольно. Что у вас здесь? Как дела?
- Вот беседую со старшим лейтенантом Барханоевым,- четко доложил Тихомиров.
- О чем?
- Просит рекомендацию в партию.
  Полковник Матвеев изучающее посмотрел на Барханоева, садясь на стул, затем спросил:
- Это хорошо, что желает вступить в партию. Кто по национальности? Чеченец, ингуш?
- Ингуш!
- Как характеризуется по политической части?
- Отлично,- товарищ полковник,- выдержан, дисциплинирован, политически грамотен.
- Да, вас из Чечено-Ингушетии много здесь джигитов. Более 300 человек. Славные ребята, трудолюбивые, дисциплинированные и старательные. Уважительно относятся к старшим. Это у вас такие законы и обычаи?
- Да, товарищ полковник!
- Я наблюдал за вашими ребятами – решительные, взрываются, как порох, но добросовестные и ответственные парни. Из вас получатся хорошие военные и командиры. Я советовал бы вам в жизни приобретать именно военные специальности.
   И, обращаясь к Тихомирову, спросил,- Как ты думаешь, достоин?
- Достоин, товарищ командир. Вполне! И пограничная застава его одна из образцовых в полку.  Думаю дать ему рекомендацию.
- Правильно, таких и надо  принимать в партию. Одобряю. Если нужна будет моя помощь или рекомендация – то я  тоже готов помочь.
- Спасибо, товарищ командир. Я оправдаю ваше доверие. Разрешите идти!
- Не сомневаюсь. Идите, товарищ Барханоев.
Через месяц Барханоева приняли кандидатом в члены партии и все поздравляли его с этим событием.
 Уматгирей повернулся через левое плечо и хотел, было идти, как снова отворилась дверь, и вошел один старшина.  Отдав честь, он сказал:
-Товарищ полковник, разрешите обратиться?
- Слушаю вас.
- Тут такое дело, товарищ полковник. Подрались двое.
- Кто и за что?
- Да ерунда какая-то. Рядовой Абаев Сайпудди и рядовой Юрий Сидоров подрались между собой.
- Где они?
-Здесь за дверью.
-Давай их сюда, сейчас разберемся.
  Старшина открыл дверь, пригласил обоих. Вошел и автоматчик, который их сопровождал.
 Абаев Сайпудди был среднего роста, крепкого телосложения, смуглолицый. Взгляд решительный. Сидоров настоящий сибиряк, выше его чуть ли не на голову, русоволосый и светлолицый.
- В чем дело,- строго спросил полковник Матвеев, - почему подрались?
Оба молчали, не зная, что сказать.
- Кто первый начал, кто зачинщик?
- Я, - твердо произнес рядовой Абаев Сайпудди, делая шаг вперед.
- Почему?
- Он чево мой мать словом трогал, оскорбил ево!
- Как?
- Он сказал «твой мать» и еще ругательное слова сказал.
- Товарищ полковник, я не имел в виду его мать, не оскорблял я ее,- это просто было сказано к слову, случайно произошло,- извиняющимся тоном произнес Сидоров.- Он не понял и принял все в свой адрес.
     Полковник Матвеев от души расхохотался, чувствуя, что с ними произошел какой-то казус, недоразумение. Заулыбались лейтенант Тихомиров и Уматгирей, который не успел выйти и задержался.
- С каких мест будешь, рядовой Абаев?
-Чечено-Ингушетия, село Новые-Атаги! – громко ответил он.
- Дитя гор?
- Никак нет, товарищ полковник!
-А кто же?
- Мущина гор!- ответил красноармеец, делая упор на слове «мущина».
-Да, понятно.
- Кем работал до призыва в армию? Какое образование?
- Чабаном,- товарищ командир, пасли в горах отары овец. Я в школ два класса кончал. Семья был большой, пришлось идти работать.
- Какие результаты стрельб,- это уже к лейтенанту Тихомирову.
- Стреляет он хорошо, даже на отлично, ничего не скажешь.
- В горах стрелял?
- Да, товарищ командир,- волков убивал, охота бывал на тура. Один раз на медведя с братом  ходил.
- А ты красноармейца Сидорова принял за медведя и пошел на него?- еле сдерживаясь и давясь от смеха, спросил полковник.
- Не, Сидоров человек, очень хороший человек, только немного говорит ругательные слова.
- Видишь, лейтенант,- повернулся Матвеев к Тихомирову, перестав смеяться,- произошло недоразумение. Не к месту употребленное ругательное слово задело за живое горца. А почему? А потому что мы упустили один важный момент. Во-первых, отдельные новобранцы из Чечено-Ингушетии не знают или еще плохо знают русских язык, у других образование два-три класса. С ними русский мат не пройдет. Учиться русскому языку горцам приходится здесь, в армии, так сказать, на ходу, потому что не все хорошо знают разговорную русскую речь.
- Правда, не все. Многие хорошо владеют русской речью,- вставил лейтенант Тихомиров.- Например, вот старший лейтенант Барханоев и многие другие.
- Я сказал отдельные новобранцы,- поправил полковник Матвеев.- И, во-вторых, не провели мы среди красноармейцев беседу о национальных особенностях тех представителей, которые служат у нас в полку.  Просто надо, чтобы все солдаты и офицеры знали о быте и нравах горских народов Кавказа, да и других людей, чтобы не было подобных казусов и инцидентов.
 Я знаю, что чеченцы и ингуши с большим уважением относятся к своим обычаям, к родителям, очень сильно почитают отца, мать, стариков и любое неосторожно сказанное слово даже конкретно не в их адрес, вызывает неадекватную реакцию. Данный конфликт – наглядный пример тому. Вот тебе и поручаю разработать и провести соответствующие беседы. Подключи к своей работе и старшего лейтенанта Барханоева. Так товарищ Барханоев?
- Так точно, товарищ командир!
- Вот так-то! А вы, товарищи красноармейцы, забудьте об этом инциденте, потому что дело не стоит выеденного яйца,  никакого оскорбления не было, пожмите друг другу руки и помиритесь.  В следующий раз за драку не избежать вам гауптвахты. Поняли?
- Так точно, товарищ командир!- бодро произнес Сидоров.
- Ну, а ты, красноармеец Абаев Сайпуддин, понял?
- Да, товарищ  полковник! Я понял, получился недоразумений.
  Полковник пододвинул коробку с папиросами, лежащей на столе, предложил:
- Курите, и возьмите с собой  нескольку штук, пожмите друг другу руки и идите с миром.
Сидоров поблагодарил полковника, взял четыре папиросы «Беломорканала».
- А ты, что не берешь красноармеец Абаев?
- Не курю, товарищ полковник!
- Почему?
- Отец не разрешает.
- Боишься его?
- Не в этом дело – уважаю я его.
- Молодец, хвалю. А теперь помиритесь и идите.
  Оба красноармейца пожали друг другу руки, и ушли в часть.
- Думаю, после этого случая они подружатся и будут друзьями, такие случаи бывали,- сказал Матвеев.
- Так это и лучше,- сказал Тихомиров.
- Завтра суббота,- продолжил полковник Матвеев,- а по субботам и воскресеньям в казармах 333-го полка устраиваются вечера горских танцев. Очень интересные мероприятия. На них ходят и командиры со своими женами. Надо будет сегодня посетить эти танцы, присмотреться к солдатам. Думаю, вам обоим тоже надо быть там.
- Я стараюсь не пропускать ни один вечер танцев,- сказал Уматгирей. – На них отдыхаешь душой, вспоминаю свой родной край, свой народ.
- Барханоев прав,- поддержал его лейтенант Тихомиров.
- Вот и отлично, завтра  вечером встретимся на танцах. Еще один момент. Меня заинтересовали ваши горские  обычаи, да и вообще о жизни ингушей и чеченцев в целом. Рассказал бы ты, Уматгирей, об этом, я мало знаю о вас, о ваших национальных законах.
- Пожалуйста, но когда?
- Давайте сегодня вечером, когда освободимся немного,- сказал полковник Матвеев.
- Можно в столовой в небольшом кабинете за чашкой чая,- предложил лейтенант Тихомиров.
- Принимается,- согласился полковник Матвеев, взглянув на часы.- В семь вечера встречаемся в столовой. Старший лейтенант, захвати с собой кого-нибудь в напарники. Интересней пройдет беседа
- Есть!- ответил Барханоев.
      В напарники Уматгирей взял себе Досхоева Магомет-Гирея. Вечером в столовой столе печенье, сахар. Принесли горячий дымящийся чай.
- Пригласил я вас, чтобы послушать от вас о горских обычаях и традициях, - начал полковник Матвеев. - Вот Тихомиров, ваш уроженец, он всегда с удовлетворением говорит, что у ингушей и чеченцев красивые законы и обычаи и передаются от старших младшим. И все их неукоснительно выполняют.
- Да,- наши обычаи имеют многовековую историю, уходя корнями в толщу лет. – Одним словом, поведение горцев определяется совокупностью нравственных норм и правил, которые определяют поведение людей. Короче, их обязанности по отношению к обществу и друг к другу определенными нормами поведения. Эти нормы поведения ингуши называют «эхь-эздел». Это неписанный кодекс поведения у нас.
- Как называют?- переспросил полковник Матвеев.
- Эхь-эздел. Одним словом – это ингушский моральный и этический кодекс,-  пояснил Уматгирей.- Соблюдение и знание этих правил, ингуши называют  «г1улакх».
- Это интересно. Лейтенант Тихомиров, вы на себе испытывали их нормы поведения?
- Конечно, и притом постоянно.
- Сможешь привести пример.
- С удовольствием. Живя в г. Грозном, мне часто приходилось наблюдать, как чеченцы и ингуши прежде, чем выпить воды, предлагают  рядом стоящим, будут ли они пить ее.
- Для чего?- не понял Матвеев.
- А для того, что они уступают вам право выпить первым, выказывают вам уважение, а потом только пьют сами, отвернувшись. Такой у горцев обычай, такой этикет.
- Красивый обычай.
- Или другой пример. Никогда младший не перейдет дорогу, не уступив ее старшему по возрасту. Женщины всегда уступают дорогу мужчинам. В трамвае или автобусе всегда старшим мужчинам, пожилым женщинам, старикам, старушкам моментально предлагают свои места, так как у них это заведено и детей этим законам, обычаям приучают с раннего детства, вместе с молоком матери.
- Прекрасно, прекрасно.
- Эхь-эздел, одним словом – это стыдливость, совесть, благородство – это внутреннее убеждение, внутренние правила, поддерживающее и питающее Г1улакх,- продолжил Уматгирей.- Если у человека крепкая, твердая внутренняя культура, то он никогда  не совершит недостойного поступка.
- Ингуши и чеченцы очень почитают старших не только в своей семье, но всех, независимо от национальности,- сказал Магомед-Гирей. - Уважение к отцу, матери, старикам, вообще к старшим у нас и у чеченцев является незыблемым законом, начиная с самого детского возраста. Очень почитается у нас женщина, к матери относимся очень почтительно и трепетно.
- Правильно, это так и должно быть,- одобрительно произнес Матвеев.
- Ингуши и чеченцы с детства приучают  детей к нравственному кодексу народа, прививая им любовь к Родине, честность, скромность, уважение к старшим, к женщине. В мальчиках и воспитывают храбрость и стойкость, в девочках – послушание и покорность. И все это отразилось в пословицах. Например: «За кем стояла Родина, тот выжил, от кого она отреклась – сгинул», « Несчастлив тот, кто в делах и мыслях не со своей страной», « Любовь к людям – самое большое богатство», «Кого любят люди, того любит Бог»,- добавил Досхоев.
- Правдивость, честность определяется  у нас в народе как высокие нравственные качества,- сказал Уматгирей, отпивая из стакана чай. - По этому поводу и пословиц достаточно народом сложено: «Только правдолюбивый бывает настоящим другом», «Чист язык, говорящий правду, а неправедный язык – нечистый».
- Как метко подмечено!- одобрительно произнес Матвеев.
- Имея сходство форм воспитания, у каждого народа есть своя национальная форма воспитания, своя особая цель и свои особые средства к достижению цели. Самым ценным средством является у нас среда, люди, окружающие ребенка и служащие образцом для подражания. Ингуши говорят: «Отец хороший – семья хорошая», «Отец  трудолюбив – трудолюбива и семья», «Потомство вырастает похожим на своих родителей».
Например,- добавил Магомед-Гири,- ингуши очень болезненно воспринимают посягательство на честь и достоинство, независимо от кого бы это ни исходит.
- Все же, какие черты национального характера у вас, у ингушей, если выразиться кратко?- поинтересовался Матвеев.
- Я скажу так,- начал Уматгирей.- Чувства свои ингуши обычно выражают сдержанно. В радости и в горе не принято их выражать открыто.
У нашего народ упорная воля к жизни, стойкость духа, называется это у нас – денал. Верность традициям и обычаям. Верность мужскому слову, совестливость, гостеприимство, милосердие и сострадание.
- Прекрасно!- довольно произнес Матвеев.
- Уважение к мужественности, доблести, стремление к славе. Презрение к малодушию и обостренное чувство собственного достоинства,- добавил Магомед-Гири.
- Хочу добавить,- произнес Тихомиров,- у этих двух народов очень сильно развит культ предков, стариков, культ женщины, культ родной земли и патриотизм, религиозная веротерпимость, трудолюбие, презрительное отношение к бездельникам.
- Очень много здесь в Брестской крепости и в прилегающей к ней территории служат прибывшие из Чечено-Ингушской республики призывники чеченцы и ингуши. Их более 300 человек. Скажу одно, служат добросовестно и старательно, хотя надо сказать, что поначалу не у всех все получалось гладко. Ваши ребята дисциплинированны, подтянуты, уважительно  относятся к своим командирам. Все это похвально.
И я рад за ваших парней. И, думаю, в трудный для Родины час, они покажут себя смелыми и бесстрашными бойцами.
- Не ради красного словца, скажу так – наши парни не подведут, не струсят и не смалодушничают, как и все советские бойцы!- с пафосом воскликнул Уматгирей.
- Не сомневаюсь в этом!
       Полковник Матвеев как в воду глядел.  Когда фашистская Германия напала на Советский Союз, когда  немцы усиленно штурмовали Брестскую крепость численно превосходящими силами, все израненные, они, вместе с другими красноармейцами, выходили в штыковые атаки с выкриками на непонятном гортанном языке.  Многие из них были с типично кавказскими лицами. Это были ингуши и чеченцы, которые оказывали врагу отчаянное сопротивление, хотя каждый из них был по несколько раз ранен, дрались они как одержимые.
       Долго длилась беседа, много интересного услышал полковник Матвеев о жизни и быте горцев ингушей и чеченцев как в прошлом в горной части, в башенных постройках, крепостях, так и после того как они спустились на равнинную часть республики. Узнал о героях народного эпоса, героях Гражданской войны. Ему было все интересно, и он очень остался доволен услышанным…
       В субботу вечером, желающие посмотреть, как танцуют чеченцы и ингуши, пришли на плац к казармам 333-го полка много красноармейцев и из других полков. Были вынесены стулья, скамейки, их расставили большим полукругом. Уматгирей заметил среди собравшихся начальника 9-й погранзаставы лейтенанта Андрея Кижеватова, который отличался твердым и решительным характером, был смелым и принципиальным. 9-я погранзастава так и называлась: кижеватовская. У него была  большая семья: мать, жена и трое маленьких детей. Он располагался с семьей при 3-й комендатуре.
      Уматгирей Барханоев, как и другие командиры-пограничники, также жил здесь. Это его очень радовало: рядом располагались казармы 333-го стрелкового полка, где жило очень много его земляков ингушей и чеченцев.
      Тихомиров Николай Иванович и подполковник Матвеев сидели вместе, о чем-то  разговаривая между собой. Тут же был и Бокерия.
- Уматгирей, иди сюда, садись рядом с нами,- позвал его Николай Иванович Тихомиров.- Будем вместе смотреть.
 Красноармейцы пропустили Уматгирея, которых собралось на этот импровизированный концерт довольно много, уступили ему место.
         На вечер танцев пришли также бойцы Абаев Сайпудди, Абдурахманов Шамсу, Арсеноев Магомед, Бейбулатов Саид-Хасан, Бородаев Василий, Ибрагимов Осман, Досхоев Магомед-Гирей, Протасов Сергей, Итиев Давид, многие друзья, и знакомые Уматгирея. Подъехал лейтенант Хамзатов Мовла чеченец из Старых Атагов из Чечено-Ингушетии с женой Асмой, служивший в пограничных войсках Брестского района.
 За время службы Уматгирей успел перезнакомиться со многими красноармейцами из числа чеченцев и ингушей, русских, латышей, татар, как из своих пограничных отрядов, так и из других полков. Уматгирей быстро завязывал знакомства, был покладист, открыт душой и дружелюбен. С ним складывались доверительные, душевные отношения, его знали как порядочного и надежного товарища.
     Была здесь и группа молодых медицинских врачей и медсестер из госпиталя, расположенного за одним из рукавов речки Мухавец на южном острове, не пропускавшие ни один вечер горских зажигательных танцев. Они приходили сюда по мосту через Холмские ворота. Все были покорены стремительными танцами парней из Чечено-Ингушетии.
  Среди медсестер была одна знакомая миловидная девушка среднего роста Яна с короткой стрижкой. Она была местная, из-под Бреста, окончила медицинское училище, работала в хирургическом отделении в госпитале. Такое ей имя дали родители, по-видимому, сказалась близость Польши, где подобные имена часто встречались у русских девушек. Оно было звучное, напевное.
Яна с подружкой Оксаной протиснулась поближе к Уматгирею, обе сели на стулья, которые им уступили  солдаты. Уматгирей познакомился с ней чисто случайно. Однажды он появился в госпитале для перевязки  одной незначительной раны, когда он неожиданно поранился при рытье оборонительных окопов: на руку упала тяжелая доска с прикрепленным на ней железным уголком, который разрезал гимнастерку и до крови поранил руку у плеча.  Яна перебинтовала ему руку, сделала противостолбнячный укол, улыбнувшись, спросила:
- Не больно было?
- Не больнее, чем укус комара,- отшутился Уматгирей. - У вас, по-видимому, легкая рука. А вообще-то я уколов с детства боюсь. Да и сейчас не очень смел при виде иглы. Сердце холодом обдает.
- Нисколько не поверю, что такой бравый и симпатичный молодой человек боится каких-то уколов. В детстве мы все боялись, это и понятно. Но сейчас мы давно вышли из детства. Так ведь, лейтенант?
- Старший лейтенант, - с серьезной миной на лице поправил Уматгирей.
- Тем более, младший еще мог бы бояться, а старший – нет!
        Оба рассмеялись удачной шутке врача, немного поговорили и с этих пор иногда встречались в свободное от службы время.
     Тут же на плацу располагалась небольшая группа музыкантов из музыкального взвода 333-го стрелкового  полка. Среди музыкантов был и Петя Клыпа. Это был их воспитанник, носил красноармейскую форму, сшитую специально для подростка по приказанию командира полка  полковника Матвеева. Все любили Петю Клыпу – этого смышленого не по годам подростка, которому было около тринадцати лет, игравшего в полковом оркестре на трубе. Музыкальным взводом командовал его старший брат лейтенант Николай Клыпа. Он был кадровым военным, Всегда собранный, серьезный командир и, к тому же, хороший музыкант, полковой капельмейстер.
     Трое ребят чеченцев прилаживали свои музыкальные инструменты. Открывался вечер отдыха, как обычно, с лезгинки. После зажигательных горских танцев,  красноармейцы танцевали все танцы, какие им были по душе: вальс, танго, яблочко и другие. Девушек на таких танцах хватало: они приходили из медсанбата и госпиталя. Приходили на танцы и командиры с женами.
   Трио музыкантов, первый играющий на смычковом инструменте дечиг-пондаре, второй на национальной гармошке и третий барабанщик-доулист сели рядом друг с другом и заиграли. Чарующая и берущая за душу лезгинка заполнила площадь. Барабанная дробь рассыпалась мелодичным звуком по плацу.
        Тут же красноармейцы вытолкнули на середину площадки одного солдата, который, раскинув руки, словно два орлиных крыла и поплыл по кругу - это был Арсеноев Магомед. Он лихо танцевал, виртуозно выделывая  носками ног замысловатые движения. Весь плац громко хлопал в ладоши. Громко играла музыка, барабанщик четко отбивал дробь на своем инструменте. Иногда танцующий выкрикивал: Асса! Асса!
- Смотри, как здорово танцует!- восторженно воскликнул полковник Матвеев. - Лихой джигит!
-Молодец! – поддержал его Тихомиров, громко хлопая в ладони.
- А ты так умеешь? – спросил он  Уматгирея.
- Немного умею,- ответил Барханоев.
- Не скромничай, вы все на Кавказе с детства, говорят, чуть ли не с пеленок, приучены к танцам, не поверю, чтобы ты не умел танцевать лезгинку,- сказал полковник Матвеев.- Скоро пойдешь в круг и покажешь, на что способен!
- Покажи, как ты танцуешь,- попросила Яна, озорно блеснув своими красивыми глазами и улыбнувшись своей очаровательной улыбкой, услышав, что сказал Тихомиров Уматгирею. – Покажи класс, старший лейтенант, ведь ты уже давно не младший!
- Издеваешься, Яна!
- Ничуть,- примирительно произнесла девушка,- просто хочу посмотреть, как ты умеешь танцевать лезгинку.
- Ты видишь, что наши ребята танцуют прекрасно, как прирожденные артисты. У них столько азарта, задора и огня.
- Да, это правда, танцуют они превосходно, ничего не скажешь.
 Через пару танцев Уматгирея попросили в круг. Он тоже не хуже других станцевал лезгинку, сорвал бурные аплодисменты  зрителей.
- А ты здорово танцуешь!- похвалили его полковник Матвеев и лейтенант Гаврилов. - Не думали, что ты так легко будешь кружить по кругу. Молодец! А с девушками как смотрится этот танец? Красивый он?
- Очень даже. Девушка плывет по кругу, раскинув руки, словно лебедь, очаровывая зрителей  грацией и легкостью,- ответил Уматгирей.
- Интересно бы посмотреть,- произнес полковник Матвеев.
- А это проще простого,- подал идею Уматгирей
- Как это сделать?
- Вызовите к себе  лейтенанта Хамзатова Мовлу, и попросите станцевать со своей женой Асмой. Он служит в пограничных войсках и жена с ним. Кстати, они оба стоят вон там, в противоположной стороне от нас.
Уматгирей показал, где они были.
Матвеев отдал распоряжение, чтобы пригласили офицера. Вскоре он подошел, отдал честь и произнес:
- Лейтенант Хамзатов прибыл по вашему приказанию, товарищ полковник!
- Вольно. Слушай, лейтенант, у меня к тебе просьба такая: станцуй лезгинку вместе со своей женой, покажи собравшимся  парный чеченский танец. Уж больно хочется посмотреть, как у вас танцуют вместе с девушкой. Так-то вы здорово танцуете, аж самому хочется пуститься в пляс.
- Хорошо, будет сделано, товарищ полковник.
  Через пару танцев лейтенант Хамзатов Мовла станцевал с женой, выделывая замысловатые пируэты ногами, иногда становился на носки, вьюном вился  вокруг нее, не отпуская Асму  из круга. Она танцевала изящно, легко и красиво, кружась на месте, когда это было необходимо. Когда они закончили, танцевальную пару наградили продолжительными аплодисментами, слышались слова: Браво! Браво!
- Очень здорово! – отозвались о танце и полковник Матвеев и Тихомиров. - Замечательно, никогда не видел таких великолепных танцев! Какой темперамент, какая удаль! Вот оказывется, какие вы горцы с Кавказа! Орлы! От меня передай жене искреннюю благодарность. Спасибо, лейтенант Хамзатов  за доставленное истинное удовольствие.   
Такие же слова сказала и Яна, наклонившись к Уматгирею:
- Красивые и темпераментные у вас танцы. Быстрые, импульсивные. Джигиты лихо отплясывают, а девушки, словно лебедушки, плывут по кругу.- Завидую я вам.
-У всех народов танцы замечательные, плохих не бывает,- ответил Барханоев.- В них – душа народа. – Сейчас начнутся  танцы для всех, а я ни вальс, ни танго не умею,- пожаловался он Яне.- Танго с горем пополам я здесь выучил, а вот вальс – нет.
- А в школе в старших классах у вас не танцевали? Тогда можно было научиться.
- Я кончал сельскую среднюю школу в селе Плиево, а потом переехали в село Яндаре. У нас, в основном, были утренники, читались стихотворения на различных мероприятиях и преобладали  национальные танцы. К тому же, танцевать вальс и танго с девочками стеснялись, да и не умели.
- Но русская речь у тебя хорошо развита, не то, что у некоторых ваших парней.
- В нашей школе было много русских учителей, приехавшие на Кавказ с Поволжья в 30-х годах. Их семьи спасались от голода. Чечено-Ингушетия многих тогда приютила. Да и закончил я десятилетку, а у некоторых призывников из нашей республики 2-3 класса и начальное образование. Поэтому разговорная русская речь у них слабая. Но в армии они успешно осваивают ее.
- А давай я тебя научу танцевать? – вдруг предложила Яна. – Это совсем несложно. Вон видишь, стоит полковой оркестр и Петя Клыпа там со своей трубой. Значит, сегодня они будут играть, будут еще танцы и обязательно вальс. Так что я буду тебя учить вальсировать.
- Буду  только рад тебе и признателен!
После горских танцев, заиграл полковой оркестр, и Яна увлекла его на танцплощадку на первый вальс. Она показала, как надо держать партнершу и вести ее в танце и кружиться по кругу.
- Вначале, пока не освоишься, я поведу тебя, а ты запоминай движения. Итак, раз, два, три! Покружились немного. Осторожней!
- Боюсь, оттопчу тебе ноги,- сказал, смеясь Уматгирей, изо всех сил стараясь выполнять указания девушки. – Плохой из меня ученик.
- Ничего, не боги горшки обжигают. И ты научишься, было бы желание. Считай, что это для тебя курс молодого бойца.
И Яна засмеялась, обнажив при этом красивые белые жемчужные зубы. Когда они после первого танца стали в сторонке, к нему подошел Магомет-Гирей Досхоев. Он уже был знаком с Яной.
- Решил пройти курс молодого бойца, Уматгирей? – спросил он.
 Уматгирей и Яна раскатисто рассмеялись.
- Вы чего? – не понял Магомет-Гирей.
 Не переставая смеяться, Яна сказала:
- Я только что ему сказала, что, буду учить тебя танцам, которые ты не умеешь. И сказала, что эта учеба пусть будет для тебя курсом молодого бойца. И ты подошел и такие же слова говоришь. Какое совпадение!
- А-а. Вот оно что!- протянул Магомет-Гирей.- На стрельбах все понятно, там цель и ее надо сразить. А здесь…
Яна перебила его:
- А здесь надо работать не только головой, но и ногами.
 И снова звонко рассмеялась.
- Тут на много труднее,- подал голос Уматгирей.- Стараешься не наступать ей на ноги, семь потов сойдет с тебя, пока кончится танец.
- Кстати, ты сам танцуешь вальс? – спросила она Магомет-Гирея.
- Какой там! Я и медленное танго толком-то не умею.
 В это время появилась Оксана. Она с ходу спросила:
- Почему стоите и не танцуете?
- Оксаночка,- тебе комсомольское поручение,- четко скомандовала Яна,- бери Магомет-Гирея и научи его танцевать вальс. Пусть для него это тоже будет курсом молодого бойца!
- Есть! – четко ответила девушка и решительно взяла упирающегося  Магомет-Гирея за руку и потащила в круг.
- Ну, а мы продолжим, старший лейтенант, наш курс.- Прошу.
- Ничего не поделаешь, Яна, придется подчиниться такому очаровательному учителю бальных танцев.- Ты умеешь своего добиваться.
- А как же!
 Над крепостью опустился  теплый вечер. На небе загорались то тут, то там яркие звезды. Была середина июня 1941 года…

                * * *
- Уматгирей!- воскликнул Цуров Магомет,- мне сказали, что один твой земляк служит на погранзаставе в 8 километрах от Брестской крепости.
- Откуда он и как зовут его?- обрадовано спросил Уматгирей, проявляя живейший интерес к сообщению.
- Из Чечено-Ингушетии, из села Плиево. Зовут его Саварбек Плиев.
- Да ты что! А отчество?
- Если не ошибаюсь – Лорсаевич.
- Не знаешь, в какой должности?
- В должности начальника заставы 17-го Краснознаменного отряда.
- Это очень интересно, надо бы увидеться с ним.
- Увидишься, обязательно увидишься со своим земляком,- заверил его Магомет.- Поговори с полковником Матвеевым, чтобы навестить  Саварбека.
- Сегодня же  переговорю и возьму у него разрешение, вместе и поедем.
- Хорошо. Приятно увидеть земляка-ингуша здесь на Брестской земле, хотя тут служат много чеченцев и ингушей из нашей республики.
-Да, но Саварбек села Плиево, из того села, где я родился, окончил школу, а потом наша семья переехала в село Яндаре,- сказал Уматгирей.- Встреча с ним была бы для меня большой радостью.
     Командир полка Матвеев разрешил Уматгирею и Магомету навестить своего земляка и даже дал им свою машину, чтобы преодолеть восьмикилометровый путь и быстрее добраться до пограничной заставы. Но свидеться с земляком не удалось. Его отряд в этот день находился на стрельбах. Уматгирей очень огорчился, но Магомет утешал его:
- Ничего, следующий раз обязательно состоится ваша встреча, только надо бы предупредить Саварбека запиской, что мы такие-то  были сегодня здесь и снова скоро приедем.
- Ты прав,- сказал старший лейтенант Барханоев,- так и поступим, как ты говоришь.
 Но ни через день, ни через неделю им не удалось приехать: через несколько дней началась война.

                *   *   *

      А Саварбек Лорсаевич Плиев утро 22 июня 1941 года, начало Великой Отечественной войны, встретил  на Брестском направлении. Командуя отрядом из 35 пограничников, в первый же день отбил 35 атак. Отбив последнюю атаку, его в следующее мгновение  накрыло взрывной волной. Придя в себя, он увидел родную вышку погранзаставы. Это его обрадовало. Но не надолго. Из всех бойцов осталось 5 раненых бойцов, в небе немецкие самолеты, оборона прорвана, они очутились в окружении. Бойцы вместе со своим командиром Саварбеком Плиевым стали отступать на восток, пытаясь перейти линию фронта, чтобы добраться до частей Красной Армии. Без еды, патронов, и обмундирования, они к началу сентября вышли к Брянску.
        Там, в одной деревушке им удалось окружить дом с немецким взводом и выманить фашистов хитростью, объявив, что дом окружен двумя ротами красноармейцев. Это все переводил один местный житель неплохо говоривший по-немецки. Гитлеровцы в количестве 35 человек сдались, они их разоружили и расстреляли. Ничего не сделаешь: на войне свои законы. Спустя несколько дней, отряд Плиева добрался до частей Красной Армии. Им, голодным и оборванным, командование полка предложило сдать оружие. Импульсивный и резкий, но справедливый Саварбек Плиев раздраженно дал понять полковнику, что они не просто так прошли через все круги ада, чтобы у своих быть на подозрении в дезертирстве, и не их вина, что они остались в живых.
«Мы  пришли, чтобы бороться вместе с вами с нашим общим врагом – фашистами»!
 Их долго и тщательно проверяли, допрашивали «особисты» и пришли к выводу, что со стороны Саварбека Плиева и его бойцов измены Родине не было. После командования заградительной ротой, в которой он так не хотел служить, словно он прятался за спинами солдат, уже старший лейтенант Саварбек Плиев, после неоднократных написанных рапортов был направлен в начале 1943 года  в 282-й свердловский полк 175-й Уральской дивизии.
Саварбек Лорсаевич прошел всю войну, награжден многими орденами и медалями, дважды представлялся к высшей награде – званию Героя Советского Союза. Но не смог получить ее, так как считался без вести пропавшим с 1944 года.
     7 ноября 2009 года Саварбек Лорсаевич Плиев отметил свое 90-летие. На юбилейное торжество поздравить его приехали  Президент Республики Ингушетии, Герой России Юнус-Бек Баматгиреевич Евкуров, представители Правительства Республики Ингушетия, Парламента и начальник  пограничного управления ФСБ России по Ингушетии генерал-майор Юрий Иванович Стрединин…


       
  * * *

       За несколько дней до начала войны состоялось экстренное совещание. Проводил его командующий Западным особым военным округом генерал армии Д. Г. Павлов.  Здесь присутствовали все командиры полков, полковники и подполковники, майоры, капитаны, лейтенанты и старшины.
Вопросов было несколько, но один был главным: нападет ли гитлеровская Германия на Советский Союз? И если да, то когда?
- То, что ожидается война, сомнений нет,- сказал командующий,- для этого имеются все предпосылки. - После легкого покорения европейских стран, взоры Гитлера и фашистского командования обращены на восток. И мы знаем, что немцы усиленно  готовятся к нападению на СССР. Вопрос только в том, когда ждать это нападение? Но быть готовы к этому, мы должны.
- Приказываю, усилить работу по сооружению оборонительных укреплений, а пограничникам усилить наблюдение на всех участках границы и не поддаваться ни на какие провокации. А также активизировать работу по вылавливанию шпионов и диверсантов, переходящих границу.
         Излюбленным коньком гитлеровских генералов, как мы уже знаем из истории, являлась теория «блицкрига» - молниеносной войны, которая не без успеха применялась на Европейском театре военных  действий. «План Барбаросса», в основу которого было положено также внезапное нападение, планировался применить к Советскому Союзу, хотя немцы в глубокой секретности готовили это нападение. Ночью, скрытно, к границе на захваченной польской территории придвигались дивизии различных родов войск: танковые, пехотные, артиллерия. Все это тщательно маскировалось. Но ничего не могло укрыться от зоркого глаза пограничников, которые и днем и ночью следили за перемещениями гитлеровских солдат и их техники, и  докладывали командованию.
     Иногда словоохотливые гитлеровские офицеры, да и солдаты открыто делились с поляками о будущей войне с СССР. Некоторые поляки, рискуя жизнью, переплывали реку Буг, чтобы сообщить пограничникам о готовящейся войне. Все эти сведения незамедлительно передавались в столицу нашей родины – Москву. Об этом  тут же информировали лично Лаврентия Берия, который был народным комиссаром внутренних дел. Но все это игнорировалось, а ответ был лишь один: «Ни в коем случае не поддаваться на провокации, продолжайте усиленные наблюдения».
    Перед началом войны  на границе, которая проходила в каких-то 150 метрах от стен крепости, ощущалась огромная напряженность. Ходили слухи о возможной войне. Но была дана установка высшего командования: пресекать всевозможные разговоры о войне, просто никто не верил, что фашисты нарушат мирный договор и нападут на Советский Союз.
    Характерен случай, произошедший в полку. За день перед войной, 21 июня, низко над Брестской крепостью летал немецкий разведчик. Он сделал три круга. Наблюдатель, сидевший в нем, высунулся из кабины и  многозначительно погрозил кулаком красноармейцам, которые стояли у входа в казарму.
«Горячий, как кипяток, ингуш Цечоев Халид Датоевич не выдержал этого издевательства. Крепко выругавшись, навел винтовку на сидящего в самолете немца. На Цечоева сразу набросились и не дали выстрелить. А на следующий день Халид лежал здесь же, у казармы, бездыханный»…
Он погиб от взрыва снаряда в первый день боя вместе с пятью чеченцами.                пп
   … Выдалось свободное время, и Уматгирей с друзьями расположился на берегу реки Буга. Впереди, на западе, находилась граница, а за ней - Польша.
- Как вы думаете, война будет? – спросил  Саид-Хасан  Бейбулатов.
- Думаю, что может быть,- отозвался Василий Бородаев.- Немцы прошлись по Европе, уже стоят возле нашей границы в Польше. Для чего?
- А я думаю, что не посмеет Гитлер напасть на нас, то ему не европейские страны, где он прошелся победным маршем,- возразил Петр  Балюков.
- Даьра, Советский Союзе Гитлеро  корта чубоаккхе, корта а когаши а боацаш вусаргва из! – произнес Магомет-Гирей на своем родном  языке.
- Что он сказал на своем языке? – спросил Петр Балюков у Уматгирея.
- А ты его сам спроси.
- Переведи, что ты сказал.   
- Я сказал, что если Гитлер сунет голову в Советский Союз, то останется без головы и без ног,- сказал Магомет-Гирей и заразительно засмеялся.
- Очень правильно сказал, я с тобой полностью согласен! – поддержал его Петр. – Наша страна – это ему не европейские страны, которые он легко покорил. О нашу страну он обломает зубы, если сунется. – Здесь он узнает почем фунт лиха.
- Верно,- согласился с ним Уматгирей,- с нами ему не сладить. Помните из истории, что сказал Александр Невский: «Кто придет к нам с мечем, тот от меча и погибнет!» На счет СССР  Гитлер явно просчитается. Наш народ мужественный, бесстрашный и спаянный.
- Из истории нам известно, как Наполеон пытался покорить Россию, и что из этого получилось. Потерял всю армию и с остатками позорно бежал из страны,- подал голос Саид-Хасан Бейбулатов.
- А я получил из дому  посылку,- вдруг произнес Магомет-Гирей.      - Довольно увесистая, но, самое главное, в ней много сушеного мяса, яблоки, груши, грецкие орехи, баночка меда и еще разной всякой всячины. Дома думают, что нас здесь плохо кормят. Как бы не так! Зайдем сейчас в казарму, и я поделюсь с вами со всем, что мне прислали. Очень вкусное бывает сушеное мясо. Знают домашние, что я с детства его люблю, вот и положили  в посылку.
- А мне прислали письмо из дому, - с радостью в голосе сказал Уматгирей. – Давно ждал вестей от родных.
- Что пишут? Как они там?
- Все нормально, мама немного болела, но, слава богу, уже выздоровела.
- Про отпуск твой не спрашивают?
- Спрашивают, да еще как спрашивают. Не дождутся, когда получу отпуск и приеду на побывку. Я сегодня же отвечу им.
- А когда у тебя отпуск намечается?- спросил Досхоев Магомет-Гирей.
- Я тебе говорил, что еще в мае мог уехать, но жду тебя, когда тебе дадут отпуск, чтобы вместе побывать дома.
- У меня отпуск через месяц, в июле,- унылым голосом произнес он.     - Сам его с нетерпением жду. Подождешь до июля, вместе и поедем.
- Какой разговор, конечно, оттяну время до июля, чтобы не одному ехать. Я уже говорил с полковником Матвеевым, он согласился дать нам отпуска в одно время.
- Вот и прекрасно! А теперь пойдемте ко мне в казарму, разделим посылку.
   Подходя к казармам, встретилась Яна. Она обрадовалась встрече с Уматгиреем и его друзьями.
- Как хорошо, что я встретила вас! Куда это вы все так дружно направляетесь? – спросила она.
- Я получил от родных посылку с сушеным мясом, яблоками, грушами и грецкими орехами, есть и баночка меда. Вот идем ее делить,- за всех ответил Магомет-Гирей. Пойдем с нами, я тебе тоже дам фруктов и сушеного мяса. Это такая вкуснятина, настоящее лакомство. Ты когда-нибудь ела сушеное мясо?
- Нет, даже не представляю, что это такое.
- Пойдем, Яна,- поддержал Магомет-Гирея Уматгирей. – Тебе нужно попробовать его и будешь знать, что это такое.
- Хорошо, так и быть.
- А где Оксана? – вдруг спросил Магомет-Гирей и слегка покраснел.
  Это не осталось незамеченным от взгляда его товарищей и девушки.
- Да на свидание ушла,- подшутил Саид-Хасан Бейбулатов,- я видел, что она разговаривала с каким-то усатым офицером и услышал, что он усиленно приглашал ее.
- Шути, шути, да не заговаривайся,- с металлом в голосе произнес Магомед-Гирей. - Оксана не такая девушка, чтобы с первого приглашения побежала на свидание.
- Ребята, не кипятитесь,- вмешалась Яна,- Оксана сейчас подойдет. Мы с ней хотели поговорить с Уматгиреем и Магомед-Гиреем, чтобы завтра на выходной пойти в увольнение в город Брест, он же рядом, чтобы прогуляться, посмотреть кино и поесть мороженное.
- Я согласен!- тотчас же воскликнул Магомет-Гирей, и многозначительно посмотрел на Саид-Хасана сверху вниз, словно говоря: ну, что, кто из нас прав был?
 Товарищ развел руками в разные стороны и состроил унылую гримасу: ничего не скажешь, твоя правда.
           Вечер 21 июня 1941 года выдался очень жарким, стояла нестерпимая духота. Закат отсвечивал зловещим ярко-красным, скорее всего, багряным заревом. Ни малейшего дуновения не наблюдается и до утра, по-видимому, и не предвидится. Слышатся переливы гармошки или баяна со стороны Кобринского укрепления, демонстрируется кинокартина «Доктор Калюжный» прямо на белой стене казармы. Как правило, в субботний день фильмы показывали в нескольких местах крепости. Плац 333-го полка располагался на западной стороне от казармы. Кино демонстрировалось на растянутом экране на стене. Позже солдаты говорили, что среди смотревших кинофильмы было много немцев, переодетых в красноармейскую форму. Территория крепости маленькая, а на ней размещалось много тысяч людей. Так что, нет ничего удивительного, что немецкие диверсанты были перед войной в крепости.
        Завтра воскресенье.  Одни средние и старшие командиры отправились перед выходным в город, другие остались в Кобринском укреплении. Там в начсоставских домах проживают их семьи. Можно будет провести время в кругу семьи, пообщаться с детьми. Много дел откладывается на этот выходной. Всем он нужен позарез – этот заслуженный воскресный день отдыха.
         Ночь опускается над крепостью. Все разошлись, чтобы отдохнуть по своим казармам и квартирам. Только пограничникам, стоящим в дозоре не до сна и не до отдыха. Они чутко прислушиваются к шуму, смешанному с лязгом железа и урчанием моторов, доносящемуся из-за Буга на польской стороне. А он заставляет настораживаться, быть начеку. Без сомнения там возня тяжелой бронетехники – танков.
Уматгирей остался ночевать в казарме у земляков, чтобы утром встать пораньше и с товарищами пойти прогуляться в г. Брест.
          А в 23 часа 45 минут Военным Советам западных военных округов Наркомом Обороны была послана Директива, предупреждающая о возможности нападения гитлеровской  Германии. В ней было сказано: «задача наших войск - не поддаваться ни на какие провокационные действия, которые могут вызвать крупные международные осложнения, но быть в полной боевой готовности и встретить возможный внезапный удар немцев и их союзников».
   Совместно со своими союзниками Германия направила против СССР огромную мощь -190 дивизий. Агрессор имел 5млн. 500 тысяч солдат и офицеров, 3712 танков, 47260 орудий и минометов, 4950 самолетов, не считая кораблей военно-морского флота.

                * * *
           Небо чуть-чуть побледнело к 4 часа утра. Постепенно гаснут звезды. Пограничники-часовые, замаскировавшиеся в кустах по берегам Буга,  бдительно несущие свою службу на башнях Тереспольских и Холмских ворот, а также на валах у Восточного форта вдруг заметили что-то необычное. С польской земли, словно  огромная туча саранчи, налетели немецкие самолеты и стали сбрасывать бомбы, и бочки с горящей нефтью на спящую  Брестскую крепость. Тут же ударили сотни орудий и минометов. Грохот, вой снарядов. Вздымалась земля во дворе Цитадели, разлетались во все стороны кирпич, камни, битое стекло, куски разорванного железа. Это война!
        Пробудившиеся от сна, солдаты и командиры не сразу поняли, что случилось. Они вдруг проснулись среди ада. Другими словами это и не назовешь. Вокруг огонь и смерть, крики и стоны раненых. Многие гибли тут же, не успев окончательно проснуться и прийти в себя. Они не соображали, что происходит вокруг. Пыль, чад, смрад, рушатся потолки, все вокруг заволокло  пылью. Крики солдат, стоны раненых.
- Что это такое?
- Война!
- Неужели война?!
- Скорее на выход за оружием!
Уматгирей, как только проснулся в казарме 333-го полка, расположенной чуть левее центральной части крепости недалеко от Тереспольских ворот у своих друзей, моментально оделся, на ходу стал застегивать пуговицы на гимнастерке, подпоясался солдатским ремнем с пистолетом. По ходу он схватил винтовку из пирамиды. Его друзья в спешном порядке ринулись  к выходу, хватая поспешно винтовки с пирамиды и доставая боеприпасы.
- Как ты?- спросил он Магомет-Гирея,- ты не ранен?
- Нет, слава Аллаху!- воскликнул он, на ходу поправляя гимнастерку.
- Ну, а ты Петр и ты Саид-Хасан?
- Все нормально!
   Выскочили во двор, где уже было не менее стапятидесяти-двухсот человек, некоторые раздетые и разутые, оглушенные взрывами. Среди них царила растерянность. Но не долго, пока не  стали раздаваться отрывистые команды. Смешались бойцы всех рот и команд.
      Уматгирей заметил  среди выбежавших солдат много земляков. Вдруг все увидели старшего лейтенанта Александра Ефимовича Потапова и Андрея Митрофановича Кижеватова, бежавшего  к своей заставе.
 Кижеватов своей семье, которая чудом избежала гибели, уже на ходу дал команду жене и матери укрыться в подвале вместе с тремя маленькими детьми, так как при обстреле, здание 3-й комендатуры было разрушено, и оно горело. Много женщин, детей и бойцов осталось под развалинами. Его семья благополучно спустилась в подвал. Кижеватов со своими бойцами занял разрушенный снарядами дом заставы, приготовился к обороне, чтобы отразить атаки фашистов.
   Враг усиливал огонь, здание комендатуры и  казармы горели и рушились, к небу поднимались зловещие клубы черно-багрового дыма. Наступающие немецкие части беспрерывно бомбили саму Брестскую крепость, а в городе Бресте штабы и склады
  А здесь здоровые бойцы несли с собой раненых, спускались  в укрепленные сводчатые подвалы, которые простирались под всей казармой. Стены и потолки подвалов были очень крепки, что их не могли взять никакие снаряды или авиабомбы.
     Увидев старшего лейтенанта Барханоева, выбежавшего из рушившейся казармы, старший лейтенант Потапов, который принял руководство обороной на этом участке,  сказал ему:
- Куда бежишь, Барханоев?
- К своей пограничной роте!
- Отставить! Здесь каждая рота – своя! Мы организуем оборону, и будем  держать её здесь. Там другие командиры-коммунисты найдутся. Я  принимаю командование на себя, ты – мой заместитель.
- Есть!
- Коммунисты и комсомольцы ко мне!
 Подбежало несколько человек, он им дал команду  возглавить небольшие отряды и держать с ним связь через связных и через Уматгирея.
- Помогите старшему лейтенанту Барханоеву разбить бойцов на отделения, боевые группы, выставьте наружные посты, распределите бойцов у окон подвала!
Сам он повел женщин и детей в глубь подвала, где отвел им и для раненых отсеки. Было их здесь много – семьи командиров и младших командиров сверхсрочной службы. Женщины ухаживали за ранеными, перевязывали им раны, как могли, облегчали их страдания.
- Нужны добровольцы для наряда санитаров, чтобы втаскивать в подвал раненых, которые лежат наверху  вокруг казармы.
Спокойные, властные команды старшего лейтенанта успокоили бойцов, вселили уверенность и самообладание. Солдаты воспрянули духом. Паника исчезла. Санитары вышли наружу и вскоре первые раненые были доставлены в подвал и уложены на солому. Возле них стали хлопотать женщины, перебинтовывая их раны. Организовав санитарную команду для внесения в подвал раненых, поставив перед ними задачу, он громким голосом прокричал:
- Слушай мою команду: занять круговую оборону! Пулеметчики  и все остальные стрелки к окнам и к входной лестнице!
   Сам он выглянул в одно центральное окно. В это время первые цепи фашистских автоматчиков просочились во двор Цитадели со стороны Холмских ворот и наступали, поливая свинцовыми очередями в разные стороны.
- За Родину, огонь по врагу!
 Дружный винтовочный огонь, пулеметные и автоматные очереди внесли сумятицу в наступающие цепи гитлеровцев, попадали убитые, застонали и закричали раненые. Остальные бросились бежать обратно. Первая отбитая атака окрылила и вдохновила красноармейцев.
- Не такие они уж и страшные вояки, если дали деру, что аж пятки засверкали!- воскликнул кто-то.
  Все вокруг засмеялись.
Уматгирей никогда в жизни не убивал человека. Он не представлял, что это будет неприятно. Сейчас он увидел, что, как только он нажал на курок, гитлеровский солдат согнулся пополам и упал головой вперед.
«Попал,- мелькнуло у него в голове. – Я убил человека, нет, не человека, а фашиста, врага, который непрошено пришел на нашу землю убивать ни в чем не повинных людей. Значит, и я имею моральное право уничтожать их, моих врагов».
 Тошнота подступила к горлу, но он сумел ее подавить и продолжать выполнять свое солдатское дело – бить врага, посмевший посягнуть на его Родину. Тошнота быстро прошла, и он продолжал  разить врага. В детстве играли в войну. А здесь - настоящая война. На ней могут и убить. Но страха никакого не было. И у Уматгирея и у всех солдат было одно желание: бить врагов, не давая никакой им пощады.
«Я давал присягу уничтожать врагов Родины, и не должен проявлять малодушие и всякую жалость, ибо на войне как на войне!»
- Предупреди красноармейцев, чтобы экономно расходовали патроны!- крикнул командир старший лейтенант Потапов, пробегая мимо Уматгирея.
- Есть!
И Уматгирей тут же стал обходить солдат, засевших возле окон, и громким голосом  подавал команду, чтобы все слышали:
- Патроны беречь! Каждая пуля должна достаться врагу!
       В середине дня командир 333-го полка  полковник Матвеев сумел прорваться в крепость сквозь вражеское окружение. Переговорив с красноармейцами, попросил держаться, бить крепко врага, скоро вернется с помощью. Но вернуться он так и не смог. Говорили, что комполка был убит немецким автоматчиком. На самом деле оказалось, что части 6-й и 42-й дивизий отупили под напором превосходящих сил противника. Убит был Николай Иванович Тихомиров.
 Уматгирей подошел к Петру, Саид-Хасану и Михаилу Дементьеву, которые держались вместе, рядом друг с другом у окон. Чуть дальше стояли Бородаев Василий, Абаев Сайпудди, Юрий Сидоров, Досхоев Магомет-Гирей. Все они были недалеко друг от друга.
 После того инцидента, Абаева и Сидорова всегда можно было видеть вместе, они стали неразлучными друзьями. Все подтрунивали над ними: вот идут сибирское здоровье и кавказское долголетие, намекая на то, что всегда, провозглашая тост, говорят за «сибирское здоровье» или «кавказское долголетие». Они не обижались на это, а только улыбались. Сайпуддин, когда бывала возможность, добывал папиросы, как лакомство, для своего друга, зная, что Юра был любитель  покурить.
- Как дела?  Как настроение?
- Да ничего, вроде,- за всех ответил Петр.- Бьем немцев, этих непрошенных гостей.
- По-другому и не должно быть!-  добавил Магомет-Гирей.- Они свое получат!
- Как ты думаешь?- спросил Магомет-Гирей,- Оксана и Яна живы?
- Не знаю, хотелось бы, чтобы с ними ничего не случилось.
- Дай - то бог!..
 Откуда-то вынырнули два друга – Петя Клыпа и Коля Новиков. Пете было пятнадцать лет, а Коля старше его на год или полтора.  Петя был невысокого роста, худенький и щупленький и, казалось, что он двенадцатилетний подросток. Оба были воспитанниками музыкального взвода при 333-ем стрелковом полку. Друзья были смелыми и сообразительными. Вот и сейчас они искали удобное окно, чтобы пристроиться и бить врага. У обоих были новенькие винтовки, из которых они научились неплохо стрелять. Солдаты их любили и оберегали, не давали им лишний раз рисковать и страховали от беды.
- Куда направились, ребята?- спросил их командир Потапов,- сейчас немцы полезут.
- Товарищ командир,- бодро произнес Петя Клыпа,- у женщин кончается перевязочный материал и лекарства. Хотим раздобыть бинты и медикаменты для раненых.
- Нельзя пока  наружу выходить. Как только стихнет стрельба или ночью, а сейчас опасно, ребята.
- Да мы знаем, товарищ командир! Мы сдуру под пули не лезем.
- Знаешь, что, красноармеец Клыпа,- сказал командир А.Е. Потапов,- будешь у меня связным. Мне очень нужен связной и ты как нельзя лучше подходишь для этой цели. С этого момента ты являешься моим связным.
- Есть!- мальчик отдал честь. – А что будет делать Коля Новиков?
- Он тоже не останется без дела…
  Потапов не успел договорить.
- Приготовиться!- прокатилось по подземелью.- Немцы идут!
        Все прильнули к окнам, прицелились. Но на этот раз гитлеровцы стали стрелять по подвальным окнам из легкой пушки, которую выкатили из Тереспольских ворот. Снаряды бились об кирпичные стены и разрывались. Осколки кирпича разлетались во все стороны. Некоторые снаряды попадали в окна и разрывались в подвалах. Они принесли с собой беду: появились раненые и убитые. Работали и вражеские минометы. Но меткие  выстрелы солдат и снайперов уничтожили артиллеристов. Раненых красноармейцев сносили вглубь подвалов, убитых в другие отсеки.
Вдруг до Уматгирея донеслось:
- Сайпуддин ранен!
Уматгирей резко повернулся и бросился обратно, где стояли двое друзей. Приблизившись, он увидел, как Юра наклонился над раненым другом, расстегнул на груди гимнастерку, пытаясь наложить на рану повязку.  Повязка моментально стала красной от выступавшей крови.
- Осторожней!
- Прижимай плотнее.
- Вызовите медсестру!- крикнул кто-то.
- Уже побежали за ней.
   Лицо Сайпуддина было бледным, глаза он прикрыл, ни единого звука он не издал, когда прибежала медсестра, попросила снять гимнастерку и стала умело бинтовать крепкое тело красноармейца. Пуля попала в правую сторону груди, пробила легкое и вышла под  лопаткой.
Уматгирей наклонился над раненым:
- Миштав хьо?
Сайпуддин открыл глаза, попытался улыбнуться и, бодрясь, произнес:
-Х1умма дац, Дала мукъалахь каста верзаргва со.
- Что он сказал?- спросил Петр.
- Сказал, что ничего нет страшного. С божьей помощью скоро поправлюсь.
- Правильно сказал. И держится молодцом,- послышался чей-то голос.
- Сайпуддин,- сказал сибиряк Юра,- держись, смотри, не умирай. Ты еще должен после войны приехать ко мне в Сибирь, в Красноярск, и мы с тобой сходим в тайгу на медведя. А потом я к тебе приеду  в гости на Кавказ.
- Конечно,- слабо проговорил Сайпуддин,- ты еще на моей свадьбе погуляешь.
 Чувствовалось, что он теряет силы.
- Отнесите его в наш «медсанбат»,- приказал Уматгирей. - Ему нужен отдых.
 Юрий Сидоров бережно взял Сайпуддина на свои могучие руки и осторожно понес раненого за медсестрой в отсек подвала, где располагался «медсанбат».
В этот день  бойцы отразили восемь атак противника и тоже понесли потери.  Немцы так и не смогли захватить или выбить красноармейцев из подвалов Цитадели. Несмотря на потери, защитники Брестской крепости во всех местах сопротивления с поразительным упорством и героизмом отражали натиск во много раз численно превосходящих сил противника, проявляя при этом невиданную стойкость и героизм.
     Уматгирей на время присел отдохнуть, прислонив автомат к стене. Он окинул взглядом усталые, изможденные, испачканные местами красной пылью от кирпичных стен крепости, но суровые, полные отваги и мужества лица, Бейбулатова Саид-Хасана, Арсеноева Магомеда, Балюкова Петра, Протасова Сергея, Досхоева Магомет-Гирея, Бородаева Василия и многих других отважных защитников Брестской крепости.  За этот тяжелый день он порядком измотался и набегался по подвалам.
       Немцы установили по разным местам мощные громкоговорители и стали  предлагать сдаться защитникам крепости. Они обещали хороший уход раненым, всем отменное питание и достойное обхождение,  вообщем, предлагали им почетную капитуляцию, чтобы они вышли с белым флагом.  Самолеты, пролетая над крепостью, сбрасывали сотни листовок. В них фашисты уговаривали защитников крепости  прекратить бесполезное сопротивление.
- «Ведь вы же храбрые герои, не губите понапрасну себя!- увещевали они их, как малых детей,- мы вам окажем все знаки внимания почетной капитуляции, если сдадитесь».
-Хьажал фу йоах немцаша? Почетни капитуляци! Ж1алеш, во ж1алеш! А вот это они не хотят,- проговорил Досхоев Магомед-Гирей и показал в их сторону фигуру из трех пальцев.
Солдаты расхохотались и долго не могли успокоиться.
 – Ты посмотри, какие они умные!- продолжил возмущаться Магомед-Гирей.- Я буду драться до последнего патрона, но в плен никогда не сдамся этим фашистам. Лучше застрелюсь, но Родину не продам за кусок колбасы! Прав я, или нет?
- Мы все так думаем,- поддержал его Уматгирей.- Советские люди родиной не торгуют. Не на тех напали.
- Вот-вот,- добавил Петр.- Это им не в Европе воевать, где они привыкли к легким победам. Тут страна Советов! Здесь они отведают и узнают, почем фунт лиха! Короче - «кузькину мать»!
- Недаром говорят: «Не буди лихо, пока  лежит тихо»! А теперь пусть  сами на себя пеняют, что полезли на нашу страну.
- Недаром немецкий канцлер Вильгельм говорил: «Русские медленно запрягают, но ездят быстро»,- проговорил Магомет-Гирей.- Не прислушался Гитлер к его мудрым словам, а теперь пойдет кашашка
         После того, как переставали вещать динамики, немцы давали еще минут тридцать или час на обдумывание. Наступала пронзительная тишина. Только голос немецкого диктора напоминал: «Осталось десять минут!», «Осталось пять минут!» И, если советские солдаты не выходили с белым флагом, фашисты приходили в бешенство и вновь с удвоенной яростью обрушивали на защитников губительный огонь из всех пушек, гаубиц и минометов. Самолеты сбрасывали тяжелые фугасные бомбы. Красноармейцы тоже не оставались в долгу и с еще большим ожесточением отвечали на их огонь из своего оружия, что у них было.
      Уже со второго дня стали кончаться боеприпасы у бойцов 333-го полка под командованием старшего лейтенанта Потапова. И здесь их неожиданно выручил Петя Клыпа.
- Товарищ командир, я могу показать, где найти боеприпасы. Их там много.
- И где они? – удивился командир.
 Молодой боец рассказал, где они находятся, и как он их обнаружил.
- Когда это ты успел?
- Вчера к вечеру, когда бой немного стих, мы с Колей Новиковым сделали вылазку. Я прошелся по конюшням, перелезая из одного внутреннего окна в другое. Так я добрался до склада оружия и до склада медикаментов. Правда, склад медикаментов слегка разрушен, но под завалами удалось собрать кое-что.
- Молодец, но надо быть предельно осторожным, вокруг идет стрельба. Война – это настоящая, а не детская игра. Могут ранить или убить.
- Я же не ребенок,- возразил Петя,- стараюсь быть осторожным вместе с Колей,- добавил Петя и показал новенький небольшой пистолет иностранного образца и запасные две обоймы к ним. Такой же и у Коли Новикова.
- Прекрасно, ты просто молодчина!
Командир Потапов подозвал своего заместителя старшего лейтенанта Барханоева:
- Бери с собой людей, и перетащите сюда боеприпасы из оружейного склада. Он чудом уцелел и не разрушен от артобстрела и бомбежки авиации. Где он расположен, тебе скажет Петя Клыпа.
- Есть! Петя, объясни, как найти этот склад!
- Я с вами пойду и покажу его. Вначале надо снять немецкого пулеметчика, который строчит с Тереспольской башни. Он чуть меня не зацепил, но не успел.
- Нет, давай так условимся: ты нашел этот склад, ты молодец. Но второй раз тебе туда идти не следует. Расскажи, где он находится, а мы сами все сделаем.
Солдаты всячески оберегали юного солдата, не подвергали его лишний раз риску. Поэтому  Потапов и сделал его своим связным, чтобы он всегда был у него под рукой и меньше подвергался опасности.
 Мальчик объяснил, как найти этот склад, но чувствовалось, что он обижен, что его не берут на это дело.
- Не вешай носа,- сказал дружелюбно Уматгирей,- ты геройский солдат, ты нас всех здорово выручаешь.- Мы все тебе очень благодарны!
После этих слов Петя успокоился, лицо его посветлело, он понял, что старший лейтенант правильно поступает. Потапов не выпустил группу солдат, пока они не убрали немецкого пулеметчика на Тереспольской башне. Взяв с собой  Досхоева Магомет-Гирея, Сергея Протасова, Василия Бородаева, Уматгирей, где ползком, где перебежками они добрались до склада и не без труда попали во внутрь. На стеллажах лежали винтовки, новые автоматы, пистолеты «ТТ» и наганы. Стояли ящики с патронами, минами и гранатами. В углу - несколько минометов. Все это богатство было хорошо смазано заводской смазкой. При виде этого арсенала, у всех разбежались глаза.
 - Ух, ты!- не удержался Сергей Протасов.- Вот это да! Ай, да молодец Петька!
- Настоящий джигит,- поддержал его Магомед-Гирей.- Как вовремя он обнаружил этот склад. У нас уже патроны стали кончаться.
Все это оружие они перетащили в подвалы полковых казарм под прикрытием клубов черного дыма распространяемого повсюду после загоревшихся казарм, различных построек и конюшен и сразу же пустили в дело – ударили по врагу.
 Известие о найденном Петей Клыповым арсенале оружия разнеслось по подвалам довольно быстро. Петя был героем дня. Но он никогда не задирал носа, не кичился, а просто скромно делал свое солдатское дело. Стрелял он метко, и не одного гитлеровца уложил из своей винтовки. Он был смел и хладнокровен, несмотря на свой юный возраст. Помог с боеприпасами и медикаментами. Когда раненых начала мучить жажда, плакали дети и женщины смотрели безумными глазами на мучения своих малышей, Петя с разрешения командира отправлялся на берег Буга. Как он умудрялся проскочить простреливаемую зону и где надо проползти по-пластунски, одному богу было известно. Но всегда он возвращался с двумя-тремя полными фляжками, висящими на поясе. Вода в первую очередь доставалась детям, женщинам и раненым, также заливалась в кожух пулеметов «Максим» для охлаждения.
    Вскоре во двор с Холмских ворот прорвался немецкий танк и выстрелил в сторону подвалов. Пехота, которая обычно сопровождала танки, давно была отсечена огнем красноармейцев. Ответить защитникам было нечем. Но во дворе стояло несколько  разбитых пушек артиллерийского парка 333-го полка. Рядом валялись ящики со снарядами. Одна пушка все же была пригодна для стрельбы. Уматгирей Барханоев и Узуев Виса Яхьяевич переглянулись друг с другом и, не сговариваясь, бросились наружу и перебежками добрались до пушки.
- Куда? Вернитесь! – кричали им вслед бойцы.
Но смельчаки были уже у орудия. Наводящий прицел, панорама, была разбита, Виса стал прицеливаться через ствол. Старший лейтенант вложил в казенник снаряд. Виса выстрелил и попал возле гусениц. Взметнулось черное облако взрыва. Немецкий танкист увидел их и стал медленно поворачивать башню танка в сторону смельчаков, но выстрелить не успел. Виса и Уматгирей оказались проворнее. Выстрел - и башню танка заклинило. Красноармейцы, затаив дыхание, следили за поединком. Третьим и четвертым выстрелами из башни танка повалил черный дым. Больше немецкий танкист не успел сделать ни одного выстрела. Дело было сделано. Впоследствии, когда наступит относительное затишье, немцы прицепят этот танк к другому и  оттащат его на свою сторону за крепостные ворота. В ту же минуту затрещали автоматы и стали рваться мины.
- Ура-а-а!- закричали бойцы.
Смельчаки Барханоев и Узуев, где ползком, а где перебежками заскочили в подвал и оказались в крепких объятиях солдат. Все поздравляли и жали им руки, поздравляя с удачей.
- Молодцы, дали фашистам прикурить!
       Незаметно опустилась ночь. Немцы почти перестали стрелять. Это было затишье до утра. Всю ночь все ждали подхода наших войск, но фронтовая линия стремительно отодвигалась все дальше на восток. Нашим войскам приходилось отступать перед прекрасно обученным и хорошо вооруженным противником, закаленным в боях, при захвате европейских стран. Танковые дивизии Гудериана и Гота быстро приближались к Минску, стремясь сомкнуть кольцо окружения за советскими частями, которые с тяжелыми боями отступали от приграничных рубежей страны. Но захватить Брестскую крепость сходу немцам не удалось. Она героически оборонялась у них в тылу с железной стойкостью и упорством, проявляя неслыханные чудеса героизма не один день, не одну неделю, не один месяц. Хотя Гитлеру шли хвастливые донесения, что через несколько дней крепость пала и ее захватили.
       Вся первая ночь прошла в напряженной работе советских солдат. Противник стрелял изредка из артиллерии, беспокоя защитников крепости. Местами немцы оттянули войска за внешний вал, давая кое-какой отдых своим солдатам. Эта ночная передышка дала возможность перегруппироваться и красноармейцам, провести  учет боеприпасов, похоронить наскоро павших своих бойцов в сухой и твердой земле, собрать оружие и патроны  среди убитых фашистов, также раздобыть в их ранцах кое-какой провиант.

                * * * *

      Утром на следующий и третий день гитлеровцы предприняли  сильнейшую атаку на центральные казармы. Наступали они с северной части крепости. Но успеха не имели. Отступив, неприятель больше не атаковал. Он вызвал подкрепление – самолеты, которые бомбометанием пытались уничтожить бесстрашных защитников крепости. Опять успех был равен нулю. В период бомбежки, защитники считали его как бы временной передышкой. Пехота немцев переставала проводить атаки, когда налетали немецкие самолеты, а советские бойцы спускались в подвалы и имели время, чтобы переждать бомбардировку.
       В первый день войны голод и жажда не так сильно давали о себе знать, но со второго и третьего дня жажда стала особенно невыносимой. Фашистские диверсанты, пробравшиеся накануне войны в город Брест, вывели из строя водопровод и электростанцию. Внутри крепости колодцы не были предусмотрены, не предусмотрели и запасы воды перед войной. Вначале войны, в первый день, воду брали из рек Буга и Муховца, а потом контроль взяли над ними немцы. А возле стен оборонительной казармы до воды было рукой подать, всего ничего – около десяти метров. Но эти метры были под усиленным наблюдением противника и простреливались немецкими автоматчиками с противоположного берега Буга.
-Уматгирей,- обратился командир Потапов к нему,- как положение у раненых?
- Плохо,- товарищ командир,- в первый день индивидуальный запас пакетов и бинтов израсходован. Женщины разорвали на бинты свое белье, принесли из казарм простыни и наволочки. Этого тоже не хватило. Раненые перевязывали свои раны, чем попало. Порой даже не перевязывая, продолжают сражаться. Перевязки менять нечем, тяжелораненые могут умереть от заражения крови.
- Положение не легкое, даже не приложу ума, где достать материал на перевязки.
- Спасибо Пете Клыпе, который смог обнаружить перевязочный материал под какими-то развалинами. Но все это уже кончилось.
Командир увидел на левой руке у Уматгирея какую-то повязку:
- Ранен, что ли?
- Пустячок, пуля поцарапала. Ребята перевязали, чтобы кровь не шла. Страшно другое.
- Что именно?- Потапов посмотрел тяжелым, усталым взглядом на помощника Барханоева, было заметно, что спазмой стягивало пересохшее горло, во рту не было ни грамма слюны. Уматгирей видел героические усилия командира, но помочь ему он ничем не мог.
- Самая тяжелая мука для раненых и всех бойцов,- произнес он, стараясь не глядеть в глаза Потапову, – это отсутствие воды. Это для нас враг номер один. Крепость окружена водой, а напиться никак не можем и облегчить страдания не только раненым, но детям и женщинам.
- Да, это правда,- согласился с ним Потапов.- Ужасное положение.
- Даже ночью подползти к реке и зачерпнуть хотя бы в котелок или каску воды очень опасно,- сокрушался Уматгирей,- осветительные ракеты ярко, как днем освещают все вокруг, а немецкие пулеметчики всегда начеку и прошивают  очередями берег реки.
- Знаю, но солдаты умудряются добыть воды.
- Да, но какой ценой! Одни погибают на обратном пути, другие получают ранения. Отдельные смельчаки ухитряются добыть бесценный котелок воды и по-пластунски, прижимаясь к земле, приползают к подвалам. В первую очередь заливают в пулеметы, остальная вода поступает в подвалы для детей, раненых и женщин.      
 - Знаю, там отмеряют ее крышечкой от немецкой фляжки и делятся со всеми,- сокрушенно произнес командир.
- Да, всех жалко, особенно болит душа за детей. Плакать и кричать  они уже не могут – нет сил. Они голодны и жалобно просят воды. Красноармейцы достают им кое-какую еду, добытую у убитых немцев из их ранцев и на шнуре закидывали фляжку в реку, чтобы хоть немного достать воды. Но ее катострафически не хватает.
- Что будет дальше, если не будет воды?
- Надо бы попробовать рыть ямы в подвале. Может, дойдем до воды,- высказал предположение Уматгирей.
- Выдели бойцов и попытайтесь.
- Есть!
- Как настроение у бойцов, что говорят?
- Настроение боевое, паники не чувствуется, все полны решимости бороться до конца, бить фашистов и стоять насмерть.
- Это я тоже замечаю. Нет ни одного паникера или труса. Геройские бойцы!
- Воюют все исключительно смело и отважно!- сказал Уматгирей.
- А все-таки, если так будет продолжаться и дальше, придется женщинам взять детей и идти сдаваться в плен, другого выхода нет,- сказал Потапов, отводя взгляд от Уматгирея.
- Об этом и думать никак нельзя,- товарищ командир,- женщины наотрез отказались, когда  кто-то произнес это вслух.- Глаза их, горели ненавистью к фашистам, они чуть не испепелили того солдата, кто это сказал.
-Да, их можно понять, но это, единственный выход в этих условиях : хоть как-то сохранит им жизнь. Здесь все погибнут от пуль, от бомб, от голода и жажды.
- Плен им также ненавистен, как и мужчинам,- сказал Уматгирей.
- Но я не вижу другого выхода,- голос командира Потапова заметно дрожал.               
- Нужна вода, она облегчит страдания солдат, раненых, женщин и детей. Иногда человеческие силы не выносят этих мук, что люди, порой, от жажды сходят с ума. А пока будем рыть ямы, может, доберемся до  воды.
- Дай бог добраться до нее,- сказал Потапов и отвернулся.
- Дождь нужен нам, ой как нужен он!- сокрушенно произнес Уматгирей,- хоть бы ливанул на несколько часов!
- На небе ни облачка, вокруг одно знойное марево,- произнес командир Потапов. – Как назло очень знойное лето выдалось!
    Вскоре в подвалах с десяток солдат по приказу Уматгирея стали штыками и ножами рыть ямы. Получались они неглубокими, края ям осыпались. В одном месте за день воды собралось меньше котелка. Даже раненым ее не хватило. Это был сизифов труд. Хотели отказаться от этой затеи, но потом решили надо хоть эти драгоценные капли собирать.
       24 июня немцы очень долго бомбили, а группе командиров, которые возглавляли участки обороны в центре крепости, удалось провести совещание. Если в первые два дня вся крепость вела упорные бои, то в дальнейшем отдельные группы обороны очищали от гитлеровцев соседние участки, а затем они сливались и между собой, бойцы завязывали связи и договаривались о взаимодействии и помощи друг  другу.
       И к вечеру этого дня фашисты огромными усилиями и большими потерями были отброшены во многих местах крепости. Совещание провели в одном из подвальных  отсеков  возле Трехарочных ворот. Командиры приняли решение об обороне Брестской крепости под единым командованием. Командиром избрали опытного, старого коммуниста, участника гражданской войны и участника войны с белофиннами Ивана Николаевича Зубачева, а заместителем по политчасти - полкового комиссара Е.   М.   Фомина. И был составлен приказ №1 по гарнизону, который оказался в единственном роде, сыгравший важную роль в обороне крепости.
«В ноябре 1950 года под развалинами одного из участков казарм был обнаружен так называемый «Приказ № 1», вернее его остатки. Это было три обрывка бумаги, второпях исписанные карандашом,- боевой приказ, который 24 июня 1941 года набросали командиры, возглавлявшие оборону центральной крепости. «Приказ № 1», по существу остался до настоящего времени единственным документом, относящимся к Брестской крепости. Из этого приказа  мы впервые узнали фамилии руководителей обороны центральной цитадели: полкового комиссара Фомина, капитана Зубачева, старшего лейтенанта Семененко и лейтенанта Виноградова.
    Несколько позже удалось установить, что не все участники обороны Брестской крепости погибли, а кое-кто из них остался в живых. Эти люди, в большинстве своем тяжело раненные или контуженные, попали во вражеский плен и перенесли все ужасы фашистских концлагерей. Некоторым из них посчастливилось бежать из плена, и они сражались в отрядах партизан, а потом в Рядах Советской Армии. В данное время остатки «Приказа № 1» хранятся  в Музее Брестской крепости».
     Ночью из разных отсеков подвала вдруг послышалось пение.
- Что это?- встрепенулся командир Потапов.
 Уматгирей прислушался. Отчетливо доносилось торжественное пение.      - Ла-илла-ха ил-аллахь!  Ла-илла-ха ил-аллахь!  Ла-илла-ха ил-аллахь!          В других отсеках громко и отчетливо пели отходную или заупокойную молитву «ясин».
- Это бойцы чеченцы и ингуши поют, так называемую, отходную молитву «ясин», - пояснил Уматгирей,- готовятся к смертному бою. Когда речь идет о защите Родины, храбро, мужественно, непоколебимо и без всякой оглядки ингуши и чеченцы идут на смерть, проявляя  презрение к смерти. У наших народов это идет испокон веков. Сейчас они насмерть защищают свое советское Отечество. И еще ее поют над покойником из священной книги мусульман «Корана».
- Какие мужественные, бесстрашные, преисполненные спокойного героизма эти ребята, если могут спокойно, без всякого страха, петь молитву перед лицом смерти, проявляя к ней презрение, готовясь к завтрашнему бою. Я преклоняюсь перед их мужеством. Честь и хвала им за это! И всем воинам, воюющим против этого жестокого, сильного и коварного врага.   
       В первую ночью в расположение 333-го полка  с остатками отряда пришел лейтенант Андрей Митрофанович Кижеватов. Он весь первый день войны вместе с пограничниками держался в разрушенной своей заставе.
 Они держали оборону и зачастую штыковыми ударами не допускали автоматчиков, которые всеми силами пытались пробиться через Тереспольские ворота к центру крепости. Кижеватов  стал ближайшим помощником старшего лейтенанта Потапова, как и Барханоев.  Он всегда появлялся в самых опасных, но решающих участках обороны в первых рядах, идущих в атаку своих пограничников. Раненый, в грязных кровавых повязках, он не выходил из строя и всегда словом подбадривал солдат. Все любили своего командира.
Защитники крепости сопротивлялись очень упорно, но враг постепенно одолевал их и перевес их становился  все более заметным.
Вскоре на участке 333-го  стрелкового полка положение стало критическим.
В этом критическом положении оставаться женщинам и детям  в крепости, в подвалах не имело смысла. Они неминуемо должны были погибнуть от артобстрела и тяжелых бомб, которые каждый день противник сбрасывал на крепость, которая осталась без воды и пищи. Создалось критическое положение. Надо было принимать какое-то решение. И оно, хоть и очень тяжелое, было принято. Решением командования крепости женщины и дети должны были выведены из сражающихся казарм и отправлены в плен, несмотря на все унижения, которые могли они претерпеть от врага. Это было горькое и тяжелое решение. 
 Потапов подозвал к себе своих заместителей: старшего лейтенанта Барханоева и лейтенанта Кижеватова:
- Приказываю вам пройтись к женщинам по подвалу и передать им приказ, чтобы они взяли с собой детей и шли в плен. Этим хоть кто-то спасется сам и спасет своих детей. Здесь гибель для них будет неминуема. Простите меня, но отдать такой приказ мне самому выше моих сил. Прошу вас пройти к ним и сказать им об этом.
- Нам тоже будет нелегко сообщить им об этом, но приказ мы выполним, товарищ командир,-  сказал  лейтенант Кижеватов.- Действительно, раненые красноармейцы, женщины и дети тяжело переносят мучительную неизвестность, безысходную тревогу  по дальнейшей их судьбе.
- В атмосфере стонов раненых, плаче детей, раздаваемых в грохоте разрывов снарядов и авиабомб, удивляешься, как эти мужественные женщины до сих пор не сошли с ума, глядя на обитателей казематов, у которых, порой, от мощных воздушных ударов идет кровь из носа и ушей,- с большим сожалением добавил лейтенант Кижеватов.- Пошли, Уматгирей, выполнять тяжелую для нас миссию.
 И в подвал к женщинам спустился по заданию командира Потапова начальник 9-й погранзаставы лейтенант Кижеватов и старший лейтенант Барханоев, покрытые пылью и копотью, сильно израненные, оба в окровавленных бинтах.
«-Ну, женщины,- сказал Кижеватов,- побывали вы тут с нами, и хватит. Пора расставаться. Приказываю: берите детей, берите белый флаг и идите сдаваться в плен. В плену хоть кто-нибудь из вас уцелеет, детей сбережете, а здесь всех ждет верная гибель».
 О, что тут началось, что услышали оба командира от женщин!
- Мы никуда не уйдем и останемся в крепости вместе с вами до конца!
- Лучше бы ты перестрелял нас здесь, чем отправлять нас в немецкий плен!
- Все равно нас там ждет еще страшнее смерть, чем здесь, никуда мы не уйдем!
- А дети?- спросил Кижеватов.- Вы о них подумали? Это приказ командования и вы должны подчиниться ему. Берите белый флаг и идите сдаваться в плен. Этим вы спасете наших детей.
Сдавшихся под белым флагом в плен женщин и детей гитлеровцы отправили в Брестскую тюрьму, откуда их выпустили через несколько дней.
      Командир Потапов вскоре поставил перед Андреем Кижеватовым задачу:
- Надо подорвать понтонный мост, который противник навел через Буг,- сказал Потапов,- скажу прямо – задание ответственное и опасное. Мы с Уматгиреем здесь будем держать оборону, не пустим противника дальше в Цитадель. Так, Уматгирей?
-Да, товарищ командир, умрем, но врага не пропустим, хотя нам уже самим надо бы прорываться из крепости, искать пути соединения с другими отрядами и бить фашистов, за её пределами.
- Сделаем все возможное,- сказал лейтенант Андрей Кижеватов,- чтобы выполнить задание. - Знаем, что мост надо подорвать любой ценой, много живой силы и техники движется по нему  внутрь крепости, к Цитадели.
- Береги бойцов, не любой ценой, а с наименьшими потерями, лучше - без потерь. Хотя знаю по своему опыту, что на войне это не всегда удается.
    Оба пожали Кижеватову руку, и это рукопожатие оказалось у них последнее с ним.  Пограничники ушли на задание, и нет сведений, удалось ли им осуществить задуманное. Известно другое, что его семья, которую вынуждены были отправить в немецкий плен командиры вместе с другими женщинами, спасавшимися в казематах подвалах крепости, была расстреляна гитлеровцами в 1942 году.
- Знаешь, Уматгирей,- сказал командир Потапов, когда Андрей Кижеватов ушел,- я в последнее время склоняюсь к мысли, что извне к нам помощь не придет.
- Почему?
- Да все факты говорят о том, Красная Армия отступила слишком далеко, а как далеко я не знаю,  но пока помочь она нам не в силах. Нам надо прорывать кольцо окружения и выбираться из крепости.
- Вам виднее, вы командир и у вас есть свои расчеты и информация, думаю.
- Да какая к черту информация!- в сердцах воскликнул Потапов.- Бьемся с врагом в десятеро сильнее нас, рации нет, с командованием связи нет, грохот войны отсюда слышно на несколько десятков километров, а помощь не идет к нам. Следовательно, положение нашей Красной Армии тяжелое и сложное, я полагаю. Если не вырвемся из окружения, все здесь и погибнем.
- Да, это так,- согласился Уматгирей.
- Поэтому я принял решение сегодня  в ночь, на 25 июня, оставшихся в живых бойцов 333-го полка повести на прорыв. Только тех, кто захочет это сделать добровольно, строго по их желанию.
- Как будете прорываться?
- Через Кобринские ворота. - Прорываясь на север, мы потерпим неудачу. Ожидая нас в этом направлении, враг подтянул и подтягивает там свои главные силы. Немцы не ожидают, что мы будем прорываться на запад или на юг, поэтому там небольшие силы, хотя для нас они тоже значительные. Этим я и хочу воспользоваться,- закончил Потапов.
- Значит, через Кобринские ворота?- переспросил Уматгирей.
- Да.
- Но туда еще надо добраться.
- Знаю. Причем до них из Цитадели добираться тоже придется с боем. А почему ты сказал: как будете прорываться, а ты не с нами?
- Нет, я пока останусь здесь.
- Почему, что за фокус?- Потапов удивленно посмотрел на него.
- Это не фокус, просто мне нельзя.
- Почему нельзя, объясни, черт возьми, старший лейтенант!
- Потому что много вайнахов, так себя называют ингуши и чеченцы, раненые лежат в отсеках подвала. Да и многие другие красноармейцы. Я не могу их тут бросить.
- Как это бросить? А чем ты им можешь помочь, даже если и останешься?
- Понимаете, выходит, будто я спасаю свою шкуру, а их, беззащитных, оставляю в подвале умирать. У нас, у вайнахов, так не поступают. По адату  нам нельзя. Если жив останусь  и у меня на родине спросят, что стало с нашими  ранеными земляками? Чем ты им помог? Оставил одних и убежал? Как я посмотрю своим соотечественникам в глаза, что я им отвечу, особенно, если спросит какая-нибудь мать этих раненых солдат?
- Что значит по адату?
- Это по нашим вайнахским законам.
- И где они записаны?
- Мы придерживаемся этих законов испокон веков. Это неписанные законы наших предков, наших стариков, передаваемые из поколения в поколение.
- Ты, что, верующий? Ведь ты же коммунист!
- Да, коммунист, но я ингуш и придерживаюсь мусульманских законов, которые не противоречат общечеловеческим и нашим советским законам. Если сравнить их с законами адата, там можно найти много общего.
  Потапов внимательно и долго с удивлением смотрел на своего подчиненного, словно в первый раз увидел его. Потом  многозначительно покачал головой.
- Странная логика у вас, у вайнахов, в таком случае.  Ну, чем ты им можешь помочь? Чем мы все можем им помочь? Прекрасно знаешь, что ничем!  Идет война. Жестокая и кровопролитная война! Сколько погибло и еще сколько погибнет! Мы не в состоянии оказать раненым какую-нибудь помощь!
Потапов сжал кулаки от бессилия, извиняющимся взглядом посмотрел на Уматгирея, и больше ничего не сказал.
- Я знаю, что помочь раненым я ничем не смогу. Но все же, когда кто-то рядом с ними, они легче переносят страдания. Долг мой – не оставлять их здесь одних. Может измениться ситуация, может помощь придет к нам извне, тогда и выберемся из крепости. Помните, на днях в нашем расположении появился чеченец Узуев Виса Яхьяевич?- произнес Барханоев, помолчав с минуту.
- Да, помню,- Потапов долгим взглядом посмотрел на Уматгирея, не зная, к чему тот клонит,- скажу честно:  я вначале заподозрил неладное. Слишком неправдоподобным оказался его рассказ.
- Что он снова пробрался в Брестскую крепость, чтобы узнать о судьбе своего родного брата Узуева Магомета Яхьяевича, сержанта 8-й роты 3-го батальона 333-го стрелового полка, так что ли?
- Да.
- Я вам говорил, что вайнахи презрительно относятся к смерти, для нас не смерть страшна в жизни.
- А что?
- Страшнее смерти для чеченца и ингуша – это потерять честь и достоинство. А Виса Узуев,- продолжал Уматгирей,- прекрасный солдат, служил в нашем 333-м полку, не мог же он за два-три дня переметнуться к фашистам, быть ими завербован и снова вернуться к нам,- горячо заступался за него Уматгирей.- Не зная точно, что произошло с его братом – погиб он или вырвался с другими из окружения, он вынужден был снова пробраться в крепость. Без точных сведений о нем, он не мог показаться на глаза ни отцу, ни матери, если остался бы жив к концу войны. Поэтому он и вернулся в осажденную крепость, рискуя своей жизнью. Вот такое у вайнахов понятие о долге и чести.
         Потапов долго ничего не мог сказать, в его голове не укладывалось: «Как это человек, который вырвался из такого окружения и ада, должен радоваться, но нет, он снова возвращается в осажденную крепость, в эту мясорубку, чтобы только узнать, что случилось с его родным братом, который служил в другом батальоне этого же полка, чтобы в глазах родителей не оказаться трусом».
 Затем восхищенно сказал, поняв причину такого его поступка:
 - Молодец, парень! Настоящий боец, истинный орел! А как он потом, без страха выбежал вместе с тобой, и вы подбили немецкий танк. На такого всегда можно положиться в любой непредвиденной ситуации.
- Это он подбил танк. Он что-то понимал в артиллерийской установке, а я только подавал ему снаряды.
- Вы оба отлично сделали свое дело. Этот подвиг ваш обоюдный. Без тебя у него ничего бы не получилось. Вы оба быстро развернули пушку, он через дуло пушки наводил прицел на танк, ты подавал снаряды. Если вырвемся и представится случай, обоих представлю к награде.
-Да ладно, не будем об этом. Не за награды воюем, а за Родину. На прорыв его тоже возьмите с собой, исключительно смелый этот парень, он будет вам первым помощником.
- Второй раз ему идти на прорыв. Дай бог, чтобы нам всем повезло!
  Уматгирей пожал ему руку:
- Удачи, командир, бог даст, увидимся когда-нибудь.
- Спасибо, и тебе также удачи. Мне надо спуститься в отсеки подвалов, чтобы попрощаться с ранеными бойцами.
- Товарищ командир, пойдемте вместе.
- Хорошо.
 В отсеках подвала было сумрачно, но через верхние окна проникало достаточно света, чтобы разглядеть раненых и тяжело раненых бойцов, лежащих на постеленной, на каменистом полу соломе, которая местами была покрыта какими-то тряпками, рогожами, матрасами, раздобытыми солдатами в казармах. От жажды лица бойцов были страшно исхудавшие, глаза ввалились, а белки у всех были кроваво-красные. Густая щетина покрывала щеки. Лица покрывала пыль. Одежда изорвалась от длительного ползанья и висела местами лохмотьями. Первые четыре-пять суток  почти все солдаты – защитники крепости не спали. А после четырех суток достаточно было сомкнуть глаза на каких-то пятнадцать-двадцать минут и потом можно было в течение суток не спать: велико было нервное напряжение.
- Здравствуйте, товарищи бойцы!
- Здравия желаем, товарищ командир!- кто тихо, кто погромче, а кто еле слышно ответили раненые. А кто только глядел на вошедших, не имея сил ответить на приветствие и временами терял сознание.
Лежало много раненых: чеченцев, ингушей, русских, татар и бойцов других национальностей. Умерших относили в дальний угол и накрывали брезентом или какой-нибудь рогожею.
- Вы настоящие герои, воюя за свою Родину с таким жестоким и сильным врагом, не жалея ни сил, ни своей жизни, вы сделали все возможное и невозможное, не дали фашистам овладеть Брестской крепостью. Враг увидел вашу смелость, столкнулся с вашим мужеством, испытал на себе ваш героический дух. Немцам в Европе так ни одна страна, ни один солдат не противостоял, как вы, советские солдаты. Если бы у меня были награды, я, не задумываясь, вручил бы их сейчас вам.
- Командир, мы не за награды воевали, а за Родину! И еще повоюем. Обидно, что напали на нас ночью, когда мы все спали!- подал голос  тяжелораненый Арсеноев Магомед,- так поступают только подлые люди!
- В нашей стране Гитлер поймет почем фунт лиха,- с трудом, но внятно произнес Петр Балюков.- Здесь ему не европейская страна!
Он, видимо, любил эту пословицу и часто её приводил в разговоре.
- Верно понимаете создавшуюся обстановку, товарищи бойцы! Нас, нашу армию застали врасплох, потому что фашисты напали на нас вероломно,  но рано или поздно мы вышвырнем врага из нашей страны и нанесем им неслыханное поражение!- с жаром произнес Потапов.
- Мы нисколько не сомневаемся в этом!- подал голос кумык Балаев Хусейн  из г. Малгобека с прострелянной ногой.- Победа всё равно будет за нами.
- Враг получит по заслугам,- произнес Итиев Давид, горский еврей, уроженец г. Грозного, усаживаясь удобнее на своем месте, прислоняясь спиной к стене и придвигая поближе к себе автомат.
- Мы им дадим прикурить, они у нас еще попляшут,- сказал раненый казанский  татарин Салих Абдурахманов,получивший ранение в бедро и руку.
- Правильно. А я с оставшимися солдатами сегодня ночью попытаюсь вырваться из окружения, и, возможно, вернемся к вам на помощь с Красной Армией,- сказал Потапов,- а здесь с вами хочет остаться старший лейтенант Уматгирей Барханоев.
- Зачем, пусть он тоже идет с вами на прорыв, нам здесь никто на нужен, мы сами постоим за себя!- произнес раненый в левое плечо и руку Булгучев  Ази, подтягивая к себе лежащий рядом с ним автомат,- хоть пару фашистов все равно заберу с собой.
- Правильно говорит Ази, мы все легко не дадимся, главное – у нас есть оружие, боеприпасы, и еще добудем, а все остальное ерунда,- произнес Василий Иванович. - А вам и всем бойцам  мы желаем удачи.
 И, обращаясь к Уматгирею, сказал:
- А вы, старший лейтенант, за нас не волнуйтесь, нас тут много и немцам мы еще покажем! Идите  со всеми на прорыв и не забывайте нас.
«Такие смелые и отважные ребята, неизвестно, выживут, выберутся из крепости или погибнут,- подумал Уматгирей.- Бесстрашно смотрят смерти в глаза безо всякой бравады, а ведь все они молодые, им бы еще жить и жить».
  С тяжелым сердцем уходили из их отсека Потапов и Барханоев.
       Немецкие батареи с противоположного берега Буга день и ночь обстреливали  Брестскую крепость. Мины градом сыпались во двор Цитадели, образуя на плацу воронки, осколками  отламывая куски от кирпичных стен казарм, превращая железные крыши в решето и лохмотья. На какие только ухищрения не шел враг, но сломить сопротивления защитников крепости он не мог.
   Применяли фашисты и снаряды с разбрызгивающей горючей жидкостью, и огнеметы, сбрасывали бочки с бензином. На некоторых участках крепости стояло море огня. Казалось, что ничто живое после такого напора врага в крепости не должно остаться. Но проходило некоторое время, а крепость оживала, и из руин раздавались выстрелы, звучали автоматные очереди.  Оборона продолжалась.
 Немцы использовали самые подлые средства и приемы, чтобы подавить героическое сопротивление  защитников Брестской крепости.
    Им удалось захватить госпиталь. Расстреляв в нем больных и раненых, отряд автоматчиков натянул на себя больничные халаты, попытался перебежать в центральную крепость через мост у Холмских ворот. Их маневр был разгадан, и их отогнали опять на прежние позиции и с ощутимыми потерями для них.
   В следующий раз, проводя атаку в этом направлении, гитлеровцы погнали перед собой группу медицинских работников, взятых в плен в госпитале. Советские пулеметчики с верхних этажей казарм  отбили  эту атаку. Тогда фашисты сами перестреляли медицинских сестер. Среди них были и девушки Уматгирея и Магомет-Гирея – Яна и Оксана. Два друга так и не узнают, как геройски погибли их подруги, от руки подлого и коварного врага. Оба друга еще будут  надеяться на встречу с девушками, когда наступит относительное затишье, и они решатся пробраться к госпиталю.
И вот Александр Потапов в полночь  24 июня на 25-е  повел некоторую часть бойцов 333-го полка на прорыв.
- Прорываться будем через Кобринские ворота,- поставил он задачу бойцам. – Добираться туда нам  тоже придется с боем. Как только срок ультиматума истечет, мы, без выстрела начнем атаку, пока враги не заметят нас. Нас около 300 человек. Наш отряд разделим на три части, то есть на три отряда. В первом отряде необходимо сосредоточить автоматчиков и пулеметчиков с ручными пулеметами. Остальные две группы должны пробить кольцо окружение под прикрытием  пулеметного огня.- Задача ясна?
- Да!
- Ну, тогда вперед, красноармейцы, за нашу Родину!
     Отряды бежали без единого выстрела. Фашисты вначале не почувствовали эту атаку, но когда обнаружили атакующих, многие солдаты Потапова успели скрыться в зарослях Западного острова, потом бросились в реку  Буг, чтобы переплыть его. Но с противоположного берега, из-за кустов ударили немецкие пулеметы, послышался лай собак. Многие бойцы погибли и те, кто выбрался на берег, попали в плен. Услышав стрельбу  у реки, не добежавшие до нее красноармейцы, человек двадцать, повернули обратно в крепость, по дамбе и мосту, пытаясь вернуться в крепость под ее прикрытие: там еще можно было продолжить борьбу с врагом.
        В этом прорыве много погибло чеченцев и ингушей, служивших в 333-м стрелковом полку. Вырвалось из крепости из 300 человек всего 70. Остальные погибли или попали в плен. В плен попал и командир  Потапов. Сильно израненного, его поместили в концентрационный лагерь. Позже в плен попадает и Петя Клыпа, но ему удается совершить побег. Впоследствии вместе с Володей Казьминым осенью 1941 года, приближаясь к линии фронта и пройдя несколько сот километров, в одной из деревень, остановившись на ночлег, они попали в руки полицаев. Их порознь направили в Германию на работы. В 1945 году Петя Клыпа, после освобождения, вернулся в свой родной Брянск. А Потапов, немного окрепнув в плену, продолжил борьбу с врагом, сколотив  небольшой отряд.
Неудача с прорывом не очень сильно обескуражила красноармейцев.
Возвратилось их человек  двадцать. Они вернулись в подвал и снова были полны решимости вести беспощадную борьбу с фашистами. Командовать ими продолжил Барханоев Уматгирей.
- Нужно вновь занять оборону, как и прежде, у окон и у входа,- дал команду старший лейтенант Барханоев оставшимся бойцам, после того, как все опять собрались в подвале.- Проверьте боеприпасы, если мало, сами знаете, что их нужно раздобыть. Стрелять будем, перебегая из одного окна к другому, чтобы фашисты думали, что нас тут еще много осталось.               
               

            

                ***
Бои в Брестской крепости продолжались, то затухая, то вспыхивая с неослабевающей силой. С раннего утра и до поздней ночи велся артиллериско-минометный обстрел бесстрашных защитников крепости. Оборону крепости можно обозначить условно на три периода:
22-24 июня – когда отдельные обороняющиеся узлы  крепости были изолированы друг от друга;
24-27 июня – когда уже отдельные борющиеся отряды проводили сражения под единым командованием;
28 июня -12 июля – когда отважные защитники постепенно теряли между собой связи и погибали под непрерывными ударами ожесточенного врага.
Надо сказать, что в основном сопротивление осажденных закончилось     12 июля, отдельные отважные защитники продолжали бороться и спустя месяц.
   Неоднократно гитлеровцы через громкоговорители и сбрасываемые  сотни листовок уговаривали  защитников крепости сдаться, называя их героями, обещая в плену всевозможные блага, хороший уход за ранеными. Но ни один боец и не помышлял идти в плен. Бойцы знали, что они защищают Родину.
- Не дождетесь!- восклицали бойцы.- Лучше смерть, чем ваш плен!
Ночами отдельные группы защитников во главе с командирами делали попытки прорыва из крепости с боем. Некоторые попытки были удачны, но при этом, правда, погибала большая часть прорывающихся бойцов.
   А с 30 июня попыток прорыва большими группами уже не делали. Стало ясно: они бесполезны. Оставшиеся решили стоять насмерть. Дни проходили один за другими, а затем и недели. Вот и август наступил.
Все сильнее стали мучить защитников голод и жажда. Раны, перевязанные грязными тряпками, с лихорадочно горящими безумными глазами, крепко сжимая советские или немецкие автоматы, бойцы ходили, качаясь, словно тени. Страха вообще не было. У каждого было одно страстное желание: уничтожить как можно больше врагов, прежде чем погибнуть самому.
         Временами бойцы выбирались ненадолго из укрытий, наводя на фашистов страх, вели по ним недолгий, но уничтожающий огонь и вновь исчезали в своих подземельях. Вид красноармейцев был ужасным. Они были похожи на скелеты, одежда на них изорвалась, чуть ли не в клочья, висела тряпками. Сами они заросли бородами, были грязны, покрытые пылью и копотью, а глаза были потускневшими и мутными от недосыпания и бессонных ночей и дней.
       Они давно потеряли надежду живыми вырваться из крепости, поэтому свою жизнь они продавали очень дорого. Фашисты это знали и с каким-то суеверным ужасом шли на них в атаку, а в подземелье спускались для их уничтожения и далеко не продвигались. Незавидная судьба была у десятков раненых, которые лежали в казематах подвала, умирающих от жажды и голода, заражения крови и гнойного воспаления ран. Один за другим враги захватывали отдельные места сопротивления, в которых оставались лишь тяжело раненые. Их добивали, а в редких случаях тех, кто мог двигаться, уводили в плен.
- Немцы! Немцы!- вдруг прокатилось по подземелью.
 Все прильнули к окнам, сжимая оружие. Командир Барханоев увидел, что двигался танк, а за ним цепью шли гитлеровцы.
- Приготовиться к бою! – скомандовал Уматгирей,- без команды не стрелять!
Вдруг слева из соседних окон, не сговариваясь, выползли ингуш Досхоев Магомед-Гирей  и русский из Грозного Дементьев Михаил. У каждого в руках по гранате. Все затаили дыхание, следя, как медленно подползали они к приближавшемуся танку. Вот он оказался на расстоянии броска гранаты и в то же мгновение оба кинули гранаты в бронированное чудовище, которое успело выстрелить в подвальное окно. Обе гранаты достигли цели, одна граната взорвалась у правой гусеницы, заставив бронированную машину остановиться, а вторая ударилась о башню. Взрыв – и из танка повалил черный, густой дым. Оба смельчака при броске гранаты приподнялись на миг над землей и тут же гитлеровские автоматчики скосили их насмерть.
  Из подвальных окон уже строчили автоматы бойцов по приближающимся фашистам, не жалевшие патроны, мстя за смерть своих товарищей.   
 Снаряд танка попал в подвальное помещение. От его взрыва погибли и были ранены много красноармейцев. Уматгирея взрывная волна отбросила вглубь отсека, он ударился головой о кирпичную стену и потерял сознание.
    Уматгирей медленно приходил в себя. Когда сознание чуть-чуть прояснилось, он почувствовал, что его укачивает. Оказалось, что четверо красноармейцев несли его, положив на какой-то брезент,  и держали за её четыре конца.
В подвале царил полумрак, вдали слышались выстрелы. Куда они его несли, было непонятно. Уматгирей застонал. Тотчас бойцы опустили его на каменный пол.
- Командир, вы очнулись?
- Как вы себя чувствуете?
   Сквозь мутную пелену он едва различил лица бойцов, но сумел узнать  ингушей Хашакиева Абдурахмана, Булгучевых  Ази и Башира, чеченцев с Малгобекского района Пешхоева Ваху,  Исмаилова Сулеймана из Шатойского района села Кенхи и Анарчева Василия.
- Как вы себя чувствуете? – спросил Абдурахман.
 Во рту было сухо, язык не слушался, был колючим и шершавым, болела
голова, а в затылке ныла тупая боль. Что-либо сказать было очень трудно. И все же он с трудом произнес:
- Пить.
- Он просит пить,- сказал Абдурахман, отстегивая висящую на боку фляжку и откручивая колпачок, но ни капли в ней не оказалось.
Все проверили свои фляжки, но они были пусты, только у Пешхоева Вахи оказалось несколько драгоценных капель теплой воды. Он влил их в засохший рот Уматгирея.
- По-моему, командир контужен, надо достать для него воды,- сказал Сулейман Исмаилов.- Попытаюсь пробраться к реке и наполнить фляжку.
- И я тоже с тобой на всякий случай, вдвоем сподручнее,- произнес решительно Анарчев Василий.- А ты, Абдурахман, оставайся за старшего.
- Хорошо.
- Мы тоже с вами,- двое Булгучевых тоже изъявили желание пробраться к реке за водой для своего командира.
Сулейман, Михаил, Ази и Башир, поправив автоматы, двинулись по сумрачному подвалу. Абдурахман и Ваха  завернули за выступ стены, увидели небольшую огороженную нишу, прислонили контуженного Уматгирея к стене и посадили его на пол. Спиной Уматгирей оперся о стену.
- Ребята пошли за водой, сможешь так сидеть?
- Да,- еле слышно проговорил Барханоев.
- Как себя чувствуешь?
- Голова, и что-то плохо вижу, все как-будто в тумане, вас я вижу смутно.
- Ничего, все пройдет. Тебя, по-видимому, контузило от взрыва,- сказал Ваха.
- Думаю, ему надо отлежаться и все восстановится,- заверил Абдурахман.
Через какое-то время Ваха посмотрел на часы и произнес, озабоченно:
- Что-то задерживаются наши ребята, уж не случилось с ними что-нибудь?
- Надо бы пойти и посмотреть, почему их нет так долго,- поддержал его
Абдурахман. – Я  тоже начинаю беспокоиться за них.
 Уматгирей слышал их разговор и тоже стал переживать за ребят, ушедшими за водой.
- Может, им нужна ваша помощь, надо идти их  выручать. Идите, за меня не беспокойтесь. Немцы сюда не сунутся, а если и сунутся, у меня имеется пистолет. Если что, одного с собой все равно заберу.
- Они тебя тут не найдут в этих лабиринтах. Они боятся сюда  заглядывать, знают, что могут получить пулю. А мы проверим, как там ребята, и вернемся назад с водой,- сказал Абдурахман.- Лежи и ни о чем не думай и не волнуйся, мы скоро вернемся.
-Хорошо.
 Проверив автоматы, магазины к ним, оба растаяли, качаясь, в полумраке подвала. Уматгирей видел их лица смутно, зрение постепенно слабело, он, по всей вероятности, терял его, и боль в голове не проходила. Все так же нестерпимо хотелось пить, голод он уже давно заглушил: вчера он пожевал кружочек колбасы, галеты, кусочек сахара, добытые в сумках у убитых фашистов его друзьями. Все, что находили у фрицев, тут же по-братски делили между собой.
 Ушедшие за водой бойцы и двое других, двинувшиеся на их поиски тоже не возвратились ни через пару часов, ни через пять.
День клонился к вечеру, а за ним придет ночь,  полная тревог и ожиданий.
«Неужели фашисты их обнаружили и они погибли? Нет, этого не может быть, они должны вернуться,- думал Уматгирей. – Ребята смелые, отважные, в руки немцам живыми не дадутся, будут биться до последнего».
  Но об этом думать не хотелось. Вспомнились мать Салихат, брат Ахмет, сестра Гошмох. Сердце защемило от тоски, но не оттого, что он может погибнуть в этих подвалах, а оттого, что никогда он больше не увидит  родных и близких, а они не узнают о последних днях его жизни.
«Къонах хилалахь!»- прозвучало в ушах наставление матери, перед отправкой его на службу в  Армию.
«Я тогда, смеясь, ответил ей: героями становятся на войне, а сейчас, слава богу, мирное время. Кто мог ожидать, что меня здесь  застанет война, и мы будем сражаться с численно превосходящим врагом.  Тут все герои, никто не струсил, не сдался в плен, не считая тех, кого забрали фашисты без сознания или тяжелоранеными. Они тоже герои! Остальные яростно защищались и отбивали атаки врага. И наши ребята с Кавказа, чеченцы и ингуши, русские и татары, евреи и калмыки, как и все остальные, показали здесь беспредельное мужество и стойкость, защищая Родину. Это ли не героизм!?
     А что я сижу здесь в укрытии? Зрение теряется после контузии, удара затылком об стену. Я уже почти ничего не вижу. Нет, нельзя в тяжелый час лежать  мужчине, подобно псу, с раздавленным хребтом. Если фашисты меня когда–нибудь обнаружат здесь, то они меня пристрелят или уведут в плен. Я еще покажу  им свое презрение к врагам и к смерти, как показывали наши отцы и деды».
       Уматгирей поднялся на ноги, поправил кобуру с пистолетом, затем, вытянув обе руки и, ощупывая стены, стал продвигаться к главному подземному коридору. Под ногами, попискивая, шныряли крысы. Он откидывал этих мерзких тварей, когда они попадались ему под ноги. Вот и главный широкий коридор. Он почувствовал это через проникающий солнечный свет сквозь проемы окон своими слепнущими глазами. Он ощущал свет, смутно угадывал очертания предметов, которые постепенно расплывались в сплошной темноте. Он уже окончательно терял зрение. Он шел с вытянутыми руками.  Нога уперлась в ступеньку. Он сделал шаг и поднялся выше. Итак, шаг за шагом он поднимался  к выходу и вышел из подземного каземата.
     Светило яркое солнце, оно грело лицо Уматгирея. Он зажмурился, хотя уже ничего не видел. Был ясный, солнечный день. Уматгирей догадался об этом, потому что на лице было тепло.   При выходе слышна была отрывистая немецкая речь. Это на плацу, изрытой воронками была выстроено много солдат дивизии. Генерал поздравлял всех с взятием Брестской крепости. Затем стал вручать награды. И вдруг все стало тихо.
«Немцы рядом. Но почему же они не стреляют, наверное, держат меня на прицеле. Пусть видят, что я, советский офицер, нисколько не боюсь их, и что мне смерть не страшна».
 Уматгирей шел с вытянутой левой рукой, правая лежала на кобуре. Хотя его форма вся была изодрана в клочья, он был высок и подтянут, и шел с гордо поднятой головой.
«Хоть бы они не опередили меня,- думал он,- нельзя, чтобы они меня подстрелили. Неизвестно, сколько их. А какая сейчас мне разница». Он знал, что скоро сделает, что задумал. Смерть была близка, но он её не боялся, а спокойно относился к ней.
 Он мысленно нашептывал: «Ла-илла-ха ил-ал-лахь, Ла- илла-ха ил-аллахь, Ла-илла-ха ил-алахь»…
 Он двигался вдоль плаца. Дойдя до воронки от снаряда, он повернулся лицом на запад. В это время немецкий генерал вдруг  четко отдал ему честь. Ему, последнему защитнику Брестской крепости. За ним отдали честь все офицеры дивизии. Уматгирей этого не видел, он не мог этого видеть, потому что он окончательно ослеп от ранения. Он торопился опередить фашистов, чтобы его не скосила автоматная очередь.
     Уматгирей вынул из кобуры пистолет и выстрелил себе в висок. И упал. Упал лицом на Запад.…