О тайне запретной любви на Востоке

    Аннотация:
    В этой статье я расскажу о парадоксальном феномене обширной культуры гомоэротизма в истории Ближнего и Среднего Востока, охватив времена раннего и позднего средневековья, а также эпоху возрождения. В основе темы лежит выяснение именно общественного взгляда и отношения к этому явлению, а не религиозно-юридического. Напротив распространенным предубеждениям, исторические факты доказывают другую действительность событий прошлого. Поэтому, чтобы опровергнуть бытующее мнение о полном запрете или отсутствии этого явления, в статье будет много цитат из истории и литературы Востока того времени, которые как нельзя лучше выражают традиции и особенности прошлого их социума.

***



"И их будут ждать их гулямы, прекрасные как чистые жемчужины".

(Коран. Сура Ат-Тур, 24-й аят)
      

              Моя статья не претендует на всеобъемлемость и неотложную истину, однако мною были тщательно подобраны лишь проверенные факты и сведения из достоверных источников и академических работ.
              Так как все тексты и переводы кроме упомянутых выполнены и составлены мною, никакая часть данной публикации не может быть скопирована и выставлена на любом другом сайте или ресурсе без разрешения автора.

      
       Оглавление
      
       I. Запрет греха и дозволенность любви
       II. Понимание пола и предпочтений
       III. Лучше и выше
       IV. Супружеский тип отношений
       V. Гармония в паре
       VI. Узы любви и их долговечность
       VII. Правду нельзя скрыть

    I. Запрет греха и дозволенность любви
      
       Невозможно подвергать сомнению существование однополых отношений даже в глубоко религиозном обществе старинного востока, когда по справедливости это должно быть известным историческим фактом. По сути, в обществе ближневосточных стран, от османской Империи до Аравии и начиная со времен средневековья и вплоть до 17-18 вв. никогда не было преследований добровольных однополых отношений.
      
       Религиозные тексты и предписания говорили лишь о грехе именно насилия, что имело истоки в обширной традиции древних языческих племен насиловать неприятелей и врагов, но этот акт унижения не имеет ничего общего с однополой любовью - это доказывает огромная культура гомоэротизма в их обществе.
      
       Наследие прошлого сохранилось в литературе, поэзии и жизнеописаниях былых времен, и это говорит о том, что в пределах этического приличия, любовь и страсть мужчины к себе подобному была нормой, пусть и в рамках половых ролей и определенной эстетики, но эта любовь всё равно существовала.
      
       Я намеренно выбрала название статье, употребив слова "тайна" и "запрет", под этим подразумевая, что поначалу эти отношения ограничились некоторым религиозным запретом, но позже, к этому стали относиться лояльнее. Где-то с 800-х годов, а именно в период так называемого, культурного расцвета на Ближнем и Среднем Востоке, отдельная субкультура вовсе стала традицией укрепившейся на несколько сотен лет вплоть до позднего средневековья и до конца эпохи возрождения. С закатом развития науки, литературы и искусства и под влиянием христианской Европы и ее светских нравов, этот распространенный обычай канул в забвение и с той поры превратился в тайну, которую теперь только в пределах истории обсуждают в академических кругах среди специалистов. Остальному же обществу, в условиях совершенно иной политики и образования, слишком трудно понять веками искаженную информацию.
      
       Мне пришлось составить целое отдельное и развернутое исследование на тему явления однополой любви в двух самых крупных религиях средневековья: христианства и ислама. В этих статьях объясняется социально-исторический процесс изменения понятий и терминов. Например, таких как "содомия" - акт однополого надругательства позже стал рассматриваться как любая неестественная близость вне зависимости от ориентации, а еще позже понятие вовсе слилось с именно гомосексуальностью. Такое изменение восприятия происходило в Европе еще со времен раннего средневековья.
      
       Хотя в христианстве поощрялась братская любовь и крепкая дружба мужчин называемая "адельфопоэзис", и нежные отношения были в норме вещей: объятия и поцелуи рассматривались как знак любви; мужчины могли жить вместе и даже совершить ритуал клятвы в церкви, однако когда дело доходило до сексуальной близости, то с точки зрения христианского целомудрия и духовности, уже ставилось сильное давление на "неестественность" любой телесной связи не ради рождения потомства.
      
       На Востоке же, несмотря на предостережения в религиозной юриспруденции: "не смотреть на красивые лица юношей"; "не рассматривать половые органы других в бане" и даже "не спать в голом виде с кем-либо в постели" - напротив этому в народе, влечение человека к личностям своего пола считалось совершенно нормальным, а все первые предостережения нужно рассматривать в контексте, потому как они запрещали разврат, но никак не законные связи со своим избранным партнером.
      
       В таких отношениях негласно разрешались все виды близости кроме "вхождения сзади", это хотя и презиралось и строго воспрещалось даже между законным мужем и женой. Однако все же, именно на связь между мужчинами смотрели сквозь пальцы, и по закону считали, что для того, чтобы доказать это, нужны 4 взрослых и уважаемых свидетеля, которые конкретно видели подобный половой "акт". Потому как любой мог использовать обвинение как клевету, а такое преступление каралось даже жестче, чем само преступление религиозного закона. И, разумеется, необходимо было чистосердечное признание тех, кто это совершил.
      
       Если рассматривать этот закон исторически, скорее всего, можно предположить, что предписание запрещает не сам акт как таковой, а именно является мерой запрещения группового или публичного непотребства, по-видимому, это было повсеместной проблемой древних восточных племен, которые будучи язычниками, занимались ритуальной проституцией, например в храме и в других публичных местах.
      
       Ибрагим аль-Гхазали (ум. 1678) один из судей Дамаска написал стихотворение унижающее достоинство кого-то из своих соперников и врагов, начав так: "Он долго питал ко мне отвращение" а затем продолжил, что он унижает его тем, что "входит" в него, и говорит что "до меня многие делали это с ним" и затем:"О член! Встань, надень свою броню и войди в его покои как всадник, чтоб отдал он тебе свои кишки как трофей. Сделай его широким, когда будешь двигаться и толкаться внутри него". Такая фаллическая агрессия выражалась, чтобы подчеркнуть оскорбление своего врага языком насилия и войны. Здесь не было ничего связанного с ориентацией или сексуальным желанием. Оскорбление имеет сугубо унизительную манеру. Преступный акт был запрещен, хотя оскорбления подобного рода остались. Но что если такие слова были бы действием? Это будет насилием. Вероятнее что запрет налагался именно на подобный обычай древности.
      
       В классической арабской литературе используются выражения вроде "сделаем из храбрых мужчин женщин" или даже еще оскорбительнее "заставим их менструировать" и слово "футух" военное завоевание также означало акт вхождения или отбирания девственности. Поэтому это ярко объясняет, что содомия среди людей Лота происходила не потому, что они испытывали сексуальное влечение к личностям своего пола, а потому что не иначе как попросту стремились выгнать чужих со своей земли унижающими способами, без всякого какого бы то ни было сексуального, а тем более любовного желания. Там не было любовной близости, а был лишь насильник и жертва. Это и осуждалось религией как не добросовестность воина и вообще любого человека.
      
       Первичные упоминания в законах о грехе
      
       Начну с того, что в главном священном писании, в Коране, осуждается именно содомия, я подчеркну, с арабского "ливат" - грех людей Лута (он же библейский Лот). Упоминания можно найти в сурах: 7:81, 26:165-166, 27:55, 29:28-29. Все цитировать не стану, хотя переводов и интерпретаций довольно много, от самых смешных до размытых, но это уж под силу понять только лингвистам. Итак, главная цитата из них:
      
       "Воистину, вы приближаетесь к мужчинам в похоти, исключая женщин. Вы - нарушители" (7:81)
      
       Однако если читать остальные суры, отдельные от истории с Лутом, само священное писание имеет более мягкое наказание и даже говорит о прощении:
      
       "Если двое мужчин совершат развратное действие, накажите обоих, но если они раскаются и исправятся - оставьте их в покое. Бог всегда готов принять покаяние. Он полон милосердия" (4:16)
      
       До этого стиха о мужчинах предшествовала сура о распутстве женщин, то есть, речь явно идет о лесбиянках:
      
       "Те, что из ваших женщин совершат незаконную связь (друг с другом) - приведите против них четырех свидетелей среди вас (мужчин). И если они докажут вину, заключите этих женщин дома до самой их смерти, пока Бог не найдет им лучший путь". (4:15)
      
       Возвращаясь к хадисам, где говорится именно о насилии или распутстве, приведу правильный перевод, то есть без современных терминов с "гомо" приставками или выражениями вроде "актив" и "пассив", которых в арабском языке нет.
      
       Вот основные цитаты из писаний:
      
       "Бог не взглянет на личность, которая совершает ливат с мужчиной и женщиной" (Хадис Шахих аль-Джами. Номер 7678)
      
       "Если не женатый мужчина будет пойман в совершении ливата, он будет побит камнями насмерть",
       "Если вы найдете любого, кто совершает грех людей Лота, убейте того кто это делает и того, кому это сделано" (Абдулла ибн Аббас. 38-я книга, номер 4447)
      
       Ливат, аналогично в Библии "содомия", подразумевает историю Лота и содомлян, этот термин нельзя путать с однополой ориентацией как таковой. В первой из трех вышеупомянутых цитат говорится "совершает ливат с мужчиной и женщиной", что не говорит о том, что ливат это сугубо однополый разврат, а любое сексуальное насилие или распущенность и вообще незаконная связь.
      
       Для справедливости стоит заметить, что в том же вышеупомянутом хадисе есть не менее жесткие законы касательно блуда между мужчиной и женщиной:
      
       "Мужчина, который имел (незаконную) связь со своей женой или рабыней жены: если она ему разрешила, то ему присуждается сто ударов плетью; если же нет, его должно будет побить камнями". (Ан-Ну'Ман ибн Башир. 38-я книга, номер 4444)
      
       Параллельно можно задать вопрос касательно ориентации жителей Гибеи, которые изнасиловали наложницу Левита, отчего та умерла в страшных муках. Душераздирающий сюжет рассказывается в Книге Судей Израилевых (которая является седьмой частью Танаха и частью Библии и Ветхого Завета). Несправедливость произошла лишь с термином связанным с Содомом и Гоморрой, которые могли бы насиловать кого угодно также как и жители Гибеи. С ориентацией здесь нет никакой связи.
      
       Вообще существует список 70-и больших грехов в Исламе и первейшим из них является "ширк" дословно: "приобщение к Богу сотоварища" то есть, не признание одного Бога, а множества иных или вовсе отрицание, а значит, многобожие или атеизм были запрещены как самый страшный грех. Далее по списку идут: 2) убийство невинного человека; 3) колдовство; 4) не совершать намаз (молитвы); 5) не давать закат (милостыню) и т. д. по списку, лишь 10-м грехом является прелюбодеяние (супружеская измена) и затем уже 11-м грехом является содомия, то есть ливат.
      
       Поэтому, в завершение цитирования старинных религиозных уставов, я подчеркну, что моя статья обсуждает именно социальную традицию в истории, которая, несмотря на религию - оставалась, и даже пусть была ограничена, но негласно в меру разрешена. Это по-прежнему остается лишь историческим фактором.
      
       Законы в Османской Империи
      
       Интересно, что во времена султана Мехмеда II не было штрафа или наказания даже за блуд между мужчинами. Но за то, в его книге законов "Фатих канун-наме" было установлено целых 12 предписаний против разнополых отношений.
      
       Важно заметить, что именно связи между мужчиной и женщиной больше всего контролировались нравственностью и законами. Касательно законов о разврате, в Османской Империи имелись свои книги законов "Канун-наме", в которых в первой же графе стоит указ о криминальном преследовании блуда и распущенности именно мужчин и женщин.
      
       Как не иронично, например именно гетеросексуальная проституция, несмотря на отговорки и утаивания современных историков, все же преследовалась и наказывалась; это доказывает одно из самых ранних Канун-наме, а именно султана Мехмеда II, где в криминальном коде графы "зина" - блуда и прелюбодеяния, говорилось о преступлении "сводничества", речь шла о личностях, которые тайно сводили в своем доме чужих друг другу мужчин и женщин, то есть устраивали бордель. Штраф варьировался от 300 до 40 акче, в зависимости от того богаты или бедны нарушители, в придачу этому они еще получали удары плетками.
      
       Должно заметить что тогда, в турецком языке даже не существовало термина для сущего заведения, а этим бизнесом занимались лишь иностранцы и индивидуумы другого вероисповедания. Власти османской империи держали их под жестким контролем и нарушителей штрафовали или присуждали принародные удары, и затем в лучшем случае выгоняли подальше из общества, а тех, кто ими пользовался - клеймили как запятнанных честью.
      
       Особенно проституция была не только моральной и религиозной проблемой, она осуждалась вне этих правил, так как являлась проблемой общественной, криминальной, культурной и даже санитарной. Как пишет османский закон ученого 16-го века Эбу С'уда, что за занятие проституцией будут наказаны и семья промышляющие этим - и сами участницы.
      
       Нельзя сказать, что эти законы игнорировали или обходили стороной, а тем более, что грехи прощались, когда даже в административном указе за "непристойный взгляд" на чужую жену, чиновника штрафовали суммой равной налогу на бракосочетание среднего человека.
      
       Как ни странно, но европейская литература на тему востока так и пестрит упоминаниями и описаниями подобных пороков, как будто публичные дома свободно существовали и цвели без всякого страха, тогда как любое проявление однополых страстей, даже законных, принято с ужасом скрывать и считать под презренным запретом. Видимо это больше говорит о временах той Европы, нежели Востока, который впоследствии стал таким под её же влиянием.
      
       Переходя на противоположную сторону, скажу, что к подобной "профессии" юношей как ни странно относились терпимее. Это можно понять по той причине, что не в одном раннем Канун-наме не говорится о сводничестве мужчин с мужчинами или мальчиками. Можно сказать, эта профессия тайно процветала в таких общественных заведениях как хамам (бани), садах отдыха, курильнях, тавернах и кофейных домах.
      
       Любопытно, что даже Шах Кей-Кавус в своем произведении рекомендовал сыну по соображениям здоровья не совокупляться в бане на полный желудок (Кабус-наме, 16-я глава). Здесь уже ясно, о чем идет речь. Согласно рассказам путешественника Эвлии Челеби, в мужских банях обслуживающим персоналом были всегда красивые юноши с "серебряными телами", которые на своё голое тело набрасывали лишь синюю тряпочку.
      
       Все подобные мелочи хорошо описаны в трудах османских авторов 16-го века. У мужских увеселительных заведений в Персии и Турции было даже свое название "амрадкханеха" (досл. `дом безбородых юношей')."Катамитов" османские историки в своих заметках о путешествиях обсуждали гораздо свободнее, а зачастую наряду с ханжеским осуждением не гнушались высказать несколько лестных комплиментов в адрес их красоты.
      
       Позже, законы Мехмеда II расширил его сын Баязид II, который был более фанатичен, и вот уже в канун-наме Селима I, внука Мехмеда, появляются наказания касательно домогательств и похищения мальчиков мужчинами:
      
       "Если кто-то поцелует какого-нибудь мальчика или будет преследовать его или приставать к нему, то пусть он строго будет наказан, и за каждый палочный удар пусть будет взято по 1 акче штрафа"
      
       "У того, кто силой или хитростью затащит в чей-нибудь дом девочку или мальчика, и у того, кто затащит в дом девушку или женщину, в качестве наказания пусть отрубят половой член"
       (Селим-наме. Относительно штрафа с развратников в и развратниц).
      
       В еще более позднем Канун-наме Сулеймана I, то есть праправнука Мехмеда наконец появляется наказание за "ливату", но почему-то именно мужа с женой, а упоминаний мужчины и какого-нибудь пассивного мальчика уже исчезает. Остается наказание за похищение чужих рабов и т. д. В более поздних книгах по закону существует преследование "мальчиков продающих себя среди турок городских или простолюдинов", и за это взымался штраф всего 30 акче. Довольно незначительная сумма.
      
       Но здесь опять идет речь о незаконных отношениях, тогда как в том же канун-наме Селима I, сказано следующее:
      
       "Если чей-нибудь сын вступит в сношение с его рабыней или с его слугой, то за это ничего не следует, пусть не вмешиваются".
      
       То есть иметь близость с теми, на кого хозяин имел права - разрешалось. Почему и как? Это выяснится ниже.
      
      

    II. Понимание пола и предпочтений
      
       Как стало понятно из предыдущей главы, запрет на однополые связи только теоретически оставался в священных писаниях. Но в книгах закона конкретного государства этого уже не было, и все это говорит об отсутствии фактического запрета подобных связей.
      
       Испокон веков на Востоке, пол мужчин рассматривался по статусу, а не только по физическому наличию. Существовали мужчины, которых социально не считали чисто мужчинами, их называли "муханнас" - женоподобный, и в вариациях эпитет применялся к любому, пусть просто молодой человек с длинными волосами и некоторыми утонченными повадками, до евнухов, то есть кастратов, и современно выражаясь, трансексуальных личностей. Даже в Коране существуют упоминания о них:
      
       "Не обладающие желанием, которое присуще взрослым мужчинам" (24:31)
      
       И вот теперь важно заметить, что близость обычного мужчины с такими "не совсем" мужчинами была разрешена. А также юноша до того, как он возмужает и социально станет мужчиной, считался доступным для этого.
      
       О муханнас можно найти упоминания и в священном писании и в хадисах. Распространяться на сюжеты не стану, так как речь опять-таки идет не о религии, а больше об устройстве социума в истории.
      
       Одними из самых терпимых и свободных в этом плане являлась Османская Империя, Иберия, Персия и Мамлюкский Египет. Например, в обществе Османской Империи с эпохи средневековья до перемен Танзимата 1839 по 1876 гг., было лишь понятие греха, которое справедливо распространялось на любое нарушение, а таких представлений как "не природный", "неестественный" и в помине не было.
      
       Многое арабский восток перенял от Древней Греции, хотя сама традиция существовала еще со времен персидской династии Ахеменидов и восходила к древней Ассирии.
      
       Весьма ясное понятие об ориентациях описывалось еще в 5 и 4 вв. д. н. э., в "Пире" Платона, когда в позитивном смысле были упомянуты "женщины склонные к женщинам" и подробно описаны "любители юношей", как самые лучшие из мужчин, тогда как наоборот большинство разнополых связей были названы распутными и блудными.
      

               "Мужчины, представляющие собой одну из частей того двуполого прежде существа, которое называлось андрогином, охочи до женщин, и блудодеи в большинстве своем принадлежат именно к этой породе, а женщины такого происхождения падки до мужчин и распутны.
               Женщины же, представляющие собой половинку прежней женщины, к мужчинам не очень расположены, их больше привлекают женщины, и лесбиянки принадлежат именно к этой породе.
               Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому: уже в детстве, будучи дольками существа мужского пола, они любят мужчин, и им нравится лежать и обниматься с мужчинами. Это самые лучшие из мальчиков и из юношей, ибо они от природы самые мужественные.
               Некоторые, правда, называют их бесстыдными, но это заблуждение: ведут они себя так не по своему бесстыдству, а по своей смелости, мужественности и храбрости, из пристрастия к собственному подобию. Тому есть убедительное доказательство: зрелые годы только такие мужчины обращаются к государственной деятельности. Возмужав, они любят мальчиков, и у них нет природной склонности к деторождению и браку; к тому и другому их принуждает обычай, а сами они вполне довольствовались бы сожительством друг с другом без жен" (Симпозиум, Платон)
               

       Таким образом, объясняется тяга однополая и разнополая согласно древнему мифу о Зевсе который создал три вида существ: андрогинов - то есть двуполых, и мужчин с женщинами, и с той поры как разделились эти существа, они ищут друг друга, потому как когда то являлись половинками.
      
       Важно подчеркнуть то, что всякий мог выражать свое мнение, и это очевидно в таких философских спорах из произведений "Пир" и "Федр" Платона или "Две любви" Лукияна Самосатского. Одни защищали гетеросексуальные ценности, другие поощряли свободу выбора. Обыкновенно, автор не стоял на чей-либо стороне, а беспристрастно описывал общественные тенденции, которые столь очевидны разумному читателю.
      
       С влиянием христианства понятия перевернулись верх дном, и все ценности такого свободомыслия были забыты и втоптаны в запрет обобщенного содомского греха. На Востоке изменения произошли с запозданием, в большей степени под влиянием викторианской Европы.
      
       Однако прежде этих перемен, задолго до определения половой ориентации в современной Европе, несколько столетий назад на средневековом Востоке, уже было понятие "разной веры в любви", что означало одно - человек выбирал, кого любить по собственному желанию.
      
       Представление об ориентации на Востоке существовало давно и укрепилось надолго. К примеру, цитата из средневековой мистической книги "Икхван аль-сафа" (Братство чистоты) написанной с 8 по 10 века в Сирии и северной Персии:
      
       "Точно также как любители юношей не имеют страсти к обаянию девушек - бабники не имеют желания к юношам".
      
       Всегда существовали те, кто предпочитал женщин, и те, кто был склонен к мужчинам, и в то время об этом знали все. На этой основе восточные авторы даже создавали целые произведения в стиле диалогов, когда противоположные стороны вступали в разгоряченную дискуссию, перерастающую в спор, и не без ссоры и нецензурной лексики.
      
       На самом деле жанр вдохновлен древнегреческими диалогами, которых сочиняли многие авторы. К примеру, Лукиан из Самосаты (ок. 120 -180 н. э.):
      
       "Из спорщиков один безмерно наслаждался любовью мальчиков, считая Афродиту женских ласк губительной пропастью" (Две любви)
      
       Главный персонаж сочинения Лукиана расхваливает мужественную любовь как доблесть и героизм, и называет ее чистой и целомудренной, хотя в конце, его собеседник Феомнест по отношению к мальчикам добавил, что не может выносить "Танталовы муки и терпеть жажду, когда красота плещется чуть ли не перед глазами и можно ее зачерпнуть" и что "любовь создала целую лестницу наслаждений, и зрение в ней - только первая ступень". Это говорит о том, что любовь в чести и верности не исключала сексуальной связи, которая в качестве наслаждения являлась посредником отношений.
      
       Того же правила придерживались и отношения на Ближнем и Среднем Востоке, которые мало изменились даже после мусульманского завоевания. На самом деле любовь в чести и долге даже поощрялась, они и были привилегией достойной гордости и престижа. Этим жили все как правители и аристократия, тем же жил и их народ. Одним из самых удивительных доказательств этого факта является книга персидская книга Кабус-наме:
      
       "О сын, в удовольствиях... ты можешь наслаждаться юношами*...В течение лета пусть твои желания склоняются к гхуламанам... однако чрезмерное совокупление вредно, а полное воздержание также имеет свои опасности".
       *В перс. оригинале "гхуламан" - досл. мальчик, парень, молодой мужчина; обычно слуга или личный раб.
      
       Эта цитата является отрывком из 15-й главы Кабуснаме, написанной падишахом Унсур аль-Маали Кей-Кавусом жившего на севере Ирана, в Гиланском государстве, в 1021-1083 гг. Книга являлась важным дидактическим произведением в Персии и Турции, включающим важные вопросы воспитания и этики.
      
       Обращаясь к своему сыну Гиланшаху, Кей-Кавус учит его нравственности, духовным ценностям, мастерству управления, а также и наставляет его по поводу повседневной и личной жизни. Произведение было до того известно, что много раз по приказу османских султанов переводилась на турецкий, и в третий раз была переведена по велению Мурада II, отца султана Мехмеда II который также почтил обычай любить юношей и увековечил свои любовные предпочтения в своем сборнике стихов.
      
       Кабуснаме стала настольной книгой правителей и султанов; всей знати и духовных лидеров; ученых и учителей. Сочинение, будучи трудом по нравственности и этике, играло важную роль в воспитании молодого поколения на протяжении многих веков.
      
       Еще другие труды на эту тему в иной раз подтверждают отношение к этому:
      
       "Не думай, что моя любовь к тебе это грех и зло, ...
       Знай, что эта страсть к тебе - одно из величайших достоинств
       и лучшее из благочестивых деяний!"
      
       Салах аль-Дин Халил ибн Айбак аль-Сафади, известный литератор Египта (ум. 1363 г.), он был сыном мамлюкского аристократа, и почти все свои эротические произведения посвятил любви к юношам. Касательно известной работы этого автора читайте мою статью о произведении Аль Сафади: "Лават аль-шаки".
      
       Не удивительно когда многие другие поэты, такие как Аль-Тхалиби (961-1039) в своей работе "Татиммат аль-Ятима" сочинил стихи в стиле "газель" (любовной или эротическрой поэзии) 200 юношам "гхуламам". И это не единственный пример как много внимания уделяли этому в литературе, которая отражала общество того времени. В османской Империи существовал жанр "шехренгиз" о красавцах города, и многие поэты как Исхак Челеби, Месих Приштинелли, Махмуд Абдулбакы, Ахмед Недим, Зати и Ашик Челеби, уделили внимание этому жанру.
      
       Можно с уверенностью утверждать, что именно персидские идеалы повлияли не только на Турцию, но и на весь арабоязычный мир. И даже в древности трудно сказать, кто у кого перенял любовь мужчин: греки или персы, скорее последние были законодателями моды на востоке.
      
       Комментарии и пояснения современных историков
      
       Обычно однополые отношения существовали на правиле: свободный и раб, так как не запрещалась телесная связь только между свободным и иностранцем/иноверцем. Такой тип отношений был самым повсеместным, потому как законы разрешали систему рабства, и на этой основе восточные правители эксплуатировали отношения хозяина и раба. Конечно, здесь нельзя рассматривать слово "раб" в современном уничижительном смысле, так как "кул" и "гулям" носили другой смысл часто даже почетный, и люди с таким титулом имели возможность стать вторым лицом после правителя, потому что связь хозяина и подчиненного строилась не только на доверии но и на любви - такая любовь была крепче всех других видов отношений.
      

               "Строгое разделение полов также способствовало использованию рабов и пленников. Исключение женщин из публичной жизни и обязательный сексуальный код между мужчинами и женщинами поощряли гомосексуальность среди мужчин и сделали это широко распространенным явлением в исламском обществе. В этом контексте, военное рабство давало пользу лидерам, обеспечивая их множеством подчиненных мужчин, доступных для сексуальных отношений". (Солдаты-рабы и Ислам: происхождение военной системы, Дэниел Пайпс, 1949)

      
       Военная власть была тесно связана с творческими кругами, и поэтому живопись и поэзия в изобилии описывали любовь между мужчинами. Приведу также отрывок из введения книги "Персидская литература" Рувима Леви (1891-1966), в которой профессор разъясняет о некоторых важных качествах газели - жанре любовной /эротической поэзии:
      

               "Самой стандартной темой была любовь, мистическая или человеческая, а гомосексуальная была общепризнанной, и все что затрагивало ее - это будоражило эмоции - капризы колеса фортуны; тайну жизни в мире; поднимающееся счастье весеннего времени, или радости и горести дружбы или других земных привязанностей. Такие темы затрагивают всех людей, и искра выпущенная поэтом может перескочить пропасть между мужчиной и другим человеком".

      
       Многие независимые и непредвзятые историки признают важность присутствия таких отношений на Востоке, и что они занимали почти главенствующую роль во власти и общественной жизни, затронув почти все слои общества, и особенно было постоянным в правящей элите и в военных кругах.
      
       Немецкий востоковед Йозеф фон Хаммер-Пургшталь (1477-1856) совершенно ясно выяснил ценности янычар - "новой армии", военной элиты Османской Империи:
      

               "У янычар любовь к стране, родине и семье была заменена религиозной яростью, фанатичным послушанием, и страстной жаждой трофея и красивых мальчиков".

      
       Далее Хаммер-Пургшталь подчеркивает, что янычары имели большую власть, и порою их единство воли заставляло содрогаться не только врага, но даже их собственного султана. Тем не менее, хотя янычары были известны за свою похоть к богатству и к юношам, но в их лагере всегда царил порядок и дисциплина:
      

               "Морально они были выше своих противников: запрещено было сквернословить и ругаться, а повышенная чистота была их обязанностью. Их вера не только ввела обычные омовения, но и держала их трезвыми, потому вино и спиртные напитки были запрещены. Они не играли в азартные игры и не связывались с проститутками".

      
       В брак они могли вступить лишь по завершению военной карьеры, а во время службы они могли удовлетворять свои природные желания с юношами, поэтому каждый из них имел любимцев, одного или нескольких. Также и сами янычары, молодые и красивые были объектами обожания других мужчин.
      
       По сути, воспеваемой красотой и предметом страстных желаний, были как принцы и аристократы, так и уличные торговцы и молодые мужчины из любого сословия: виночерпии из таверн, танцоры "кучеки", музыканты и поэты, продавцы, садовники, кузнецы - вообще юноши любой профессии появлялись на страницах любовных поэм и рассказов, песен и легенд.
      
       После этого становится ясно, почему такие отношения или даже союзы могли быть настолько открытыми, что были времена, когда не было и тени порицания со стороны общества в целом, и никакого чувства неудобства со стороны тех, кто в такие связи вступал.
      

               "Мужская гомосоциальность среди знати османской элиты была признана и узаконена в институт. Но и не только это, страсть, которую испытывали к красивым юношам в ученых кругах, считалась абсолютно законной, и подобное часто происходило в контексте отношений между хозяином и его подчиненным. Однако наше понимание того как вселенная "любовников и возлюбленных" была организована и воспроизводила себя в течение сотен лет, было смыто современными предубеждениями о сексуальности и любви". (Селим Куру, профессор турецкого и иранского языка, "Газель как мировая литература. 2007")

      
       Критиковать однополые отношения могла лишь малая часть строгих религиозных учителей, проповедь которых не сильно влияла на социум. Изначальным источником доказательства этого снова становятся тексты самих же восточных людей, и именно тех, что были известны как просвещенные, ведь они как никто лучше знали культуру, и обычаи своего времени:
      
       "Эй вы, невежды! Если бы любить красавцев было бы стыдобой,
       Имели бы ученые мужи рядом с собою *прелестных юношей?"
      
       *иштикак - исходное от махаббет, махбуб - "возлюбленный" (катамит, юный любовник)
      
       Так смело выразился живший в 16 веке судья и ученый Мехмед ибн Мустафа (1490-1536), он также был поэтом и писал под псевдонимом Ме'Али. Его отец служил при дворе Баязида II.
      
       "Я не оставлю привычку любить мальчиков,
       И не желаю слушать советов своего наставника".
      
       "Суфий говорит мне: Ты тоже полюбишь то, что мы любим,
       Да, я полюблю это сердцем и душой, если то, что он подразумевает - это юноша!"
      
       Все сочинения Ме'Али были гомоэротичными, (женщин он игнорировал вовсе); порой он называет объекты обожания по мужским именам, таким как Хассан или Мустафа. Ме'Али стал преподавателем и судьей весьма важных городов при правлении султана Селима I, внука Мехмеда Завоевателя.
      
       Именно кади - судьи, были религиозным компасом народа, как вершители судеб они решали, кого наказывать, а кого миловать, потому как они наизусть знали все религиозные законы и заповеди. И ничто не препятствовало ни политической элите, ни духовенству быть свободными в личной жизни, что Ме'Али и увековечил:
      
       "И у муллы и у муфти и у кади - у каждого есть свой возлюбленный...
       Так кто сказал, что у духовных лидеров нет удачи на охоте?"
      
       Муллы были учителями, а также священниками, так и муфти были высшим духовным лицом, знатоками шариата - религиозно-юридических канонов. В этом случае, любовь могла быть не обязательно телесной, но если такое случалось - это прощали. "Охотой" называли ухаживание за молодыми мужчинами, которых уподобляли большеглазым оленям.
      
       Стихи Ме'Али говорят о пылкой любви к красавцам, описывая заигрывания с ними с искусной лирикой и очаровательным юмором:
      
       "Я сказал: О *кипарис высокий и прямой, дай мне **персик!
       А он рассмеялся и сказал: О Ме'Али, на кипарисе не растут плоды!"
      
       *кипарис - синоним для возлюбленного; **шефталу - персик, также означает "поцелуй".
      
       Любовь в его стихах одновременно возвышенна и глубока, но не лишена телесных желаний; поэт часто пишет о ночных объятиях, поцелуях в губы и в шею и о созерцании голого тела, например, он утонченно описывает ревность к морю, в котором красавец купается нагим, и ревность к рубашке юноши, которая "обнимает" его тело.
      
       "Шейх города сказал: Пусть он оставит вино и красивых юношей -
       Черт с ним! Ответил я, пусть он уйдет и оставит меня в покое!"
      
       Ме'Али посмеивается над упреками людей за тягу к мальчикам; согласно османским историкам по природе он был очень мягким и ранимым человеком. Другой поэт его же времени высказался более смело:
      
       "Неважно насколько близко человек общается с молодыми мужчинами и знакомится с ними - никто в это не вмешивается"
      
       Так выразил мнение "любителя мальчиков" Мехмет Газали (ум. 1535), придворный поэт при дворе внука султана Мехмеда, принца Коркута (сына султана Баязида II), Бею которого посвятил, целую книгу в непристойном жанре.
      
       Хотя цитата взята из его сатирического произведения, однако, некоторые отдельные моменты вовсе не похожи на юмор и вполне подтверждают все, что написано в других серьезных книгах. Газали просто "передразнивал" других авторов, пытаясь подвергнуть их критике.
      
       Сочиняя под псевдонимом "Дели Бирадер", Газали даже писал о превосходстве и преимуществах отношений между мужчиной и его молодым партнером:
      

               "Возлюбленные юноши сопровождают тебя в военных походах ... их никто не охраняет, и если ты возьмешь одного в свою комнату, или пойдешь с ним на люди, чтобы прогуляться, обхватишь его шею рукой; притянешь к себе; добьешься поцелуя; потрешься с ним щекой и попьешь из его губ (досл. пососешь его губы), а потом займешь приятным разговором, дашь ему чуть вина, заставишь его опьянеть - никакой судья или правитель не воспрепятствует тебе. Что в мире может быть лучше этого?"

      
       Так он выразил, разумеется, не своё мнение, а точку зрения "любителя юношей". Его слова не могут быть выдумкой ради развлечения, когда они в точности отражают реальность которую серьезно описывали другие авторы и историки того времени.
      
       В действительности любовь к юношам не была просто обыкновенностью - этим могли гордиться. Известный османский путешественник 17 века, Эвлия Челеби (1611- 1685 г.) в своей книге Сейхатнаме, пишет о повседневной жизни Османской империи:
      
       "Любовники флиртуют свободно с их любимыми мальчиками, обнимая их, они отлучаются за угол. Это считается задором молодых, и вовсе не неподобающим поведением".
      
       В этом отрезке Эвлия описывает сценки в хамаме Бурсы, а ниже он рассказывает о том, что наблюдал в османской Албании:
      
       "Друзья, компаньоны и любовники проводят время, болтая со своими мальчиками... и даже отцы и матери мальчиков очень гордятся тем, что их сыновья и подмастерья ухаживают друг за другом".
      
       И хотя как моралист Эвлия часто говорит о благопристойности поведения, например, назвал постыдными пьянствующих христианских парней, которые в обнимку со своими молодыми любовниками гуляли в дни праздника, но всё же, Челеби выразил к этому терпимость, сказав "однако это их обычай и мы не должны порицать это".
      
       Как бы то ни было, когда любовь выражалась в благостной и приятной обстановке, Эвлия постоянно делает весьма позитивные заметки, что говорит о том, что в его среде такая любовь не рассматривалась как грех или даже непристойность.
      
       Такие описания подтверждают, что в восточном обществе мужчины могли открыто любить юношей, и те могли любить мальчиков и страсть к юношеской красоте и любви не то чтобы понимали или терпели - это было идеалом, которым восхищались и который возводили на уровень идеала.
      
       "Мой дом как рай в присутствии ангела как ты". (персидский поэт Охади - 1274-1337 г.)
      
       И в христианстве и в иудаизме существовала такого жанра поэзия, но разница была лишь в отношении духовенства к общественному явлению однополых связей. Если в средневековом исламе в силу свободы личной сексуальности на это не обращали внимания, то в христианстве святые отцы и их последователи порицали это, как и порицали любую чувственность, держа в основе ценности целомудрие. Однако это отнюдь не должно давать впечатление "сухости" этой конфессии. Это было не чуждо никакой религии:
      
       "Он воспламенил мои страсти и поглотил мое сердце огнем.
       И-за него мой дух постиг недуг; я растерян и томлюсь".
      
       Иудаистский поэт 11 века Ишак бен Мар-Саул из Люцены (Испания) посвящает стихи прекрасному юноше, называя его "севи" газелью, и сравнивает его красоту с иудейскими персонажами как Иосиф, Адонай и Давид.
      
       Кстати, сефардская поэзия имеет много гомоэротических тем и такие признанные раввины и ученые как Шемюэль ибн Нагрелла, Ибн Габриол, Мойша ибн Эзра и Йехуда Халеви, Исаа ибн Авраам в своих произведениях не стеснялись обращаться к возлюбленному мужского пола.
      
       Можно привести намного больше цитат касательно этой темы, однако цель этой статьи выяснить и остальные вопросы. Потому мы перейдем к следующей главе.
      
      

    III. Лучше и выше
      
       Интересно следующее, что любовь и отношения между мужчинами были не только дозволенными, но порой считались предпочтительнее и "удобнее", чем между мужчиной и женщиной. Опять же личности в истории скажут все своими словами:
      
       "Лучший образ жизни это когда у тебя есть вкусная еда, золотистое вино и юноша с темными глазами"
      
       Так выразился генерал и лидер Аббазидской династии Абу Муслим Абдуррахман (718\723 - 755 г.), он был персом, по рождению Вехзадан пур-и Вандад Хормоз. И когда его спросили, почему он предпочитает юношу девушке, он ответил:
      
       "Потому что даже в пути он твой спутник; когда ты пьешь, и он пьет как твой сотрапезник; а когда ты с ним наедине - он твоя жена" (Аль-Рагиб аль-Исфахани, "Мухадарат аль-удаба, II)
      
       В восточной литературе чтобы найти грань между серьезной литературой и сатирой нужно знать о существовании множественных жанров, и многие авторы писали в любых из них: от самого любовного до непристойного, от серьезного до сатирического. В этом случае Абу Муслим не был ни писателем ни автором, а главой революции, военным лидером и героем своего времени. В своём изречении он говорит о преимуществе юноши над девушкой, и такое предпочтение действительно существовало.
      
       С тех времен восточные критики и литераторы пытались объяснить этот феномен. Уже в 16 веке османский историк Мустафа Али (1541-1600) жаловался:
      
       "Теперь мужчины предпочитают гладкощеких мальчиков с мягким характером, а не милых девушек на которых можно жениться".
      
       На самом же деле как моралист Мустафа сопоставляет разгул мужчин с молодыми парнями напротив законного брака с женщиной. Так он объясняет причину предпочтений таких отношений в обществе:
      

               "В наше время дружба с молодыми мужчинами это вход к вратам отношений, и тайных и проявленных, и открытых и отброшенных. Более того, безбородые юноши могут быть компаньонами в путешествиях. Но в этом, луноликие представители женского пола не могут быть ни другом, ни компаньоном".

      
       Не только кочевые тюрки, но и другие народы востока в то время проводили большую часть жизни в дороге: отправляясь то в путешествия, то в военные походы, и, как правило, женщин никогда с собой не брали, а при себе каждый мужчина имел мальчика или нескольких юношей, которые служили ему в пути как слуги а также и являлись наложниками для их потребностей. Такие отношения могли быть вполне открытыми и свободными, тогда как с женщинами любое публичное проявление близости являлось позорным и постыдным.
      
       Что говорить об отношениях, когда женщины редко появлялись на публике, и ни на пирах, ни на собраниях они не присутствовали - даме высокого происхождения это было бы унизительно, а проституток приглашать всякий уважающий себя мужчина не стал бы.
      
       Например, даже распространенный стереотип, что в Турции или Персии женщины низкого класса могли развлекать собрание или праздник танцами - вымысел. Есть запись Эвлии Челеби:
      

               "Танцы были любимым видом развлечения в публичных тавернах, и танцорами были только мальчики, ни одной женщине - ни мусульманке, ни не-мусульманке не дозволяли показываться танцовщией на публике. Большинство профессиональных танцоров были греческими, армянскими, еврейскими и цыганскими юношами в возрасте от 15 до 20 лет".

      
       Еще один пример предпочтения любви к юношам показывает Яхья Дукагин (1582), известный как Ташлыджалы Яхья-бей, он являлся албанским поэтом из Османской Империи, кстати, его покровителем был Мустафа, сын султана Сулеймана I. Хотя Яхья сам был женат и имел одного сына (видимо по обязанности) но он нелестно выражался о тех, кто любил женщин, вот вполне ясные строки из его стиха:
      
       "Я слышал их слова, какими странными они кажутся и неприятными всякий раз,
       И всё что я думаю, эти гоняющиеся за женщинами мужчины - не имеют вкуса,
       Эти неизлечимые страдальцы - простаки!
       Что они знают о таинстве любви? О восторге любви и ее упоении?
       Истинный любовник всегда постарается сделать сон неверным своим глазам,
       Он позволит себе любить стройные тела,
       Хотя сам будет страдать как Иов в любовной агонии,
       Зеркало его тела и души позволит ему сиять,
       Как раб сильному юноше будет он роптать.
       И тот, кто будет тосковать по любви милого мальчика,
       Никогда не будет наслаждаться Хосровом и Ширин*".
      
       *Хосров и Ширин - персонажи из поэм Низами, Фирдоуси и Джами, основанные на реальной истории Шаха Хосрова II (ум. 628) и его супруги Ширин. Позднее на Востоке их имена стали таким же нарицательным обозначением любви, как на Западе - Ромео и Джульетта.
      
       В этом стихе Яхья говорит о превосходстве любви к юношам над любовью к девушкам: он считает первый выбор более духовным и глубоким, хотя фраза "любовь к телам подобным кипарисам" также говорит о физическом характере.
      
       Стихи Яхьи полны любовной агонии, тоски и упоительного восторга, и всё это почти всегда посвящено мужчинам:
      
       "Если этот прекрасный юноша моего сердца не взойдет одной ночью как полная луна,
       Будет ли важно, если в один мрачный день я никогда бы не родился?
       ...
       О, хворающая душа, позволь мне погибнуть от вечного ожидания,
       Вожделея к этому заигрывающему юноше - бедствию моему, чтобы он вышел из своего жилища".
      
       Должно добавить, что в восточной литературе существовал сюжет произведений в стиле "муфакхара" - диалогов противоборствующих сторон (о чем упоминалась в предыдущей главе), идея которых заключалась в споре между любителями девушек и юношей. Любопытно, что всегда предсказуемо побеждали последние, за которыми стояли все удобства и привилегии. Из самых известных авторов написавших муфакхарат, это Аль-Джахиз (776-868) - первый из ранних арабских литераторов, который написал подобное; и из османских авторов это сделал Мехмет Газали, известный как Дели Бирадер.
      
       К примеру, в работе Аль Джахиза один из хозяев гулямов (юношей-рабов) в споре с хозяевами рабынь заявляет, что юноши лучше женщин, потому как даже чтобы похвалить красивую девушку - ее сравнивают с мальчиком. В таком ключе каждый выражают свою точку зрения в весьма гротескной речи. Диалогов там много и большая часть изречений носит непристойный смысл и грубую лексику. К примеру, приведу некоторые строки цитируемые сахиб аль-гхилман (досл. хозяева или приятели юношей) откровенно дерзкая:
      
       "Я не променяю безбородого юношу за девку с короткими волосами
       Также как и не продам газель за кролика
       Не всуну я по своей воле руку в нору:
       в которой боюсь я змеи и скорпиона".
      
       Это еще самое пристойное выражение среди других фраз, которые выражали сильное отвращение любителей мужчин к женщинам называя близость с ними "тошнотворной" и "не стоящей и куска навоза".
      
       Далее, согласно утверждению сахиб аль-джавар (хозяев рабынь), никто никогда не умирал от любви к юноше, и напротив, он называет семь поэтов, причиной смерти которых стала любовь к женщинам. Среди них - Кутхайир, Джамал и Урва, погибшие от своей любви к Аззе, Бутхайне и Афре. Этим, хозяева рабынь хотели выразить, что их любовь выше. Однако на это утверждение, любитель юношей (сахиб аль-гуляма) приводит такой ответ:
      

               "Если бы Кутхайир, Джамал или Урва, и прочие, кого ты упоминал наряду с ними, увидели кхадимов* из людей нашего времени, - я подразумеваю тех кого покупают за большие суммы, и чьей красотой, безупречной пропорциональностю и чистым цветом кожи восхищаются, и чьи фигуры столь прекрасны - то эти поэты сразу отвергли бы Бутхайну, Аззу и Афру, отшвырнули бы этих женщин в сторону как собак. Но твоё утверждение, которое должно было опровергнуть моё мнение - о грубых и нецивилизованных бедуинах, рождённых и взращенных в страдании и убожестве. Они не знают роскоши жизни и удовольствий мира. Они живут в пустынях и, как звери, стыдливо прячутся от цивилизованных людей".
               
               *Кхадим - досл. "слуга", этим термином обозначали евнухов.

      
       Доводы сахиб аль-гуляма довольно логичны и хитро изворотливы, но одновременно жестки и порой агрессивны. Но в самом деле они просто защищались от столь же грубых и несправедливых обвинений "предпочитающих женщин". Этого требовал жанр, который очевидно вдохновлен сценками из реальной жизни.
      
       То же самое прослеживается и в работе Мехмета Газали, в которой воссоздается аллегория войны между почитателями женщин и любителями мужчин, и интересно заметить, что именно первые начали войну, оскорбив вторых. Процитирую отцензуренный довод любителей мужчин, на обидные высказывания любителей женщин:
      
       "Если бы ты только испробовал это удовольствие, ты бы никогда не продал такой опыт, зная разницу между собакой и задом".
      
       В конце спора побеждают "содомиты" как с юмором высказывается критичный автор, и заканчивает о "зани" бабниках, которые были не менее грешны, чем первые:
      
       "Они перестали любить женщин, и последовали новым путем своего главаря".
      
       Далее, в книге Газали следует глава о том "Как наслаждаться обществом красивых юношей с кипарисовой фигурой и тюльпановыми щеками", вначале которой говорится:
      
       "Вместо того чтобы тысячу раз совокупляться с женщинами, лучше один раз поцеловать мальчика...
       Душа находит удовольствие в сосании губ юнца, а обнимать его - лекарство от печали".
      
       Эти произведения хотя и написаны в нецензурно сатирической манере, однако многие сюжеты заимствованы из реалий той жизни, и общее намерение автора выражает тот факт, что однополые отношения не только присутствовали в каждом слое общества, но были предпочтительнее всех других видов любви.
      
       Логика предпочитающих мужчин была самой изворотливой. Вот, например как дамасский поэт Ибрагим аль-Акрами (ум. 1638) описывает ситуацию в произведении стиля муфакхарат:
      
       "Порицателю, упрекающему меня за любовь к мальчикам, я открыто заявил благородное высказывание:
       Я - сын Адама, и, следовательно, я люблю лишь сынов Адама".
      
       Несколько веков спустя о теме предпочтений полов говорит иракский поэт Джирджис ибн Дарвиш (ум. 1728) известный за свою любовь к вину и мальчикам, вот отрезок из его длинного сочинения:
      

        "Я рассмотрел мнение того, кто пристрастен к мужчинам, и того, кто предпочитает женщин,
              И преимущество выиграли мужчины, так как любовь к безбородому юноше это блаженство.
              Разница между двумя сразу прояснилась моему наблюдению.
              Потому вожделейте юношей! На мой взгляд, среди них есть нежные красавцы, чьи глаза пленяют даже небесных гурий*".

      
       *Под гуриями подразумеваются не женщины, а чистые небесные существа. Эта концовка не звучит "гетеросексуально" как заключают некоторые академики, так как вопреки распространенным переводам и толкованиям даже в поэзии эпитетами "гурия" и "пери" называли и красивых молодых мужчин.
      
       Ибн Дарвиш восхищается красотой самых разновидных юношей, как светлокожих, так и темнокожих, и даже советует их любить:
      
       "Возьмите себе выбранное, чтобы сблизиться с ними ведь это удовольствие всей жизни"
      
       Как ни забавно далее, он даже добавляет:
      
       "Пусть Бог не благословит любовь к женщинам и тех мужчин, которые с ними встречаются".
      
       В самом деле, большинство гетеросексуальных союзов выполнялось лишь ради потомства, а любовь и все удовольствия близости чаще всего были между мужчинами.
      
       "Женщины для продолжения рода, юноши для удовольствия".
      
       Как ни забавно, а так гласит старинная народная афганская пословица. И это прослыло не только народе или в в среде военных, а всерьез об этом говорили даже великие поэты, повлиявшие на литературу ближнего востока:
      
       "О, арабские девы кочевников, уходите прочь! Ибо я связал свою судьбу с турецким мальчиком!"
       (Аль-Сафади)
      
       Он говорил это, отвергая женщин как потенциальных невест, велев им уходить к своим семьям. В таком контексте выражение негласно говорит о существовании отношений между мужчинами как раз супружеского характера, и никакие религиозные уставы не могли мешать им, потому что законы существовали, чтобы не допускать разврат и распущенности. К любви они не имели претензий.
      
       Интересно, что по поводу сексуальных отношений высказываются не только литераторы, но и медики того времени. Известный на весь мир ученый и врач Авиценна, Ибн Сина (ум. 1037) в своей медицинской книге хотя и говорит, что "соитие с мальчиками противно для большинства, и запрещено законом", но "с одной стороны это менее вредоносно, чем соитие с женщиной, ибо изливается меньше семени, а значит, человек больше сохраняет свое здоровье".
      
       А что касается соития с женщиной, например, Ибн Сина говорит, что женщина никогда не должна быть сверху мужчины, то есть лежать или сидеть на нем во время соития, так как это вызовет много страшных болезней, вплоть до гниения органов.
      
       Даже в религиозной нравственности сказано, что мужу с женой нельзя заниматься соитием в голом виде, а только в одежде, и это требование было установлено по соображениям целомудрия и во вторых из за суеверий, что ребенок родится больным.
      
       В плане наслаждений интимной жизнью, для мужчины иметь раба было гораздо выгоднее, чем жену или рабыню. Арабский поэт Абу Нувас выразил такой выбор вполне ясно в поэме "Юноша более достоин, чем девушка", название говорит само за себя, а текст лишь объясняет некоторые причины его предпочтения. Начиная со строк: "Ради парней оставил я женщин молодых позади" он подробно хвалит красоту некоего юнца "чей лоб сияет как полная луна и прогоняет темный мрак ночи", поэт также восхищается его воинственностью, очевидно, что объект его страстей - воин:
      
       "Он отправляется в кампанию на атаку, метая стрелы и копья.
       Он скрывает пыл войны и его характер в пламени великодушен".
      
       И далее поэт переходит к следующим строкам:
      
       "Сравнивая юношу с девушкой - я невежда.
       И все же, как вы можете сравнивать какую-то самку,
       Которую ежемесячно бросает в жар,
       И каждый год она приносит приплод.
       С ним же я на вершине.
       О, как я желаю, чтобы он явился приветствовать меня в ответ.
       И я раскрою ему все свои желания без страха имама* или муэдзина**".
      
       *Имам - руководитель молитвы и заведующий мечетью; муэдзин** - призывающий на молитву.
      
       Абу Нувас даже возмущен выбором между двумя: мужчиной и женщиной, естественно выбирая первого. Он перечислил некоторые причины, в которых кроются физические неудобства, а также последние строки говорят о том, что любить мужчину он мог безбоязненно.
      
       В других своих сочинениях он нередко повторяет свои интересы:
      
       "Этот юноша кого все видят с мечом на поясе,
       не то, что ваши шлюхи, что носят покрывало.
       Сделайте гладкощеких юношей своими и седлайте их,
       Ибо женщины это сборище демонов".
      
       Абу Нувас был не просто поэтом или придворным шутом, каким он выступает в арабском фольклоре "Тысячи и одной ночей". Как один из величайших мастеров литературы он являлся приближенным халифа Харун аль-Рашида, а также фаворитом его сына аль-Амина; будучи знатоком языков и духовных традиций, он наизусть знал все религиозные законы и даже преподавал их. Многие факты об аморальности его жизни раздуты из его стихов исполненных в разновидных стилях таких как кхамрийя - поэзия о вине (кстати, часто была завуалирована гетеросексуальными аллюзиями, так как вино он называл женским родом, отсюда заблуждения о его бисексуальности); муджун - непристойная поэзия (как назидание или осмеяние против распущенности); хиджа - сатира; газель - любовная поэзия и многие другие жанры. То, что он писал в своих произведениях, не обязательно происходило в его жизни.
      
       Вообще в арабской поэзии даже существовал жанр мудхаккарат - любовное стихотворение посвященное юношам; и му'аннатхат - девушкам (обычно рабыням). Первый жанр получил большее распространение, в особенности в средневековье, однако в современное время этот факт всячески пытаются скрыть или же игнорируют.
      
       Абу Нувас написал немало поэм с темой того, насколько ему не нравятся женщины и что он не испытывает тяги даже к "брачным девам", что уж говорить о гареме халифа Харун ар-Рашида, после посещения которого он сделал смешную заметку "мой член больше не встает и избегает меня".
      
       Отвергая женщин, восточные авторы не стремились их оскорбить, а скорее ясно отказывались от навязанного им выбора по традиции необходимости жениться и заводить детей. Своим протестом они просто выражали насколько важно для них собственное предпочтение.
      
       Возвращаясь к теме выбора, не только фактор общей терпимости, но также приоритета юношей снова доказывают цитаты тех мужчин, которые хотя предпочитали женщин (современно выразиться были гетеросексуалами), но принимали во внимание привлекательность и чары мальчиков и юношей. Вот что сказал сирийский ученый османского периода Али аль-Хаскафи (ум. 1519)
      
       "Даже если прекрасные безбородые юноши околдовывают обладателей разума,
       И сражают их своими глазами и бровями,
       Все же, любовь к чистым, девственным женщинам - мой путь,
       Ведь в любви, у людей много разных путей".
      
       Эти потрясающие слова говорят о понимании и признании множества видов любви, что в христианской Европе такое воззрение было неслыханным.
      
       Вот, к примеру, каким образом восточный автор выражает свою точку зрения (в современное время такой выбор идентифицировался бы с бисексуальностью или пансексуальностью):
      
       "Я страстно люблю сердцем обоих: тех, что в тюрбане и что покрыты вуалью (т. е. мужчин и женщин)".
       Али Ибн Масум (ум. ок. 1708)
      
       Еще один автор также говорит об интересном выборе:
      
       "Я любил красоту в любой форме, но теперь я был ослеплен этим возлюбленным в тюрбане"
       Абд аль-Рахман аль-Мади (ум. 1641)
      
       Другой, о примечательной перемене своих вкусов:
      
       "Он отвернул меня от любви к красивым девам, и их соперником была моя любовь (к нему)"
       Али аль-Гилани аль Хамави (ум. 1702).
      
       И последний, о неопределенности своих предпочтений:
      
       "Люблю ли я солнце или луну*? Гуриев или гулямов?"
      
       *солнце в арабском языке было женского рода, а луна - мужского.
       Абд аль-Рахман аль-Маллах (ум. 1635)
      
       Несмотря на разные взгляды, большая доля отдавалась юношам. Хотя и существовали и ортодоксальные учителя, которые были против таких "отклонений" согласно первоначальным законам, но в их словах читается признание привлекательности юношей для всех людей, так например Таки аль-Дин аль Субки (1384-1355) , дамасский судья и юрист, описывая устройство мамлюкского двора затронул тему джамдаров - (досл. хозяева одеяния) членов свиты султана и его охраны, и как строгий моралист и приверженец ортодоксального учения аль-Субки удрученно пишет о тенденциях в обществе:
      

              "Большинство из них это красивые безбородые юноши, которые следуют за царями и эмирами. Они служат своим хозяевам в пути и остаются с ними до времени отхода ко сну. На них очень высокий спрос, потому что желание иметь безбородых мальчиков захватило сердца всех, кто отдаются земным желаниям (ахл аль-дунийя). Джамдарийя подбирают новые стили в одежде, которые созданы, чтобы возбуждать похоть; они превосходят женщин в украшении себя и соблазняют людей своей миловидностью. Однако запрещено всякому джамдару, который верит в Бога и в Судный День, ставить себя для такой цели или имитировать женщину в том, для чего они были созданы. Он должен запретить своему господину совершать содомию (ялут бихи) и даже целовать его".

      
       К его сожалению, его взгляды разделяла лишь часть фанатичных последователей закона. Сами правители и их народ чувствовали себя свободными в этом плане. Это уже вошло в традицию, которая распространялась на все страны от османской Империи до Египта; от Персии до Сирии. Не исключено, что обычай любить юношей больше всего также получил славу и на мусульманских Балканах.
      
       Известный тому пример из истории правителя Албании 18 века, об Али-паше Тепеленском (1740-1822), которого все знали как большого любителя мальчиков. И хотя во дворе Али Паши было около 500-600 женщин и девушек, как упоминает консул Наполеона во двор албанского правителя, Франсуа Пукуавилле (1770-1838), все же другой французский дипломат Гийом де Водонкур (1772-1845) упоминает, что Али "Почти исключительно отдается "сократским" удовольствиям, и по этой причине держит целый сераглио юношей, из которых он выбирает себе в доверенные лица и даже его главных офицеров".
      
       Важно заметить, как упоминалось выше, сегрегация полов в мусульманском обществе не являлась причиной расцвета однополых отношений, а просто, повторюсь, лишь способствовала мужчинам иметь любовные связи с друг с другом, а женщинам с женщинами.
      
       Тот же Франсуа сообщает, что у албанцев "эта страсть даже поощряется и она общая среди всех классов". И далее он добавляет, что хотя многие албанские женщины "не заперты под замком" и свободно гуляют с непокрытой головой, это указывает на факт, что однополая страсть процветала не потому, что не было доступа к общению с противоположным полом, а потому что тяга к своему полу была сильнее и текла у них в крови.
      
       И, в конце концов, показательный случай с самим султаном Мехмедом II, великим завоевателем Константинополя, который описан в османских хрониках об Ахмеде Паше (ум. 1496), главном поэте при его дворе, который также обладал почетным титулом "лала", как учитель Мехмеда, он признан первым величайшим поэтом Османской империи. По словам историков, в частности, таких как Латифи Челеби (1491-1582), Ахмед Паша был заядлым мальчишником, который страшно не терпел женщин и презирал их общество:
      

              "Касательно вышеупомянутого, широко известно и прокомментировано что он был черезвычайным мальчишником и очень пристрастным к любви, ревом огня его духа он был опьянен страстью и был полностью погружен в любовь. На счет этого состояния его сильно отвращали женщины и погоню за ними, он тщательно избегал их дружбу и общество. Он был повелителем принцев в Мире где оставляют мирские отношения, он даже никогда не представлял или не задумывал жениться на женщине, или даже обнять и поцеловать. Но когда бы он ни видел красавца, он не мог оторваться от него, ни отойти".

      
       И вот попался на том, что позарился на любимого пажа султана:
      

              "Однажды услышали, что его величество Мехмед Хан дисциплинировал одного из своих царских пажей - стройного юнца с телом кипариса - заключив его в цепи, так он собрал семена раздражения и наказания на поле гнева и злости".
               Мой перевод с турецкого, Латифи "Воспоминания" (Tezkiret;';-;uar; ve Tabs;rat;'n-nuzam;)

      
       И последний узнав об этом, ревниво посадил его в тюрьму велив казнить (однако все было по его заранее задуманному плану), но когда тот посвятил ему жалобные стихи о прощении, чтобы умилостивить "повелителя судьбы". Довольный, Мехмед освободил Ахмеда и даже подарил ему пажа и с дарами отпустил его в другую провинцию, мягко говоря, это было деликатным изгнанием.
      
       Опять-таки причиной вовсе не был запрет однополых отношений, а именно суть была в верности своему возлюбленному - поэт приложил руки на чужое добро. Хроники пишут об этом в более цензурном варианте и каждый автор по-своему толкует, но некоторые турецкие академики говорят о сексуальном отношении Ахмеда с пажом султана, так как лишь что-то серьезное могло вызвать гнев султана - это была ревность. Мехмед Завоеватель из всех османских султанов был известен за тягу к мужскому полу, и когда у его отца был "вкус к мальчикам" согласно бургундскому путешественнику Бертрандону де ла Брокверу, то у султана Мехмеда к ним страсть. В истории известны его многочисленные возлюбленные, такие как Раду Красивый - сын Влада Дракула II; Яков Нотарас, сын великого мегадуки Византии; Иоанн Сфрандзи, сын секретаря императора Византии; Сулейман Паша, евнух из Боснии, а также множество фаворитов, таких как Хасс Мурад из династии Палеологов; Исхак Паша, принц Боснии, в прошлом Сигизмунд Кральевич и множество других юношей, которые служили при его дворе. Как пишут османские записи, с пажами своего дворца он любил проводить время в играх и прогулках.
      
       В стихах султан Мехмед неоднократно выражал свою тягу к обольстительным молодым мужчинам и почти треть его поэм о любви к ним. Либо его стихотворения о наполнены мистицизмом, либо любовной лирикой обращенной к юношам. О женщинах в поэзии он практически не упоминает. Хотя он был женат пять раз, с одной женой отношений он не имел отношений (Ситт Хатун), с другой развелся через три года после женитьбы (Хатиче Хатун). Его женщины были дочерями Беев (правителей знатных родов), которые выдавали своих детей ради выгоды сближения родов, очевиден политический ход. Однако браки Мехмеда никак не мешали ему иметь связи с мужчинами, и вообще стоит сказать, о его настоящих отношениях с женщинами мало что известно, кроме фактов, что три жены родили ему четверо детей. Хотя это отнюдь не отрицает его "пансексуальную" натуру, но говорит о том, что мужчины у него были в большом приоритете.
      
       Ахмеду Паше султаном была также подарена рабыня по имени "Тути Хатун" (Леди попугай), которая родила ему дочь, здесь видимо вовсе не было каких-то любовных стремлений поэта к противоположному полу, а лишь желание иметь потомка. Однако его дочь она умерла в возрасте 7 лет, и после этого Ахмед окончательно разочаровался в женщинах. В таких случаях очевидно большее предпочтение к мужчинам, если даже первые и великие поэты и их прославленные правители тянулись именно к этой любви.
      
      

    IV. Супружеский тип отношений
      
       Как стало известно из цитаты выше, сказанной правителем Абассидской династии, что юноши для мужчин играли роль наложников и даже жен. Как ни ново это звучит, однако мужчины любили своих юношей точно также как другие мужчины любили своих женщин: невест, жен, а те в свою очередь любили своих "покровителей" как девушки принимали своих женихов или мужей.
      
       И ничего странного в этом не видели, потому что в старинные времена в однополых отношениях также были роли и статус, который публично нарушать считалось недостойным. Мужчина был старшим и главным, а его возлюбленный подчинялся ему и был под его опекой, точно также как женщина.
      
       Таки аль-Дин Аль Макризи (1364-1442) египетский историк и писатель, делая заметку о красоте татаро-монгольских завоевателей, которые пришли в Египет, также намекает на то, что с юношами и мальчиками мужчины имели отношения также как и с противоположным полом:
      

              "Эмиры были очарованы ими и соревновались в том, чтобы обрести их детей, и мужского и женского пола. Они взяли многих из них (мужчин) и присоединили их к своим отрядам и встречались с ними. Один из них обычно желал обрести у другого того, кого он находил объектом своего желания... он (султан) раздал остаток ойратов среди эмиров, чтобы те служили им и его отрядам. Все это по причине того что люди аль-Хусаниийи (подразумевается территория Персии) известны своей чрезвычайно красотой - и это до сих пор правдиво по сей день. Некоторые желали жениться на их женщин, другие были околдованы их сыновьями".

      
       Отношения начинались всегда должным образом с ухаживания, а уже затем могли переходить в постель и поддерживаться как супружеские. С начала мужчины ухаживали за своими юношами: пели им серенады, посвящали стихи, дарили подарки. Молодые партнеры могли отвечать им взаимностью, давать согласия на свидание, и даже могли согласиться на близость.
      
       "Вино, музыкант, и цветы - все готовы, но нельзя хорошо проводить время без любимого.
       Где же этот возлюбленный?" (Ме'Али, газель 101-я)
      
       Примеров тому много из персидской литературы и османской, и есть даже в мамлюкской, как упоминалось выше касательно Аль-Сафади, который описал встречу любовников из уст возлюбленного:
      

              "Пусть он лучше склонит его тело к тебе, и тот дарует тебе плод своей близости чтобы ты мог его сорвать вблизи, и пусть наградит тебя долей полезного отдохновения, даст тебе выпить из его губ свою прохладную и освежающую воду, уложит тебя с ним в одну постель, сделает его ладони и руки кольцом вокруг твоей шеи, разрешит целовать его щеки и пить из его рта, даст удовольствие развязывания шнурка на его талии и ягодицах, и соединит тебя вместе с тем, кого ты полюбил и избрал".

      
       Интересные сведения рассказывает историк Ашик Челеби (1520-1572) о Ме'Али (который раннее цитировался), как в своем городе, Михаличе (город в регионе Бурсы) он встретил одного юношу из кул-оглы - (досл. сын раба), то есть янычара или кого-то из девширме, и завел с ним романс, как это началось? Он стал флиртовать с юношей, историк называет его "эффенди" - господином, который был миловиден, с большими глазами, словом - похититель сердец.
      

              "Когда бы ни встретил судья этого красавца, в мечети или на встречах, он смотрел на него, сраженный в грудь, а милашка показывал все виды кокетства, любовной игривости и соблазнительные взгляды, то бросая взгляд полный гнева, то сладко улыбаясь ему, заставляя несчастного кади краснеть от его любезностей и отношений".

      
       Далее историк пишет, что от нетерпенья судья стал сочинять поэмы и затем составил письмо в стиле прозы, с целбю показать свое "послание любви" или "заявление любви", потому как "Он желал встречи и общения с ним. Он надеялся на поцелуи, объятия... на близость". Юноша ответил на его сообщение со всем льстивым уважением, называя его "Его Высочество эффенди" он хвалит его ученость и благородство, и как ни странно сам первый предлагает, чтобы тот пригласил его на свидание:
      

              "Как бы то ни было, если мой султан просто прикажет чтобы у нас был вечер в отдельном месте, я закатаю свои рукава и обслужу его и сделаю свою чарку искрящейся от вина на его пиру... я готов сгореть и быть поглощенным, как свеча, огнем в моей душе как благовонной лампы".

      
       МеАли был рад слышать новости и ответил ему на письмо, и после небольшой переписки с любезностями они встречаются. Судья был так рад встрече, что потерял сознание, при встрече с ним "он вдохнул аромат его шеи, потерся о его щеку и упал на его грудь". Когда судья очнулся, описывается конкретное желание МеАли овладеть юношей из его же уст:
      
       "Мой дорогой, маленький эффенди, мое счастье лежит в соединении с тобой, а не в мечтах о тебе. Твоя цель это быть отрадой для меня, а остальное - предлог".
      
       Ашик челеби пишет о том что "Эффенди потянулся к желанному объекту, чтобы коснуться скрытого сокровища меж волос на лобке" (что говорит о том что юноша был достаточно взрослым) но тот остановил его, убедив что они ведь только встретились, им нужно пообщаться, а затем уже быть "фамильярными". А МеАли все равно так хотел снять веревку его штанов и готов был просить и умолять, чтобы тот смилостивился.
       В конце концов, юноша соглашается но сперва предлагает ему выпить, в словах юноши отчетливо выступает сексуальный контекст их встречи:
      

               "Давай выпьем чарку, две, и снимем тюрбан скромности, и халат достоинства пусть упадет в пучину небытия как мантия лицемерия. Если не сможем пить днем, проведем также и ночь. Пусть застеничовть исчезнет между нами. Пусть будем вместе мы без церемоний и без беспокойств. Возьми закусок с пира и пей из кувшина; подними свой кубок рукой желания для удачного осуществления и вкуси плодов моего сада воссоединения с тобой сколько тебе захочется. Позволь увеселенью победить вино поэм и стихотворений, пусть мои поцелуи станут закуской, мои губы будут вином, моя любовь - виночерпием. Любуйся моей грудью, и моими бедрами под лунным светом, соси мои губы, целуй мое лицо, вдыхай аромат моих локонов, потри свое лицо о мои щеки. Вкратце, пусть двери радости откроются со всех сторон и чаша удовольствия будет держаться высоко в руке".

      
       Это еще не вся цитата речи возлюбленного, его лирика растягивается на две страницы, он проводит сравнения, предлагая ему пить и спать вместе, "стать одним целым, соединить их души как мёд с маслом". После всех слов Ме'Али вздохнул, радуясь тому, как хорошо тот понимает чувства раненного любовью, и знает чего он хочет. В конце концов история поворачивается по своему сюжету: неудачное свидание, несчастная любовь, обманутые чувства, но не суть, факт в том что их встреча происходит как нечто привычное для многих, если не для всех. Потому как обороты слов, богатые выражения, стиль поведения, предсказуемость ожиданий и событий, всё говорит о том что это было обыкновенным явлением.
      
       Эта любовь стала целой культурой - искусством, которому учили молодое поколение и в литературе, и в традициях, и в культурном воспитании. Почти вся литература Востока в больше или меньшей степени была пронизана духом этой любви.
      
       Арабский поэт Андалусии Ибн Хазм (994-1064 г.), написал целый трактат о любви "Ожерелье Голубки", половина которого посвящена теме искусству любви мужчины к юноше, и он тщательно описывает сложные психологические моменты чувств и эмоций любящего:
      

              "Любовник поспешит к тому месту, где его любимый пребывает на тот момент; он постарается сесть вблизи него как можно теснее; он откладывает все занятия, возможные вынудить его покинуть общество любимого, и каким бы важным дело не было бы, любящий пренебрегает этим, раз оно заставляет его расстаться с ним.
              Другие признаки любви это также замешательство и возбуждение, овладевающие влюбленным, когда он неожиданно видит того, кого он любит, если тот нежданно появится, это волнение охватывает его, когда он смотрит на кого-нибудь кто похож на его возлюбленного, или если внезапно услышит его имя".

      
       Здесь он пишет только о романтике, после которой, конечно же, следует более телесная любовь, о которой пишут уже другие поэты Андалусии:
      
       "И я провел ночь с ним в блаженстве, пока уста рассвета не улыбнулись, в то время как я целовал белизну его шеи и пил вино из его темно-красных губ".
       Ибн Шухаид (992-1035)
      
       Персидский сборник "Нузхат аль-Маджалес", включающий произведения около 300 персидских поэтов с 11 по 13 век; и из 4,125 четверостиший только 125 обращены к женственному объекту за упоминание косметики и украшений (однако и за столь смутную неопределенность некоторых можно отнести к евнухам и муханнас - женственным мужчинам). Тогда как все остальные несколько тысяч стихов прямо говорят о юношах, которых называют бази - мальчик и машук или яар - возлюбленный. Сборник является зеркалом общественных условий того времени, и в нем рассказывается не только о повседневной жизни Персии, но и о целом искусстве любви мужчин к юношам: пишется о встречах, расставаниях, томлению в разлуке и возвращению, и о многих других переживаниях.
      
       В османской литературе также немало примеров ухаживаний и любовных отношений. Эвлия Челеби в Сейхатнаме рассказывает о своем путешествии в Албанию, где тогда жили как мусульмане, так и христиане:
      

              "За пределами города, где каждый полдень собираются любовные пары за высокими деревьями и в тенистых местах, и флиртуют со своими возлюбленными. Это восхитительное место для встреч культурных мужчин.... Сюда, бесчисленные юноши-любовники приходят петь песни о любви к красивым мальчикам, которых они обожают, и чьи красные губы подобны розам и вишням. Они изливают свои эмоции так сладко и грустно, что даже соловьи от восхищения лишаются дара пения. В каждом углу здесь флирт и веселье, питье, и гулянье, с музыкой и пением, и другими развлечениями и днем и ночью...".

      
       Очевиден обычай посвящать песни своим возлюбленным, что сообщает нам об ухаживании и романтических отношениях. Эвлия Челеби замечает об этом как о совершенно обыкновенной норме. Например, он пишет о тимуридском султане Хусейне Байкаре, правителе Хорасана, который будучи интеллигентным правителем и патроном искусств, любил не только поэзию и музыку, а также на пирах любил выпить и пофлиртовать с очаровательными мальчиками.
      
       Поэт 11 века Кафи Зафар из Хамадана посвятивший поэму в честь сельджукского правителя, Малик-Шаха I (предка османской династии); упомянул в своем произведении юношей-воинов с "ароматными усами и локонами" в битве храбрые как львы; они были ответственными на военных заданиях, и одновременно являлись возлюбленными для своих господ:
      
       "Они командиры войск, и кроме того невесты опочивален,
       Они рыцари мира, свирепые как львы!".
      
       В стихе описывалась телесная привлекательность красавцев с "тонкой талией" и "серебряным телом", и это означало, что милолицые воины хоть были законными наложниками своих повелителей, но были сильны и страшны в бою как могучие звери.
      
       Кстати и о цитате Кейкавуса касательно гулямов, с которыми правителю не только дозволялось а даже нужно было наслаждаться близостью, нельзя подумать что гулямы были безвольными наложниками своего господина. Они зачастую имели большую власть и силу, будучи верными воинами, в истории и рассказах о них нередко пишется как о свирепых и могучих воинах, вот, к примеру, записи сельджукского поэта:
      
       "Сегодня десять тысяч гулямов стоят перед тобою, каждый как Рустам в битве, и силен как Эсфендияр*!"
       *Имена этих героев персидского эпоса "Шахнаме" стали символом мужества и геройского могущества.
       Амир Му'иззи (ум. 1127)
      
       Сам Му'иззи посвящал свои произведения любви к юношам, он сочинил стихотворение о своем визите в Хорасан, на пути к которому увидел в доме торговца рабами прекрасного и элегантно одетого гуляма, но его цена была слишком высока, чтобы выкупить его. Насибы (лирическое вступление к касыде) Му'иззи известны своим тонким эротизмом.
      
       Во второй половине 16 века сохранились записи о том, мужчины Aравии и в целом ближнего востока всегда брали в путь своих фаворитов "гхулам аль-фираш" что означает "юноша для постели", любимцев еще именовали "хасикийа", которые являлись свитой или телохранителями своих господ, что говорит об их официальных полномочиях; их также не редко называли "супруг (жена) в путешествии", "зауджат аль-сафар" потому что ни жен и никаких других женщин мужчины никогда не брали с собой в путь. А так как почти вся жизнь мужчин тех времен проходила в военных походах и паломничествах, значительное время они проводили с возлюбленными спутниками.
      
       Хотя однополые союзы юридически не имели никаких прав заключаться, но факт, что представление о нетипичном браке существовало уже давно, и желание человека связать свою судьбу с другим человеком было всегда. Конечно же, это могли заключать тайком, хотя некоторые пытались открыто, и не без ухищрений, например, скандальный случай в Египте: в 1506 году суфий по имени Ибн Салма из Дамаска, женился на женщине, которая оказалась "безбородым юношей" или "хунса" евнухом, притом жених об этом знал и нарочно решил обмануть общество (увы, обман судьи закончился трагедией); а придворный артист, который был "муханнас" то есть женственный, на вопрос "почему ты не женился?" он шутливо ответил: "вокруг нет хороших мужчин".
      
       Однако все-таки мужчинам того времени брак с любимым не был нужен когда в отношениях хозяина и раба, возлюбленного и любовника они получали намного больше прав и привилегий, а братская клятва связывала двоих намного крепче, чем брачный союз. Так же и брак с женщиной не играл большой роли, и многие мужчины не женились из-за налога на брак, и потому пользовались благами наложничества, больше, разумеется, мужского, так как это было гораздо выгоднее.
      
       В Персии практика содержания молодых мужчин, а именно наложников называлась "адамдари" (досл. держать мужчину). Османы пользовались той же терминологией.
       Мустафа Али, путешествую по Румелии (ныне территория Балкан) отмечал самых разнообразных юношей, которых описал в своей книге этикета:
      

               "Касательно юношей албанской крови, некоторые достойны быть взятыми как возлюбленные... Однако юноши внутренних провинций, из Эдирне, Бурсы и Стамбула с талией тонкой в волосок, со всех точек зрений превосходят их всех в красоте и мастерстве. Среди вольно рожденных, безбородые Курды безупречны и обязаны быть дружелюбными и щедро послушны во всём, что им предлагают... А грузины, русские и гурелы не целомудренны, так как среди них есть доступные для эротических удовольствий. Из них, венгры, самые очаровательные и смышленые, хотя они наглы, высокомерны и предают своих хозяев... С чистым сердцем, учтивые, скромные и честные босняки и хорваты - их множество... А красота и смелость кавказцев и абхазов, нежность их бровей и ресниц бесспорно явны".

      
       В такой манере он много описывает, каковым должен быть идеальный слуга, который также может быть возлюбленным для хозяина, он пишет о разных народах, традициях и привычках с точки зрения османского турка. Обычай брать себе юношей как любовников, он описывает вполне в порядке вещей.
      
      

    V. Гармония в паре
      
       Почему мужчина и юноша? почему старший и младший? Несмотря на существование некоего феномена ограниченной ориентации, то есть когда ввиду общественных традиций ценились более всего отношения между младшим и старшим, а также женственным и мужественным, между тем и на гетеросексуальные отношения накладывались точно такие же или даже еще более жесткие ограничения: женщине запрещалось выглядеть или вести себя мужественно, а также, например многие мужчины, разводились с постаревшими женами чтобы снова жениться на молодую.
      
       В модели гармоничной пары видели гармонию эстетического чувства: если младший был нежен и ласков, то старший - его любящий должен быть силен и мужественен.
      
       Таковы, к примеру, метафорические описания Дели Бирадера, касательно тех, кто гоняется за мальчиками:
      
       "Их руки сильны, их позы величественны, движения мужественны, они двигаются как борцы, потому что они выросли на долине хрустальной горы, и тренировались в таком месте как серебряный купол".
      
       О красоте возлюбленного посвящено довольно много произведений: любовных стихотворений, рассказов, элегий и прочих. Так как моя статья нацелена на более краткое объяснение некоторых особенностей природы однополых взаимоотношений, слово о красоте передам кратко:
      
       "О нет, клянусь гранатами пухлых грудей растущих на ветвях ствола,
       Клянусь гроздями локонов и розами щек,
       Клянусь тысячами полных лун, что встают со счастливыми звездами,
       И посланником клянусь, сообщающим, что смутное обещание стало назначенным свиданием,
       И наконец, клянусь блаженством единения, что следует после долгого отказа -
       Никогда мои глаза не видели ничего подобного этому красивому юноше, который явился навестить меня на праздник,
       Он был одетый в сине-переливчатую мантию, и в одеяния сотканные из железа".
      
       Абдуллах ибн аль-Мутазз (861-908), багдадский халиф их династии Аббасидов.
      
       Судя по грудям "подобным гранатам", по луноликой красоте, длинным волосам и румяне объект его страстей чрезвычайно женственен, однако он все же воин, на нем "одеяния сотканные из железа " а именно кольчуга и доспехи. В возлюбленном, тем не менее, поэт видел мужчину, а не женщину.
      
       Удивляясь женственной внешности и манерам второго партнера, пишет османский поэт Недим (1681 -1730):
      
       "У тебя кокетство юной девушки, но голос твой как у красивого юнца - ты сущее мученье!
       Я даже не уверен ты дева ты иль юноша, о, неверный!"
      
       Несмотря на это, в этом не видели гетеронормативный стереотип, а просто естественное сочетание подходящих друг к другу людей. Хотя в целом восточное восприятие было в этом плане разнообразным. Распространенное мнение, что любили только маленьких мальчиков до тех пор, пока у них не вырастет борода только потому что видели в своем объекте девушку - заблуждение. По факту, больше половины восточной поэзии посвящена именно мужским атрибутам взрослого юноши, который самостоятельно живет и вполне мужественно сохраняет свою честь. У него есть оружие, и хотя он умеет кокетничать и флиртовать он также обладает разумом строго отказывать, он ездит верхом, он искусен во многих занятиях, он участвует в военных походах или у него есть другие профессии, например он занимается торговлей и купечеством.
      
       В Иберии (арабской Испании), многие халифы и придворные поэты посвящали свои стихи возлюбленным мужчинам. Пример поэта Ибн Аммара, который посвящал свои стихи своему любимому халифу Севильи, аль-Мутамиду, будучи старше него почти на 9 лет, но все же к тому кто статусом был выше, он обращался как к возлюбленному, что говорит о "нестандартных" отношениях, однако все же они существовали:
      
       "Во время ночи нашего воссоединения,
       аромат своего румянца он подарил мне в ласках
       Слезы мои текли над красивым садом его щек, увлажняя его мирты и лилии,
       Пока судьба не дала мне выпить чашку печальной разлуки -
       Она опьянила меня туманом, что не смог рассеяться.
       Я озадачен ведь ослепил он мои глаза, что были его раем;
       Он стал причиной таяния сердца моего, что было его жилищем!"
      
       Поэт сравнивает лицо халифа с садом, его губы и щеки как цветы. Многие его поэмы к аль-Мутамиду полны грустной лирики и чувственности, потому что эти письма были написаны им в изгнании и тюрьме. Их отношения весьма необычно начались и кончились. Уже в тринадцать лет юный принц, восхищенный его поэзией потребовал чтобы тот спал с ним рядом на той же подушке. Поэт действительно проводил с ним много времени, но однажды он рассказал повелителю дурной сон о том, что он убьет его, и тогда разочарованный халиф изгнал его в ссылку за свое высокомерие.
      
       Рассказы о подобных случаях ярко показывают, что хотя были выработаны некоторые неписаные идеалы и стандарты гармоничных отношений, не всегда им следовали, и даже зачастую их нарушали. Самый яркий тому пример любовь к "безбородым", тогда как восточные авторы даже находили вкус в усах и бороде своего возлюбленного.
      
       "Ох, ты так гордишься своими усами, клянусь Богом, это так!
       Аромат шафрана и мускуса что веет от тебя,
       Ты позеленел от гордости!
       Я ждал, чтобы укусить твои щечки и присосаться к твоим губам".
      
       Абу Нувас аль-Хасан ибн Хани (756-814)
      
       Персидские и османские литераторы нередко описывают свое восхищение перед нежными усами и небольшой бородкой, что говорит о том, что их объект - молодой человек, а не ребенок.
      
       Поэты описывают щеки своего идола, его большие глаза, ровные брови, длинные ресницы, маленькие губы, подбородок, густые вьющиеся кудри, и весьма зачастую волосы на лице которых называли "кхатт" (перс) и "хат" (осман. тур.) что переводится как: полоса, отметка, надпись, каллиграфия. То есть жидкая борода или усы на лице напоминающие сложный узор арабской вязи. Бороду также называли "губар" - пыль, или "рейхан" - зелень со сладким запахом (возможно, базилик). Образ травы или зелени очень часто приводился, например лицо сравнивали с поросшим садом, бороду или усы описывали как черные или темно-зеленые листья, а рядом с ними румянец щек, который уподобляли розам. Использовали также метафоры "зеленого попугая", который нагибался над вишенкой губ, жаждая вкусить их сладость. Сравнений с растительностью на лице возлюбленного просто тысячи.
      
       Даже в более новое время вплоть до начала 19 века восточные поэты продолжали писать о восхищении перед мужской внешностью. Процитирую стихи поэта Индии, Мира Инша-Аллаха Кхана Иншы (1756-1817) :
      
       "Это не волосы на лице, ни таинственные надписи - а писаное желание поцелуев,
       Словно любовное письмо, которое прорезалось на твоем лице".
      
       Инша в своих стихах не раз выражал свое недовольство от того, что его партнер выщипывает бороду.
      
       "Видя твой новый зеленый пушок, о, игривый, светлый любимец,
       Даже изумруд изменился цветом и позеленел от зависти".
      
       Сам Инша начал писать такие стихи уже в возрасте 16 лет. Судя по этому нельзя сказать, что отношения были только между мальчиком и взрослым мужчиной, а скорее больше между юношей и молодым человеком, или юношей и мужчиной. Любовь была самой разной и есть много источников, которые говорят об отношениях между равными в возрасте. Так, например Эвлия Челеби в Сейхатнаме рассказывает о своем путешествии в Албанию, где тогда жили и мусульмане и христиане:
      

              "За пределами города, где каждый полдень собираются любовные пары за высокими деревьями и в тенистых местах, и флиртуют со своими возлюбленными. Это восхитительное место для встреч культурных мужчин.... Сюда, бесчисленные юноши-любовники приходят петь песни о любви к красивым мальчикам, которых они обожают, и чьи красные губы подобны розам и вишням. Они изливают свои эмоции так сладко и грустно, что даже соловьи от восхищения лишаются дара пения. В каждом углу здесь флирт и веселье, питье, и гулянье, с музыкой и пением, и другими развлечениями и днем и ночью...".

      
       Мужской любви и красоте не могли противостоять ни султаны ни простолюдины. Почему мужской? То, что красивый мужчина как объект обладал грациозностью, миловидностью и мягкой красотой не означало, что поклонники видели в нем женщину. В поэзии мужским атрибутам юноши посвящены целые термины: его аккуратные усы, сильные руки, высокий рост, воинственность, владение оружием, его власть и порой грубость в характере и даже жестокость, но самое главное - чтобы он был красив и молод.
      
       Из этого видно, что вожделенным объектом не всегда был хрупкий, женственный мальчик, у которого еще нет бороды. Это и так ясно, что персидская и османская поэзия не была скупой и однообразной и она отражала общество и его нравы.
      
       Факт, что идеалом была любовь именно к безбородым это была чисто эстетической формой восхищения и поклонения, так как идеальной красотой являлась личность андрогинная, хотя лишенная ярких половых признаков, но прекрасная как ангел. Плюс, в развитии этой эстетики, гендерные роли имели свое влияние. Рост бороды у юноши часто становился переломным моментом для любовника; хотя не всегда это происходило с половым созреванием мальчика, а могло произойти тогда, когда молодой человек, пока он красив, решит стать независимым мужчиной и отказаться от позиции возлюбленного.
      
       Саади Ширази (1210-1292 г.), великий персидский поэт и литератор подробно затрагивает эту тему в своей книге "Гюлистан" ("страна роз", так называли Персию). В небольшом рассказе от лица персонажа говорится о том, как возлюбленный, с которым он был в самых тесных отношениях, начал взрослеть и меняться и когда раздраженный любовник отпускает его - тот уходит, сказав:
       "если летучая мышь не желает соединиться с солнцем - красота солнца не уменьшится!"
      
       Потерявший покой любовник сетует и жалеет, что выпроводил юношу, в разлуке и огорчении он почти готов "умереть в его присутствии". Однако спустя некоторое время тот вернулся, но уже повзрослевший и как заметил поэт:
      
       "его мелодичный голос изменился; его очарование поблекло; великолепие его красоты исчезло".
      
       Юноша хотел успокоения, и он обнял его, пытаясь утешить:
      
       "В день, когда у тебя была прекрасная растущая борода, ты обидел его, кто желал видеть взгляда твоего".
       "Выщиплешь ли ты свою бороду или нет, а счастье этих юных дней, должно будет кончиться. Ох, имел бы я власть над жизнью, как ты над бородой, я бы не позволил этому кончиться до дня воскресения".
       "А именно, сердечная привязанность завораживает сердца любящих все больше и больше".
      
       Рассказ полон не только сильных эмоций, любви и привязанности, но и поучительной мудрости.
      
       Существовало мнение, что любовь творила такие вещи, что возлюбленный мог занять позицию любовника, и наоборот любовник возлюбленного. Во что говорит персидский автор Ахмад Газали (ум. 1123\1126) о романтических отношениях подобного рода:
      

              "И тогда отношения между любящим и любимым в этом унисоне (иттихад) разнообразно: иногда он становится мечом, тогда как другой становится ножнами, и иногда отношения меняются иначе. В самой совершенной стадии любви, когда нельзя рассудить кто меч, а кто ножны". (Саваних)

      
      

    VI. Узы любви и их долговечность
      
       И литература, и история мусульманских регионов от Балкан до Индии в эпоху средневековья и возрождения довольно часто демонстрируют не только плотскую страсть, но и прежде всего сердечную любовь мужчин к их идолу любви - прекрасному юноше. В современном понятии существует ошибочное клише, что все правители изменяли своим любовникам с другими, не имея понятия о верности - это вовсе не так. Были и те, кто выбирали путь чести.
      
       Принц Египта и Сирии, Ахмад ибн-Насир живший в середине 14 века, был до того безумно влюблен в своего очаровательного виночерпия Шухаиба, что проводил с ним дни и ночи в удовольствиях и веселье, вопреки недовольству отца, что мальчик был простолюдином. Когда его отец-султан пытался разлучить их, насильно женив сына на женщину, и Шухаиба посадил в тюрьму, то Ахмад грозился покончить жизнь самоубийством. Несчастный принц сетовал перед армией солдат:
      

              "Вы имеете сотни красивых юношей, хотя для отца моего, вы - лишь рабы (мамлюки). Тогда как я - его сын, довольствую себя в земных наслаждениях только с этим юношей! Если султан выгонит его - пусть изгонит и меня!"

      
       И это не единственный случай отчаянной любви и преданности в восточной истории. Представление о лояльности выражается в литературе, и это демонстрирует не меньше отдачи в идеале любви между мужчинами:
      
       "Ты ушел, но желание к тебе не ушло из моего сердца,
       Так и образ в моих глазах полных слез не сможет смыться ничем.
       Хотя твой статный силуэт покинул взор мой,
       Но видение изящного кипариса не выходит из моей головы.
       Если меня позовут в рай без тебя, я скажу: "я не хочу идти в тюрьму!"
      
       Хомам Табризи персидский поэт 13 века, несомненно, говорит о смертном юноше, и видимо именно о том человеке, которого знал много лет и кого несказанно любил.
      
       Важно развеять избитое мнение, что поэзия суфиев это всегда чистая аллегория духовности. Многие стихи поэтов были вовсе не мистической метафорой как, например, чисто духовными были ценности у знаменитого Джалаладдина Руми (ум. 1273), хотя и у него кроме многочисленных возвышенных поэм посвященных его учителю Шамсаддину Табризи, есть приземленная любовная поэма, о неизвестном гуляме:
      
       "О мусульмане, видали ль вы сбежавшего раба? Юнца в рубиновых одеждах, с ликом обаятельным; как сахар сладкий он телом подобен кипарису, с глазами дерзкими...".
      
       Хафиз Ширази (1326-1389), светило персидской поэзии также не всегда посвящал свои возвышенные стихи Божественному "нечто" а конкретно говорил о земных страстях: "Кудри юноши нарушили клятвы целомудрия Хафиза", в этой фразе откровенно есть намек на физический тип отношений. Хафиз также описывает телесные атрибуты юного мужчины, например его молодые усы:
      
       "Красотой своей родинки и кхатт (нежных усов), ты похитил сердца мудрых".
      
       Другой более ранний ученый персидской литературы Саади Ширази (1210-1292 г.) часто говорил о кхатт, как об излюбленном предмете обожания:
      
       "Саади любит зеленого цвета кхатт в их близости с розовыми щечками".
       "Как вы опишете изумрудные усы и рубиновые губы? Я уподобляю их источнику бессмертия".
      
       Саади открыто заявлял, что любил юношей и не только предпочитал их всему другому, но и гордился этим:
      
       "Везде знают что Саади - шахид-бази*,
       Это в нашей вере, это не порок - а достояние!"
      
       *шахид-бази - в суфийской терминологии свидетель божественной красоты, а также означает красивого юношу и возлюбленного партнера (катамита); бази - игра: играть, забавляться, а также приносить удовольствие. Вообще выражение трудно перевести на другой язык для точного значения, но можно трактовать как "играющий с юношей" или точнее "тот, кто получает удовольствие от красивых мальчиков".
      
       Красота была важнейшим элементом во внешности юноши, однако это не всегда было важнее чувств по отношению к личности. Необычная любовь между мужчиной и юношей у Саади раскрывается в книге Гюлистан, когда ни внешность возлюбленного, ни какие другие обстоятельства не мешают мужчине любить другого человека:
      

              "Я был в самых тесных отношениях со своим возлюбленным.... Он ушел, и огорчение овладело мною. Я потерял покой.... Вернись - убей меня! Умереть с тобою, слаще, чем жить без тебя!.... А именно сердечная привязанность завораживает сердца любящих все больше и больше".

      
       Идеал немыслимой любви в персидской эстетике позже отражается в рассказе османского биографа и переводчика Ашика Челеби (1520-1572) который также был судьей; и в одном из своих рассказов он повествует о некоем красивом юноше по имени Ферди; его безумно полюбил любовник, "которого все знали за склонность к мужчинам" и хотя тот был очень воспитан и умен, но любовь довела его до такого маниакального отчаяния, что он требовал Ферди убить его, после того, как тот жестоко отказал ему в любви. Рассказ непередаваемо трагичен, однако выражает важность эмоциональной стороны отношений.
      
       Похожие истории о любви полной самопожертвования рассказывал великий поэт Фаридуддин Аттар (1145-1220) об одном дервише:
      

              "Абу Али Рудхабари увидел в бане красивого юношу и дервиша. Дервиш ждал юношу как раб. Он умыл его, вытер, дал шербет, постелил под его стопами коврик для молитвы, одел его, зажег благовония, опрыскал его розовой водой и сделал много услужений. Но юноша даже не посмотрел на него. Дервиш сказал: - Как долго ты будешь сердиться на меня? - юноша ответил: - умри! Тогда ты освободишься от моего сдержанного поведения! Дервиш вздохнул, и вскоре умер. Абу Али похоронил умершего. Годы спустя в пустыне он встретил этого юношу одетого в халат суфия. Дабы искупить свою несправедливость он ежегодно совершал паломничество в Мекку ради своего "убитого" любящего. Он был слеп, чтобы увидеть совершенство этого мужчины. Он чувствовал горькое сожаление".

      
       Суммируя приведенные выше тексты можно с уверенностью заключить, что между мужчинами была не только телесная связь, а в первую очередь любовь вместе со всеми чувствами и переживаниями, со стыдом и совестью, и наоборот, не только эмоциональные переживания, но и интимная близость.
      
       Например, такие известные литераторы раннего периода как аль-Джахиз, Абу Нувас, аль-Тифаши и Ибн-Даниял более всего говорили о сексуальной сфере, причем весьма в откровенно непристойном жанре, однако из их сочинений очевидно общественное предпочтение к красивым юношам.
      
       Когда все пункты ясны, остается последний вопрос насколько долго эти отношения держались? Известно, что объектом любви был очень молодой юноша или мальчик, однако если тот взрослел, оставалась ли любовь прежней? Не секрет, что, несмотря на возмужание, юноши все равно могли продолжать любить своих мужчин - если они были привязаны к ним.
      
       Поэт 8 века Башар ибн Баурди из Багдада сказал по этому поводу:
      
       "Прими своего друга таким, какой он есть, потому что если откажешься пить воду из оазиса с соломинками на поверхности - рискуешь умереть от жажды"
      
       Есть предубеждения, что после брака юноши прекращали отношения, но в большинстве случаев это не происходило. Даже женившись из-за долга, мужчины могли продолжать поддерживать дружбу и интимные связи друг с другом, и ничто не мешало их долговечной страсти, как это увековечил еще персонаж из сочинения Платона в "Пире":
      

              "Возмужав, они любят мальчиков, и у них нет природной склонности к деторождению и браку; к тому и другому их принуждает обычай, а сами они вполне довольствовались бы сожительством друг с другом без жен".

      
       Хотя в османском обществе, как и в Древней Греции, идеалом были отношения юноши с чуть более страшим мужчиной или равным ему, а не, например двух взрослых мужчин, что было попросту нетипично с общественной точки зрения и запрещено с строго религиозной. Все же отношения между взрослыми мужчинами разрешались только в том случае, если один из них был пленник или слуга \ раб (гулям \ кул) который мог публично оставаться в статусе возлюбленного при условии привлекательности своей внешности, а иначе это предпочитали скрывать чтобы не возбуждать ропот окружающих.
      
       "Безбородый" это слово часто упоминается в связи с красотой и эротичностью юноши, но не всегда неправильно его переводить как "мальчик до полового созревания" (то есть до того, как у него растет борода, а значит до 16-18 лет). На самом деле обыкновенно, чтобы сохранить статус безбородого, молодые мужчины просто брились и следили за внешностью, чтобы оставаться в статусе молодого, а значит привлекательного. Это понятие также с натяжкой можно подразумевать как женоподобный тип (в иных случаях излишне женственными могли быть евнухи), потому как объектом любви зачастую был хотя и юный но мужественный воин "амрад" (перс. мальчик \ юноша), пик красоты которого наступал когда у него росли усы.
      
       Однако здесь уж если вообще посмотреть, когда у мужчины начали расти волосы на лице в зависимости от типа или национальности, например в заметках Эвлии Челеби у курдов (этнос на юге Турции) мальчики обретают бороду уже с 10 по 17 лет. А в другом случае еще более любопытно, что Мустафа Али с восхищением пишет о юношах Боснии-Герцеговины как о "больших и свирепых, и очень красивых парнях", у которых "не растет борода даже в возрасте 30 лет".
      
       Поэтому осуждения в повсеместной педерастии во многом не обоснованы, а также поспешные заключения, что повзрослевшего мужчину старший любовник больше не любит и бросает - нелогичны и абсурдны. Ведь когда на востоке восхищались эротичностью молодого юноши, ласково называя его "мальчиком" или даже "ребенком" его возраст не обязательно соответствовал внешности, им мог быть и мужчина за тридцать.
      
       "Я имею возлюбленного, который вырастая, в грубости становится еще более пленительным", так считали ранние арабские классики.
      
       О довольно взрослом возлюбленном пишет и персидская поэзия: "Год назад ты ушел газелью, этим же годом ты вернулся как пантера!"
      
       А позже и османская: "О розощекий! Пушок на твоих щеках ограждает тебя колючками, чтобы чужак не прошел через сад твоей красоты".
      
       Шипы обозначали молодую бороду, которая вовсе не была отталкивающим символом, а именно привлекательным, как самая восхитительная изюминка для эстетов. "Нет розы без шипов" как гласит персидская пословица, поэты под этим подразумевали волосы на лице юноши, и также его "колючий" характер. Борода являлась символом взрослого мужчины, а отношения с таким являлись трудностью из-за общества и религии; кроме этого, когда юноша начинал расти, его поведение менялось: он созревал, взрослел, грубел, желая стать независимым, он становился холодным и жестоким, словно обрастал колючками. Тем не менее, роза и с колючками - привлекательный цветок и символ красоты. Поэтому чувства влюбленного в него мужчины оставались прежними, хотя ему и тяжело расставаться со своим любимым, к которому так привык и привязался, но не существовало любви без боли, жертвы и страданий. Однако кто всё это переживал - их любовь была вне времени.
      

               "Разве это не тот же юноша что и в прошлом году?
              У него те же глаза, те же брови, те же губы и зубы.
              Правда что он увеличился в росте, и его тело стало более сильным.
              Но что за бесстыдство, что за позор и легкомыслие -
              Перестать посещать его и желать его общества!"
               
               Нураддин Абдаррахман Джами (1414-1492).

      
      

    VII. Правду нельзя скрыть
       Всего не рассказать о том, как восток подвергнулся изменениям в 19-м веке. Об этом свидетельствуют многие записи, но, пожалуй, я приведу самые яркие примеры.
      
       Если в старой Европе искажать или скрывать однополые отношения было заведено еще со времен раннего христианства, то на Востоке такую практику стали приводить на государственный уровень лишь к 19 веку, взять реформы Танзимата в Османской Империи. Внесенные законы вошли в традицию и держатся до сих пор. Информация фильтруется, лишнее убирается, невыгодное исправляется согласно доминирующим нормам.
      
       К примеру, в современное время существует много переводов персидской книги Кабуснаме на разные языки, однако из всех исключается 15-я глава только потому, что там содержится прямая гомосексуальная тема, причем в положительном свете.
      
       Многие персидские, османские и арабские стихи, в которых возлюбленным был юноша, европейские переводчики с 18 по 19 век меняли пол личности мужского рода на женский.
      
       Ученые востока это подтвердили, ведь к тому времени уже с иным мнением судили о социальной разнице Востока и Запада того времени. Это ярко выразил египетский ученый Рифаах аль-Тахтави, посещая Париж между 1826-1831 годами, он похвалил презрение французов к мужской любви:
      

               "Одна из лучших черт их привычек, которая действительно напоминает обычаи Бедуинов, является отсутствие пристрастия любви мужчин к юношам или написания восторженных речей о них, так как это одна черта, никогда не упоминается в их среде и которую их природа и нравственность отвергает. И один из лучших атрибутов их языка и поэзии это отказ от таково вида отношений с тем же видом "джиннов"*, так как не разрешено во французском языке мужчине сказать "Я влюбился в молодого юношу*", так как это считается отвратительной речью, вот почему, если кто-то из них переводит наши книги, он изменит слова и скажет: "Я влюбился в молодую девушку" или он вовсе избавится от предложения в целом, так как они видят в этом испорченную мораль, и они правы, так как в одном из двух типов людей есть то, что не имеет характеристику другого, к которой он склонен, также как, например, магнит притягивается к железу или электричество привлекает объекты, и точно также, если тот же вид соединяется, эта особенность исчезает, и это отойдет от естественного состояния. Для них, это один из самых худших незаконных связей* до той степени, что они редко упоминают об этом открыто в своих книгах, и поскорее сторонятся этого как можно подальше, и никто не пожелает слушать разговоры об этом в первую же очередь".

      
       *Бедуины - арабы кочевники, в литературе так называли арабов во времена самого раннего средневековья.
       *Джинн - некоторые поясняют это как "пол" или "тип". Хотя вообще на востоке употребляя слово "джинн" подразумевали нечистую силу, например чертовщину, бесов, что-то проклятое.
       *Ашикту гхуламан - Я люблю юношу.
       *Фавахиш - блуд.
      
       Его слова подтвердил другой ученый из Марокко, Мухаммад ас-Саффар после визита Парижа в 1845-46 годах написал:
      

               "Флирт, романсы и отношения у них (у французов) имеют место быть только с женщинами, они не склонны любить юношей* или молодых мужчин. Для них это считается очень позорным и наказуемым законом, даже если оба этого хотят (близости друг с другом). В контраст, любовь к женщинам и связь с ними происходит, когда она этого хочет, и никто не будет против этого".

      
       *Гхулам - юноша, мальчику которого уже начинает расти борода, также называли рабов, неважно какого бы они ни были возраста; любые молодые мужчины.
      
       "Даже если оба этого хотят"? Значит, на востоке это не было наказуемым, раз это было подмечено. И это действительно было так. Как четко автор подметил общественные тенденции; в Европе даже нельзя было открыто сказать "я любил юношу", когда на востоке еще тогда это было повсеместностью. Из его слов также можно понять, что отношения с женщинами иметь было труднее и многие из связей, например брак или рабство были вне желания.
      
       По двум записям двух вышеупомянутых авторов уже можно представить, как происходили изменения. Повторяя моду и законы Европы в конце 19 века, на востоке также стали нарочно изменять мужской род в слове или обращении, чтобы феминизировать его.
      
       По вине этих изменений понятия пола и ориентаций были искажены. Теперь существуют какие-то обобщенные понятия, которые очень узко определяют особенности каждого человека, и больше запутывают чем разъясняют суть.
      
       Но из-за этого ошибочно думать, что и в старинные времена иной взгляд на гендер и однополые отношения, как например, в османской Турции преследовались или осуждались. Испокон существования османского государства и до перемен в 19 веке не было конкретных записей о подобных случаях. Если мужеложники и катамиты могли быть осмеяны, то лишь в рамках морали за наглую невоздержанность, точно также как и любители противоположного пола - бабники и девчатники, но это вовсе не было фактором личного выбора любить и вступать в близкие отношения.
      
       Серьезное осуждение появилось намного позже, и главным аргументом этого является модернизация понятия морали по отношению к сексуальности и гомоэротизму в Турции; и такие изменения произошли по вине Европейского влияния лишь в позднюю эпоху османской династии.
      
       Принимая во внимание причины перемен взгляда на гомосексуальность, стандартизация этих изменений начала распространяться из Европы в османское общество только к конце 18 века, и к 19-му полностью укоренилась. Таким образом, политические и социальные основы Европейского общества культурно повлияли на османское законодательство и общественные традиции, которые с трудом отказались от своей существующей многовековой системы основанной на множестве ориентаций, и наконец, приняли гетеронормативность как доминирующую норму в своем государстве.
      
       Ахмед Чевдет Паша (1822-1895), великий визирь османской империи, а также ученый, эксперт по закону и лидер реформ, в поздние 1850-е годы пишет:
      

               "С возрастанием числа любителей женщин, число любителей мальчиков уменьшается; содомиты (кавм-и лут) как будто исчезли с лица земли. Тех, кого знали за отношения с юношами, перешли к молодым девушкам по естественному порядку. Среди высших чинов мы больше не видим таких как Камила или Али Пашу или других подобных им, которые были известны как любители юношей*. Тем не менее, Али-паша всегда пытался скрыть свою любовь к мальчикам из-за неодобрения иностранцев ".

      
       *Гулампара - правильнее юноша, а не мальчик.
      
       Как это происходило, также можно найти записях Чевдета Паши:
      

               "И великий султан Абдулмечид Хан, рожденный как падишах со своим возвышенным и императорским характером - разве он не часть человечества? - этот ветер тоже склонил его. В духе революции мира, он издал указ, чтобы некоторые женщины были любимы и желанны. Он также повелел, чтобы считали разрешенным то, что было запрещено. Никто не мог быть против этого, но Его императорское здоровье заставляло беспокойство (других) расти день за днем с изобилием дружбы с женщинами".

      
       Теперь не удивительно, почему многим трудно поверить в предыдущие обычаи отношений между мужчинами. Уже с тех времен любые тексты меняли и исправляли, а затем неправильную информацию давали как образовательную и образцовую.
      
       Занимаясь переводами стихотворений раннего османского поэта, Ахмеда Паши, мне нужно было сперва пройтись по разным переводам и сравнить лучший. Зная Ахмеда из источников как того кто предпочитал мужчин и даже не терпел женщин, меня поначалу покоробило то, что в большинстве книг от слов переводчиков его стихи обращены к женщинам. Взять переводы известного Э. Дж. Гибба (1857-1901), который лишь вскользь упоминает инцидент о паже и султане Мехмеде II, однако стихи самого Ахмеда, Гибб почти везде переводит как лирику к женщинам.
      
       Одно дело та эпоха, но даже в современное время доминирующие нормы продолжают влиять. Почти все переводы стихов в книге "Османская лирическая поэзия: антология" Наджаат Блэка и Мехмета Калпаклы (1997), в том числе и стихи Ахмед Паши наряду с другими авторами которые хотя и писали о юношах - все равно адресованы женщинам. Единственно, что составители сборника признались, что вынуждены были сделать так, чтобы соответствовать общим современным нормам. В "Заметке о гендере" стр. 14:
      

               "Что хорошо знают те, кто довольно глубоко понимают османскую поэзию, но что очень редко обсуждают - это возлюбленный, который часто, если даже не чаще всего, по обыкновению и в традиции предшествующей османам, - это молодой мужчина. ...Однако нас потребовали определить пол возлюбленного, и мы не могли оставить его неопределенным, и потому предоставили его как женщину".

      
       Единственно почему-то стих Юсуфа Наби пожалели, упомянули о мальчике. Я же предпочитаю во всех случаях следовать оригиналу, дабы не искажать факты, потому что правду нельзя скрыть.
      
      

    Когда мы смотрим на небо в облаках,

    Мы больше не думаем о звездах;

    Когда мы видим хмурый взгляд океана,

    Мы больше не думаем о жемчугах.

    Однажды, мы тоже искали чашу этого Мира,

    Но увидев, что саки хотел расположения,

    Мы бросили эту чашу прочь.

    Когда услышали мы, что желал он осени,

    Мы позабыли о юноше в саду,

    И увидев это на тюрбане соперника,

    Мы бросили нежнейший цветок.

    В суровом испытании,

    Сердце было согрето в огне разлуки

    Мы больше не просим

    О воссоединении с возлюбленным серебряной груди.

    Что же поделать кому-то с великодушием,

    Которое не приносит мир уму?

    Однажды познав ароматную свечу горящего сердца,

    Мы позабыли об амбре.

    Однажды мы разрубили путы раздора,

    Мы сделали это удачно,

    Мы бросили мечи и позабыли о кинжалах.

    Наби нашел удовольствие в горлышке бутыли

    И у подножия кувшина,

    Он отпустил кайму плаща возлюбленного,

    И сбросил воротник всех желаний.

      

    Наби (1642-1712), газель 448-я.

    ***

    Библиография:
      Пир, Платон. С. К. Апт
      
      Лукиан из Самосаты. Две Любви. С. Ошеров. 1991
      
      Книга законов султана Селима I. М. Главная редакция восточной литературы. А. С. Тверитинова. 1969
      
      Ghazal as World Literature: Transformations of a literary genre. Thomas Bauer, Angelika Neuwirth.
      
      Ikhwan al-Safa (A translation from the Epistles of the Brethren of Purity, Lenn E. Goodman and Richard McGregor, Oxford Press)
      
      Joseph von Hammer Purgstall, Geschichte des osmanischen Reiches 1827-1835
      
      Al-Raghib al-Isfahani, Muhadarat al udaba, II.
      
      Al-Subki, Mu'id al-ni'am wa-mubid al-niqam 1993.
      
      Fatih Ti;li 'Kl;sik t;rk edebiyatinda ;ehrengiz ;ali;malari hakkinda bibliyografya denemesi' Turkish Studies. Volume 2-4. 2007
      
       Sehrengiz, Urban Rituals and Deviant Sufi Mysticism in Ottoman Istanbul. B. Deniz ;alis-Kural
      
       The Ghaznavid and Seljuk Turks: Poetry as a Source for Iranian History. G.E. Tetley
      
       A Mirror for Princes: The Qabus Nama by Kai Iskandar K;';s Ibn. Reuben Levy. 1951.
      
       Evliya ;elebi's book of travels. 2. Evliya ;elebi in Bitlis - Klaus Kreiser. Publisher: BRILL, 1988
      
       Evliya ;elebi's Book of Travels: Evliya ;elebi in Diyarbekir - Martin Van Bruinessen, Hendrik E. Boeschoten. Publisher: BRILL, 1988
      
       Candid penstrokes: the lyrics of Me;;l;, an Ottoman poet of the 16th century. Edith Ambros. 1982
      
       Deli Birader: Dafi;'l gum;m, rafi;'l hum;m. Selim Kuru
      
       In the days of the Janissaries: old Turkish life as depicted in the "Travel-book" of Evliya Chelebi. Alexander Anastasius Pallis 1951
      
       Abu Nuwas: A Genius of Poetry. Philip F. Kennedy (1997)
      
       On the Term "Kh;dim" in the Sense of " eunuch " in the Early Muslim Sources. David Ayalon
      
       Avicenna. Canon of Medicine. Book III. fen 2. tr 1.
      
       Slave Soldiers and Islam, the Genesis of a Military System. Daniel Pipes
      
       Sexual Occidentation: The Politics of Conversion, Christian-love and Boy-love in 'Attar. Franklin Lewis. Iranian Studies, volume 42, number 5, December 2009
      
       Homoerotic Liaisons among the Mamluk Elite in Late Medieval Egypt and Syria Everett K. Rowson
      
       Ali Pasha of Ioannina: A Study in Cultural Representation. Katherine Elizabeth Fleming
      
       The diamond of Jannina; Ali Pasha, 1741-1822. William Plomer
      
       Encyclopedia Iranica. Volume 12. Ehsan Yar-Shater. 2003
      
      Tables of delicacies concerning the rules of social gatherings: Gelibolulu Mustafa A;li Meva;'idu;'n- Nefa;'is fi Kava;'idi'l-Meca;lis. Douglas Scott Brookes
      
       Rifa'ah al Tahtawi, Takhlis al-ibriz fi Talkhiz Bariz Aw Al-Diwan al-Nafis bi-Iwan Bariz. Vol 2, p. 10-11. 1973
      
       Disorienting Encounters: Travels of a Moroccan Scholar in France in 1845-1846. The Voyage of Muhammad As-Saffar. University of California Press. 1992
      
       Ahmed Cevdet Pasa, Maruzat, ed. Yusuf Hala;otlu (Istanbul: ;agri; Yay;lar;, 1980) p.
      
      Ottoman Lyric Poetry: An Anthology (Publications on the Near East) Najaat Black, Mehmet Kalpakl;. University of Washington Press, Jul 1, 2006
      
      The Age of Beloveds: Love and the Beloved in Early-Modern Ottoman and European Culture and Society. Walter G. Andrews, Mehmet Kalpakli. Duke University Press, Dec 23, 2004
      
       Eserlerine g;re N;b;;. Meserret Diri;z. 1994
      
       The Travels of Bertrandon de La Brocq;ui;re. 1807