Рабочие будни
После праздника первого поезда, станция Северобайкальск стала быстро расширяться: построили новые пути, временное локомотивное депо, и стали строить постоянное локомотивное депо, построили рядом со станцией звеносборочную базу, и укладка пути пошла дальше по БАМу. Параллельно с расширением станции, стали строить и город Северобайкальск. Появились новые дома, антисейсмичные; новые магазины, и даже кафе. И понаехало в город много разного народа со всех уголков великого Советского Союза. Приезжали и группами, и одиночки, и целыми командами: снимались с места где – нибудь в центральной России или в Армении, целыми деревнями, и приезжали в Северобайкальск. Представители Северобайкальска разъезжались по России, по Украине, по Белоруссии, по другим местам великой страны, собирали там комсомольско – молодёжные бригады и привозили их в Северобайкальск. Люди были разных национальностей, разных профессий, разного опыта работы и жизни. Приезжали молодые семьи с детьми, в поисках жилья, приезжали сироты, которым негде было жить. Помню, приехали брат с сестрой, что-то случилось в их семье. И они вынуждены были скитаться по огромной стране. В Северобайкальске они ночевали в котельной. Им негде было жить. Но всё же, как-то судьба их устроилась: им дали комнату в деревянном общежитие, в щитовом домике. Устроились они на какую-то работу. И вроде бы всё у них наладилось. Но сколько ещё таких было, неприкаянных.
Приезжали люди и в поисках приключений, и в поисках длинного рубля. Приезжали и алиментщики, и прочее, и прочее, и прочее…
И у нас в локомотивном депо собрался разный народ, но основной костяк – это были машинисты, работавшие на БАМе давно, ещё с укладки пути по трассе БАМа.
На станции Северобайкальск тоже был разный люд, приехавший со всех областей страны. Коллективы быстро срабатывались и становились дружной командой.
Станция Северобайкальск в то время делилась на две станции: одна подчинялась отделению временной эксплуатации (ОВЭ), министерства транспортного строительства, другая подчинялась министерству путей сообщения (МПС). На одной станции был начальником Геннадий Ефимович Калюжный, на другой – Валерий Иванович Ковалёв. Соответственно и там, и там были и дежурные по станциям, и приёмосдатчики, и товарные кассиры, и составители поездов, и другие люди по профессиональной принадлежности.
Люди продолжали приезжать в наш молодой город в надежде найти работу и жильё. Многие разворачивались и уезжали назад. Не нравились им условия труда, климат и многое ещё чего.
Приезжали и корреспонденты из разных СМИ. И расспрашивали нас о жизни и работе, снимали нас в разных ракурсах И отправляли наши снимки в журналы, в кино, в телепрограмму «ВРЕМЯ». Писали в газетах. В одной местной газете, помню, писали про наши локомотивные бригады и переврали мою фамилию: написали не Дышловой, а Деловой. Мужики в депо долго надо мной потешались и обзывали деловым.
На станцию Северобайкальск продолжал приезжать народ. Многие из них сразу вживались в коллектив и погружались в самую гущу работы.
Устроился к нам на станцию составителем поездов, помню, Володя Халяпин, родом он был откуда-то из центральной России. Мужик он был нормальный, работящий. На работе его называли «ХАЛЯПА». С ним у меня был один очень интересный случай: работали мы вместе в ночную смену на маневрах на станции Северобайкальск. Я был помощником машиниста тепловоза, а Володя был составителем.
До середины смены мы переделали с ним почти всю основную работу, дежурная по станции разрешила нам пока отдохнуть с полчасика. Володя сидел возле меня, и мы с ним о чём-то разговаривали. Станция освещалась плохо, тусклыми лампами.
И вдруг Володя, глядя в окно, остолбенел, глаза выкатились, а шапка, - я нисколько не преувеличиваю, - торчала на стоящих дыбом волосах.
Я тоже глянул в окно и тоже оторопел: вдоль соседнего пути, занятого порожними платформами, шло привидение! Всё в белом! Высокого роста! Чуть даже выше бортов платформ, и в руках держало что-то белое! Оно шло и покачивалось!
А когда оно приблизилось к нам, мы с Володей ещё больше перепугались. Но потом с изумлением узнали в этом привидении нашу новую работницу станции. Она была высокого роста, в белом пальто, в белых сапогах, в белом платке, а в руках держала тетрадь белого цвета, в которую записывала номера платформ, мимо которых шла.
Мы с Халяпой от хохота упали на пол и смеялись чуть не до икоты.
Другой составитель был по национальности бурят, по имени Баир. Парень был с большим чувством юмора и всегда попадал в самые нелепые и смешные ситуации. На
работу иногда приходил под лёгким хмельком.
И он никак не мог выговорить отчество своего начальника: говорил не Ефимович, а Ихимич. Как-то раз Геннадий Ефимович ему сказал: «Баирка, если ещё хоть раз придёшь на работу под хмельком, я тебе восьмёрку-то напополам и распилю!»
Баирка говорит: «А чё такое, Ихимич?»
«33-я статья, вот что! Твою мать!» - рявкнул Ихимич.
И Баирка затих, долго не выпивал.
Но однажды мы как-то в общежитие собрались отметить пасху. Накрасили яйца, напекли пирогов. Мы хоть и не крещённые, но пасху всегда встречаем. Наверное, гены. И вот, собрались мы в общежитие за накрытый стол. Здесь была вся наша весёлая компания. И вдруг заходит и садится Баир.
Я ему говорю: «Баирка, мы тут все христиане, хоть и не крещённые, а ты какой веры?»
«Будда!» - ответил он.
«А тогда ты тут какого хрена сидишь? Мы будем пить во славу своего Бога, а ты не христианин».
Баирка долго смотрел на меня, а потом сказал: «Ты чё базаришь? Наливай!»
И после этого разговора мы с ним стали братья в нашем едином Боге. И я его, как бы между прочим, спросил: «Баирка, а ты чего не женишься?»
«Да ты что? На ком жениться? Нету красивых девок здесь».
«Как это нету? Вон сколько красавиц у нас на станции работает. Выбирай любую, все хороши»
«Не могу, – отвечает Баирка. – Мамка убьёт, сказала, чтоб я женился только на бурятке».
Вот такие интересные люди работали у нас на станции. Но были ещё интереснее, ещё удивительнее. И о каждом можно рассказать какую–нибудь интересную историю.
Приезжали к нам в Северобайкальск работать и бывшие врачи, и бывшие инженеры, и бывшие лётчики, и бывшие военные, и бывшие крупные начальники, но все они оставили свои прошлые посты и должности и работали с нами на равных, как обыкновенные работяги.
Приезжали на станцию в качестве почётных гостей, и министры, и начальники железных дорог, и космонавты, и члены политбюро, и писатели, и поэты, артисты, журналисты, корреспонденты, а многие после хорошей встречи уезжали дальше по БАМу. И кого только не было!
Над нами кружили вертолёты, и с них киношники снимали нас сверху. Один какой-то киношник снимал меня с вертолёта, когда я регулировал тормоза на тепловозе ТЭМ-2 ключом на 75.
Приезжал как-то к нам член политбюро товарищ Алиев. Милиция окружила станцию, повыгоняла со своих рабочих мест всех служащих, и никого близко к станции не подпускала. Алиев вышел и изумился: рабочего народу нет, а кругом одна милиция. И он спросил: «А что, у вас тут одна милиция живёт?» И милиционерам стало стыдно. И они начали сгонять народ на станцию. Ну, как же, надо же с народом сфотографироваться товарищу Алиеву!
А когда приезжал космонавт Лебедев, то сбежался народ со всего Северобайкальска. Пацаны, как всегда, были первыми.
Космонавт вышел из вагона, поприветствовал народ. И тут подбегает к нему мой сын, десятилетний пацан, и спрашивает его: «А в космосе хорошо?»
«Хорошо!» - ответил космонавт и пожал пацану руку. И все вокруг засмеялись.
А мне, как локомотивщику, приходилось водить поезда и с министрами, и с начальниками железных дорог, и с почётными гостями. Мы одевались в новенькую железнодорожную форму, в красивые новые дублёнки;
давали нам новые тепловозы, некоторые из них были с реостатным торможением, - и это по тем временам, когда мы об этом только мечтали! И мы ездили в новенькой форме, на новых тепловозах, гудели по станциям, предупреждая, что мы везём высокое начальство, которое надо беречь.
А впереди, по перегонам, стояли возле мостов, переездов, возле таёжных массивов, что так близко подходили к железной дороге, солдаты, служащие КГБ, милиционеры. А начальство смотрело на нас из окон вагонов своими круглыми глазами и качало своими седыми головами, и приветствовало нас своими пухлыми ручками. И им на некоторых промежуточных станциях подвозили на грузовых машинах спиртное, в основном коньяк, и различную дефицитную снедь. И даже подносили к ступенькам некоторых вагонов крылечки, покрытые ковровой дорожкой. И выводили их с вагонов освежиться прохладным воздухом по богатому крылечку под белы рученьки. А крылечки- то подносили не ко всем вагонам, а к тем, кто познатнее. И нас даже заставляли останавливаться на перегонах, чтобы выйти вовремя начальничку, или, как мы говорили, буржую, освежиться на свежий воздух.
А однажды, когда мы вели с Олегом Дмитриевичем Нестеровым такой поезд с высоким начальством, прибегает к нам в кабину тепловоза начальник нашего депо Валентин Иванович, - а он был у нашего начальства в качестве шестёрки, - и с порога как заорёт на нас: «Вы что так трясёте! Почему дёргаете поезд! Бутылки со столов летят, начальники пьяные с полок падают, поубиваються на фиг!»
«А пусть не пьют, - ответили мы. – А сам-то ты почему выпивший пришёл в кабину?»
«Ребята, да я не хотел пить. Они сами налили мне. Так и сказали: твои дежурные сто грамм!».
И мы тогда с Олегом Дмитриевичем Нестеровым поехали дальше и проехали все станции на отлично. И даже станцию Таксимо, где нас должна была ожидать смена. Но смены никакой не было, только подогнали машины с водкой, с коньяком и с пивом и с разной деликатесной снедью для дальнейшей гулянки наших начальников. А потом они по телевизору, по радио, в газетах говорили: «Мы проехали по БАМу, поговорили с людьми и люди готовы на год раньше срока сдать БАМ». И все смеялись над нашим начальством. Потому что никто из них не выходил из вагона, и никто не говорил с людьми.
А однажды нам с Олегом пришлось везти поезд, вернее, один классный вагон, с начальником отделения железной дороги Западного участка БАМа. Подошёл он к нам с Олегом на одной из станций и сказал: " Ребята мне надо быть к 8-ми утра на работе. Постарайтсь успеть, а то ползёте, как черепаха»
А мы ему: «Но, Сергей Ваганыч, приказ о скоростях Вы подписывали, мы не имеем право его нарушать».
«Выполняйте, что я вам сказал, – ответил он. - А ленту скоростемерную отдадите мне. Начальнику депо доложите».
И мы погнали. Ни ямы, ни выбросы, не просадки нам уже не мешали. А так как это была новая железная дорога и насыпь ещё только усаживалась, то мостики через ручьи были, как пупки, и мы по ним проносились, не снижая скорости. И наш тепловозик, и наш единственный вагон, подпрыгивали, как с трамплина. Там, где была скорость по приказу 20к.м. в час, мы гнали 40, там, где была скорость 40к.м. в час, мы гнали 60, а то и более. Потом уже мы узнали, что у начальства в вагоне летали стаканы с чаем, как ласточки. Но нам ни одного упрёка, ни одного замечания не было сделано. И ровно к восьми утра мы стояли в тупике, прямо напротив отделения железной дороги. Сергей Ваганыч подошёл к нам, взял нашу скоростемерную ленту и, скомкав её, сунул в карман своего пиджака.
«Начальнику депо доложите», - сказал он и ушёл в свою контору.
Станция Северобайкальск и Северобайкальское отделение железной дороги остались в моей памяти, как часть моей жизни. Много там было разного народу. Многих мы там людей возвысили и многих похоронили; много кого мы там любили и много кого ненавидели.
Потому что мы были молодые и готовые были круглые сутки работать и жить, любить и веселиться. Но когда уставали, нам хватало одной только ночки, чтобы выспаться и опять - в пекло работы.
Много у нас там было различных историй и приключений, обо всех и не упомнишь, многое забылось.
Но я всегда буду помнить своих друзей, с которыми работал на строительстве БАМ!