КРОТЫ
Сегодня на огороде мне попалась семейка кротов-слепышей. Сначала я вытянул за лапку самого маленького из них, кротёныша – он был белый и пушистый, словно ангел с ещё не оперившимися слабыми когтями, и всё пищал по-своему: - ну куда ты меня тянешь, я же ничего не вижу.
А к его задней правой ножке прицепилась сестрёнка постарше самую чуточку. Она была с розовым бантиком, заплетённым в редкие русые волосы, и длинные когти ей чисто наманикюрила мама. Сестричка очень сердилась: - ты зачем туда вылез, немедленно назад, а то папе скажу.
Её за ножку держал старший брат, который то и дело подозрительно фыркал, не понимая новых запахов над землёй. В когтях его скопилась грязь пополам с остатками червяков, да и шерсть его изрядно потемнела от ползания во тьме. Он не то чтобы сердился, а уже ругался на своих младших непосед: - что вам там нужно, это чужая земля и опасная.
Держа его за ногу, на белый свет из глубокой норы вылезли папа с мамой, чёрные как сама земля. Они стояли над ямой обнявшись, и покачиваясь, как будто солнечные лучи били их в бок; мама с папой были похожи на двух приговорённых, которым самим уже терять нечего – пожили, чего там – но можно спасти детишек, что слепо ползали возле их ног.
- что случилось, детишки? - спросили они в один голос, хрипловато норовясь к свежему воздуху почти незнакомой природы. Тут пахло не плесенью, не тритонами червями улитками – а страшной опасностью, как будто узкий мирок душной, но спасительной казематки, вдруг развёргся до необъятных размеров туда-сюда-обратно ужасающей бездны. И куда ни ступишь, там сначала невыносимая боль, а потом неизбежная смерть.
- мамочка, папочка, мы и сами не знаем, - пропищала слезливая дочка, заранее мокря свои глазки, словно бы готовясь к прощению за шалость. Старший брат промолчал, сжимая кулаки, а младший шарил по земле, наощупь изучая окружающий мир.
Я взял их в охапку – всех – бережа свои ладони от трепыхающихся когтей; тепло дунул в нос одному-второму-третьему-четвёртому-пятому; и отнёс их к самому началу тротуарной тропинки, ведущей к огороду от дома.
Они с удивлением погладили лапами прохладную твёрдую плитку; потом поскребли её когтями, пытаясь прорваться вовнутрь; и шокированные сели на попы.
- что это такое? - спросила папу любопытная мама, поворачиваясь к нему на нюх.
- видимо, это новая земля, - ответил папочка, осторожно подпрыгивая на попе, но стараясь сохранять спокойствие в голосе.
- не может быть! - с восторгом пискнул самый младшенький, - значит, нас сюда перенесли птицы, орлы!
- не болтай глупости, - слегка стукнул его по макушке старший опытный сын; - орлы бы нас сразу склевали.
- а вдруг мы в гнезде, и они оставили нас на ужин? - трусливо захныкала всегда пугливая дочка, - я не хочу-уууу.
- успокойся; я однажды жил в орлином гнезде, пока не сбежал, - тут папа потрогал рубцы на своей подзажившей шкуре, - и оно совсем не такое.
- тогда, значит, нас похитили инопланетяне! - снова пискляво воскликнул восторженный малыш, простирая лапки вверх, к космическому кораблю.
- ерунда, - ответила ему мама; - от настоящих пришельцев ничем не пахнет, потому что наши носы к ним не приспособлены, а от этого воняет чесноком с луком, и немножко тушёной капустой – может, огород наш сгорел?
Тут вскочил папочка:
- слушайте, а чего мы сидим-высиживаем – всё равно ведь хуже не будет? пошли.
Всей пятернёй кроты встали с поп, отряхнулись, да и взялись за руки в разноцветную цепочку. Впереди всех медленно шёл папа, осторожно ощупывая правой лапой наплывающую на нос слепую неизвестность. Наверное, в его глазах сияли какие-то искры от солнца, но так как он светила никогда не видел, то побаивался этой новой вселенной. Папа то и дело спрашивал: - все со мной? никто не отстал? - и по разнобою встревоженных, ласковых, удивлённых и восторженных голосов узнавал каждого.
Я поставил у него на пути жестяное ведро вверх ногами. Он ударился об него лапой - и зазвенел.
- эй, хозяева! - Крот ещё раз постучал, только теперь уже повежливее. Потом нашёл дужку наощупь – о, звоночек – и затрезвонил ею о ведро.
- дзынь-дзынь! эй, хозяева, подскажите нам дорогу! - А в ответ лишь молчание от ведра.
- они нас боятся, - гордо сказал крот, и приосанился как победитель.
- а может, они просто нашего языка не знают? - сметливо обратился к папе младшенький. - как же мы тут будем одни, в загранице?
- или никого нет дома, - практично заметила мама.
Они все вместе погрякали по ведру ещё парочку раз, потом опять – но никто не озывался из этого железного домика. Тогда, осторожно ступая чтобы не затоптать возможный огород и цветник, семейка обошла вокруг, сделав полный оборот – и снова оказалась лицом к домику.
- ого, - удивился папа, - да тут этих домиков, видимо, видимо-невидимо.
- наверное, здесь живёт целая династия, - согласилась с ним мама; - когда вырастете, дети, вы тоже не бросайте нас с папой.
Дочка тут же прижалась к ней хлюпающим носом, слезясь от девчоночьей нежности: - мамочка, мы вас очень-очень любим!
Тогда я убрал ведро, а чуть подальше поставил пылесос, тёплый и спокойный. Папочка слепо потрогал его толстую тушку лапами; потом двинулся вбок по шлангу, всё крепче сжимая его шею: - не пойму ничего – то ли это спящий домашний гусь, то ли змея, которая от жадности подавилась большой крысой.
И тут он зацепил когтем кнопку включения: сама тушка глухо заурчала, а пылесосовая глотка стала втягивать в себя правую лапу крота, стоявшую к ней ближе всех.
- она ожила!!! - ужасно закричал папа, страшно беспокоясь за свою беззащитную семью: ведь змея видит всё, а они ничевом слепы; - спрячьтесь за мою спину!
Испуганные дети бросились ниц; мамочка сверху прикрыла их жирным телом; а крот схватил попавшийся под руки обломок тротуарной плитки и стал как молотобоец колотить им в разные стороны: и по воздуху, по зверской морде змеи, по её прегадливой туше.
Пылесос противно пырскнул коротким замыканием, завонял, и помер.
- сдохла, тварь! - довольно хвастливо воскликнул уморенный крот, бия себя в грудь; но вызвонив в сердце победу, он и сам грохнулся без сознания.
Так они лежали, оглоушенные тревожной опасностью, а потом своим чудесным спасением; пока я не принёс тазик с водой. Поставив его на пути, я окатил всю семейку с ладоней.
- фыррр-ррр, - первой очухалась мамочка, и привела в чувство всех остальных тугими шлепками по попе, - вставайте, вы что разлеглись?
- что-что-что? - затрепыхался папа, а за ним сыновья и дочка. - где-где-где? как-как-как?
- покакаем дома, нам надо идти, - сказала их мама упрямо, оглаживая свою и чужую шёрстку от опилок да пыли.
Воодушевившись, семейка поспешила за ней. Но через десяток шагов они всей цепочкой попадали в тазик с прохладной водой.
- ах! ох! ух! - вскричали все старшие, и айяйяй тихонько всплакнула пугливая дочка.
- не бойтесь, это бассейн, я у дружка в огороде такое видал, - успокоил всех старший сын, гордо выпячивая грудь будто аквалангист-испытатель.
- ты же мог утонуть, - бултыхнула лапой возмущённая мамочка, но вода смягчила её сердитый шлепок.
- да ну, мне нестрашно, - расхвастался он как всякий хвастливый мальчишка; а младший сын, завидуя уличной славе старшего, сразу съехидничал: - там мелко, он же плавать не умеет, боится, - и получил лёгкий подзатыльник за ябеду.
После этого, опробовав дно что оно неглубокое, все стали играть и брызгаться как дети, и даже папа крот, всегда подозрительно относившийся к любой шалости, в первый раз улыбнулся, зная что его никто из своих не увидит.
Так прошло минут двадцать, потом час-два-три. Разбрызгиваемая во все стороны вода убывала из тазика – но я, радуясь вместе с кротами, всё подливал её, тёпленькую. Больше никаких западней мне не хотелось им ставить – будь моя воля, так я бы всю жизнь продержал их в этом тазике. Ухожу на работу – они в нём плещутся; прихожу домой – они опять бултыхаются.
Но солнце уже садилось к горизонту, и пришлось, вытерев насухо, посадить всю семейку на огород, ближе к яблоньке. Я слышал, как они перешёптывались: - какие у него сильные, добрые и нежные руки, это бох, это бох. - Я их перекрестил, и отпустил.
А они так и не поняли, кто это с ними игрался.