Вообще-то, сейчас я болею. С наступлением холодов мой дохлый иммунитет вечно барахлит как неисправный мотор и награждает всевозможными болезнями: от вирусной инфекции до бронхита. Потому и сижу дома вторую неделю, укутанный по уши в пледы и одеяла, в окружении горы лекарств и книг, вместо того, чтобы грызть гранит науки и трепаться с друзьями в перерывах между лекциями. Честное слово, лучше бы я поехал в университет. На самом деле чувствую себя не настолько плохо, чтобы киснуть на холодном диване в шикарной, но ужасно неуютной гостиной, оформленной, в ненавистном мне, хай-тековском стиле. Черт, терпеть не могу этот итальянский кожаный диван! Но перетаскивать весь хлам в спальню тоже не хочу. Нет смысла. Куда ни пойди - везде будет пусто и тоскливо. В одиночестве мне здесь не по себе. А Паша под страхом смерти и отлучения от своего тела на целый месяц категорически запретил выходить на улицу. Смерть как-нибудь можно пережить, а без секса я загнусь и потому послушно сижу дома, предаюсь невеселым размышлениям и жду гостей из внешнего мира с новостями.
— Мне... — заявил Паша сегодня утром. — ... не нужны проблемы, если у тебя осложнения начнутся. Поэтому сиди, лечись, а конспекты тебе Сабанов или Алла принесут.
— Ты совсем не ревнуешь меня? — спросил я тогда у него. — А если он все-таки не просто друг? Или я ненароком соблазню его?
Паша, стоявший у окна, вернул плотной бежевой шторе прежнее положение, развернулся, бросил на меня непонятный взгляд и, не колеблясь ни секунды, ответил.
— Сабанов твой - законченный натурал, и никакие ненароком не помогут. Хоть облачись в кружевное белье и израсходуй тонну косметики. Хотя такой ход и со мной не пройдет. Все относительно, знаешь ли.
После столь глубокомысленной тирады он подошел ко мне, рассеянно поцеловал в лоб, как ребенка, взял со стола папку с документами, барсетку и вышел из комнаты. Отправился на свою треклятую работу, без которой жить не может, или, как подозреваю я, без своего Димы жить не может.
— И у тебя сейчас такой вид, что ты никого не соблазнишь, разве что меня. А я не в счет, в силу личных причин. Сам понимаешь. Вообще, прекращай заниматься ерундой. Лучше вовремя принимай лекарства и витамины, — громко донеслось из коридора. — Я вчера позвонил Алле и твоему "не просто другу", попросил проследить. Кто-нибудь из них подъедет, проведать тебя после обеда. Слушайся и делай все, что скажут, иначе заимеешь кучу проблем.
Паша всегда такой. Наверное, с самого детства, о котором не любит говорить. Все наперед рассчитает, увидит перспективы, обойдет подводные камни и только тогда начинает действовать. И никогда не знаешь, что он в действительности думает и чувствует. Единственный раз, когда я увидел его без железобетонной брони, и свел нас вместе. Теперь же лишь в интимные моменты по его лицу проскальзывает тень той уязвимости, которая когда-то так сильно меня поразила. Ну и то, что внешне он полностью в моем вкусе, тоже сыграло свою роль в сближении. Хотя тогда я был влюблен в Мишку, но никаких иллюзий у меня не имелось. Погано запасть на натурала. Убедился на собственном опыте. Однако сердцу не прикажешь. Ирония судьбы заключается в том, что благодаря Мишке я встретился с Пашой, но и теперь о взаимности в чувствах говорить не приходится. Паршиво любить безответно. Еще хуже, когда ты замена. Что-нибудь особо изменилось в результате? Ничего.
В ту субботу Мишка протащил меня через полгорода. Пара пересадок, переход на другую линию в метро и мы на месте. Попетляли между домов, и в тихом дворике обнаружился небольшой салон красоты из разряда тех, что оказывают широкий спектр услуг руками одного или двух специалистов. Скромная подсвеченная неоном вывеска на фасаде обшарпанного дома, обещающая выполнить любое желание клиента, выщербленные ступеньки и новенькая пластиковая дверь. Мишка уверенно открыл ее, и мы вошли внутрь под нежный перезвон колокольчиков. В нос сразу ударила легкая какафония запахов. Мягкий приглушенный свет, зеркальные стены, тихая музыка. У дальней стены девушка в коротком сиреневом халатике колдовала над кем-то, замотанным в простыню до такой степени, что не поймешь кто это: мужчина или женщина. В центре небольшого зала за столиком, оформленным под некое подобие ресепшна, восседала дебелая тетка лет сорока в красном, сильно открытом платье. И выглядела она так, что напрочь вышибало любые мысли из головы. Высокая прическа, пухлые короткие пальцы унизаны кольцами, рот, как кровавая рана, и длиннющие ногти с лаком под цвет помады. Настоящий персонаж из фильмов о вампирах. При виде Мишки надменное выражение на ее большом круглом, как луна, лице сменилось на похотливо-кокетливое.
— Малыш! — воскликнула она, волнообразно перетекая в вертикальное положение. Прямо как осьминог. — Ты нехороший, вредный мальчишка! Совсем забыл свою Оксану! Где же ты пропадал столько времени, Мишель?! — притягивая Мишку к пышной груди, с укоризной спросило "чудное видение".
Малыш? Мишель? Я изумленно уставился на Мишку, беспомощно трепыхавшегося в объятиях администраторши. Он ответил мне страшным взглядом, в котором явственно читалось: " Смени выражение морды, придурок!" И начал в своей неподражаемой манере охмурять перезрелую красотку. Вешал ей лапшу на уши про заболевшую бабушку, клялся, что страдал в разлуке, и спрашивал между делом, не требуется ли реклама салона у метро. А то ему с другом позарез нужны деньги на благотворительную студенческую акцию: "Нет вырубке тропических лесов в дельте Амазонки".
— Кто такая Амазонка? — не уловив основного смысла, ревниво спросила Оксана. — Ты поэтому так долго не появлялся? Она больше платит за раздачу листовок? Или это твоя новая девушка?
— Нет. Это подружка Стаса, — быстро сориентировавшись, серьезно ответил Мишка. — Она залетела, и срочно нужны деньги на аборт. Я же должен помочь другу, сама понимаешь.
— Девушка Стаса? — наконец-то обратив внимание на мое присутствие, переспросила она. Смерила оценивающим взглядом, под которым я почувствовал себя лягушкой, препарируемой острым скальпелем. Создалось впечатление, что меня мгновенно классифицировали, прицепили ярлык, внесли в реестр и, видимо, сочли неинтересным, что нисколько не удивило. После такого своеобразного осмотра Оксана мгновенно перешла на жесткий деловой тон. — Ладно, плачу каждому по двести за час работы.
— Ну, Оксаночка, давай триста, — промурлыкал Мишка и начал целовать ее в обнаженное плечо.
Меня передернуло. Черт! Как ему не противно?
— Ох, что же ты со мной делаешь? — томно спросила она. — Ты же из меня веревки вьешь. Двести пятьдесят.
— Двести семьдесят, — продолжая применять тяжелую артиллерию, торговался он.
— Хорошо, — сдалась Оксана и взвизгнула, когда Мишка вместо поцелуя легонько укусил ее. — Ах ты, жеребец! Прекрати! Я же не смогу показаться на глаза мужу!
Я стоял с раскрытым ртом. И не только я. Девушка-парикмахер, ее клиент и еще парочка женщин, незаметно выскользнувших из-за занавески, завороженно лицезрели развод на деньги. А потом мы положили листовки с рекламой салона красоты "Аэлита" в рюкзаки, сразу получили оплату и потопали к метро.
— Ну ты даешь, Сабанов, — только и смог сказать я сразу по выходу из теплого освещенного помещения на стремительно темнеющую улицу. — Никак не ожидал, что ты любитель зрелых прелестей. Ты бы еще трахнул ее прямо на глазах у всех.
— Чего только не сделает бедный российский студент ради выживания в каменных джунглях, но столько водки и такого плохого зрения не бывает, — натягивая дурацкую шапочку с помпоном, фыркнул Мишка. — На мое счастье у Оксаны ревнивый муж, и она страшно его боится, — пояснил он и решительно направился вперед. — За работу, белый раб! Солнце еще высоко.
Вы когда-нибудь стояли у метро, замерзая на пронизывающем осеннем ветру в тонкой куртке не по сезону? Чувствовали себя полным идиотом, раздавая всякую рекламную дребедень? А мимо проходили и пробегали десятки, сотни хмурых, озабоченных людей, которых безумно раздражало ваше присутствие на пути и протянутая рука? Я понимал их чувства. Поэтому не навязывался, а стоял как столб, и скромно держал свой "товар". Совсем другую тактику избрал Мишка. Он скакал туда-сюда, дурашливо рекламировал этот дурацкий салон, вовсю заигрывал с женским полом и стопка разноцветных бумажек таяла на глазах.
Все-таки Мишка неоспоримо имел дикий успех у женщин всех возрастов, и это подтвердилось в очередной раз. Молоденькие девчонки хихикали и кокетничали, женщины постарше неискренне смущались и пожирали высокого красавца жадными взглядами. Я очень даже понимал их, так как испытывал похожие чувства.
Мои достижения были куда скромнее. Периодически какая-нибудь бабулька, глядя на дрожащего от холода "рекламщика", из жалости брала листовку и тут же выкидывала ее в ближайшую урну прямо у меня на глазах. И я нисколько не сомневался, что будь она моложе лет на двадцать, то подошла бы к Мишке.
Ведь даже моя бабушка не избежала его рокового обаяния. Причем заочно, по телефону. Однажды меня угораздило забыть телефон и уйти на лекцию. И вместо любимого внука с ней пообщался Мишка, отходящий от очередного ночного загула. Не знаю, о чем они говорили. Но когда я вернулся и кинулся перезванивать, то обалдел.
— Какой у твоего друга голос! — восхищенно заявила она. — Он мне напомнил твоего дедушку в молодости. Сразу чувствуется настоящий мужчина.
— "И не только голос, бабушка", — подумал я в ответ. — "Еще у него самый лучший в мире характер, обалденная улыбка, шикарная задница, крепкие узкие бедра и я его хочу. Хочу отсосать у него, хочу дать ему. Хочу быть с ним. Но это никогда не случится, потому что он натурал," — а вслух что-то неразборчиво пробурчал в трубку в ответ на ее восторженные восклицания.
Последствия наступили незамедлительно. Бабушка самолично купила пряжу и связала нам шапки и шарфы. Мишке достался комплект ярко-горчичного цвета, а мне - нежно-бирюзового. Когда я достал сверток из сумки, в которую она тайком запихала подарки, и развернул, то натуральным образом взвыл и схватился за голову.
— Я не буду носить этот кричащий кошмар! Твою мать, ну что за отстой!
И самое ужасное, что денег на покупку чего-то другого нет. Придется всю зиму ходить гламурным пидором.
— Стаська, ты придурок, — с апломбом заявил Мишка, примерил горчичный ужас с помпоном и стал крутить задом перед зеркалом. — Анастасия Егоровна - настоящее сокровище! Всем бы такую бабушку! Она понимает в киче побольше некоторых, мнящих себя модными дизайнерами.
Да он просто ненормальный! Я покрутил пальцем у виска и спросил.
— Хочешь сказать, ты будешь носить пидорский кошмар на голове? Может блесточек тебе присобачим? Для полного ахтунга?
— Нет, — заматываясь в шарф, отказался Мишка. — Я женскому вкусу доверяю больше, чем твоему. Ты мне друг, но трусы покупаем отдельно.
— А если тебя гомиком назовут?
— Кто? — изумился Мишка. — Какой-нибудь ревнивец, от которого девчонка ко мне убежала? Так все понятно. Педик, скорее всего, он, раз его бросили. А этот неповторимый оттенок только подчеркнет мою мужественность и брутальность, — он показал своему отражению язык и прикрикнул на меня. — Быстро примерил бабушкин подарок, неблагодарный!
В общем-то, должен признать, что он оказался прав. И сейчас в кожаной куртке, в шапке, съехавшей набок и в шарфе, обвивающем мощную шею, Мишка выглядел воплощением мужественности. А я даже не пидор. Просто чмо в дурацкой шапке. Кем себя чувствуешь, ощущаешь внутри, то и получаешь на выходе, так тебя и воспринимают окружающие.
— Эй, несчастный мальчик! — раздался над ухом голос Мишки. — Благодари Наташеньку и Ирочку. Только из-за их доброты я сокращу срок твоих страданий. Они тебя пожалели.
Он указал мне на двух улыбающихся девушек, стоявших чуть поодаль. Рыжеволосая и брюнетка, обе в мини-юбках. Симпатичные. Все понятно, Мишка сделал стойку.
— А потянешь? — одними губами спросил я.
— Когда я был не на высоте? — он ухмыльнулся и выхватил у меня большую часть листовок. — Значит так, я с девчонками пойду по проспекту.
— И свернешь налево?
— Это как получится. А ты давай шурши. Встречаемся в девять у того входа. Или нет, лучше в десять.
— Удачи, кобелина.
— Удача - это то, что мне понадобится. Спасибо, братан, — серьезно ответил Мишка, пожал мне руку и еле слышно произнес. — Нет, ты видел? Какие куколки! А какие губы у рыженькой? А посмотри на грудь у второй? Пиршество! И все это мне!
— Иди уже, — хмыкнул я. — И не задерживайся, отстреляйся там побыстрей, а то в общежитие не попадешь после комендантского часа.
— А ты к нам не хочешь подвалить? — с надеждой спросил он и помрачнел, когда я отрицательно покачал головой. — Что с тобой не так, чувак? Так ведь можно от спермотоксикоза загнуться или кровавые мозоли натереть. Руку не жалко?
— Себя лучше пожалей. Тебе работать за двоих. Давай вали.
К девяти часам я распихал все бумажки, еще полчаса потолкался в метро, вышел на улицу и прошелся вдоль торговых киосков и магазинчиков, зашел в салон сотовой связи и изучил содержимое витрин. Снова спустился в метро. Где его носит, спрашивается? Так и знал, что он зависнет надолго. Побыстрей и девочки - это не про Мишку. Звонить нельзя. Если он в самом разгаре соблазнения, то никогда не простит мне облома. По идее, можно было уехать, но это же я. Если пообещал, то слово держу. Так дед научил. В общем, выполз я из душного метро, отправил Мишке сообщение и потащился потихоньку по улице, пару раз свернул в переулок и заблудился в темноте. Вот что значит ворон считать, вместо того, чтобы следить за дорогой. Между тем ветер незаметно стих, но резко похолодало и пошел снег. Красиво так, неспешно падал, переливался в свете фонарей. А у меня уже зуб на зуб не попадал. И ни одного кафе или захудалого бара поблизости. Попытался дозвониться до Мишки, он предсказуемо не отвечал. И спросить дорогу не у кого. Пустые улицы. Тут-то, в очередной раз свернув наобум, я и наткнулся на эту неприметную дверь.