На стенке, к которой была придвинута моя кроватка из светлого нежного дерева, с любовью сотворенная неизвестным добрым Волшебником, радостно бегал солнечный зайчик. Причём бегал он не по всей стене, а перед моим лицом, как-бы приглашая погладить. Он, еле-еле, лениво шевелился вместе со своим богатым обрамлением - тенью от больших мягких листьев, сквозь которые солнце только, робко-робко, по утрам, проникало в нашу спальную комнату.
Вместе с его лучами сквозь окно тихо вливался мягкий завораживающий шум-шепот шевелившейся листвы, о чем-то нежно беседовавшей и танцевавшей с пролетающими мимо легкими струйками свежего синеватого ветерка.
Рядом со мною возвышалась большая кровать родителей, куда я часто забирался по ночам, втискиваясь между ними и быстро засыпая вновь, согретый ласковым родительским теплом.
Тихо разгоралось прекрасное летнее утро, а родители все спали и спали, безмятежно, и не в первый раз, пропуская такую чудную и редкую частичку Бытия.
Чтобы не нарваться на чей-нибудь спонтанный запрет, я тихонько перелез "перенч". Так, на идише, бабушка Рива называла решетчатую перегородку кроватки, сделанную из гладких, приятных на ощупь, округлых прутьев.
Ночную рубашку снимать не стал, чтобы не тратить время на поиск и одевание трусиков. Кроме того, ночнушка не раз спасала ноги от вездесущих гусей, водившихся во дворе соседского дома. Противные птицы мерзко угрожающе шипели и всегда норовили достать меня своими вытянутыми шеями и больно щипавшими клювами. А потом ещё долго и громко «гагали» вслед.
В этот раз, я прорвался мимо калитки тети Шуры и дяди Феди Стоборовых сравнительно благополучно. Помимо гусей , там присутствовала и дополнительная опасность. К ней относился здоровенный петух Петька. На счастье, он был полностью поглощён своей утренней распевкой.
Молнией я взлетел по ступенькам в следующее строение. Оно принадлежало Зайцевым. Часть их дома, аккуратно покрашенного желтоватой краской, снимали Ткачуки,- молодая семья врачей, куда входил и мой дружок Вовка.
В это лето они в Ровно не уезжали. Наоборот, их отец, Вовкин дедушка, сам приехал и помогал им в строительстве нового дома. Участок молодым выделили через забор от нашей Сокирянской больницы, отрезав приличныйкусок от обширного подворья Алексеихи - местной попадьи. В своём саду она разводила множество прекрасных цветов и кустарников.
На все дни рождения, в первый день садика, школы и прочие торжества, зажав в ладошке десять копеек, я летел к ней. Алексеиха была очень ласковой и улыбчивой. Разгуливая по саду с блестящими фигуристыми ножницами, она отрезала для меня самые красивые цветы, тихо, но внятно произносила их непривычные и сложные названия и сооружала самые красивые в мире букеты.
Точно Вам говорю. Общаясь с Агопом и Колей Бачоришвили - чемпионами мира и Европы по икебане, я научился по достоинству ценить их продвинутые творческие работы. Поэтому, смею заверить, то, что делала Алексеиха, было очень-очень красиво и современно на все времена.
На квартире у Ткачуков я обычно взбирался на высоченный стул, располагавшийся во главе стола и терпеливо ждал, рассматривая мух, летавших возле клейкой ленты, прикреплённой к небольшому светильнику.
Глупые насекомые не догадывались , что стоит им, даже на миг, присесть на эту ленточку, смазанную похожим на мёд клеем, как, несмотря ни на какие старания, оторваться и улететь на свободу, у них уже не получится.
В доказательство, на ленточке уже присутствовали несколько прилипших жертв. Мне было непонятно, как же остальные мухи не видят, что садиться туда не стоит.
Прийдя к заключению, что мухи, действительно, просто дуры, я схватил ложку и , поначалу, легко , а затем, все сильнее и сильнее, стал постукивать ею по широкому деревянному столу. С возраставшим нетерпением, я стал будить бедных Ткачуков, способных, как и мои родители, бездарно проспать все прекрасное утро.
Ткачуки - люди интеллигентные, голоса никогда не повышали, недовольства никогда не выказывали. И в этот раз, Вовкина мама, выйдя в одной ночнушке, красиво выгнулась, и, потирая глаза, ласково улыбнулась,
- Чем бы тебя сегодня угостить и порадовать, наш дорогой мальчик?
Кажется, в свои неполных три года, я вполне ценил ее тонкую красоту, нежность и интеллигентность. Это была какая-то особая первая влюбленность. Я вполне осознанно наслаждался отражением ее прекрасного тела и упругой подрагивавшей груди в зеркале платяного шкафа, когда она сбрасывала свою ночнушку и накидывала легкий цветастый халатик. Помню, как напрягался в момент приближения Вовкиного отца, который ласково обнимал ее, тихо, с озорной улыбкой, подкрадываясь сзади.
С таинственным видом и полуулыбкой Мадонны она приносила мне кружку с домашним мороженым собственного приготовления, вкуснее которого, она знала это , я никогда ничего не пробовал. Тем летом, мы общались наедине каждый Б-жий день.
В это время, она была только моей Женщиной и чувствовала это. Разговаривала со мной, как со взрослым, но, только очень-очень ласково и нежно. На прощанье, всегда дарила чудесный лёгкий поцелуй, пахнувший свежим земляничным мылом и ещё чем-то, чарующим и неведомым.
Наш волнующий роман закончился в конце лета,вавгусте, когда мне исполнилось полных три года, и я был определён на свою первую и очень нелюбимую работу - в младшую группу детского сада...