Темнота. Чувствую, как бьётся моё сердце, грудь поднимается и опускается. Руки мои крепко связаны между ладонями за спиной. Я дышу, но не слышу своё дыхание, не слышу ничего вокруг. Только ощущение, присутствие темноты повсюду. Всем существом своим, вдруг, ощущаю удар и сотрясаюсь. Звенит, и я начинаю слышать человеческие голоса. Где-то впереди говорят, чтобы включили радио. Слышу, как сменяются радиоволны, пока на одной из них не начинает играть тревожный и красивый хор скрипок и виолончелей. Один из них говорит оставить, и, кажется, усмехается лёгким смехом. Ещё один удар, от которого меня качает в сторону. В голове звенит от него, в темноте мешаясь со звуками симфонии. В этот восходящий музыкальный момент, я чувствую, что верёвки ослабли от резкого движения. Внезапно, появляется салон машины, в которой я сижу на заднем сиденье. Видно только очертания людей рядом: двое сидят спереди и один рядом со мной. Тот, что рядом говорит мне, чтобы я заткнулся и молча ждал. Я медленно пытаюсь ослабить узел на руках, чтобы они не заметили этого. Симфония развивается, поднимаясь ввысь и падая пронзительным звучанием своей темы в салон машины, когда дверь сбоку открывается, и меня выволакивают наружу. Удар с колена приходится в живот, я сгибаюсь пополам и сползаю по багажнику, пытаясь судорожно поймать воздух ртом. Дверь захлопывается. Я лежу возле колеса машины на каком-то пустыре. Вдалеке виднеется дорога, по которой проезжают мимо машины. Наконец, мне удаётся избавиться от верёвок. В моём кармане есть зажигалка. Дрожащей рукой я пытаюсь подать сигнал водителям, проезжающим вдалеке, зажигая её в лихорадочном, но равномерном темпе, чтобы привлечь внимание. Огонёк зажигается и гаснет, но никто не останавливается, круглые огоньки фар исчезают из моего вида. Крики и удары, приглушённые звуками симфонии, доносятся до меня из машины. Рядом валяется что-то похожее на булыжник или кусок кирпича, я беру его в руку, тихо подхожу к задней двери и резко открываю её.
В этой борьбе нас осталось двое. Мы выжили, мы убили их. Мой напарник, с избитым до синевы лицом, в лунном свете неразговорчив. Мне тоже не хочется говорить, сейчас у нас другие заботы. В багажнике мы нашли вещи и инструменты, предназначенные, по-видимому, для нас, в случае нашего отказа от сотрудничества. Трупы мы обернули чёрной плёнкой и накрыли одеялом, теперь же едем вдоль просёлочной дороги, подыскивая место, где можно без лишнего шума и подозрений избавиться от тел. Виднеется деревня, в ней тускло горят несколько фонарей. Мы подъезжаем к большому и недостроенному дому на окраине, судя по всему заброшенному, что видно по диким кустарникам и траве, растущей на его территории. Голые, каменные дверные проходы стоят на фасаде, напоминая мне старую картину, изображающую мёртвый остров. Мой напарник идёт вглубь через эти арки, я жду его. Слышно как лает собака и дует ночной ветер в деревне. Вернувшись, он рассказывает, что работники успели вырыть подвал, по-видимому, для хранения еды. Мы начинаем, стараясь не шуметь, по одному заворачивать в одеяло трупы и перетаскивать их в подвал. Тем временем, луна, полностью выйдя из ночного неба, бледным светом высвечивает нас вокруг сгустившейся темноты. Побросав трупы, он берёт из багажника канистру с бензином и выливает всё её содержимое на чёрные мешки, которые уже валяются в подвале. Я достаю ту самую зажигалку из своего кармана, зажигаю её, подношу к свёрнутому в трубочку старому журналу, который держу в другой руке, жду, пока его страницы достаточно не разгорятся, и бросаю на трупы. Пламя моментально вспыхивает, его жгучие языки поднимаются к самому потолку.
Проходит время, и наступает утро. В свете нового дня я иду по улице, освещённый солнцем, и солнечные блики от металла проезжающих машин мелькают передо мной.