Моя страничка в жизни Нижнего Новгорода
Самым «грандиозным» событием конца ХХ века было моё возвращение в Нижний Новгород из Забайкальских степей. Оно решило судьбу газеты «Нижегородский листок» и чуть было не погубило журнал «Нижний Новгород».
Я большой сторонник концепции того, что случайностей в нашей жизни не бывает. А так как их не бывает, то Нижний Новгород, несмотря на то, что является насквозь городом мещан и обывателей, множество раз высмеянным, в лицах его обитателей, не только писателями, но и царствующими особами, тем не менее, постоянно рождает крайне недовольных существующим положением вещей, людей.
Из дальних веков, это, конечно, Кузьма Минин. Казалось бы, сидят в Москве девятнадцать дьячков, изображают правительство Всея Руси и ждут перемен, то есть прихода нового царя, лучше иноземного, так как иноземному царю местные «преданные» кадры будут нужнее. И всё у них, у дьячков, хорошо. Казалось бы, где дьячки сидят, а где Кузьма Минин живёт. Так нет же, год готовился, деньги на ополчение собирал, затем ещё год шёл в Москву и установил, таки, свой порядок.
Духовные лица из числа нижегородцев, тоже были под стать Минину. Патриарх Никон уловил настроение паствы, перспективу её развития и внёс раскол в её ряды, опять установив свой порядок.
Серафим Саровский ушёл от «братьев» в пустынные леса, перед этим выкопав вокруг Дивеевского монастыря глубокий ров и, добился своего. Братьям, подойдя ко рву, лень было через него перебираться, они стали больше молиться и меньше донимать Серафима Саровского, выясняя, кто из них важнее в церковной иерархии. Были и другие.
Из ближайших веков, наш А.Д. Сахаров, положивший одну половину жизни на укрепление СССР, а вторую половину жизнь на установление в СССР демократии. Интереснейшую жизнь прожил Андрей Дмитриевич в рамках слов ставших классикой:
Я развиваюсь, я теперь решил,
Убить вторую половину жизни,
На изученье первой половины.
Разве А.Д. Сахаров не добился своего.
Что-то я всё о других, да о других, сегодня при наличии повсеместной демократии, модно выпячивать своё Эго, своё Я. Я же, в некотором роде, писатель, и даже член Союза профессиональных литераторов России и Всероссийского союза писателей. Это очень важный факт для мемуарной литературы. Так вот, можно конечно улыбнуться выпячиванию своего Эго, но в любом деле главное факты. А факты таковы, что среди литераторов нижегородской земли сплошняком идут те, кто стремился менять мировоззрение всего общества, не ограничивая его рамки нижегородским «Дном». Это Добролюбов, Короленко, Флоренский, Горький и …. Я. «Я» тоже пишется с заглавной буквы, хотя за ней больше ни черта нет, кроме строчных букв, проливающих свет на погибель газеты «Нижегородский листок». Но о «Я» чуть ниже, важнее те, с кого я брал пример.
Короленко отбывал в Нижнем Новгороде длительную ссылку, Горький периодически попадал в острог, Флоренский держал путь через Нижний Новгород на Соловки, Сахаров жил здесь в ссылке, позднее, уже в 60-е годы за литературную деятельность меняющую мировоззрение общества сажали и сажали: Б. Споров, Ю. Тола-Талюк и др. О других можно справится в местном отделение Союза писателей, в нём вроде ещё остались живые души. Но кто оспорит, что многое из того, что они видели, и что им не нравилось, они исправили и установили свой порядок.
Например, Добролюбов, ещё в 1859 году сформулировал миссию нынешней власти в её борьбе с коррупцией:
Свет мысли, и сила печатного слова,
И гласность зашла в нашу глушь…
У нас не бывало о том циркуляра,
Чтоб мы поощряли грабёж…
А сверху грозит нам жестокая кара
За всякую взятку и ложь…
В том, что у власти до сих пор ничего не получается вины Добролюбова нет, это целиком её проблемы. Просто она постоянно не тех карает. Карать надо тех, кто крадёт, а не тех, кто пишет. А тут полное несовпадение, крадут те же, кто и карает. Застарелая российская беда «Дороги. Дураки. Воры». Дуракам всё равно, поэтому на всех дорогах, ведущих к «светлому будущему» одни воры.
Только наивные люди могут полагать, что Москва и Санкт-Петербург влияют на что-то созидательное. Увы, я их разочарую - все хорошие веяния идут только из Нижнего Новгорода. Так выходит, что в установлении «своих порядков», полезных для России, нижегородцы, хоть и обыватели, хоть и мещане, но доги.
Я, конечно, сильно не дотягиваю до великих нижегородцев и ссылаемых в Нижний Новгород, но и я успел «наследить» в одной из самых уникальных газет Нижнего Новгорода - «Нижегородском листке». То есть случайностей не бывает и мне остаётся только выяснить, почему. Хотя, что тут выяснять. Первую часть судьбы великих писателей я блюду свято, поэтому бываю постоянно угнетаем. Хотя, Короленко, например, царь сослал в Нижний Новгород, Сахарова - Генеральный секретарь КПСС, мне же, если и удаётся «расстроить» нервы «сильным мира сего», то только на уровне каких-нибудь местных глав, максимум. Со второй частью судьбы, с созданием нетленных творений капающих на мозги россиянам я ещё не разобрался. Может быть, капаю, а может быть нет. Их мировоззрение в мою сторону пока не поменялось. Это уже будут потомки решать.
Помню себя, молодым, отставным майором, начинающим, новую гражданскую жизнь, и огромное желание спасти Россию. Кажется, это был 1996 год …
К тому времени СССР уже «рухнул» и тоже не без участия нижегородцев. По крайней мере, Геннадий Янаев был из местных, и вместе с остальными двадцатью миллионами коммунистов так любил Советский Союз, что он был обречён. Но и этот сценарий был не нов, Максим Горький, что-то писал о могильщиках и акушерах. Наши были с обеих сторон. И если могильщиком стал Янаев, то «акушером», рождающим новый мир, был, несомненно, Немцов. При нём в министры сельского хозяйства попадали прямо из глухих деревенских хлевов, а в министры образования из сельских учителей труда. Весёлое было время. Москва рулила, нижегородская партхозноменклатура берегла свой «карман России», прочие нижегородцы со «дна» терпели.
Так вот, завершив службу в Забайкальском Военном Округе, в те времена, ещё с приставкой «Краснознамённом» и написав в Даурии свою первую повесть «Даурия как отражение власти», я начал донимать этой поветью, как откровением, всех тех, кого встречал на своём пути. Первым на этом пути оказался депутат Законодательного Собрания Е. Н. Ненашев. Он возглавлял общественную организацию «Защита потребителя», а защищать потребителя и тогда, да и сейчас была главной задачей всех без исключения «спасителей России».
Помню, как я проник в здание ОЗС НО и огорошил Ненашева утверждением, что нижегородцы вымирают ударными темпами, такими темпами, какими не вымирало даже голодное Поволжье, а до этого факта никому из депутатов нет дела. Я приводил доводы и факты, так как вычитал в «Военно-статистическом обозрении российской империи», изданном в секретном порядке в 1852 году, чёрным по белому было написано, что «смертность в Нижегородской губернии сравнительно с другими довольно большая, но причина смертности не в климате, а скорее в недостатке, в некоторых уездах, средств к существованию…». Помню, Ненашев с тоской посмотрел на меня и в его глазах читалось: «Изыди…, не мешай потреблять».
В это же время в Нижнем Новгороде бесконечно проходили всевозможные конференции по духовному возрождению, новациям и инновациям. Иностранцы ездили к нам, как на работу подышать воздухом свободы. И действительно, по мере сокращения населения и производства, воздух становился всё чище и чище. Каждому участнику конференций, на которые я попадал, моё «Эго» пыталось всучить нетленную рукопись с разгадкой управления России. С первых же страниц, читатели пугались и начинали от меня прятаться. И так было до тех пор, пока ноги не занесли меня в гостиницу «Центральная» по каким-то холостяцким делам, и я не рассмотрел на одной из дверей надпись «Редакция газеты «Нижегородский листок».
Тогда я ещё понятия не имел о том, какие великие люди стояли у основания этой газеты и публиковали в ней свои статьи. Я даже не догадывался, что у этой газеты не только прекрасная история, но и «родословная». Более того, до «Нижегородского листка» я уже обошёл все прочие газеты, где получал знакомый ответ: «Изыди…». Зарплату, как и гонорары платить мне уже перестали, на работу не брали, а биржа по безработице открыла для меня свои объятия. К моему счастью, демократия была в разгаре. И она гнала меня в бой….
И вот удача. Главному редактору газеты Саше Седову, такому же «горящему публицисту», моя повесть сразу понравилась, и он сказал, что будет её печатать без сокращений в нескольких номерах газеты. Таким образом, как я понял уже потом, моё Эго сразу попало в пантеон великих нижегородских публицистов. Этот факт меня сильно раззадорил и приободрил. Публикации в СМИ, да ещё первые, это освежает. Я навсегда полюбил эту газету, благодаря которой нижегородцы знают о Горьком и Шаляпине больше всего остального мира. Мне бы остановится на этой первой любви к средству массовой информации, но я решил взять новую высоту – опубликовать свою повесть в журнале. В то время самым популярным журналом в Нижнем Новгороде был одноимённый журнал. Издателем журнала был Владимир Седов, а главным редактором В.А. Шамшурин.
Ноги меня принесли к Валерию Анатольевичу Шамшурину. Свою просьбу, которая, по моему мнению, должна была его вдохновить, я начал с показа отрывков повести уже опубликованных в газете «Нижегородский листок».
Валерий Анатольевич, увидев название газеты, ещё не читая повесть, уже с тоской смотрел на меня. При этом он произнёс что-то вроде, эта газета как начала судиться с сильными мира сего, ещё в 1896 году, так к 1996 году ничуть не изменилась, поэтому её опять закроют. Но, к моему счастью, повесть ему понравилась, начались согласования между издателем и главным редактором. Камнем преткновения стало слово «власть» в названии повести. Без моего участия совесть им не позволяла изменить название повести, но моя совесть на этот раз промолчала, и в 1997 году она вышла под названием «Даурия – зеркало наше».
Что сказать о резонансе. Журнал разошёлся по всем школам. Из повести явственно следовало, что все матушки в Советском Союзе, желая счастья своим детям, справедливо считали, что их дети должны быть либо врачами, либо учителями. А матушки, они такие, от большой любви к детям, они перспективу часто не видят. А я перспективу показывал, что, в современной России, в тех же целях и из любви к детям их надо готовить исключительно к занятию чиновничьего кресла или хотя бы кресла работника ЖКХ, забыв про «Варяг» и «Аврору», как атрибуты ушедшей эпохи. Незыблемым в этих новых жизненных трудностях, годах и судьбах остаётся только труд писателя. Туда лучше нос не совать, а жить по обычному алгоритму: «построить, посадить, народить и ноги протянуть». И тут произошло удивительное. Нет, не с нижегородцами, с властью.
Газету «Нижегородский листок» закрыли, что сделало эту газету для исследователей прошлого истории России одной из самых значимых в ряду прочих СМИ. Но, вскоре, после публикации моей повести, закрыли и журнал «Нижний Новгород». Я же перешёл на издание персональных книг, чтобы не погубить всю нижегородскую свободную прессу. Но, в 1998 году, нижегородская представительная власть вспомнила о заслугах Максима Горького перед общественностью всей России и присвоила ему звание «Почётного гражданина Нижегородской области». Возможно, какой-то вклад в это нелёгкое дело признание заслуг выдающегося писателя, внёс и я. Всё-таки, это был «пролетарский» писатель, который с началом нашей «перестройки» сразу выпал из «тренда» великих мировых, оставшимся просто «русским». По суматоху город Горький быстренько переименовали в Нижний Новгород, причём сделал это не Немцов, а бывший секретарь нижегородского обкома партии КПСС заняв губернаторский пост.
Пока, среди почётных граждан Нижнего Новгорода нет Короленко, Добролюбова, Минина, Пожарского, Флоренского, Пушкина. Возможно, им этого уже и не надо, но планка была бы поднята для желающих «просочиться» не имея твёрдого фундамента. А «просочившихся» там уже полно и им не скажешь «изыди», они ж не писатели, а великие «организаторы- комбинаторы».
Впрочем, для нижегородской земли и этот сценарий не нов. Как писал Добролюбов:
А впрочем, читатель ко мне благосклонен,
И в сердце моём он прекрасно читает:
Он знает, к какому я роду наклонен,
И лучше учёных мой свист понимает.
Он знает: плясать бы заставил я дубы
И жалких затворников высвистнул к воле,
Когда б на морозе не трескались губы
И свист мой порою не стоил мне боли.
Сергей Минутин