Хочу воскресить своих предков... , продолжение

   
     Когда маме исполнилось девять лет, она поступила учиться  в частную гимназию С.И. Степановой, преобразованную потом в Коммерческое училище. (Фото слева наверху). Мама окончила его с золотой медалью в 1915г. и колебалась между желанием продолжать заниматься музыкой или выбрать профессию химика, так как очень любила химию. Решение было принято в пользу музыки. В 1916г., окончив фортепьянные курсы А.М. Шепелевского, начала сама преподавать класс фортепьяно.
   
     С 17-летнего возраста она выступала в сольных концертах и в камерных ансамблях с будущими профессорами Московской консерватории, скрипачами, А.И. и М.И. Ямпольскими, в ансамблях для двух фортепьяно — с будущим концертмейстером и солистом Всесоюзного радиокомитета Н.Г. Вальтером. Он учился вместе с ней не только у одного и того же педагога в Екатеринославской консерватории — А.И.Шепелевского, но и в МГК — у Ф.М.Блуменфельда (1863 – 1931), заслуженного деятеля искусств республики (1927г.), с 1922г. профессора  Московской консерватории, пианиста и композитора. Сам же Феликс Михайлович постигал основы композиции не у кого-нибудь, а у Н.А.Римского-Корсакова.

     Мама умела хорошо плавать. Екатеринослав стоит на правом берегу Днепра. Судя по тому, что в Денисовку  переезжали  на лошадях, она была расположена недалеко от города. Не знаю, протекала ли там какая-то часть реки, но, мне помнится, что она рассказывала о том, как легко преодолевала расстояние от их берега до противоположного и обратно. Скорее всего,  речь шла об озерах, о них вспоминает Петя в нижеприведенном письме. В старинном семейном альбоме, который у меня не поднимается рука выкинуть, потому что он вряд ли подлежит реставрации, я видела фотографию молодого мужчины в очках.  Никто не называл его имени. Но мне хочется верить, что это был Петя.

     Рассказывая о юности, мама не часто, но упоминала о нем. Она сберегла  полученные от него две поздравительные телеграммы (одна — с днем ее рождения, вторая — с моим появлением на свет) и письмо от 8 августа 1938г. Откуда — неизвестно, т. к. конверт не сохранился. 

     «8.8.38
     Сейчас идет подготовка к стрельбе. Солнечное тихое утро. Наконец получил газету и прочел отзыв в книге Паустовского о творчестве Левитана. Послушай, девочка моя: «Почти у каждого из нас еще с детства остались в памяти лесные поляны, засыпанные листвой, и печальные уголки рябины, что сияют над нежарким солнцем в синеве, в тишине безветренных вод, в криках кочующих птиц. В зрелом возрасте эти воспоминания возникают с поразительной силой по самому ничтожному поводу — хотя бы от мимолетного пейзажа, мелькнувшего за окнами вагона, и вызывают непонятное нам самим чувство волнения и счастья, желание уйти в эту глушь, на берега неизвестных озер, на лесные дороги, где каждый звук слышен так ясно и долго».

     Не правда ли чудесно, моя ясочка? А пришло мне в голову вот что: прочитав эти строчки, я вспомнил Денисовку, вспомнил малые озера, где с дядей Борей ходил на охоту, вспомнил прогулки, лодку, вечера, всю нашу жизнь. И вот такое чувство волнения и счастья охватило меня. Ты сама знаешь, сероглазая моя девочка, как люблю я тебя. Но мне кажется, что мое чувство к тебе так горячо и сильно, потому что мы с тобой связаны еще и нашей ранней юностью, и нашим первым чувством, счастьем нашей самой ранней молодости, связаны лесом, рекой, солнечными закатами, всем, что окружало нас. Поэтому и мне мучительно хочется, любимая, ненаглядная моя, поехать с тобой на Украину. Люблю тебя, моя девочка, мое счастье, моя радость, мое желание.
                Твой Петя.

     P.S. Сейчас начинается стрельба. Иду на пункт».
 
     О какой стрельбе идет речь?  В Испании с 1936 по1939гг.  между республиканским правительством, поддерживаемым Советским Союзом, и поднявшими вооруженный мятеж монархическими силами во главе с генералом Франко, которым помогали Германия и Италия, проходила Гражданская война. Советский Союз направлял  республиканцам вооружение, технику и добровольцев.

     Письмо датировано 8-м августа 1938г. В эти дни шло самое продолжительное и самое ожесточенное сражение на реке Эбро. Авиация Франко захватила господство в воздухе и постоянно бомбила и обстреливала переправы.
   
     Из письма: «Начинается стрельба. Иду на пункт». Какой пункт? Может быть, командный, может быть, наблюдательный … Вот достоверные данные, найденные мной в Хроносе  (всемирная история в интернете. Гражданская война в Испании.
Предметный указатель. Даты ):

     «1938.08.06 (Суббота) Восточный фронт. 11.00. После 3-часовой                артподготовки части 86,150 и 4пд войск ген.Ф.Франко при поддержке итало-немецкой авиации нанесли удар по частям 42пд республиканцев в р-не   пп.Мекинеса-Файон на р.Эбро.
    
     1938.08.10 (Среда) Восточный фронт. Части Марокканского АК войск ген.Ф.Франко завязали бои с республиканскими войсками за п.Пандольс на левом берегу р.Эбро.»

     За 8 дней боев республиканские войска потеряли 12 тысяч убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Сражение на реке Эбро было последним в гражданской войне, в котором участвовали интернациональные бригады. Осенью 1938 года по просьбе республиканского правительства участвующие в боях добровольцы покинули Испанию, но Пети с ними не было, как и всех остальных, ставших частью наших «безвозвратных потерь».

     В Мадриде установлен памятник советским добровольцам, погибшим в Испании в Гражданской войне 1936 – 1939 г.
     Под зависшей в воздухе полуаркой лежит массивный камень-алтарь. Его плоскость расположена под углом к горизонту и имеет очертания географической карты Испании — страны, в землю которой навсегда уходят воины-интернационалисты. Колонну советских добровольцев провожает исполненная печали фигура женщины - олицетворение Родины – матери.

     Авторы памятника, российские скульптор А.И. Рукавишников и архитектор И.Н. Воскресенский. Монумент воздвигнут над символической могилой: за десятилетия, последовавшие за поражением Республики, не сохранились не только могилы павших советских добровольцев, но и данные о местах их захоронений.

     Венчает мемориал надпись на русском и испанском языках: «Памяти советских добровольцев, 1936-1939» («A la memoria de los voluntarios sovi;ticos, 1936-1939»). На боковой стороне памятника высечены имена 182 погибших, но список этот не считается полным. Из общего числа воевавших там добровольцев, которое оценивается, по разным источникам, примерно, в  две – пять тысяч человек,  домой не вернулся  каждый шестой. (ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ).


                ***

     Музыкальное училище в Екатеринославле, преобразованное в консерваторию, мама окончила в 1921г. Мои прабабушка, бабушка,ее сестра и младшая сестра мамы по-прежнему жили вместе. Пенсии, которые получали раньше прабабушки, новая власть не выплачивала: Как я уже упоминала, недвижимого имущества или большого денежного состояния ни родители моей мамы, ни прапрабабушки, ни прапрадедушки не имели. Их семьи жили на жалованье, получаемое за службу «Его Императорскому Высочеству».  Военные, выходя в отставку, получали пенсию, равную 100% оклада, если они прослужили 20 лет. Но после смерти моего дедушки в 1919г. бабушке, конечно, пенсию не выплачивали: во-первых, в это время не существовало соответствующих организаций, а, во-вторых, вдовам офицеров и прокурора, служивших при царе, и, стало быть, бывших  врагами народа, даже если бы они обратилась за пенсией, в лучшем случае просто отказали бы.

     Дедушка умер,  и маме пришлось начать зарабатывать деньги сразу же по окончании учебы: семье надо было выживать в очень не простых по тем временам обстоятельствах.

     Она работала в отделе народного образования, в политотделе искусств инструктором по организации концертов для рабочих и красноармейских аудиторий, часто выступала как лектор и пианистка в рабочих клубах и красноармейских частях. Когда в городе открыли оперный театр, ее приняли туда на должность оперного концертмейстера. До поступления в Московскую консерваторию мама не прекращала и педагогическую деятельность.

     Учиться в вузы в то время принимали только молодых людей рабоче-крестьянского происхождения, а уж если «из дворян» — то не видать тебе никакого образования. Прабабушка приехала поступать в консерваторию в 1922г. по направлению Комитета Екатеринославского высшего музыкального техникума, в котором выражалась просьба в адрес Украинской миссии в Москве командировать ее на единственную бесплатную вакансию в Московскую консерваторию. Документ этот сохранился, но сфотографированный текст читается с трудом. Поэтому привожу его здесь полностью:

 
               «В Украинскую миссию в Москве.

      Комитет Екатеринославского Высшего Музыкального техникума просит Вас командировать на бесплатную вакансию в Московскую государственную консерваторию пианистку Елизавету Борисовну Брюхачеву, бывшую студентку Фортепьянного факультета техникума.
      Считаем необходимым довести до сведения Украинской Миссии, что Брюхачева, по заключению Фортепьянного факультета техникума, — человек весьма одаренный музыкально, очень подготовленный и в высшей степени музыкально интеллигентный.

      На последнем экзамене была исполнена серьезная и ответственная программа и получен высший балл (5+). Ко всему этому Комитет техникума считает добавить, что Брюхачева сирота, не только лишена каких-либо обеспечивающих средств к существованию, но должна зарабатывать деньги единственно даваемыми уроками музыки, но сверх того на ней лежит забота о двух совершенно необеспеченных членах ее семьи — матери и бабушки.
                Председатель Комитета — профессор А. Шепелевский.
                Секретарь (подпись)».

      Вакансию ей выделили. Зимой того же года она купила шарик для новогодней елки, который жив до сих пор и всегда занимает на ней центральное место. Он синий, блестящий, из настоящего стекла и потому тяжелее современных.

      В начале ее учебы в консерватории там проводилась очередная «чистка» кадров: всех, кто не соответствовал определенным параметрам, установленным соответствующими организациями, исключали. Многие уничтожали документы и отрекались от родителей, т.к. исключение было самой мягкой «мерой пресечения». Могли и посадить. Но прабабушка в графе «социальное происхождение» написала: «Из дворян». И она была единственной, по словам моей бабушки, кого, несмотря на это, оставили.
 
     В сентябре 1922г. мама начала работать концертмейстером в Камерном театре (нынешнем Московском драматическом им.А.С.Пушкина), основателем, руководителем и талантливым главным режиссером которого был знаменитый  А.Я. Таиров (1885 – 1950). Тогда же ее зачислили аккомпаниатором на оркестровый факультет консерватории (сначала бесплатно, а с осени 1923г. уже официально, т.е. ей начали платить деньги)

     Мама сохранила письмо от М Мельниковой, секретаря местного комитета театра, единственной в коллективе девушки – коммунистки. В 1929г. ее направили на раскулачивание в Ефремовский район. Она писала, что кулаки по ней стреляли. Мама к ней ездила. Письмо я передала в Театр им.Пушкина.

     В Москве мама снимала комнату в доме недалеко от Третьяковской галереи. Бабушка рассказывала, что эта квартира была просто воровским притоном. Однажды, вернувшись с работы, мама обнаружила, что все ее вещи украли, на ней осталось черное шерстяное платье, в котором она ходила до лета, пока Таиров на одной из репетиций не спросил: «Лизанька, почему Вы до сих пор в черном?» Только тогда мама объяснила, что случилось, и товарищи помогли ей купить другую одежду.

     Мама очень любила актеров. Она говорила, что это особенный народ, всегда готовый на всякие выдумки. Театр ставил в то время оперетту «Жирофле и Жирофля». Смешная история о двух девушках-близнецах, веселая музыка. В 1947г. я слушала ее в записи по радио. В одной из сцен актеры должны были изображать гул толпы. Все долго придумывали, что же говорить, чтобы получился гул. В конце концов, решили: толпа двигалась и каждый повторял: «О чем говорить, когда не о чем говорить?», «О чем говорить, когда не о чем говорить?». И так много раз подряд, пока толпа, по ходу действия пьесы, не рассасывалась. А в зале действительно слышался шум толпы.

     Работала она и в театре Всеволода Эмильевича Мейерхольда (1874—1940гг.). Родом он был из обрусевшей немецкой семьи, в 1895г. принял православие. Советский режиссер, актер, народный артист республики, он возглавлял театр в Москве, который с 1923г. назывался его именем. Там  шли  спектакли  «Клоп»  В. Маяковского, «Лес»  А.Н.Островского, «Ревизор» Н.В. Гоголя, «Горе уму» (по «Горе от ума») А.С. Грибоедова, «Дама с камелиями» А. Дюма-сына и др. Но классический репертуар подавался в новых экспериментальных формах.

     Начиная с 1928г., власти неоднократно пытались закрыть театр. В 1938г. они своего добились. В конце апреля следующего года во время ареста В.Э. Мейерхольда квартиру обыскали. В протоколе был зафиксирован протест его жены против поведения одного из агентов НКВД (Наркомат внутренних дел). Вскоре ее убили «неустановленные лица». После трех недель допросов с применением пыток его заставили подписать нужные следствию признания в шпионаже. В январе 1940-х гг. он писал В.М. Молотову (советский государственный деятель, член Политбюро ЦК ВКП(б)- Центрального комитета Всесоюзной коммунистической партии большевиков) о применяемых к нему, «60-летнему старику», методах допроса. Ожидаемой реакции не последовало: его расстреляли в феврале 1940г. В 1955г. реабилитировали посмертно. Похоронен он на Донском кладбище в Москве в одной из трех общих могил жертв коммунистических репрессий.

     В 1928г. мама привезла в Москву своих маму, Юлию Эрнестовну, тетю, Лидию Эрнестовну и бабушку, Ольгу Аполлоновну. Прабабушки уже не было в живых. Жили все вместе сначала у Никитских ворот, потом — на Новинском бульваре, в двухкомнатной квартире, бывшей конторе городской усадьбы князя П.П.Гагарина. Там я и  родилась. В каком году умерла моя прабабушка и где она похоронена, я не знаю. Бабушка умерла в 1957г., Лидия Эрнестовна — через 9 дней после смерти своей старшей сестры.  Примечательно, что подаренные им две аукубы (горшечные растения, похожие на маленькие деревья с кожистыми пестрыми листьями), благополучно здравствующие на широких подоконниках в течение нескольких лет, сразу же после их похорон засохли.
               
                ***

     Мама выступала в сольных концертах до того момента, когда, упав во время гололеда, сломала себе правую руку в запястье; был защемлен нерв, рука перестала действовать вообще. Мне было тогда года четыре. Ей даже выплатили полностью страховку, как делают в случае полной потери трудоспособности. Но нашелся очень хороший невролог (мне запомнилась фамилия — Шугам), который ее руку спас. Правда, она не могла уже давать сольных концертов, но считалась первоклассным концертмейстером, одной из лучших в Москве — она и Н.Г. Вальтер. Это не я придумала, это общепринятое среди музыкантов того времени мнение, подтвержденное и в печатных источниках.

     Должность концертмейстера есть в любом музыкальном театре и в драматических тоже, потому что там в спектаклях есть сцены, в которых звучит музыка. Певцы разучивают свои партии, дуэты, трио, квартеты, октеты и т.п. сначала с пианистом-концертмейстером. А когда они все выучат, тогда уже начинаются репетиции под оркестр. В театральных программах фамилия концертмейстера упоминается после исполнителей. На афишах же, объявляющих о концерте певца или другого солиста, имя концертмейстера пишется мелким шрифтом внизу, хотя огромная доля ответственности за концерт в целом лежит именно на нем. Мама писала диссертацию на тему «Роль пианиста в ансамбле с певцом». Защитить ее она не успела. Текст хранится в архиве Музея им Н.Г. Рубинштейна Московской государственной консерватории вместе с другими ее документами.

     Готовить пианистов-концертмейстеров мама начала с 1938г. по предложению дирекции консерватории, где преподавала до конца своей жизни (1969г.). Ее ученики работали во многих городах тогдашнего Советского Союза и даже в Китае. Одна из учившихся у нее китаянок переписывалась с мамой после окончания консерватории и прислала ей в подарок веер из сандалового дерева. Она пропала во время так называемой «Культурной революции» в Китае -  период (с лета 1965 по октябрь 1976г.) ухудшения отношений с СССР, когда жизнь в стране была дезорганизована, подверглись репрессиям сотни членов КПК, усилились преследования интеллигенции, особенно тех, кто вернулся, получив образование в СССР.
 
     Дома стояла секция библиотечного каталога из, по крайней мере, 16 ящиков, битком набитых письмами и поздравительными открытками. А один выпуск после сдачи экзаменов подарил ей антикварную фарфоровую вазу из синего кобальта инкрустированную натуральной бирюзой. В центре огромного букета из темно-красных роз сидели три живых желтеньких инкубаторских цыпленка. Мне тогда было лет 10, наверное, не больше.

     В Доме-музее А.П. Чехова в Москве каждый год со дня его основания отмечались Чеховские даты — 29 января, день его рождения, и 15 июля, день его смерти. В музее устраивались вечера, в которых принимали участие  актеры, чтецы, музыканты. Я писала об этом в воспоминаниях о М.В.Водовозовой.  На одном из вечеров известный пианист Александр (Алик) Бахчиев рассказал такую историю: во время учебы он жил в студенческом общежитии. Играть на рояле можно было только по ночам: и днем, и вечером желающих готовиться к урокам хватало. Тогда он еще не числился в мамином классе. Педагоги, помимо прямого преподавания того или иного предмета, выполняли еще и различные так называемые «общественные поручения». Маме было поручено «курировать» студенческое общежитие при консерватории, т.е. она вникала во все проблемы, возникающие у студентов, и, по возможности, помогала их решать. Когда она узнала, что Алику негде заниматься, она подошла  к нему и сказала: «Вот Вам ключи от моей квартиры. Дома днем никого нет, и Вы можете спокойно там играть». Он, по его словам, был просто в шоке: ему, неизвестному мальчишке, доцент консерватории спокойно отдала ключ от своей квартиры! Правду говорят, что «каждый судит по себе». И прабабушка рассудила так же — она никогда бы не обманула человека, который ей что-то доверил. Да она вообще никогда не лгала.

     Вы спросите — «Почему Алик рассказал об этом на вечере в чеховском музее?» Да потому, что в организации всех литературно-музыкальных вечеров участвовала не только Евгения Михайловна Чехова, но и, конечно, мама, обеспечивавшая музыкальную часть. На круглой тумбе, стоявшей тогда перед домом-музеем, вывешивалась афиша, и все, кого интересовала объявленная тема, могли заранее получить пригласительные билеты. Впускали всех желающих, люди даже стояли вдоль стен. Мамины студенты, бывшие или настоящие, никогда не отказывались выступать по ее просьбе, причем бесплатно. Вот и А. Бахчиев не только исполнил какие-то музыкальные пьесы, но и решил  рассказать о своем педагоге.

     Занималась у мамы известный и всеми любимый композитор Александра Пахмутова (занятия по концертмейстерскому мастерству входили в обязательную программу подготовки пианистов и композиторов). Однажды мама показала мне в фойе Малого зала около студенческого буфета невзрачную девушку маленького роста и сказала: «Запомни — это Пахмутова, очень талантливая девочка».

     Мама обладала потрясающим чувством собственного достоинства и уверенности в своей правоте, которые действовали на окружающих безоговорочно. Ее не просто любили, а бесконечно уважали. Во время Гражданской войны, когда махновцы заняли Екатеринослав в очередной раз, они арестовали директрису училища, которое мама окончила. Красивая девушка, которой недавно исполнился 21 год (а махновцы славились своим разбойным поведением и жестокостью) не испугалась.(Фото внизу слева). Она одна пошла к «батьке Махно», как его звали, вызволять свою учительницу. Все смотрели на нее, как если не на обреченную, то приговоренную точно к худшей участи, которая в такой ситуации может постичь молодую девушку. Но она пошла — и Софью Ивановну отпустили, и с мамой ничего не случилось. Об этом рассказала мне ее подруга — Вера Александровна Винокурова (они учились вместе в гимназии). В Москве она жила недалеко от нас, на улице Герцена, прежней и теперешней Большой Никитской. Мы часто виделись. От нее же я узнала, что как-то на экзамене, во время которого ученикам не разрешают общаться, мама моя спокойно встала, прошла через весь класс к передней парте, на которой сидела еще одна их подруга — Леночка Компанеец ( в будущем — доктор юридических наук), наклонилась и стала ей что-то говорить. Учительница только смогла удивленно произнести «Лиза?!» На что мама ответила: «Она просто не поняла задания. Я объяснила». И вернулась на место. Ей всегда верили.

     В гимназии преподавали два языка — французский и немецкий. Полученных там знаний хватило на то, что по-французски мама говорила свободно, а с немецкого на русский язык даже переводила в стихотворной форме тексты романсов австрийского композитора Ф. Шуберта, не переведенные ранее. Певцы исполняли их в концертах.

     Мама никогда не повышала голоса. Когда меня надо было, по меньшей мере, выдрать за какой-нибудь проступок или наказать (например, я как-то прогуляла уроки в школе, а моя подруга меня «сдала»), она, молча, смотрела на меня своими удивительными грустными глазами. Я готова была провалиться сквозь землю. Она часто, шутя, говорила: «У меня в глазах собачья грусть».

     Перечитывая написанное, решила посмотреть в Интернете, не упомянута ли там мама? И вдруг — «Брюхачева Елизавета Борисовна — супруга Л.М. Цейтлина, пианистка, многолетняя заведующая кафедрой аккомпанимента — “концертмейстерский класс” Московской консерватории (фото внизу справа). Наташа — дочь Л.М. Цейтлина и Е.Б. Брюхачевой».

                Дальше "Бессонница" и окончание.