Весна в лесной светлице

Михаил Мороз
            
Жорка – весьма развитый пес. По-своему он чувствует перемены в жизни. Ему ясно, например, что пришла весна. Об этом он не может сказать ни слова, хотя попытки делает. И, чувствуя, что  не получается что-нибудь произнести членораздельно, скулит, виляет хвостом и смотрит на меня влажными пуговками глаз так молитвенно, так  просяще, что  начинаешь понимать его беспокойство без  слов.

 «Что ж, собирайся, пойдем приветствовать весну. Она уже на дворе», - говорю я Жорке, и мы вместе отправляемся к лесу, который совсем рядом, стоит только выйти за квадрат двора.

Хоть и раннее утро, а солнце успело подняться высоко. Оно светит ярче обычного. Яснее от этого и бирюза небес.

 Городской дендрарий расположен в лесу. Он всегда чист и ухожен. Под чугунным забором, высоким и массивным, выскочили желтые цветы мать-и-мачехи. Они уже пахнут медом, и брюзгливые шмели снуют возле золотых пятачков, припадают к ним  страстно и надолго, всасывают сладкую влагу, несут её в земляные норы, в восковые соты.

Со всех сторон веют ароматы лесной весны. Они дурманят и меня, и Жорку. Он радостно вдыхает талые запахи земли,  стекающие по коре израненной березы соки,  живой воды в лужицах,  пушистых ивовых почек, влажной хвои.
Слепит глаза Жорки  лесная светлица - березовая рощица. Она сплошь пронизана небесным сиянием и белизной бересты. Пес не сдерживает себя и лает от непонятно откуда возникшего восторга. Я ему помогаю первыми пришедшими на ум стихами Баратынского: «Весна, весна! Как воздух чист! / Как ясен небосклон! / Своей лазурию живой / Слепит мне очи он».

А в ельнике дендрария позывной песней поет снегирь. Он зовет подругу, не такую яркую, как он, но тоже подпевающую своему будущему супругу. Убаюкивающая утренняя флейта сипло поет в лесу, хочется сесть на пеньке и в легкой дреме слушать успокоительную песнь о любви и тихом благополучии. Даже Жорка затихает и вглядывается в ельник, где, не переставая, звучит над уголком леса умиротворяющая мелодия.

Апрельский день теплеет. Воздух согретого дня млеет. Млеет и моя душа, кажется, и Жоркина тоже. Глаза пса от неги закатываются, он приседает на мою ногу, чтобы не было сыро, и почти спит.

А мне хорошо думается. Я вспоминаю, что некоторые фенологи объяснили с помощью латыни название  этого второго весеннего месяца: «Омниа оперире» - «все открывается». А русские крестьяне по созвучию перевели на особицу: « В апреле и земля преет».  От солнца и теплой земли воспарения возносятся к небесам. Через лесные прогалины видны синеющие дали: то  от солнца и теплой земли тихо взлетает к небесам весенний воздух.

К ласковому небу  тянутся ветви тополя и овражных ракит. Они очнулись от зимней спячки, и зеленеют, взбухают почками, которые вот-вот готовы распуститься клейкими листочками. А ивы серебрятся пухом  так,  будто на них выпал иней. Я толкаю Жорку, чтобы он не спал и запоминал этот миг апрельской весны.

Роща вдруг полнится удивительной симфонией. Песни златоглавых овсянок, пухлых синиц,  снующих вниз по осинам поползней, дробь дятла, трепетная песня скворца  наполняют  лесную весну и березовую светлицу живой жизнью, от чего светлеет моя душа,  радуется всему, что вокруг него, и Жорка.
По нашему миру шагает весна!