***
По облупленной стене скользит остроносая тень гондолы. Я наблюдаю, как появившийся гондольер отталкивается ногой от порога стеклянной двери и с улыбкой машет мне рукой. Тоже улыбаюсь через стекло и машу ему в ответ. Дни стоят не по-мартовски тёплые: моё лицо уже тронул лёгкий загар. Воздух... Воздух здесь сейчас нереальный. Как в разгар нашей весны, только гораздо глубже и безграничнее. И море. Оно уже проснулось, и берега каналов слегка зацвели. От этого дыхание его более живое, чем осенью. К тому же, сейчас полнолуние. В это время все природные процессы окрашены в мягкие тона лёгкого драматизма. Но напряжённость эта -- всего лишь спазм перед грядущей полнотой бытия.
Я уже позавтракала и пью кофе. На моей тарелочке совершенно удивительный круассан. Я хочу верить, что вот такими они бывают только в Венеции: воздушные и одновременно плотные той особой плотностью, которая присутствует только в сути, не затрагивая очертаний. Слева от меня венецианское зеркало, слегка затемнённое "под старину". В нём отражается кофейная пенка над моей верхней губой и барная стойка напротив. А за стеклянной дверью, по узкой ленте синевато-зелёного канала нескончаемым потоком плывут блестящие чёрные гондолы и их тени... И снова и снова чуть надтреснуто звонят колокола.
***
После завтрака я иду на рынок Риальто насыщать свои пять чувств. Вот такая у него удивительная способность. Ни одна картинная галерея не сможет этим похвастаться. Если бы у меня была возможность -- купила бы всё. Ну... понемногу. А до этого я в молчаливом экстазе единюсь с рельефными формами чуть недозрелых cuori di mucca*, густо пахнущими сицилийскими лимонами, сиреневатыми артишоками и проч., и проч. Мне становится грустно: в наших мегаполисах такого качества не найти даже в самый щедрый сезон.
Заев грусть парой тягучих фиников, я отправляюсь в рыбный ряд. Чего тут только нет! И почти все эти диковины -- "nostrano"**. Увесистые, ещё живые крабы царапают друг другу панцири. Длинные, похожие на ланцеты, тельца кальмаров дремлют в мутной прозрачности. Покрытые слизью спинки и брюшки камбалы переплетаются в причудливой мозаике. Из влажной дорады на крупные кристаллы льда сочатся остатки моря. Рядом лежат вееры упитанной скумбрии, горы мелких сицилийских креветок и толстеньких каракатиц. В ящиках жмутся друг к дружке барабульки и маленькие зелёные крабики moeche, выловленные в лагуне. Я покупаю полторадесятка огромных королевских креветок и дюжину устриц (последние оказываются не "nostrano", а выловленными где-то близ Довиля). Их можно есть сырыми. Мне показывают, как правильно чистить креветки и любезно вскрывают раковины устриц. Кроме того, дарят несколько терракотовых морских гребешков. В ряду напротив я покупаю крупный ароматный лимон и сажусь на ступеньках возле traghetto***. Была ли то еда или другая вселенная, чуть сбрызнутая лимонным соком -- я так и не поняла. Но такой многомерной информации от пищи я ещё не получала... Завтра приду снова. Совсем рано. Пока солнце не успело растопить солёно-ледяные бусины на деревянном пирсе...
* помидоры "бычье сердце"
** местного производства
*** переправа (трагетто)
***
Стою на мосту dell'Academia и всматриваюсь в мутноватый свет убывающей луны. Внизу медленно текут воды Гранд-канала. Время от времени белые тела ночных катеров нарушают покойность течения, и вода тяжелеет. Справа от меня уличный маэстро извлекает из пустоты старенького аккордеона "Scherzo" Баха. Когда музыка стихает, я кладу несколько монет в стоящую перед ним шкатулку и прошу повторить. Он улыбается, и стремительные звуки вновь разбегаются по прохладе весенней ночи. Спускаясь, я в который раз пытаюсь считать ступеньки этой деревянной арки, но снова сбиваюсь.
Пройдя несколько шагов по Campo San Vidal я в удивлении замираю: откуда-то сверху непрерывным потоком течёт медово-густой, сладко-терпкий аромат. "Едва-едва я добрёл, измученный, до ночлега... И вдруг -- глициний цветы!..."* Крупные гроздья белых глициний мягко спускаются из глубины золотисто-чёрного неба. И вот, ты уже не прежний. Словно перешёл какую-то невидимую черту, внезапно и навсегда отделившую часть пустых тревог от твоего сердца...
*Мацуо Басё