Мне в жизни не везёт, Егор Фролов рассказывает.
Ещё маленьким я был, когда старшая сестрёнка
Веерка, уронила меня на ледяной горке и я покатился
в низ, что мячик. Конечно, сестре от матери достало-
- сь, но и мне досталось тоже.
В последствии сестрёнка говорила, сотрясение вроде
было, и что меня возили в районную больницу.
А в тринадцать лет сам себя я наказал, а дело было
Так? Мы решили порыбачить с корешком.
Шёл нерест, в верховья реки горбуша шла.
Мы с Серёгой приготовили остроги и айда на речку.
Река не большая, берега в некоторых местах
обрывистые и довольно высокие.
Вот на одном таком бережку, я и увидел горбушу,
повсему видать с икрой.
Отметавшую икру, горбуша становится худой, теряют
цвой цвет и плавники начинают белеть.
А через некоторое время и вовсе погибает.
Горбуша эта: была хороша и наверное предстояло ей
большое расстояние проплыть, что бы пометать икру.
Я не рассчитал, моя острога оказалась меньше высоты
берега. Крепко держась за древко я лечу в низ, прямо
на черенок. Очнулся я в реке, адская боль, дышать не
невозможно. В это время совсем мне было не до рыбы.
Своим весом черенок сломал я на три части, себе
сломал ребро на уровне сердца и вдавил ещё пару
рёбер внутрь. Трое суток я не ел не пил и в туалет не
ходил. Наверное; по этой причине ещё недели две,
мне было тяжело не только ходить, но и дышать.
Вероятнее всего, спустя несколько лет, на втором
году службы, при побудке, мне стало очень плохо.
Мне посоветовали идти в сан- часть, расстояние
было небольшое, не более двух сот метров, я же шёл
не менее полчаса. Вызвали врача, доложили
командиру, решили везти в госпииаль км. эдак за
двадцать. Пока то да сё, время шло, мне становилось
лучше. Говорю командиру? Может? Не поедим,
вроде как отходит. Да нет, поехали, я отвечаю за
личный состав. А ты посмотри на себя, на тебе лица
нет, говорит он. Приехали в госпиталь около двух
часов, принимал нас полковник.
Он не стал меня даже слушать, и с места сразу в
карьер, ты не хочешь служить, ты симулянт.
И много чего прочего, совсем не лестьное; наговорил
мне. А у меня и мыслях не было, отлынивать от
службы. Ему я не сказал ни слова, но про себя
подумал, хотя и важная персона; а дерьмо. И всю
обратную дорогу я не проронил ни слова, да и
командир молчал. О чём он думал в это время,
я не знаю, но по приезде в часть, дал мне отлежать-
- - ещё сутки, я был благодарен еиу за это.
А совсем недавно, шестой десяток на исходе,
почуствовал себя я очень плохо.И это было и день и два, измучился совсем,
решил сходить я в поликлинику.
Захожу к врачу, так мол и так говорю, но и наэтот
раз мне не поверил врач. Иди ка на работу,
дружок, и сама себе, такой здоровый мужик а
работать не хочет. Выхода нет, нада идти
наработу, а на душе хреново, ни во что не
считают рабочего. Везде начальству кажется,
что работник плут. Проходит ночь, не спал совсем,
будильник прозвенел, поднимаюсь, а в глазах
темно, не вижу ничего, Проходят сутки, вторые
на исходе, и утром следующего дня, вновь в
поликлиннику иду, к тому же самому врачу, с
женой иду. Очеред подошла, в кабинет заходим,
я ей напоминаю о себе, что у неё я был три дня
назад. И, что не поверив мне, и не дав и дня мне
отдохнуть, на работу вы отправили меня.
Не знаю, что думала она, но недовольная была.
И сердце вряд ли содрогнулось, и извинений ты
не жди. Она считает, её право лечить или отказать:
при этом, наговорив гадости пациэнту.
И ровным голосом она сказала, приходите
через день, будем инвалидность оформлять.
Но сперва предложила мне сделать операцию на
мозг. Посоветовавшись с женой, от операции
наотрез я отказался. Ты сейчас не видишь, но хоть
на человека ты похож. А после операции на мозг,
кем ты станешь, врачи об этом не говорят.
Вот такие слова мне жена сказала, и то верно, по-
- думал я. И стал я с палочкой ходить, вот уж
третий год, как палочку за друга я считаю.
А без палочки, себя я не уважаю.