Заход второй... или роман о виртуальном романе-20

Ольга Иванова 11
 Первая половина августа. Снова знакомое четвёртое отделение. Во многом знакомые личности – почти никто не выписался из тех, кого помню по маю.
 Гламурная завотделением делает единственный обход,  после чего начинаю её ненавидеть. Говорит явную неправду - будто бы соседи написали на меня коллективное заявление...(Никаких конфликтов с соседями у меня не было, я не сталкивалась ни с кем из них, никто даже не подозревал, какие черти водятся в нашем тихом омуте).
 Зачем ей это надо – понять не могу, но делаю предположение, что ей заплачено. Она злится, говорит, что у неё богатый муж, и мы расстаёмся врагами.
 Вернее, она для меня теперь враг, кто я для неё – никто.

 Таких никто тут около 90 человек. Особенно жалко старух – молчаливые и безответные, они никто среди никто.
 Что неприятно – большая часть из них не моется и от них идёт нехороший запах. К ним обычно никто и не приходит, но многие даже руку не протягивают, когда идёшь с передачей, хотя попрошаек тут много.
 - Угости чем-нибудь! – и множество рук со всех сторон с ладонями, повёрнутыми вверх.

 Здесь всё сделано для того, чтобы ты почувствовал себя никем. Никаких библиотек, телевизора и гимнастики, нет ни одного зеркала. На том балконе, что так понравился с первого взгляда, помещается немного людей и, чтобы посидеть там, надо выделяться из массы или ловить момент, когда там никого нет, чего почти не бывает.
 Туалет закрывают на помывку и высыхание – моют сами больные – санитарки не моют пол даже в своём коридоре, куда нет доступа больным.
 Пока туалет закрыт, в коридор выставляется ведро и многие им пользуются на глазах у всех. Сама я предпочитаю встать пораньше, до того, как туалет принимаются мыть. А потом лучше потерпеть, даже если очень приспичит.
 Уборку туалета делают с утра, чтобы сдать его чистым к приходу очередной смены. Так же - к приходу очередной смены, проводится уборка палат и общего коридора. Плевать, что очень рано - всего пять-шесть утра.

 Помыться - проблема из проблем. Помещение с ванной чаще всего закрыто - открывают его очень рано утром - дежурные из каждой палаты разбирают швабры, вёдра и тряпки. В это же время приходят желающие помыться - полностью или частично. Так и моются, уворачиваясь от мокрых вонючих тряпок, которые споласкивают дежурные, то и дело набирающие очередное ведро воды. Схватить грибок здесь очень немудрено.

 Вечером ванную открывают специально для мытья, на полтора-два часа. Кто не успел - санитарки не виноваты.
 Почти 90 женщин - из которых у кого-то "эти дни", кому-то нужно что-то срочно постирать, кому-то уже срочно необходимо помыться. И на всё-провсё всего пара часов.
 Старухи чаще всего не моются совсем - такое испытание уже не для них.

 Часто устраиваются обыски в головах - на предмет интервентов. Ничего, что ни одной вши при мне ни разу ни у кого не нашли. Медсестра или санитарка в резиновых перчатках обязательно поищет в любой голове - вне зависимости от её состояния. Работа у неё такая.

 Периодические "шмоны" по кроватям. Частично они оправданы - есть больные на голову, кто тащит в постель что-то из мусорного ведра, но, по большой части, там лежат необходимые вещи - нижнее бельё и гигиенические принадлежности.
 Тут же, в постели, под подушкой, приходится хранить и основную часть продуктовой передачи, ведь тумбочек практически нет.

 Нельзя сушить бельё на спинках кроватей - лучше делать вид, что тут находятся ангелы,  не потеющие и не испражняющиеся. Почему-то санитаркам кажется, что доктор может упасть в обморок, если всё-таки решится на обход, увидев простиранное влажное бельишко.

 Наказания за непослушание, в виде привязывания к кроватям, делаются произвольно - санитарке или медсестре что-то не понравилось. Врачи в этом не участвуют, возможно, даже не знают о том, кого и за что сегодня привязывали.
 Санитарки равнодушно переносят крики, мат, умоляющее бормотание очередной привязанной в течение многих часов. Наказанными оказываются все вокруг, всё отделение. А у них - работа такая.
 Уколы тоже часто служат средством наказания, а не лечения. "Посадят на уколы" - этого боятся все. Укол может быть и одиночным методом наказания конкретного проступка.

 Привязывают не сами санитарки - это делают несколько больных, относящихся к категории тех, кто находится здесь на принудительном лечении.

 (Так называемая "принудка" - этим девицам надо бы сидеть в другом месте, а они здесь - им можно многое, чего нельзя обычным больным. Например, носить лифчики, помогать раздавать таблетки; им необязательно лежать на этих кроватях, когда им не хочется. Ночью они слоняются по отделению, а отсыпаются днём.
 Кто и когда будет сидеть на балконе определяют они. Шмоны по кроватям тоже помогают делать они.
 Но они же помогают ухаживать за лежачими больными - в общем-то, это, в подавляющем большинстве, не злые девки - по статусу вроде дедов в армии.

 А они и есть деды здесь: у них нет срока, многие уже провели в подобных заведениях, а то и прямо в этом отделении, годы. Наверное, лучше было бы отбыть наказание в тюрьме - там точно знаешь, чего ждать. Может быть поэтому почти все они такие отчаянно-весёлые - всё время находят повод поржать. Пусть над какой-нибудь глупостью - главное, не сойти с ума по-настоящему от безысходности. Они обычно - самые нормальные из всей массы.

 Выделяются двое из них - неразлучная парочка. Очень разные внешне:одна - крупная блондинка, другая - невысокая синеглазая брюнетка.
 Верховодит брюнетка - хулиганистая блондинка, в татуировках и со шрамироваными сплошь руками, полностью признаёт её авторитет.
 Выглядят обе так, как будто и нет больнички, а они где-то на дискотеке в ночном клубе - всё в облипку, максимум обнажённых прелестей. Часто переодеваются.
 Крупная грудастая блондинка как раз тщательно худеет - ей хочется влезать в тот же размер одежды, что и брюнетка, которая ниже сантиметров на 15, а то и 20).


 Сотовые телефоны в этой больнице запрещены полностью.
 Никаких прогулок, даже в весенне-летнее время.
(В то же время над раздолбанным пианино висит Распорядок дня, где выделено время для прогулок - выглядит вопиющим издевательством.
 Кто, когда повесил это? Расписанию на вид не один десяток лет: пожелтело, пожухло, запылилось.)

 Неужели были когда-то прогулки? Почему нельзя говорить по сотовому, если есть с кем говорить? Мы же вроде бы не в тюрьме? Или в тюрьме?

 Нет тумбочек – всё, что не на тебе, должно быть под подушкой или матрасом. Нередко что-то пропадает. Воровство сигарет  или чего-то гигиенического – обычное дело.

 На ночь, в коридоре, где спят дежурные санитарки, свет гасится, зато в палатах его зажигают.
 Когда удивляюсь этой очень неудобной странности, мне объясняют, что свет зажигается из-за того, чтобы не было суицида.
 Как это связано – не понимаю. От ночного света в глаза желание совершить суицид может появиться у того, кто не задумывался на эту тему прежде...

 Вспоминаю: в первой моей больничке были двери в палатах, которые можно было закрыть на ночь, и дежурный свет ночью горел как раз в коридорах, а не там, где спали больные. И по сотовому можно было говорить в течение часа в день - пусть сами сотовые были с выдачи... Не так уж там, оказывается, было плохо...

 Не могу понять, почему у больных отбирают лифчики, но не отбирают колготки – на колготках куда удобнее вешаться, как мне кажется.
 Эта странность насчёт лифчиков и колготок – общая для обеих моих больничек. Видимо, везде так.
 Дамы с крупными формами страдают от этого запрета физически - у некоторых появляются опрелости.

 На этот раз нахожусь здесь долго, очень долго – почти сорок дней. Прихожу в себя быстро, но не слишком – мешает почти ненависть к мужу, который меня сдал. Я так и ощущаю - сдал как вещь. Вещь, мнения которой никто не спрашивает.
 Сгоряча бросила ему в лицо: - Не смей ко мне приходить!

 Первые два визита ко мне совершает не он - приходит новая наша родственница. Приносит богатую передачу - там есть полотенце, мыло и шампунь - муж забыл, что такой роскоши тут не водится.

 Не понимаю, что он просил её прийти - благодарю от всей души, пытаюсь что-то объяснить, говорю про развод. Хочется знать свой диагноз и хочется выяснить, что муж сделал с моей карточкой - ведь он забрал мои вещи, вместе с сумкой.

 Денег на карте совсем немного: она появилась у меня после первой больнички - я отвоевала право иметь хотя бы сколько-то личных денег.
 Муж положил небольшую сумму, обещав пополнять счёт раз в месяц на ещё меньшую сумму, но так ни разу этого не сделал.
 Я не напоминала, но внутренний счёт рос с каждым месяцем...

 Сейчас меня обуяли подозрения, что он и эти деньги решил вернуть себе...
 Более того - именно из-за денег он поместил меня сюда. Не захотел платить за мой визит к стоматологу, намеченный как раз на следующий день после того, как он сдал меня...

 Родственница пытается поговорить с гламурной завотделением. Ничего безумного я не сказала. Обычные претензии жены к мужу.
 В кабинет неожиданно приглашают и меня. В процессе разговора заведующая звонит моему мужу - в её руках появляется белый айфон.
 Затем идёт речь о моём состоянии - заведующая выдаёт:
 - У неё бредовые идеи - она считает, что наши врачи берут взятки.
 Смотрю на неё насмешливо:
 - У Вас очень дорогой телефон для врача и у Вас очень дорогая машина для врача.
 - У меня муж богатый, - ещё раз повторяет она, то, что уже говорила мне.
 - Что же Вы тут делаете? При таком богатом муже?
 - Вас лечу!
 Мне нечем крыть - это, оказывается, называется - она нас лечит - проводя день, преимущественно, с сигаретой около машины. Смеюсь ей в лицо.
 Диагноза своего так и не узнаю...

 Интересно, что некоторое время, после этой беседы, не вижу красную Мицубиси - она ставит её где-то вне зоны видимости из окна в конце коридора... Хотя особой надежды, что ей всё же стыдно, нет... Может, решила поберечь свою технику и ставить её в тенёк...

(фото автора - на фото - работа автора)

http://www.proza.ru/2017/04/01/1679