Особенно много говорим с одной суицидницей - неожиданно жизнерадостной. Она здесь в первый раз, хотя попытка суицида не первая. У неё непереносимость алкоголя и все попытки суицида случались после употребления небольшого количества спиртного.
Говорит: Напьюсь, а мне так стыдно!
Два раза её откачивали в обычной больнице, а на третий - после откачивания направили сюда.
Поступает на соседнее место со мной, сидит боком на койке, оглядывает палату и её обитателей - такой испуг выражен в её взгляде, что невольно хочется поддержать - и здесь люди живут. После этого постоянно заходит ко мне в палату, даже после моего перевода в тихое, и зовёт:
- Лена, пойдём гулять.
Гуляем по длинному коридору - непрерывно рассказывает о своей семье, своей работе, своих подругах. Дочь у неё в панике - может потерять работу из-за того, что мама, нянька её дочери, находится в больнице, да ещё ТАКОЙ больнице. Дочь советует ей не принимать таблетки ни в коем случае. Прятать и выбрасывать, только не принимать. (Муж мне говорил, что то же самое говорила санитарка родителям молодой девушки: Забирайте её отсюда - её здесь подсадят на таблетки, так и пойдёт... Зависимость от этих таблеток кажется очень страшной и для меня).
Сообщает кучу подробностей о своих делах вообще. Работала на вокзале в киоске - сейчас там ремонт - она ждёт, когда он закончится, пока в вынужденном отпуске.
Одна из её подруг работает в элитной гостинице, где часто останавливаются знаменитости. Подруга оценивает, как положительные, так и отрицательные качества таких гостей. По её словам, актрисулька, знакомая по длинному ситкому, вела себя хуже всех прочих - высокомерно и капризно, не в пример более именитым и заслуженным гостям.
Рассказывает смешную историю о великой чистке балкона, где у мужа были сложены разные ценности - обрезки досок, других материалов, железки разного назначения. Чистку произвели вместе с дочерью, в один день, снесли всё во двор, в контейнер для мусора, а потом три дня ждали реакции: - Когда заметит? Что скажет?
Дождались - такой же великий плач мужа над впустую разбазаренными невозможно нужными вещами продолжался несколько дней.
- А если у нас сломается это или это - куда мне идти? Где я возьму такое же?
К ней приходят часто и видно по всему - семья не из нищих - могут позволить себе многое. Её телефон в металлическом корпусе вызывает интерес и восхищение 15-летней мусульманки. Девочка просит его подержать, взвешивает в руке:
- Тяжёлый какой...
- Сын подарил, - объясняет она.
Она даже может позволить себе подшутить над санитарками - рассказывает со смехом, что заказала принести целый блок неплохих сигарет и раздала их всем-всем, у кого не было своих:
- Ты заметила, какие санитарки злые сегодня? Никто пол не хочет мыть - все накурились досыта... самим придётся...
Уже не боится местного контингента - поняла, что никто не набрасывается на других ни за что ни про что.
Не делает безобидные замечания, а требует без всяких церемоний, чтобы встала с унитаза курильщица или прекратила истерические упражнения на пианино новенькая девица, в самых категоричных, непарламентских выражениях:
- А ну, встала, быстро! Прекрати немедленно - чтобы я тебя тут не видела!
Для меня загадка - как она умудряется договариваться с санитарками, чтобы открыли дверь, выпустили из острого, чтобы погулять со мной...
Зачем-то обмениваюсь телефонами с ней. До дальнейшего общения дело не доходит – на выходе из таких учреждений тяга к общению с собратьями по несчастью пропадает.
Из впечатляющих событий, что происходят в отделении за это время - ссора между живущей здесь на постоянной основе бывшей пациенткой и недавно поступившей молодой девицей. Девица попросила сигаретку - ей было отказано. Это можно было понять - не от хорошей жизни человек прописался в такой больнице.
- Из дома попроси - тебе принесут!
Реакция же последовала реально сумасшедшая: крик, угрозы и оскорбления в адрес зажравшейся жадины,- на что та решила ответить физически.
Чёткой походкой, печатая шаг и размахивая руками на ходу, "жадина" отправилась на крики отвергнутой попрошайки, продолжавшей её костерить на чём свет стоит за неотзывчивость.
Состоялась разборка с применением силы. После чего истерика только набрала максимальную высоту - крик обиженной во всех смыслах ввинчивался в уши обитателей тихого и острого.
Первый раз, за время моего пребывания, произошло что-то, действительно, из ряда вон. Случилось почти ночью - дежурная медсестра позвонила домой Архипычу, потом сбегала и привела физическую подмогу. Подмога, в виде крепкого молодого человека в клетчатой пижаме понадобилась, чтобы удержать на месте крикунью и сделать укол.
Мужичок оказался санитаром мужского отделения - мне стало это понятно из обрывка разговора, в котором медсестра благодарила его, а он отвечал, что, по его мнению, работа в женском отделении намного сложнее, как раз из-за подобных истерик.
Я же, прогуливаясь по разделительному коридору, вспоминала свой первый заход и всё задавалась вопросом - за что меня связывали? Почему поместили в изолятор? Зачем привязали к кровати?
Ведь им не понадобилось никаких усилий, чтобы поставить мне укол. Всё, что было по-настоящему угрожающим с моей стороны, началось как раз после уколов.
Истеричная девица, меж тем, обошлась совсем без изолятора.
Перед глазами ещё пример - недавно поступившая, очень красивая и молодая, высокая, лет 20, девушка. Так и вижу картинку - её, упирающуюся, вдвоём подталкивают к изолятору - она выкрикивает бессвязно: Я - Майкл Джексон! - и неумело матерится.
Её не пытались связать, хотя она крупнее и, наверное, сильнее меня.
Выходит, я была страшнее неё для них, видавших такие виды?
Меж тем, благодаря моей разрешённой доктором работе, а главное, подарку, который доктор принял в виде той самой, понравившейся ему работы (муж привёз её после обещания, что я сделаю ещё лучше) у меня завязываются неформальные отношения с медсёстрами. Они приходят всей сменой посмотреть на моё занятие, расспрашивают, восхищаются.
Они относятся ко мне уже по-другому, я даже могу спросить, за что было такое обращение со мной в мой самый первый день. Они всё помнят - впечатление было сильным.
Сейчас у них пересменка - поэтому, тут почти все, кто работает в отделении. Весело ржут, да и я уже могу улыбаться.
Спрашивают - помню ли я, кто из них дежурил в ту ночь. Я не помню лица - они показывают свидетеля моего позора и всплывает в памяти. Да, это она держала ту палку и пыталась как-то справиться со мной.
А связали меня, оказывается, из-за того, что медсестра из приёмного сказала, что я сопротивлялась и пыталась ударить её. (Не было этого - я просто вскинула руки над головой!)
Странно, конечно, - ведь доктора разговаривали со мной перед связыванием - мы просто говорили и я не пыталась наброситься на них - пусть и не могла согласиться на добровольную госпитализацию.
Медсестра, кисанька из приёмной, ещё разок попадается на моём пути.
- Постой, - обращается она ко мне, потом смотрит прямо, узнаёт, и добавляет: -те.
Тоже запомнила, значит, хотя прошло уже больше двух месяцев с того времени, как я учила её обращаться ко мне на Вы...
Выписываюсь оттуда, провожаемая словами докторицы:
- Только попробуй к нам ещё попасть!
Туда и не попадаю больше, но грабли на прежнем месте. Кто он и что ему надо от меня и мне от него?
У меня есть причины, чтобы оставаться в трезвом уме, но что-то непонятное, наряду с желанием докопаться до истины, перевешивает.
(фото автора - на фото - работа автора)
http://www.proza.ru/2017/04/01/1631