Долги наши
Эта история прошла где-то рядом с моей судьбой, потому что она касается моего деда Василия Тимофеевича Копылова. Жил он в селе Дмитриевском Даниловского района с братьями, имел в собственности треть большого дома и двор для содержания скота. Работал счетоводом в колхозе…
Семья у него была большая – четверо сыновей и дочь. Старшие уже встали на ноги и отличались трудолюбием и сноровкой. Очевидно, крепкая эта семья вызвала зависть каких-то недругов. В 1930 году к Копыловым неожиданно пришли с обыском. Василия раскулачили: принадлежащее ему имущество отобрали. Дом отдали под школу. Самого выслали в Магнитогорск, жену Анну – на вольное поселение в Нижегородскую область, откуда она вернулась только через два года. За это время получила от мужа только одно письмо. И затерялись следы счетовода. Остались в Дмитриевском дочь Клавдия и два младших сына, один был совсем ребенком.
Жить было так плохо, что однажды после того, как Клавдию, первую здешнюю трактористку, исключили из комсомола, она решила отравить себя и братьев угарным газом. До последней черты оставались уже мгновения, когда ей вдруг стало жалко мальчишек, она доползла до двери и распахнула ее.
Потом все пятеро Копыловых проживут честную и достойную жизнь. Владимир добровольцем уйдет на фронт и комиссаром погибнет под Ржевом. Константин всю жизнь отдаст партийной работе. Николай, инвалид с детства, станет мастером на все руки, заменявшим в селе, пожалуй, целую службу быта.
Клавдия, выйдя замуж за учителя Константина Попова, усыновила младшего брата Александра, чтобы не мешала ему фамилия «врага народа». Он станет кандидатом технических наук, а она многие годы проработает в даниловском банке, где за добросовестный труд получит немало поощрений. И многие годы будет обязана являться в местное отделение чекистской службы для доказательства, что не скрывается и не убежала.
Когда в 1991 году вышел Закон «О реабилитации жертв политических репрессий», Клавдия и Александр решили установить судьбу отца, добиться его реабилитации и возмещения материального. Это был второй круг страданий. В Данилове сведений о раскулачивании и привлечения к уголовной ответственности Василия Копылова не было, Ярославское управление внутренних дел и госархив сведений о счетоводе тоже не имели. Из Магнитогорска и Челябинска пришли ответы, что документов о высылке В.Т. Копылова нет. Александр сам выезжал на Урал, но так и не нашел примет скорбного пути отца и места его захоронения.
Но были еще живы свидетели его ареста и раскулачивания, они и выступили на суде, который признал факт применения репрессий к Василию и Анне Копыловым. А в июле 1995 года, наконец, получила Клавдия Васильевна справку о реабилитации отца, раскулаченного по решению Глухаревского сельсовета Даниловского района.
Потом получила Клавдия Васильевна такой же документ и о себе. Уже давно не было ее мужа – он погиб на фронте, умерла мать, старшие братья. А она все живет в Данилове, в ветхом деревянном доме, в комнате коммунальной квартиры. За реквизированное имущество два года назад получила символическую компенсацию и бесконечные обещания об улучшении жилищных условий. Ей уже 87 лет. Когда еще были силы, хаживала она к главе администрации, потом ходить перестала, нет уже сил. Путевок не дают, бесплатно ей куда-то уже не надо, автомобиль тоже не нужен.
Игорь Николаевич Иванов из тех редких людей, которые в самой непредсказуемой цепи событий умеет найти хорошее. Вот пришел он, и показалось – легко, просто идет он по жизни. А легких дней у него, возможно и не было. Прежде всего, угораздило его родиться в интеллигентной семье: отец – выпускник МГУ, математик, мать – воспитанница епархиального училища. Он хотел в институт, а туда брали детей рабочих и крестьян. К тому же дядю у него репрессировали. С большим трудом поступил в Горьковский индустриальный. А с третьего курса пришлось отправиться в танковое училище.
Однажды зашел разговор, скоро ли кончится война. Иванов засомневался – вряд ли. Через несколько дней его вызвали в штаб, к следователю. Оказывается, вел он провокационные разговоры, сомневался в мощи армии и победе. Статья, которую он получил, грозила расстрелом, к чему он и готовился. Но это был уже конец 1942 года, приговоры несколько смягчились, он получил 10 лет лагерей и 5 лет поражения в правах. За два слова.
Вместо передовой попал в Ивдельлаг, который, убежден, спас его от верной гибели в ненадежном танке. Все десять лет проработал кочегаром, а потом конструктором на лесопильном заводе. Невесте сразу же написал, что свободна, пусть не ждет. Она вышла замуж. Он прошел и тюрьмы, и больницы, но никого не предал. В лагере родилась его первая дочь, которая, кстати, льготы пострадавшей от репрессий получит лишь по выходе на пенсию. В Ярославль, к родителям, вернуться не разрешили. Поехал в Рыбинск, уже тридцатипятилетним. Заочно получил высшее образование. Женился, появилась вторая дочь. Он обеих воспитал и обучил.
Самому же пришлось туго. Куда ни придет – везде по анкете поворот. В первое время с трудом чернорабочим на «Красном маяке» взяли. Потом устроился в политехнический институт , дошел до доцента кафедры сопротивления материалов. В 1956 году его реабилитировали, но и в 1972 году не разрешили ехать в круиз по Европе – сомнительное прошлое. На работе все время чуть что угроза – обратно захотел? Убежден, что «заключенным» оставался до самого прихода Ельцина. Сам себя того времени называет «обиженным гражданином».
И, кажется, избежав расстрела, он на всю жизнь заразился оптимизмом. Многих друзей в Ивделе нашел. При Ельцине впервые вздохнул свободно и срочно поехал в туристическую поездку в Германию, хотя и не очень ему это было нужно.
К льготам относился спокойно. Успел еще бесплатно в Киев съездить, теперь уже одному не удастся. Путевок сроду не получал, компенсации только обещают. А он два инфаркта перенес, второй получил после схватки с пьяницей, который на него накинулся с ножом.
Как репрессированный, инвалид, он бесплатно ездит в свою деревню по Любимской дороге. Там у него сейчас главное увлечение – яблони. Их у него двадцать сортов. Сам прививает, ухаживает, собирает необыкновенные урожаи. И каждую весну радуется празднику цветения, а осенью благодарит деревья за плоды.
Недавно отмечалось десятилетие создания по указу президента городских и районных комиссий по реабилитации жертв политических репрессий. Задачи комиссий сложны и многогранны: установление печального статуса пострадавших, установление льгот им, контроль за выполнением закона, увековечивание памяти. Сейчас в картотеке области 749 реабилитированных и 2286 пострадавших от репрессий.
За эти десять лет областная прокуратура совместно с ФСБ пересмотрела 12236дел. И еще около 2000 дел ждет своей очереди. В основном всем выплачены денежные компенсации – по ; минимального оклада за каждый месяц, проведенный в местах лишения свободы. За три последних года по заявлениям граждан выплачено 1200 тыс. рублей за потерянное имущество.
Но вот в последние годы возникли затруднения. В большинстве регионов льготники не могут получить бесплатные лекарства, путевки, беспроцентные ссуды на селе для строительства жилья и лицам, пострадавшим от политических репрессии и просто на бесплатный проезд. Компенсация за потерянное имущество задерживается во всех регионах. За 1997-1998 годы Минфин РФ задолжал реабилитированным и лицам, пострадавшим от политических репрессий, более 800 млн. рублей – по существу четверть необходимого. Сейчас правительство предложило делать выплаты из местных бюджетов, а у них нет возможности. Ситуация зашла в тупик.
В нашей области на 1 января нынешнего года задолженность составила 342 тысячи рублей, из них за имущество – 278 тысяч. К июлю долги удалось погасить.
С 1995 года по постановлению губернатора пенсионерам-реабилитированным доплачивается по половине минимальной пенсии: сельским – из областного бюджета, ярославцам и рыбинцам - из городских. Но в Рыбинске доплата приостановлена с 1997 года, а губернатор должен селянам за 5 месяцев.
Живут бывшие узники концлагерей скудно. Один человек еще ждет бесплатный автомобиль, 67 стоят в очереди на бесплатную установку телефона (в год «Яртелеком» обеспечивает 10-15 человек).
Так что испытания для прошедших ГУЛАГ продолжаются.
Северный край, 1 октября 1999 г.