Наконец - на дворе уже март - он ставит фото с глазами.
Много я всё-таки рассказала этому человеку. С экрана на меня смотрит тот, кого я когда-то очень любила. Я любила его – он любил меня. Даже называл меня невестой. Не сложилось. Это было давно, очень давно. И вот смотрит на меня – постаревший, пополневший, полысевший, отрастивший усы. А я знаю – его нет, его нет уже несколько лет – на меня смотрит фото из Одноклассников. Человека больше нет, а страничка есть – человек умер в 2008-м. Не дожил до 50...
Сколько таких страничек в сети? - люди, которые кого-то любили, о ком-то заботились, кому-то верили. Их кто-то любил, о них кто-то заботился, им кто-то верил... Мёртвые души наших дней...
О смерти моей первой любви я узнала от мужа. Узнала нехорошо - злорадный, он вошёл на кухню, где я готовила ужин, и спросил таким вредным голосом:
- А ты не очень расстроишься, если узнаешь, что твоя первая любовь умерла?
- Нет, - ответила я, через паузу, непонятно что имея в виду, - Не расстроюсь? Не знаю? Всё вместе?
Но расстроилась, не смогла толком заснуть в ночь после этого - вставала несколько раз, шла в темноте в тёмную кухню, не включая света, стояла у окна, смотрела, как казалось, в ту сторону, где был город, в котором он жил, можно сказать, молилась за его душу.
Воспоминания пришли толпой...
Идём солнечным днём вдоль парка по солнечной стороне улицы, он спрашивает меня - какая кровь во мне намешана?
- Только одна - русская - хотя частью староверская, частью единоверческая.
- Зато я - рус-болгаро-грек, - смеётся он во все свои белые зубы, запрокидывая голову, и рассказывает - кто у него отец - источник болгаро-греческой крови; мать - чистая русачка, сибирячка.
И ещё, и ещё:
Первый поцелуй - стоим у двери в пустой комнате общежития, прощаемся на день.
Это мой первый поцелуй вообще - приоткрываю один глаз, чтобы увидеть его лицо, в тот самый момент, когда он делает то же.
- Подглядываешь, - смеётся он.
- Сколько тебе лет, девчонка? - искренне поражается он, узнав, что поцелуй первый в моей жизни. Тут же искренне радуется, что он тут первопроходец, можно сказать.
Ему - 19, мне - 17. Это моя абитура, а он - второгодник, академщик - представитель золотой молодёжи, трудовой золотой молодёжи - работает помощником коменданта общежития - фактически исполняя её обязанности полностью. У него получается - он прирождённый руководитель.
Основная обязанность коменданта - распределение хозработ - их обычно выполняют проштрафившиеся обитатели общаги. Он сам хорошо накосячил на первом курсе и немало мусора перелопатил, выполняя такие задания - так что теперь, по его словам, ему нисколько не стыдно других посылать на эти работы.
Весёлая компания представителей золотой молодёжи общежития собирается каждый вечер и гудит до утра в одной из комнат.
- Поспели вишни в саду у дяди Вани...
- В пещере каменной нашли стопарик водки - комарик жареный лежал на сковородке...
- Растворимый кофе завезли на базу - растворимый кофе растворился сразу...
Он приводит меня на такую вечеринку в первый раз - кто-то выкрикивает:
- О, какой, персик!
Он негромко и как-то устало, но внушительно говорит:
- Это не персик, это... - и называет меня так уменьшительно-ласкательно, как даже мама никогда не называла, только бабушка.
Больше никто не говорит мне ничего фамильярного или развязного.
Полутёмная комната - он, одетый, спит на кровати лицом вверх. Я сижу у столика, рядом с полкой, уставленной дорогой аппаратурой - такой дорогой и невиданной мной никогда, что мне даже непонятна её ценность.
Я - сельская девочка - из уральской глубинки. "Пионер", "Филипс" - подумаешь... Полки деревянные, покрытые морилкой - он уже рассказал мне, что они сделаны ими, обитателями этой комнаты - доски натаскали потихоньку по ночам с близлежащей стройки.
Пытаюсь читать книгу, найденную на одной из полок, с хорошим названием, но очень невнятным содержанием - "Дорогу осилит идущий".
Просто жду, когда он проснётся - он как-то провалился в сон - не спав толком перед этим несколько дней, но уговорив меня остаться с ним, в его комнате, первый раз. У нас ничего не было, совсем ничего, кроме изнурительных поцелуев.
Ничего так и не случится - ведь я правильная сельская девочка - ЭТОГО нельзя до свадьбы. Чего этого - представляю себе так смутно, что смешно сейчас, через годы. У людей просто не может быть так, как у животных, на которых я вполне насмотрелась в детстве. Пусть мне в руки уже попалась книжка Нойберта, гуляющая по общаге среди студенток - я почитала, но не слишком многое поняла. Теоретик, он и есть теоретик.
А он, попытавшись разок достигнуть запретного, как-то жалобно:
- Не пустишь? - тоже примет, наверное, нелёгкое для него решение - подождать.
В дверь настойчиво стучат, требуют открыть, раздаются развесёлые шутки - он не просыпается и приходится открыть самой, в конце-то концов. Ворвавшиеся соседи по комнате и блоку явно растеряны и удивлены картиной - не застав нас в постели, как им предполагалось. Он так и не просыпается - они улетучиваются раньше.
После, узнав, что они тут были, серьёзно говорит:
- Они никогда так больше не сделают, поверь мне.
И они больше так не делают.
Моё непоступление - бессонные ночи не слишком хорошее подспорье в учёбе.
Пьющая последние годы математичка дала нам не слишком прочные знания по своему, когда-то любимому мной, предмету. Она, правда, неожиданно подарила мне две очень хорошие книги по математике для поступающих в вузы, узнав, куда я собралась. Они у меня с собой и я пытаюсь что-то наверстать...
Математика - один из двух профильных предметов на вступительных.
Второй, физику, знаю прилично - даже умудряюсь на экзамене решить задачу нудному южанину, сидящему за мной:
- Дэвущка, а, дэвушка, памагитэ, пажалуста...
Эти приглушённые стенания подкрепляются лёгкими тычками в спину. Южанина не смущает очень близкое расстояние до стола, где сидят те, кому надо будет отвечать по билету. Приходится решать - задача простая - в два действия. Набрасываю формулу и отдаю листочек обратно. Нудёж продолжается:
- Дэвушка, тут атвэта нэт...
Приходится ещё и сосчитать этому гению. Вывожу: Ответ, - и подставляю все цифры в формулы - для гарантии, чтобы точно отстал на этот раз.
Как он собирается учиться? Сколько "дэвушек" падут жертвой? Юноша-то пошлёт сразу куда подальше...
Экзаменатор, похоже, видит нашу возню - получаю "четыре" вместо вполне заслуженной "пятёрки". Времени наверстать математику полностью катастрофически не хватает.
Не хватает на учёбу, но хватает на любовь...
Он встречает меня после экзамена - машет рукой из огромной толпы , которая состоит из родителей абитуриентов, в основном - всё залито белым июльским солнечным светом. Он не один, с другом - друг такой же высокий, как он - их хорошо видно среди этой толпы.
Никакой договорённости об этом не было - вдвойне приятно и удивительно.
Пешком идём в общагу (километра три от здания, где проходил экзамен), друг почему-то заводит песню, никого не стесняясь, на всю улицу: - Степь да степь круго-о-ом... Чего ему стесняться - голос и слух замечательные - один из главных заводил на ежевечерних бдениях.
Вообще-то в общаге сухой закон, но им можно всё. Они элита.
Сочинение - написала на "три". Выбрала самое трудное - вольная тема - про любовь. Про что же ещё?
Никогда такой оценки за сочинение у меня не было. Надежды на поступление уже нет.
Он требует, настаивает писать апелляцию, идёт со мной, чтобы проследить, показать - где, куда, что. Заявление пишу под его диктовку. Мне показывают моё сочинение - оно пестрит красным. Даже не собираюсь спорить - меня просто пожалели...
Наша первая и последняя ссора-размолвка?
На общаговской дискотеке проходит мимо не глядя, танцует с длинноволосой маленькой блондинкой - тоже абитуриенткой, более отвязной, чем я. Делаю вид - мне всё равно. Принимаю приглашения, в которых нет недостатка.
Пара дней проходит врозь, потом приходит его самый близкий друг.
Уже знаю - они стали друзьями после жестокой драки друг с другом. Вызывает меня из комнаты и говорит, что мне очень надо с ним поговорить, ему плохо сейчас, что он послушается только меня, нам надо помириться.(А как плохо мне!)
Сводит нас вдвоём и исчезает.
Он сидит на балкончике общежития, яркий шёлковый платок, идущий к его серо-синим глазам с длиннющими мохнатыми ресницами, повязан на шее. (Кто повязал? Зачем? Даже не приходит мне в голову). Сажусь напротив. Начинаем делать предъявы друг другу - ты прошёл мимо, не глядя; нет - это ты на меня даже не посмотрела...
- Как хорошо-то всё на самом деле, - говорит он, улыбаясь счастливо, наклоняясь ко мне и сгребая в охапку.
Провожает в аэропорт.
- Пиши мне - я буду писать каждый день.
Он и пишет почти каждый день - одинаковые конверты с радугой на картинке приходят пачками - иногда по 4 в день. Почтальонша удивляется, мама тоже, хотя и боится за меня.
Его отцу летом делали операцию - рак желудка. Он успевал бегать к отцу в больницу, разгребать общежитские дела и закрутить этот роман со мной.
Теперь он сам на обследовании - мать забеспокоилась о плохой наследственности и устроила его в клинику. Летом он бегал к отцу в больницу, где теперь лежит сам. Пишет, как это скучно и как ему помогают мысли обо мне...
Моя подруга, которую я считаю самой умной и авторитетной,- ведь она моя учительница по истории по совместительству, - узнав об этом, говорит, что я связалась с очень непростым парнем.
Две больничных недели тянутся и пролетают одновременно. Оба ждём одного - свежего письма друг от друга - лучше не одного. Оба хотим знать мельчайшие подробности очередного дня, каким бы он ни был... Мы мечтаем о будущем, мы даже договорились до детей - кого мы хотим, сколько их будет - конечно, двое, конечно, мальчик и девочка... Конечно, мальчика, похожего на него, хочу я, он хочет девочку, похожую на меня...
Я рассказываю подробно про свою работу, сначала одну, сравнительно тёплую и уютную - в лаборантской родной школы, в любимом кабинете физики, потом другую - на стройке далеко за городом, на открытом воздухе в любую погоду, про коллег, про всё, что меня окружает...
Он не только пишет, но и звонит очень часто. Телефон у нас есть - мама - сельский специалист. Требует сказать в конце: Люблю, целую. Говорю это шёпотом - наш дом - одна большая комната, разделённая тонкими перегородками. - Телефон стоит там, где все собираются вечерами - мама и две младших сестры. (Отца нет давно - умер во сне, когда я была в четвёртом классе.)
- Громче, громче, - требует он.
В письмах постоянно говорит, как ждёт будущего лета - когда мы сможем быть вместе уже навсегда. Рассказывает про книги, которые читает сейчас.
На каникулах упоминает про разговор со своим отцом - он рассказал про меня, а тот смеялся над ним, не поверил. Прибавляет - но мы обязательно будем вместе, мне нужна только ты...
(Девчонки- старшекурсницы, узнав, с кем я связалась, тоже не верили, отговаривали всячески - такой он популярный и непостоянный. Но и расспрашивали с жадным интересом: - Целовались? - А как же! - смеялась, скаля зубы. Они не знали - верить, не верить - вот, если бы я плакала...)
У него-то ЭТО уже точно было, не раз и не с одной...
Просится приехать - я пригласить не могу - наш дом совсем не рассчитан на таких гостей. Я уже кое-что начинаю понимать - какая мы неровня. У его родителей большая квартира в коттеджном поселке. Отец - директор завода.
Мой короткий приезд на пару дней в конце февраля в холодную общагу. Две ночи в одной постели, одетыми.
- Два индейца под одним одеялом не замёрзнут, - снова смеётся он.
Соседей по комнате нет - они появляются тут ненадолго только под вечер, потом улетучиваются кто куда. У него дела - масса дел, он и меня припахивает - рисую приглашение на факультетский вечер. В последний момент выясняется, что нарисовала хорошо, да неправильно - без учёта типографской специфики.
Большой переполох в общаге - сумасшедший парень голым бегает по этажам и даже вылез на балкон 8-го этажа - несёт бред про атомную бомбу.
Он бегает, разруливает ситуацию, меня навещает на бегу, сообщает новости мимолётно и исчезает снова.
Потом возмущается: - Сколько девчонок собралось смотреть на голого мужика! Ни одна не отвернулась!
Мы даже успели в кино - в первый и последний раз. Весь фильм рука в руке. Он раньше меня понимает многие тонкости - комментирует иногда, мне на ухо.
Московские высотки - я даже не представляю, что такое может быть не только в кино, что в нашем Советском Союзе кто-то живёт в таких квартирах, - он знает про них.
- Не умеет правильно есть рыбу, - смеётся, когда героиня панически отказывается от предложенного блюда, ссылаясь на аллергию.
Очень смешной кажется сцена с дружинниками, которые отчитывают парочку, идущую в обнимку по улицу...
Главный герой, безусловно харизматичный, сразу вызывает симпатию у всех.
Фильм оба видим первый раз - только что прошли премьерные показы. Мы в небольшом кинотеатре, расположенном недалеко от общаги. Достать билеты даже сюда - нелёгкая задача, но он дал поручение кому-то и билеты принесли прямо в комнату - в очереди мы не стояли.
Провожает меня на вокзал - билетов на самолёт нет, на поезд тоже нет, всё раскуплено - обычная ситуация того времени. Но он находит выход - сажает меня в купе к знакомой проводнице - молодой блондинистой особе. Спим с ней на одной полке. Она явно удивляется и пытается расспрашивать, но я - как партизан.
А дальше - тишина... Ни одного письма.
Недели две по инерции пишу, вспоминая всё новые и новые подробности встречи. Сначала радостно, потом всё беспокойнее - что не так? Кляну себя за неумело почищенную картошку и другие, как мне кажется, погрешности, из-за которых он мог во мне разочароваться.
(Я научусь быстро чистить картошку - всего-навсего один стройотряд - очень хорошая школа для этого. Я научусь готовить быстро и вкусно - но этот поезд уже ушёл)...
Девчонки из общаги месяца через полтора услужливо сообщают - видели с другой. Мои отчаянные письма с просьбой подтвердить это самому уходят в пустоту. Телефона я не знаю - он всегда звонил сам. Спился? Умер? Чего я только не воображаю - не могу поверить в одно - правда появилась другая, а он так и не находит смелости сказать мне об этом.
Одна из моих подруг по общаге узнаёт телефон по моей просьбе.
Пытаюсь звонить - для этого еду в близкий к нашему селу райцентр, выстаиваю очередь в единственном переговорном пункте. Не знаю, что моё лицо говорит окружающим - не пытаюсь скрыть своё отчаяние и надежду, хочется какого-то сочувствия со стороны. Но объявляют, что такой абонент отсутствует. Снова подхожу к окошку, куда подала записку с именем и номером телефона. Выясняется, что это не общежитие, а типография - подруга попутала какие-то цифры...
Мой такой же отчаянный приезд спустя три месяца.
Еду в трамвае и смотрю в окно - вот кто-то, похожий на него, полулежит на скамейке - пьяный, среди бела дня - он?
Врываюсь в общагу, в комнату коменданта - там сидит его самый не любимый мной друг - пожилой академщик. И он, и ещё полно народа.
Я никого, кроме него, больше не вижу и не слышу, у меня есть право узнать, посмотреть в глаза.
Веду, как маленького, в комнату, где он живёт сейчас. Туда, где не мёрзли два индейца.
Пресекаю несколько попыток зайти сюда следом за нами - мне теперь всё равно, я могу послать кого угодно поискать себе другое место на время нашего разговора... Подождут - я ждала дольше... Он не вмешивается...
Сразу садится на кровать и сидит, обхватив голову руками, локти на коленях.
- Зачем ты приехала?
Зачем? Зачем? Я задыхаюсь. У меня не хватает слов - как можно этого не понимать? Как можно такое спрашивать?
- За что? - наконец вырывается у меня.
- Готовность стать моей... - говорит он, не глядя на меня.
Он вообще ни разу не посмотрел мне в глаза до сих пор.
Смотрю на него в полной растерянности и изумлении. Мне нечего сказать - так это глупо, непонятно и жестоко. Не было этого... Я, девица, боялась до ужаса... Может быть и зря, что не было... Может быть, остался бы на память мальчик, похожий на него...
Разве что спросить?..
- Когда это случилось?
Оказывается, сразу же после моего отъезда, он поехал на межвузовскую базу отдыха... там и встретил... Ту, которая не проявила такую готовность, надо полагать... Видимо, плевалась, пиналась, кусалась и царапалась... Свой идеал.
- Я хочу обратно свои письма и фотографии - отдай мне их.
- Не отдам - это моё...
Смотрю на опущенную голову... Сколько раз я близко-близко смотрела в глаза, которые он прячет сейчас.
Даже не в оба глаза - по очереди в один из них - настолько малым было расстояние. Яркие, лучистые глаза, удлинённой формы...
Я рассматривала их поочерёдно, вглядываясь по отдельности в каждый лучик, составленный из одиночных крапинок, удивляясь и радуясь - зачем парню такие красивые, за что мне такое счастье...
Сколько раз я гладила эти волнистые волосы, как мне хочется сделать это сейчас - подхожу и провожу рукой по ним. Он отдёргивается, как от удара, и сквозь зубы просит:
- Не надо! Я ведь могу и не выдержать...
Не говорю вслух, но думаю: - Не выдержать чего?
- Как её зовут?
-...
Это всё, что мне надо было знать - разворачиваюсь и ухожу...
(фото автора - на фото - работа автора)
http://www.proza.ru/2017/04/01/1571