Очерк
80-летию камчатского журналиста и писателя
Михаила Яковлевича Жилина посвящается
«Всё было когда-то – было…»
«5 октября 1991 года. Жители Датч-Харбора заняты подготовительной суетой. В обед на самолёте из Анкориджа должна прилететь камчатская делегация, прибывшая на Аляску с ответным дружеским визитом в город-побратим. Возглавляет её председатель Петропавловского городского Совета народных депутатов Александр Вакарин. В её составе летит и известный корякский танцевальный ансамбль «Мэнго». Для расселения членов делегации в общежитиях рыбозавода «Вествуд Сифудс», где проживаем и мы, готовятся комнаты.
К прилёту самолёта – тоже отправляемся в аэропорт Датч-Харбора. До того соскучились по России, по Камчатке, что встреча со знакомыми лицами заранее сулит нам праздничное настроение…
После приземления самолёта с нетерпением ждём в здании аэровокзала появления представителей нашей делегации. Когда они стали входить в зал ожидания, я приятно был поражён; среди делегатов оказался и ответственный секретарь «Камчатской правды» Михаил Жилин… Они тоже, в свою очередь, были удивлены нашим здесь присутствием…
После радостных рукопожатий я отвёл Михаила Яковлевича в сторону и стал расспрашивать о жизни редакции после происшедших в Москве августовских событий. Он рассказал, что заметки мои о путешествии в редакции получали и постоянно публиковали. Читатели с интересом следили за нашим плаванием. Виктор Иванович Лихно из газеты уволился, – ему посыпались угрозы от каких-то рьяных коммунистоненавистников, почувствовавших «демократическую» слабинку в обществе. А на его место поставили Галину Треумову, бывшую его заместителем. И что газета теперь именуется не «органом КПСС», а «народной газетой»...
Такие события в родных пенатах меня несколько разочаровали. Жаль будет, если ежедневная газета, тираж которой достигал ста тысяч экземпляров, развалится…»
Эти строки я писал в книге «Топорки летят на Алеуты» после посещения в 1991 году Аляски и США на яхте «Тарпон» (в составе экипажа из 8 человек) по приглашению американской стороной русской делегации для празднования 250-летия Русской Америки.
И хотя мы работали с Жилиным в одной редакции – сталкивались только по рабочим делам. Вот именно, «сталкивались». Дело в том, что по ответсекретарской должности, он вычитывал все идущие в газету материалы и «правил» статьи и заметки, обрезая острые углы. Работал я тогда в ней специальным корреспондентом по рыболовному флоту и водному транспорту, и на волне только что вошедшей в моду экологической борьбы за сохранение водных биоресурсов разносил всех нерадивых капитанов, генеральных директоров рыболовных и рыбообрабатывающих баз, торгового порта и всех клерков горкома и обкома, имеющих к ним отношение. Нет, я не оскорблял «героев» своих статей так, как это делается теперь на страницах многих частных газет по заказу заинтересованных денежных «спонсоров», особенно в периоды выборных компаний, но в пространственных выражениях тоже был несдержан.
Жилин вырезал все мои эмоции и оставлял только суть. Остроты они не теряли, но накал страстей уходил. Меня это элементарно раздражало, и после каждого выхода в газете своего материала, я заходил к нему в кабинет и, потрясая средством массовой информации, требовал сатисфакции. Он пытался мне объяснить, что де, какая тебе разница: мысль осталась, факты не искаверканы, а лишние строки, которые он удалил, нужны в газете для другого материала. Оно, конечно да, но это стиль моего писания, и кто ему дал право так обходиться с моими текстами!
Но газета уже была выпущена, слов назад не вернёшь, и я, в сердцах хлопнув дверью, возвращался в свой кабинет писать следующую «разоблачительную» статью.
И вот встреча в Датч-Харборе нас сблизила. Вернувшись через полтора месяца в Петропавловск из этого затяжного, почти пятимесячного плавания, многое передумав о быстротекущем бытие, оценив многие преимущества советского общества перед пресловутым американским обществом «равных возможностей», и увидев стремительно разрушающееся «перестройкой» родное государство, я стал на дружественную тропу к кабинету с табличкой: «Ответственный секретарь М. Я. Жилин».
Теперь я понимаю – он научил меня журналистской этике, которая сегодня отсутствует у половины молодых (и немолодых) журналистов. Научил сдерживать свои авторские эмоции в выписываемых критических статьях. И не только он. В «Камчатской правде» тогда работали такие известные журналисты, как Владимир Ефимович Матвеев, Владимир Иванович Науменков, Владимир Ильич Лим… И сам редактор, Виктор Иванович Лихно, который подтянул более молодые и вольные силы из начинающих писателей для работы в журналистике.
Это была настоящая государственная газета, которая выражала интересы народа, а не отдельной кучки любителей острых письменных разборок. Она не накаляла страсти, не разжигала вражду между личностями и народами, никого не оскорбляла и предоставляла только факты. Пропагандировала здоровую критику а не выливание ушатов помоев на своих антигероев, уважая их личное достоинство. В неё верили, в неё шли с жалобами, и она помогала людям. Если у корреспондента были на руках основательные доказательства чьей-то чиновничьей несправедливости, этот чиновник мог уже не рассчитывать на дальнейшее занимание своего поста. Власть разбиралась со своим подопечным. А теперь в СМИ – не факты, а сплетни; не монологи, а оскорбления; не диалоги, а «горлопанство». Корреспондент помимо фактов должен иметь ещё и деньги, и хороших адвокатов, чтобы, если что, – судиться со своим очерковым «героем», если тот подаст в суд. Про этого плохо писать, критиковать, нельзя, потому что он наш спонсор; про того плохо писать нельзя, потому что он депутат; про третьего писать плохо нельзя, потому что он друг редактора…
В результате газеты пестрят только положительной работой губернаторов и председателей законодательных собраний и депутатских дум. Если бы не они – герои четырёхлеток – не видать бы нам хорошей жизни, как андеграундским кротам светлого неба. А где простой труженик, который тянет на себе весь воз российских хозяйственных работ и не может вытащить ноги и руки из нужды и повседневной рутины, как из тундрового болота?
А потом Президент отстраняет этих губернаторов от власти и отдаёт под суды за взяточничество, рвачество и прочую коррупцию. А редакторы «восхвалебных» местных газет потом с ложным удивлением разводят руками: «Да кто же его знал? С виду такой честный радетель за народ был».
Через три года всё так и случилось, как я опасался в Датч-Харборе: областная и городская власти, кстати, состоящие из бывших коммунистов, «народную газету Камчатскую правду», сменив 5 редакторов, развалили. Все «старпёры» (старые пёрья) вынуждены были уйти на пенсию и покинуть пределы журналистики, возвращаясь к ней только по личной надобности, многие поумирали (царствие им небесное). Ушёл на пенсию и Михаил Яковлевич. Но он перешёл из одной ипостаси в другую: вступил в Союз писателей России. А в среде писателей – пенсионеров не бывает. Они пожизненные самодеятельные труженики. Потому что им вообще никто ничего не платит. Хочешь писать – пиши. Хочешь издаваться – приноси в издательство деньги и твою книгу напечатают. Больше денег – больше тираж.
Вот так и живёт сегодня журналист-писатель Михаил Яковлевич Жилин. Вытягивает из него наша действительность жилы, а он не сдаётся. А так как он по натуре деятельным и семижильным человеком оказался, и постоянно, своими публикациями, напоминает людям о своём существовании, и пользу приносит, оставаясь примером для подрастающего поколения (то туда, то сюда приглашают выступить), то ему в январе сего года, в День российской печати, Союз журналистов Российской Федерации Диплом лауреата премии вручил. На дипломе том написано: «Журналистская слава Камчатки. За большой вклад в развитие камчатской журналистики. 13 января 2017 г.» А губернатор В. И. Илюхин – Почётную грамоту правительства Камчатского края «за многолетний добросовестный творческий труд, высокий профессионализм, большой личный вклад в развитие журналистики в Камчатском крае и в связи с Днём российской печати» подписал.
Большая война на малой родине
Родился Михаил Яковлевич в 1937 году в затерянной в лесах, вдалеке от больших дорог, белорусской деревне Городец Горецкого района Могилёвской области. Границей Белоруссии с русской Смоленской областью им служила река Городня, впадающая в Вихру. Вихра в свою очередь впадала в Сож, а Сож – в Днепр. Места привольные, богатые дичью, зверем и рыбой. Жили по тем временам безбедно. Отец, Яков Федотович, работал плотником в деревенском колхозе Мать, Фёкла Емельяновна, в нём же – сельскохозяйственной труженицей. Кроме него в семье были две старшие сестры, а перед самой войной родился ещё и брат.
Как бы сложилась его жизнь в дальнейшем – Богу ведомо, но 22 июня 41 года немцы вероломно напали на СССР и осадили Брестскую крепость. Война порушила все радужные родительские планы на воспитание своего подрастающего поколения. Отца забрали в армию. Мать осталась с четырьмя малолетними детьми на положении работницы трудового фронта: «Всё для фронта – всё для Победы!».
Фашисты превосходящими Красную Армию силами продвигались стремительно, оставляя в своём тылу окружённые русские военные части. Попала в окружении, а потом и в плен, и часть, в которой служил отец.
Временный лагерь для военнопленных, в котором содержался сорокалетний Яков Федотович со своими однополчанами, находился под Новгород-Северским Черниговской области. Территория в голом, изрытом окопами поле, была всего лишь обнесена колючей проволокой с охранными вышками по периметру. Заключённых кормили плохо, если ни сказать, что совсем не кормили: две три сырых картошины или брюквы на обед и ужин, да кружка воды. Каждый день гоняли на рытьё земельных укреплений и потом снова, на ночь, сгоняли на территорию лагеря под открытое небо. Пленные от истощения и голода, холода и недосыпания умирали партиями. Тех, кто пытался убежать – расстреливали, не церемонясь. А осенью пошли дожди – нудные, долгие и промозглые. У отца распухла и загноилась нога. Медицинской помощи ждать было неоткуда. После недолгих раздумий он принял решение бежать отсюда. При таком его состоянии, ему так и так оставалось жить недолго: всё равно пристрелят, когда он потеряет работоспособность. Подбил на побег ещё двоих своих земляков из соседних деревень. Приметили место, в котором можно было незаметно приподнять над землёй колючую проволоку и выползти под ней из территории.
В одну из тёмных дождливых ночей, пустились в бега. Всё прошло благополучно. До рассвета, задыхаясь, передвигаясь с максимальной скоростью, ушли к востоку на пару десятков километров. Собаки в такую погоду след взять не могли, поэтому их больше волновало: чтобы не напороться на расположения немецких войск. Как далеко находится фронт, никто из местных жителей, к которым они обращались, не знал, поэтому решили пока пробираться домой.
И добрались. Обросшие бородами, измождённые и голодные. Двое. Третий не смог пересилить чувство голода, когда им дали в какой-то деревне досыта поесть и переодеться в гражданскую одежду. Переел и умер от заворота кишок.
Так и запомнил Михаил своего отца бородатым дедом первыми своими осмысленными впечатлениями.
Вот тут и помогла их семье отдалённость от проезжих дорог. Осенью на лесной дороге непролазная грязь, Зимой – непроезжие снега, а летом немцы боялись лезть в леса, опасаясь партизан. Один только полицейский участок находился на их территории и то – не главного значения. Отец редко выходил из дома, чтобы не привлекать внимания нечасто наезжавших полицаев, лечил ногу народными средствами. Да и полицаи не старались особенно выслуживаться перед новой властью – тоже, видимо, опасаясь партизанского возмездия. Но нога, поражённая болезнью, называемой в народе «рожа», покрытая язвами, не поддавалась лечению. Так и прожил он два года в этом заброшенном Богом уголке, борясь со своей болезнью и поддерживая домашнее хозяйство и детей.
В сентябре 1943 года, когда возраст Михаила подходил к шести с половиной годам, и он уже с полной серьёзностью стал воспринимать происходящие события, он запомнил, как пришедшие в деревню партизаны рассказали жителям, что Смоленск взят нашими войсками, и Красная Армия скоро будет здесь. Все ждали появления русских солдат, но попёрли отступающие немцы. В деревне они не задерживались, но забирали у сельчан всё, что находили из продуктов и употребляемой в пищу живности. Однажды хотели переночевать в их избе, но увидев гниющую отцову ногу, брезгливо поморщились и быстро ретировались из помещения.
Через два дня в деревню вошли наши наступающие части и расположились обозами на околице, около сельской церкви, дымя полевыми кухнями и кострами. Вот тут-то и начались самые главные семейные страхи. Авианалёты чередовались с артобстрелами, жители отсиживались по погребам, свежевырытым окопам, близлежащим оврагам и под крутыми берегами речки. Но спасло большинство жителей то, что немцы бомбили и обстреливали в основном начало деревни, территорию у церкви, где располагались русские войска. По-видимому, немецкая разведка тоже не дремала. Даже дом Жилиных, находящийся в центре села, остался невредимым. Впрочем, как и многие другие. Наши части, неся значительные потери, под бомбёжкой снимались и продвигались дальше на запад. Вблизи деревни оставался только полевой военный госпиталь. В конце концов население деревни, в целях безопасности, вынуждено было уйти дальше в тыл и обустроить себе под ночлеги оставленные солдатами окопы, в которых прожило всю осень, до наступления холодов.
Линия фронта, хоть и ушла на десяток километров к западу, но по тылам наших войск продолжали работать вражеские бомбардировщики и артиллерия. Почти целый год передовая держалась на рубеже посёлков Ленино – Дрибин и выше – по реке Проне. В доме Жилиных расположился штаб полка. И когда мать с четырьмя детьми вернулась в зиму домой, им выделили закуток, где они и проживали под обстрелами до первых месяцев 1944 года.
Зима в тот период в Белоруссии выдалась суровая. Детям из-за изношенности тёплой одежды не в чем было гулять, и Михаил от нечего делать подолгу наблюдал из своего угла за работой сотрудников штаба, и как прибегали к ним с докладами усталые посыльные, иногда, в спокойных перерывах, задавая пишущему что-то на цветных листках офицеру «сурьёзные» вопросы. Мать пресекала его поползновения отвлечь секретаря от рукописной работы, цикая, чтобы он скрылся и не мешал дяде работать. Но секретарь, как вспоминает Жилин, улыбаясь, великодушно останавливал мать: «Пусть смотрит! Писарем будет!».
– И, как в воду глядел! – смеётся теперь Михаил Яковлевич, – Так я «писарем» и стал!
Мать уже и так намучилась с четырьмя детьми, утаскивая их в убежища и укрывая от бомбёжек, а тут, с начала года, новые напасти пошла – болезни из-за худой одежды. Хорошо военные госпитали не отказывали в лечении и мирного населения. Михаил схватил воспаление лёгких и кое-как выкарабкался с того света. Потом, с тифом, госпитализировали старшую, пятнадцатилетнюю сестру, Следом, с гриппом, «загремел» младший, пятилетний братик, и, опять же, сам Михаил.
Ближе к весне, когда с болезнями в семье вроде бы всё обошлось благополучно, но от артобстрелов, всё-таки, погибло несколько сельчан, а линия фронта так и осталась держаться на прежнем рубеже (немцы отчаянно сопротивлялись, не давая советским войскам продвигаться к центру Белоруссии). Военное командование приняло решение эвакуировать жителей дальше в тыл.
Сначала их перевезли в деревню Паньково Смоленской области, где приходилось жить в брошенном блиндаже, потом в деревню Завидовку Красненского района, а потом ещё на 25 километров вглубь России, в деревню Лисово, где для проживания им выделили сарай, умощённый прошлогодней соломой. Еду варили из выпрошенной у жителей крупы и весеннего подножного корма, на обыкновенных кострах.
В июне 1944 года, Штаб командования Красной Армией вводит в действие стратегический наступательный план «Багратион». С началом наступательной операции, фронт стремительно покатился вглубь Белоруссии, и эвакуированным ранее с прифронтовых освобождённых территорий белорусам разрешили вернуться в родные места.
С этого времени для семьи Жилиных и их односельчан началась новая эра существования по восстановлению разрушенного войной хозяйства и переходу к дальнейшей, неустроенной мирной жизни…
Но к этому разделу жизни мы вернёмся чуть позже. А пока расскажу о параллельно бытующей судьбе отца, Якова Федотовича.
С приходом в Городец первых передовых отрядов советских войск в сентябре, отец отправился в штаб полка и доложил о своём состоянии здоровья и намерении – продолжить службу в рядах наступающих частей. Его осмотрели в медсанбате и направили на излечение в ближайший полевой госпиталь. В течение месяца ногу подлечили и отправили на станцию Починок Смоленской области, где пополнялась очередная, потрёпанная боями пехотная часть. Отца определили в батальон связи, и уже в конце октября часть двинулась к фронту. По дороге на фронт, его отпустили на ночь домой попрощаться с семьёй. Михаил запомнил отца с автоматом и коробкой телефонного аппарата через плечо... Ранним утром он распрощался с женой, поцеловал детей, наказав им долго жить, и подмёрзшей за ночь, разбитой лесной дорогой ушёл в небытиё.
До конца декабря 1943 года от него пришло три письма, и потом он замолчал навечно. В полученном матерью в 1945 году государственном извещении сообщалось, что Яков Федотович Жилин пропал без вести. И только в 2009 году, когда в интернете уже появились многие рассекреченные документы Министерства обороны СССР периода Великой Отечественной войны, племянник Михаила Яковлевича «раскопал» затерянные данные о своём деде. Оказалось, что Яков Федотович, при выполнении боевого задания в конце декабря, получил тяжёлое осколочное ранение в голову и скончался 3 января 1944 года в полевом госпитале недалеко от райцентра Лиозно Витебской области. Братская могила, в которой он потом был перезахоронен, находится там же, на окраине Лиозно, и родственниками найдена. Слава Богу, хоть так: есть теперь место, куда можно съездить и поклониться родному праху.
* * *
…Вернувшись в свою деревню, жители Городца приступили к реанимации колхоза. Вот тут-то и пригодилась им практика довоенной колхозной жизни: по одиночке едва ли что можно было сделать после разрухи такого масштаба, которую претерпела оккупированная часть России. Все способные держать оружие мужчины были на войне, старики, не выдержали оккупации и эвакуации – умерли, женщины остались только с малолетними детьми, и «взялись за гуж». Вернулась в свою уцелевшую хату после долгих мытарств и Фёкла Емельяновна со своими, слава Богу, здоровыми детьми. Но дети были им плохие помощники, за ними нужен был «глаз да глаз»: в полях и лесах оставалось несчётное количество неразорвавшихся мин и снарядов. Дети, рвались в леса и луга за подножным кормом – диким луком, щавелем, ягодами, грибами, потому что дома есть было нечего. В этом смысле они были тоже семейные снабженцы: приносили домой собранные дикоросы. Но некоторые не возвращались, подрываясь на минах или
самостоятельно, из удали, разряжая какой-нибудь неразорвавшийся снаряд.
Гибли на минах и животные вместе с людьми, выгнанные на выпас или впряжённые в плуги при вспашке полей. Женщины сами, впрягшись в плуги по нескольку человек, вспахивали свои поля под засевы рожью и пшеницей. Семена доставали с большим трудом, привозя их из непопадавших под оккупацию территорий России.
Но время шло. До окончания войны был почти целый год, а жить было надо сейчас. Те хозяева, чьи дома были разбомблены, разламывали бревенчатую мостовую – замощенную строительными войсками дорогу для того, чтобы военная техника при передвижении на передовую линию не утопала в грязи здесь, а добиралась до фронта. Фронт теперь ушёл далеко, а брёвна пошли на строительство деревенских домов. Восстановили школу-четырёхлетку, в которую и пошёл осенью учиться Михаил. Жизнь потихоньку налаживалась.
С пятого по десятый классы ученикам Городецкой начальной школы пришлось ходить на занятия в соседнюю деревню Каменку, за семь километров. И это каждый день, в любую погоду. А у нас на Камчатке сейчас, чуть ветер усилился и снег повалил – занятия отменяют. А до школы ученикам: минимум – дорогу перейти, максимум – одну остановку на автобусе проехать. Времена идут, люди меняются, и всё – не в лучшую сторону.
Десять классов Каменской средней школы Михаил Жилин закончил с серебряной медалью и пошёл работать «писарем» (как и сулил ему некогда штабист) в Горецкую районную газету «Ленинский шлях». Ещё в девятом классе он начал публиковать в ней свои деревенские заметки, поэтому по окончании школы, его не раздумывая взяли в редакцию на должность корреспондента. По истечении года работы решил поступать на журналистский факультет Киевского государственного университета имени Тараса Шевченко, но обстоятельства чуть не опрокинули все мечты.
Шёл 1956 год. Подходила пора службы в армии, и весной Михаила вызвали на военную предармейскую медицинскую комиссию. Проводился набор в военно-морской флот, поэтому отбирали туда, с пристрастием, как в космонавты, абсолютно здоровых юношей. Из 14 человек отобрали 12, в число которых вошёл и Михаил. «Ну всё! – думал он, – Теперь трубить четыре года по морям по волнам!» Но в армию, в пехоту, забрали по весне только тех, кто не прошёл эту комиссию «с пристрастием», а прошедших, почему-то, оставили до особого распоряжения. И это особое распоряжение сыграло ему на руку. Он успел съездить в Киев и успешно сдать положенные ему, как медалисту, всего два вступительных экзамена. А потом и справка о зачислении в ВУЗ возымела своё действие.
Когда, в августе, пришло особое распоряжение на отправку во флот, Михаил показал документ о приёме в университет и его оставили в покое. Вот так он и стал журналистом.
Вторая родина – Камчатка
Уже обучаясь на последнем курсе Киевского института им. Тараса Шевченко, сокурсники стали подыскивать себе места для распределения – списываться и созваниваться с интересующими их редакциями. В конце пятидесятых – начале шестидесятых годов прошлого века все романтики, конечно же, болели «Целиной». Списался и Михаил с редакцией «Молодой целинник», но получил письмо с отказом, де журналистов сейчас много едет на Целину, а редакция не может ждать до конца его выпуска из института. А в это время его товарищ, списавшийся с Камчаткой, вдруг отказался ехать на край света. Михаил взял у него адрес и написал в «Камчатскую правду». Ответил ему тогдашний замред Николай Георгиевич Канищев, который даже попросил, чтобы (если это возможно) он не отгуливал положенный ему после института отпуск, а выезжал на Камчатку сразу после распределения, потому что в летнее время у них в газете с кадрами напряжёнка. Михаил пошёл навстречу хорошему так сказать человеку и, получив в конце июня 1961 года диплом, сразу махнул к месту работы, где был уже 15 июля, о чём свидетельствует теперь запись в его трудовой книжке. И тут же, только обустроился – сразу был отправлен в командировку в Усть-Камчатск на рыбные промыслы. Так началась его журналистская деятельность в промышленном отделе редакции «Камчатской правды».
Потом его назначили заместителем ответственного секретаря газеты. В 1968 году он стал работать ещё и корреспондентом ТАСС по Камчатской области. Восемнадцать лет он отдал этой работе, а последние годы, перед выходом на пенсию в 1991 году, работал в должности ответственного секретаря газеты «Камчатская правда».
Работая в журналистике, он много путешествовал по Камчатке и занимался литературной деятельностью – писал рассказы о птицах и зверье, проживающих на полуострове, подкрепляя свои наблюдения фотографиями животного мира и отправляя их в союзные журналы и сборники. За это время у него вышло восемь книг. В 1979 году издательство «Детская литература» в Москве выпустило сборник рассказов «Огненное ожерелье» тиражом 450000 экземпляров, а годом позже – «Многоэтажные острова» тиражом 300000 экземпляров.
Работая в «Камчатской правде» он познакомился и подружился с журналистом-писателем из «Комсомольской правды» Василием Михайловичем Песковым, который часто приезжал на Камчатку из Москвы в творческие командировки. Прошёл и пролетел с ним по Камчатке многие тысячи километров, написал в соавторстве книгу «Русский след» в 1994 году, посвящённую 250-летию открытия Русской Америки.
Потом были: в 1998 году – сборник рассказов и очерков «Плавать по морю необходимо», посвящённый 300-летию присоединения Камчатки к России; в 2006 году – «Птичьи базары», рассказы о птицах, проживающих на островах и побережье Камчатки, подкреплённые цветными фотографиями; в 2014 году – «Тропа к гейзерам», очерки о первооткрывателях Долины гейзеров, Татьяне Ивановне Устиновой и Анисифоре Павловиче Крупенине.
В друзьях у него был и председатель Елизовского госпромхоза, руководитель авиационно-туристической компании «Кречет», Анатолий Георгиевич Коваленков, с которым он прошёл на моторной лодке «Прогресс» от Петропавловска, через острова Карагинский и Верхотурова в Карагинском заливе, до посёлка Корф – около 500 миль – порядка 900 километров водного пути. А на такой полумесячный поход вдоль берегов нашего «Тихого» океана не каждый решится, даже в особо-жаркий летний период: «Камчатка! Сэр.»
В составе организованной Коваленковым экспедиции на оленьих и собачьих упряжках, он прошёл и пролетел на вертолёте по маршруту первооткрывателя Камчатки – атамана Владимира Атласова «со товарищи»: от села Маркова до реки Камчатка. При впадении речки Кануч (потом стала называться Крестовой, а теперь носит название – Белая), ими был восстановлен Памятный крест Атласова с такой же надписью, которая существовала на кресте, установленном первопроходцами в честь присоединения Камчатки к России: «205 (1697) года июля 13 дня поставил сей крест пятидесятник Володимер Атласов со товарищи 55 человек».
По результатам этого похода Михаил Яковлевич написал исторический очерк и составил из очерков других авторов на эту же тему книгу «Камчатский Ермак», которая увидела свет в издательстве «Новая книга» в 2011 году. Но в дополнение к письменным материалам, экспедиция вела и киноверсию своего похода, которая также увидела потом свет в видиофильме «Камчатский Ермак». В 2006 году этот фильм вышел в финал на конкурсе ТЭФИ в городе Сочи. Его два раза показывали на телеканале «Культура».
После выхода книги и видеофильма «Камчатский Ермак», казаки Всекамчатского Союза казаков Союза казаков России, оценив великий вклад писателя в дело возрождения казачества на Камчатке, приняли М. Я. Жилина в свою общину и присвоили звание «Почётный казак ВСКР».
Михаил Яковлевич и сегодня не выпускает из рук фотоаппарата, продолжает писать и публиковаться в местных, каматских, и всероссийских СМИ, журналах и альманахах, встречается с творческой молодёжью и активно участвует в деятельности Камчатского отделения Союза писателей России. В течение 10 лет является членом общественного совета всероссийского детского журнала для семейного чтения о природе «Муравейник». В 2012 году получил литературную премию имени И. С. Соколова-Микитова на Смоленщине за очерки о камчатской природе.
Жизнь продолжается.
Март 2017 г.
Петропавловск-Камчатский