(предыдущее:http://www.proza.ru/2017/03/30/1323)
Успеху, пущенного подругами слуха, сильно поспособствовало то, что выбранные для его распространения – девы не слишком далёкие, но с большим самомнением – пожелали скрыть источник, тем намекая на свою тайную осведомлённость о делах в мужском городе.
Не каждая девушка поверила слуху, но каждая возмутилась. Какие-то мужланы будут решать, как нам жить! Сами поссоримся, сами и помиримся! Ишь, что о себе возомнили! Ора даже вышла из образа, вопя громче всех.
Похожие слова звучали на каждом углу. Испытание объединило непримиримых противниц. В нелёгкий для женского города час Эва и Лина, разумеется, были вместе со всеми. Эвона произносила слова, находившие отклик в любом женском сердце:
- Девушки! Забудем на время распри и обиды! Сплотимся против общей опасности!
Был создан совет, куда вошли: Агрипина (уважаемая, потому как очень правильная), Вия (неожиданно для самой себя, ибо кричала громче всех вследствие звонкости голоса), Ора (как всезнающая, что могло принести пользу делу), Эвона (как голова, способная распознать интриги и хорошо знающая почти всех парней, включая судью).
В итоге жарких обсуждений совет согласился, что мужское чванство далее терпеть нельзя. Следовало провести разведку, чтобы понять насколько далеко эти возомнившие о себе собирались зайти. В зависимости от этого и будет выработан план действий. Остальным девушкам предписывалось (не открывая тайны) выведать всё возможное у своих ухажёров.
Девы, будто невзначай заводили беседу о намерениях судьи в отношении женского города. Ничего не подозревавшие парни высказывали своё мнение (если его имели). Одни говорили: «И что тут такого? Судья – он от Неба, почему бы ему не судить всех одинаково?» Чем подтверждали женские опасения. Другие пожимали плечами, показывая тем самым, что НЕ ПОСВЯЩЕНЫ или хитрят, скрывая. С этими надлежало рвать отношения, по мнению совета, ибо пользы от них никакой, а опасность проистечь может. Последняя формулировка принадлежала Эвоне, за что её зауважал весь совет, не исключая Ору. Эвону в совете стало не узнать, она рассуждала взвешенно, излагая убедительно.
В результате многие парни так и не поняли, почему с ними порвали девушки. Однако из редких случаев истинной привязанности, когда, расставаясь, девы рыдали и проговаривались, просочилось в мужской город, что имеет место женское убеждение в желании мужчин забрать власть над ними. Однако так как с откровенными ухажёрами девы не заканчивали отношений, то всерьёз это воспринято не было и до судьи, погружённого в новые вычисления и доказательства, не дошло.
Вновь собранный совет констатировал верность женскому делу ряда девушек, продолжавших рыдать после разрыва. Их объявили героинями, остальные девы выражали им своё восхищение, посещая с дарами, дабы отвлечь от горя. Теперь женский город был занят этим, утешая, не ведая того, жертв интриги Лины и Эвоны.
Бедные девушки постепенно сами уверовали в то, что поступили правильно, а парни их пытались обмануть, неся зло лучшей половине Коронтэна.
Но совету предстояло понять: как судья собирался осуществить свой коварный замысел? Об этом пока не удавалось узнать ничего, что особенно тревожило. Ведь сложнее всего выведать то, чего нет.
Отчаявшись, совет пришёл к мнению: нужен молебен (Агрипина), Небо не оставит своих лучших и любимых детей. Эвона тоже для вида согласилась, но, про себя попросив Небо не раскрывать её уловки, указала членам совета на одну трудность.
- Не правда ли, - спросила она, - желательно, чтобы мужчины не знали, о чём будем просить Небеса? Иначе они смогут противодействовать нам…
- Разумеется, - прозвучало в ответ.
- Тогда прекрасное предложение Агрипины не выполнимо.
- Почему?
- В мужском городе есть площадь, на которой и собираются послушать судью. У нас такого места нет. Если молиться перед городом – на ничейном поле, то это станет известно противнику.
Совет в лице остальных трёх дев впал в уныние: столь хороший план и не осуществим!
Положение спасла та же Эвона, предложив, чтобы каждая девушка – в одно и то же время – просила Небо в своём доме. О чём – об этом предпишет совет. Предстояло лишь обсудить текст просьбы.
С первым словом сложностей не возникло. Им стало: «Небо!»
Дальше дело пошло труднее. Оказалось, что Вия убеждена: нужно просить, чтоб гром разразил мужской город, а выжили там несколько лучших, наиболее привлекательных, которых можно и пожалеть, за что (мечтательно произнесла она) они будут нам настолько благодарны, что даже станут верны.
Остальные члены совета переглянулись в замешательстве. Они не тяготели к столь радикальным мерам.
Поэтому Агрипина осторожно сказала:
- Я бы оставила в живых… почти всех. Пусть Небо только переродит их, сделав подобными нам.
Это предложение поразило не меньше предыдущего. Девы явно не хотели превращения мужчин в женщин.
Увидев реакцию на её слова, Агрипина уточнила, что имела в виду не перерождение внешнее, а внутреннее.
И это остальным не понравилось. Мужчины были интересны именно своей непохожестью, забавным самомнением при некоторой примитивности, благодаря которой их легко было водить за нос. Если ж они окажутся столь же изощрённы, как сами девы…
Агрипина обиженно поджала губы и замолчала. Тогда в диалог вступила Ора:
- Не лучше ль попросить Небо открыть их коварные замыслы? Чтобы успешно противодействовать им.
Совет был готов согласиться с ней, когда прозвучало предложение Эвоны:
- Ора совершенно права, но почему тогда не умолить Небо просто разрушить их замысел?
Вия, звонко воскликнув:
- Гениально! – захлопала в ладоши.
Это стало общим вердиктом.
Результат молебна, произведённый каждой девушкой у себя дома, превзошёл ожидания. Когда судью при случае спросили (Лина при свидетельницах), что он думает о включении в свою юрдик… в юрис…дикцию женского города, Вафа, удивлённо взглянув, ответил, не преминув уколоть при этом (конечно, раз его замысел провалился! – решили девушки):
- Только если оттуда попросят… в чём сильно сомневаюсь. Ибо женщины редко сами знают, чего хотят.
Следующий подобный молебен был уже благодарственным.
Авторитет Эвоны, выросший до Небес вследствие этой истории, позволил ей самолично разрешить девам, порвавшим с парнями ради города, вернуться к ним. Остальным членам совета самоуправство не понравилось, но зато понравилось девушкам и совету пришлось это проглотить молча. Они обиженно затихли в тени её славы.
Эвона пошла дальше, предложив, в виду окончания особого положения распустить совет, как справившийся со своей задачей. С ней вынуждены были согласиться.
- С помощью Небесной мы спасли город от порабощения! – объявила она во всеуслышание, - Слава Небу, опасность миновала! Надо отпраздновать это!
Мужчины так и не поняли, почему столь веселы и шаловливы стали в тот день их подруги. И уж, тем более, не узнали: какая опасность им угрожала, окажись совет на стороне Вии…
А Лина с Эвоной нахохотались вдоволь.
- Ты была хороша! – признала Лина, - Никто бы не сыграл эту роль лучше.
- Но идея была твоей, малыш, - сказала Эвона, - и оказалась блестящей… Нет ли ещё парочки?
Лина рассмеялась и ответила:
- Для тебя Эва – сколько хочешь. Их есть у меня. Я подумаю… Только…
- Что за «только», Ли? Чего насупилась, глаза в пол?
- Я боюсь, что слава тебя испортит… Ради сближения с толпой ты позволяешь любой обращаться к тебе: Эва… Но ведь эти дурочки, в любви которых ты купаешься, мизинца твоего не стоят. Они любят тебя за то, что ты сначала запретила им встречаться с парнями, а потом разрешила. Ну, не идиотки ли! Чего стоит их мнение, которое в любой момент изменится?.. Не изменяй мне… пожалуйста…
Лина всхлипнула и отвернулась.
Поражённая Эвона с трудом выговорила:
- Ты… меня ревнуешь…
Лина опустила голову.
- Малыш… - Эва прижала её к себе, - … что это?.. слёзы?
- Меня… никогда… никто… не… любил… и я…
- Бедная ты моя…
Судья Вафа, не ведая того, плодотворно трудился на ниве создания геометрии. Он далеко опережал время, ибо нужды в его открытиях не было, как и понимания их. Но это было столь интересно, он испытывал такое удовольствие, что не мог не погружаться в науку всё глубже и глубже. Изобретя кучу значков и математических символов, он придумал, как их вместе с чертежами записывать на ровных цветных стенах, пустив в ход краски, не использованные на праздник. Свободное пространство на стенах быстро убывало, и он с тревогой прикидывал: если так и дальше пойдёт, то придётся использовать пол, а там кончатся краски и останутся лишь белые потолки… «Ничего, - успокоил себя Вафа, - на потолке можно рисовать углём, если встать на стол». В своих прогулках по изучению окрестностей ему однажды попался сей странный камень, и он, отломив, захватил парочку с собой.
Понятно, что любой, узревший его разрисованное каракулями логово, решил бы: судья свихнулся. Поэтому Вафа и не пускал к себе никого. Дома каждый волен сходить с ума по-своему. Это среди других приходится подражать общему безумию.
Судья был невозможным для совместной жизни, с кем бы то ни было, а женщин считал существами низшего порядка, способных лишь вносить во всё сумятицу и беспорядок. Однако, не признаваясь себе, уязвился игрой и насмешками над ним, как неожиданно умной незнакомки, столь легко его бросившей, так и её лжекопии. Это требовало психологической компенсации, и она последовала. Самым неожиданным образом.
Вафа принялся ходить на берег реки, отыскивая там плоские камешки примерно одинакового размера, чёрные и белые. У него зрел замысел, для которого и собирал их. Постепенно он пришёл к числу вычерченных на земле квадратных клеток, изобразив доску для игры.
На неё изобретатель выложил камешки, сгруппировав по цвету. Образовались две компании на расстоянии – друг против друга, в два ряда, мужская и женская. Чёрная, разумеется, женская. На половине камешков сверху, независимо от цвета, он нарисовал символы.
Здесь оказалось поровну белых и чёрных:
птиц (которые иногда пролетали в стороне от Коронтэна) – их Вафа изобразил в виде головы с кривым клювом и одним глазом,
контуров рыб, увиденных им в реке,
способной утопить воды – несколько волнистых линий,
предводителя воинства и судью, а в женском случае – колдунью.
Предводитель стал рыбой с крыльями, а мужского судью символизировала голова с двумя точками глаз, чёрточкой носа и улыбающимся ртом. Колдунью он изобразил с грустно опущенными вниз уголками рта и стоящими дыбом волосами. Его ответ Лине ясно давал понять, что судью женский город не будет иметь, а про колдунью он умолчал… Колдуньями они были все. Иначе как объяснить их умение привлекать к себе мужчин, способность менять облик, включая цвет волос и губ?
Оставалось понять, как играть в то, что он изобрёл. Тут судья задумался. В жизни мужчины и женщины играли по разным правилам, понимая под одним и тем же разное. «Стоит ли применять этот принцип в игре? – спросил он себя и ответил – Нет. Будет не одна игра, а две разных. Не годится. Хотя бы здесь нужно установить одни правила для всех».
(продолжение:http://www.proza.ru/2017/04/01/1032)