Земной день бывает так хорош, что невольно возникает желание: пусть бы он никогда не заканчивался. Сегодняшняя суббота относилась именно к такой категории, это был 28-й лунный день - самый благоприятный из всех тридцати лунных суток. Не зря его назвали лотосом.
Вид сада из окна напомнил Вере об одной из летних поездок на Азовское море. Парень-экскурсовод на белом катере привёз небольшую группу туристов, среди которых были и Вера с мужем, на огромную поляну цветущих розовых лотосов; строго предупредил, что трогать цветы руками нельзя, и продемонстрировал очарованным, дружно щелкающим всевозможными гаджетами туристам, чудесную особенность растения. Вода, которую парень плеснул на один из лотосов, моментально собралась на поверхности огромного листа в жемчужные шарики разного диаметра, и они скатились, не задерживаясь, обратно в лиман. Лист остался таким же сухим и чистым, каким был до эксперимента...
С моря дул приятный ветерок. Над поляной с розовыми цветами кричали большие серые чайки: они садились прямо на воду и волны раскачивали их, как на качелях. В водной ряби лимана отражались облака – они тоже раскачивались, то набегая друг на друга, то разлетаясь в стороны. Вызывая приятное головокружение, покачивался на волнах и белый катер с туристами. Вере казалось: ещё мгновение и она тоже полетит над лиманом вместе с чайками, чтобы сверху любоваться этой неземной красотой.
Вернувшись из прошлого в настоящее, Вера вышла во двор. Ночью были небольшие заморозки, но сейчас ярко светило солнце. О минувшем феврале напоминали лишь неопрятные остатки былых сугробов, сохранившихся в самых затенённых местах сада. Воздух ранней весны был бодрящим, как родниковая вода; зима закончилась, но в любой момент ещё могла вернуться.
Ветерок из сада принёс запах дыма. Это означало, что муж развёл дымарь и ждёт её, поэтому, надев на голову специальную шляпу с сеткой, Вера поспешила в сад.
На земле рядом с ульем стоял дымарь, из его железного носика тянулся вверх белый шлейф ароматного дыма. Вере нравился запах горящих гнилушек, она взяла в руки дымарь и поработала мехами, чтобы напустить больше дыма. Вылетевшие из ульев пчёлы недовольно загудели: запах дыма вызывал у них тревожные воспоминания о лесных пожарах.
Николай снял с первого улья крышку и опустил её на землю.
- ...поднимать будет легче, - пояснил он жене. Осторожно, чтобы не разозлить пчёл шумом и тряской, вместе они оторвали от днища низ корпуса и отставили его в сторону. Вера брезгливо поморщилась: на днище лежал толстый слой пчелиного мора вперемешку с плесенью, окаменевшей оранжевой пергой, древесной трухой и ещё непонятно с чем. Николай аккуратно смахнул в ведро отходы, почистил старые доски лезвием топора, - днище, освобождённое от грязи, заблестело в лучах мартовского солнца.
Также осторожно они поставили корпус обратно на обновлённое дно, вернули на место и крышку. Вера подымила на проснувшихся, несмотря на все предосторожности, недовольных насекомых, загоняя их обратно в улей.
- Так надо, пчёлки, вам же лучше будет: чисто и сухо, болезней меньше, моль не заведётся. Спите дальше, ещё холодно!
Коля уже снимал крышку со следующего корпуса… Он занимался пчеловодством с детства, а когда женился, родители подарили ему половину пасеки. Так что пчёлы – это Колина часть наследства и память об отчем доме. Всего десять ульев, однако мёда хватало и для себя, и для постоянных покупателей.
Летом после работы Николай спешил в сад. Постоит, посмотрит на пчёл–тружениц - и пульс восстанавливается, дышать легче, мысли становятся ровными и правильными. Пчёлы летают, гудят, несут в гнездо тяжёлую пыльцу – значит, всё будет хорошо.
Вере тоже нравилось слушать, как пчёлы деловито жужжат на цветущих деревьях, как располневшие от собранной пыльцы буквально падают на прилётки и с трудом заползают в ульи. «Я так же возвращаюсь из магазина с полными сумками!» - мысленно усмехалась Вера. Сколько раз она, хоть и боялась быть ужаленной, спасала тонущее в какой-нибудь посудине или лужице несчастное насекомое. В отличие от Николая у Веры на пчелиный яд была аллергия, и место укуса всегда быстро распухало. Поэтому летом, в разгар медосбора, Вера старалась в сад без сетки не заходить. Сколько раз она с криком убегала от разъярённой защитницы пчелиного богатства. Не всегда успевала…
- Ну, зачем ты это сделала, дурочка? Я ведь тебе не враг. Умрёшь теперь без своего жала ни за что, ни про что. Кому это надо? У меня-то всё пройдёт и рассосётся, - причитала Вера, вытаскивая жало из раны.
После обеда Вера достала альбомы с фотографиями, и с Николаем вместе они смотрели, удивлялись, вспоминали. Потом стали мечтать, строить планы на лето. Николай давно мечтал построить баню - в этом году больше откладывать не будет, начнет строить. Вера снова заговорила о теплице: почти у всех знакомых есть и те не нарадуются: с раннего лета и до самых заморозков со стола не сходят свежие овощи. Когда же и у них такое будет? Николай пообещал жене подумать.
За окнами стало темнеть, двадцать восьмой лунный день заканчивался, и Вера снова вспомнила азовский лиман, поляну с прекрасными розовыми цветами, чаек, качающихся на волнах.
- Хотела бы я быть одной из этих чаек…