Степь в конце ноября, что может быть унылее?
То ли дело, когда весной качаются умытые травинки и алеют маки!
Или пышущая летним зноем до горизонта маревная даль, впитавшая в себя запахи чабреца и полыни? Дикий вьюнок, раскрывший свои полуденные граммофончики, источает тонкий аромат, жаворонок поёт где-то над головой, вокруг колыхается пёстрое море разнотравья, в котором без умолку стрекочут кузнечики.
А глубоко осенью, скажете вы, одни сухие бадылья и торчат из замёрзшей уже земли.
Да торчат, и перекати-поле бывает, проносится мимо с тихим шуршанием подхваченный пронизывающим ветрищем. Стаи диких уток тянутся к югу, и, кажется, это их редкие крики падают снегом на ковыль, который и без того сед и пригибает озябшие былинки к земле.
И в сердце навсегда остаются почему-то именно эти седые травы и какая-то затаённая радость от этого первого снега. Чего же я радуюсь? Возможно, оттого, что он первый, а значит в начале, а значит, всё ещё впереди…