Жил такой-лёха

               

                Ж И Л    Т А К О Й  -  Лёха.
    Очередной отпуск складывался у Лёши удачно. Как у всех жителей заполярных – был он суммированным за три года, продолжительность – шесть месяцев (можно было бы и ещё отгулов добавить – так закон не позволяет, пол-года на один отпуск – предел). Зимой ещё, заранее, на семейном совете месяцы эти распланированы были и расписаны. На «материке» (как северяне выражаются), в Белоруссии, в городе Полоцке у них дом строился (будущее, после выхода на пенсию, «семейное гнездо»). Строительство, на много лет растянувшееся, к концу подошло – остались только мелкие всякие недоделки да окончание штукатурки-«малярки». Потому так решили: сам-то Лёша в Полоцк и полетит – закончить чтоб оборудование жилища долгожданного. Хозяюшка же с детишками сразу направится в Сочи: пусть порезвятся на солнышке бледненькие северяне малолетние, в море поплескаются (самый разгар ведь лета – всё и в самый раз). Будет дом готов – известит их хозяин телеграммой, соединится сем ейство под собственной уже кровлей. Отдохнут с месячишко, освоятся – а там в Крым отправятся всем семейством (Сочи полностью уже освоено, неоднократно там бывали – а теперь можно и Крым прихватить). А там и в Москву можно будет разок смотаться по туристическим путёвкам, в Ленинград потом. И – хватит на один-то отпуск.                План в начале полностью и был исполнен. Появившись в Полоцке – развернул Лёша сверхбурную деятельность. Сразу и помощь ощутил: на окраине города целая улица была застроена северянами (выходцами с Чукотки). Сосед ближайший – так тот и вовсе закончил уже строительство, выйдя на пенсию – уж и поселился на постоянном-то месте. Он и помог сразу в найме необходимых помощников – и работа закипела. И сам Лёша, по «живому»-то труду стосковавшись, с рассвета и до заката и не присаживался почти (весь – в делах. В нормальной-то обстановкеон иногда и «налево» посматривал – а тут и на это времени не доставало). И муж с женой, штукатуры-маляры нанятые, трудолюбием отличались – и в течение месяца где-то отделка дома была закончена (всё, заходи – и живи!).                В последний день до обеда только проработали – подмыли всё да прибрали. Помогал и сосед – супруга ж его на кухне новооборудованной старалась, обед готовила заключительный. Закруглившись с делами, рассчитался Лёша с помощниками наёмными (уж в оплате – не обидел), пригласил и их на обед прощальный. Посидели хорошо, «горячительного» приняли в достаточном количестве. А там разошлись гости – вдвоём остались с соседом. Под деревцами молодыми уселись во дворе – добавляя да добавляя помаленьку. Лёша поделился: обрадую, мол, завтра супружницу свою, телеграмму отправлю: всё – приезжайте. Сосед при том, покривившись как-то странно (будто – ехидно), произнёс как бы про себя: мол, неизвестно ещё – обрадуется ли она. Уж месяц одна живёт, небось – и хахалем уж обзавелась (дело-то «курортное», тут без этого – ну никак не обойтись). Лёша возмутился было: вот уж – нет, уж я в своей жене «на все сто» уверен, никогда она мне не изменит.    Ещё по рюмашке добавили – и углубились в вопрос. Сосед твердил убедительно: я, мол, постарше тебя, поопытнее, убеждён я всей жизнью: бабам никогда нельзя доверяться. Я, мол, два раза отдыхал без жены в санаториях (по причине недомоганий желудочных) – и всякого там насмотрелся. И уж до конца проникся сутью взаимоотношений межполовых. Понял: с «холостячкой», с одиночно-проживающей бабёнкой – трудновато бывает договориться (они привыкли подолгу без мужика обходиться – потому и «не западают» сразу). А вот с замужними дамочками, к регулярной и размеренной половой жизни привыкшими – тут не то совсем. В первые дни чуть намекнёшь ей что-то – фыркает возмущённо, отворачивается. Через недельку – уже повнимательней прислушивается. А уж через десяток дней сама с тобой заговаривает, подмигивает-хихикает-повизгивает (сигналы, то-есть, подаёт: я к блуду готова уже).    Так что тут – сосед закончил – твёрдой-то уверенности никак не может быть. Ты вот вкалываешь тут, как проклятый, к вечеру уж и с ног валишься от устатку. А раскрасавица-то твоя бездельем ведь мается, глядишь – и мысль такая-этакая придёт, какого-то «гурзо» носастого и присмотрит (грузины ведь да армяне – они охотятся прямо-таки за русскими бабами, как звери – так и бросаются на них). Вот какой-нибудь «кацо» и крутится, небось, вокруг супружницы твоей, поглаживает-полапывает. А она – того..  Знаю я их, баб, досконально знаю.    Ещё по рюмашке – и убежденье стало у Лёши созревать: а ведь прав, ещё как прав мужик многоопытный. И как сам-то я, дурень, до этого не додумался – все ведь факты к тому подводят. В первые ведь дни чуть ли не ежедневно письма приходили, потом – реже, последнюю же неделю – ни одной весточки. Ясно – замешан тут если и не «гурзо» - то армяшка какой-нибудь столь же носастый. И они её, жену-то мою родную, мнут небось всячески да используют. Да я ж их – уж и дыханье стало от злости перехватывать. Да я сейчас же, немедленно – действовать буду. Уж я..   Да я…  Руки сами в кулаки стали сжиматься, уж и на соседа стал с подозреньем посматривать (а почему это ты, интересно мне знать, уверен в неверности жены моей?  Что – и у тебя рыльце в пушку?). Уж стал в уголок его зажимать. Но он тут же предложеньем успокоил ревнивца: а ты, мол, возьми – да и прилети туда, в Сочи, неожиданно. Вот на месте – и разберёшься во всём.    А что ж – дельно (тем более – дела-то он все здесь прикончил). И ведь выполнимо – захотеть только надо. Задержка в одном только – с деньжонками проблема. Не рассчитал несколько, растратился – а аккредитивы-то денежные там все, в Сочи, у супруги. Но  это – решаемо, средь северян взаимовыручка – уж в обычай возведена.                И – закрутилось-завертелось всё скоренько: сосед – бегом к супруге, наплёл ей что-то там, принёс сумму необходимую. А к вечеру как раз через Полоцк и автобус проходит на Минск (ежели поспешит – успеет он на него). Ещё по стаканчику наспех («расстанную») дербалызнули, Лёша фляжку плоскую охотничью коньяком заполнил – в дорогу (для фляжки к штанам его рабоче-охотничьим и карман специальный накладной пришпандорен был). Паспорт ухватил, деньжонки да конверт с адресом. Переодеваться уж и некогда – подхватил только свитер на ходу (ночью-то и прохладно может быть). Скачок событий далее – и вот он в автобусе уже, устроился возле окошка. Поля-леса замелькали обочь – поехали.    В автобусе было мужик какой-то подсел к нему, Лёша уж было и к беседе обстоятельной приготовился – заботами чтоб своими поделиться (выпивка всегда ведь к общенью тянет). Но мужик как-то странно себя повёл – всё стремился отодвинуться подальше от Лёши. А чуть освободилось место – он и вообще подальше отсел. Ну и хрен с тобой – обойдусь и одиночеством (подремал немножко – отхлебнул из фляжки – ещё подремал). И так-то спокойно стало на душе. Сквозь дрёму представляться стало: приехал он, изловил этого «гурзо» любвеобильного – и молотить кулаками принялся (и без сомнений: сам-то он – мужик мощнейший, вес за сто кило – с любым соперником справится). Убивать, конечно ж, не будет – но уж проучит полной мерой (впредь чтоб наука была: а не гоняйся за бабами русскими, не гоняйся). В таких-то мечтаньях и дорогу удалось скоротать, незаметно – и до места доехали.    В Минске на такси сразу – и в аэропорт. И вот тут первый «облом» поджидал: к кассе сразу, кассирша с недоуменьем даже на него воззрилась (ты что, мужик – с Луны свалился. Билет на Сочи требуешь – так они ж за месяц вперёд все распроданы). Крах, кажись, начинанью – но уж никак не для северянина. В ресторан сразу, контакт с официанткой установил (червончик – в руки ей сразу). Подождал, «авоську» потом с пакетом получил: коньяку там бутылка, шампанское, шоколада две плитки. И отдельно ещё бутылка «пятизвёздочного» да шоколада плитка. Выбрал момент, чтоб у кассы никого не было, показал пакет кассирше, объяснился: мол, очень мне захотелось «презент» вам вручить. А вы б мне в Сочи улететь помогли – ну позарез прямо-таки надо. Кассирша будто и невнимательно выслушала – но тут же и названивать принялась: в одно место, в другое. Ответы выслушавши – поманила его пальчиком. Сказала: выкладывай стоимость билета, и вот в это время (на бумажечке она написала) будь здесь, возле кассы. Отведу тебя – куда надо, там – и подарок свой вручишь.                Уря-уря – получается. Пристроился вблизи кассы, подремал немножко. Скучновато стало – бутылку распечатал. Вначале фляжку дополнил – и сам потом приложился (но – скромненько). Мужик какой-то, тоже поддавший, рядом пристроился – и его угостил. «За жизнь» поговорили – обстоятельно и неторопливо. А там и рассвет проступать стал, бутылку недопитую оставил собеседнику осчастливленному – на улицу вышел, чтоб сон разогнать. Прошёлся по холодку предрассветному – так приятно в свитере-то жарком. А уж и время подошло – отвела его благодетельница к другой какой-то дамочке «форменной», та через поле привела его к самолёту, где посадка закончилась как раз. Перекинулась парой слов со стюардессой, та завела его, на самое крайнее место у входа указала – усаживайся, мужичок.                Ну, чем не чудеса: едва пристегнуться успел – а уж и на взлёт. Расположился поудобнее, фляжку извлёк – пару глоточков сделал (за благополучное окончание авантюры). В соседнем кресле шибздик какой-то теснился, интеллигентишка явный: в очёчках, в костюмчике строгом, при галстучке. Ещё и шляпка на коленях: фу-ты, ну-ты, не подступись. Протянул и ему фляжку – ну-ка, глотни и ты. Но тот в ужасе прямо-таки руками стал отмахиваться: нет, мол – не буду. И отодвинуться он старался – как можно подальше чтоб от Лёши. А почему – дошло до сознанья наконец-то. Он же дней с десяток последних, делами увлёкшись, в баню не ходил и бельё не менял. Соответственно – и штаны-рубашку. А потел ведь постоянно, пропиталось всё «мужицким»-то духом, представить можно потому – чем от него наносит. Он ведь на прошлый-то вечер и планировал «генеральную» помывку: титан хотел опробовать, нагреть водички – да в ванне капитально отпариться (соответственно – и тряпицы поменять). Но, вишь, не вышло – и приходится теперь пренебреженье перетерпливать.                Чуть посидел, ещё глоточек добавил – и так-то захорошело. Действительность уж и законченные очертанья приняла: всё, вот-вот – и к делу надо будет приступать. Только отловит он «гурзо» этого ненавистного – и сразу надо мудохать его безжалостно. Начать надо с правой (а рожа носастая – как нарисовалась сразу в воображенье-то) – чтоб нос сразу на сторону свернуть. Потом левой – и на другую сторону заворотить. И – всё, по балде больше не бить: кулаки-то у него – как кувалды, ненароком угодишь в висок – и только ножками задрыгает супротивник. Потому дальше – по рёбрам надо пройтись, по рёбрам. И в заключенье – «под дых» ещё разок угостить – уж тут он враз успокоится. И под кусты куда-нибудь вышвырнуть – пусть валяется.                Вот до этого места – всё в мыслях чётко и ясно. Дальше же – сплошной туман. Надо же что-то и с «изменщицей» делать – а что? Ведь он даже и в мыслях представить не может – чтоб на жену родную руку поднять, ударить её (уж это – будто ты сам себя бьёшь). И дети ж там, рядом (дочка – подросток уже. Да и сынуля недалеко отстал). И вообще: жизнь ведь совместная долгая уже прожита, и никогда (ни-ког-да!) повода ведь не было – чтоб в каких-то задумках даже нехороших жену обвинить. Не то, не так тут что-то – но это уж потом он додумает, протрезвеет когда. Пока же на таком он предположенье остановится (и уверенность подспудная – так всё и обстоит): козёл какой-то (нацмен – вероятнее всего) похотливый приударил за женщиной привлекательной ( а жёнушка – она ведь видная особа) – но та его «с носом» оставила. Да и зачем ей, собственно, какой-то грузин-армянин – и родного ведь муженька хватает. Наоборот даже – иногда она посягательства его «жеребячьи» (как она называет) без удовлетворенья оставляет. Так зачем же ей «левак» тогда? Не то тут что-то, не то. Ну да ладно – на месте разберёмся.    Для северянина коренного полёт на такое-то расстояние – и за полёт не воспринимается (ему б часов с десяток в воздухе проболтаться – да с посадками промежуточными в Норильске да Амдерме). А тут только, кажись, взлетели, толком-то и подремать не успел – а уж и посадку объявляют в Адлере (но не по-русски почему-то). Конечно ж – фляжка заветная извлечена была, под взглядом явно-укоризненным соседским – «взбодрился» чуток. А там и к аэровокзалу подрулили, трап подали – и Лёша, как крайний к проходу, торжественно – и первым – на выход проследовал. В глаза сразу, чуть на трап вступил – солнышко восходящее, ослеп даже на мгновенье. Но проморгался, чуть на ступеньках задержавшись, осмотрелся. И необычность сразу отметил: от самого трапа и до здания вокзального как бы дорожка обозначена (в две цепи редкие милиционеры в форме расставлены). И сразу возле трапа двое стоят, Лёша к лейтенанту бравому обратился: - Слышь – а где тут такси можно скоренько поймать?    Тот в ступор будто мгновенно впал, заморгал удивлённо (заикаться даже начал):                - Ты..  Это..   Чёрт возьми..  Ты откуда свалился? Кто ты есть?                - Я – Лёха. С Чукотки я.    - Ты..   Того..   Ты этим вот рейсом, из Минска, прилетел?    - Да. Теперь бы вот..    - Постой-постой. Да как ты..   А впрочем – иди-ка ты за мной. И – скоро, исчезнуть мы с поля должны – в момент.    Ухватил он цепко за рукав Лёшу, увлёк за собой. По пути и ещё одного милицейского прихватил (похоже, оценив габариты задержанного, понял: не удержать его одному-то – ежели что). Тот с другой стороны пристроился – и скоренько к двери притопали с табличкой «Милиция». Внутри там за столом мужичок солидный восседал (но не в форме – в штатском). Лейтенант – к нему:    - Вот, товарищ капитан – прошу любить и жаловать: Лёха это с Чукотки, собственной персоной осчастливил нас. Утверждает: спец.рейсом он из Минска к нам на головы свалился. Судя по роже пропитой, перегару густому да одеянью затрапезному – типичный он бичара. Аромат ежели принять во внимание, от него исходящий – обитатель он постоянный свалок-помоек. Но, как ни странно, он из недр именно этого самолёта материализовался – уж я тут сам свидетель, лично – видел. Потому, я считаю, по вашему он ведомству будет проходить. Передаю – с потрохами со всеми, принимайте.                - Может – и примем. А я уж было в чудеса поверил: будто б конюшней стало наносить в кабинете. Мы ж, пацанами будучи, постоянно толклись у конюшни колхозной (в надежде – дадут на лошадке прокатиться). Вот с тех-то пор мне и стал нравиться даже запах – что от потных лошадей исходит. Но тут..  Того..   Будто б густо чересчур. Но – ничего. Так как – будем беседовать?    - Само-собой – коль меня «архангелы» чуть ли не под белы рученьки сюда доставили. - Та-ак. И откуда ж ты, голубок, прилетел к нам?    - Я..   Это..   Из Минска прилетел. А вообще – из Полоцка, дом у меня там.                - Час от часу не легче – ещё и Полоцк добавился. Ну-ка – билет предъяви!     - К-какой билет, куда?    - На кудыкину гору. Авиабилет покажи – по которому тебя на борт-то пустили.                - Да я это..   Того..   Я будто б – без билета. Помню я плохо – пьян ведь был. Как-то так я..                - Ну-ну – ты дуру-то не гони, не гони. Ишь – без билета он прилетел: что это тебе – трамвай, электричка? Документы есть какие-нибудь?    Достал Лёша паспорт из кармана, конверт, в него вложенный, извлёк, протянул паспорт. Но капитан и конверт из руки выхватил, положил перед собой. Развернул он паспорт, поизучал, долистал до странички, где прописка отмечается – и заметно даже успокоился. Штамп прописки певекской своеобразную там форму имеет, выделяются там крупные буквы: «П.З». Лейтенанту передавая паспорт, капитан пояснил: «П.З» означает – пограничная зона. То-есть человечек этот – проверенный, абы кого в погран.зоне не прописывают.    Опять на Лёшу взгляд «пронзительный» переместил капитан, вопросил:    - Разъясняй – как на этот рейс попал?                У Лёши – все шарики-ролики в движенье пришли в коробке-то черепной. Рассказать – так он дамочку ту отзывчивую подведёт (глядишь – и с работы погонят). Так может – соврать (ну не полетят же они, и действительно, в Минск случай этот мелкий расследовать). А, ладно – попробую:    - Мне срочно улететь надо было – а билетов нет в кассе. Я мужика одного в «форме» приметил, договорился с ним – вот он меня и пристроил.    - Так вот, сразу – взял да и пристроил. И без никаких – этих-самых?                - Я ему «полусотенник» показал. Потом и отдал (а пятьдесят рублей тогда – деньгами солидными считались. Во всяком случае, стоимость перелёта от Минска меньшей суммой оплачивалась).    - Так-так. Выходит – в финансах ты не стеснён, не нуждаешься. К чему тогда маскарад этот вот – с тряпьём вонючим? Что здесь-то придумаешь?                из - Да я..   Это..   Заспешил я, пьяным будучи – чтоб на автобус, на Минск, успеть. Как был в рабочей одежде, подхватил только свитер – и бегом, бегом.         - Уже яснее. То-есть – команду ты неожиданную получил, явка тебе назначена была на этом именно рейсе. Так ведь?    - Да вы..   Вы что? Какая «явка»? Я что – шпион?    - А такая: рейс этот – специальный, для иностранных туристов. И сколько их них там разведчиков-«цэрэушников» - то только Бог весть. Так кто из них – твой резидент, кем ты завербован был?    Вот это – удар так удар, Лёха головой даже потряс. Ясным стало: капитан – из КГБ. Похоже, он рейс этот подозрительный и встречал. Уж тут – всё надо выкладывать, всё – как на духу. Иначе – худо может быть.    - Я, товарищ капитан, бабу свою хотел на грехе поймать. Она с детьми тут отдыхает – вот я и решил неожиданно объявится, изловить – на месте, так сказать, преступленья. Тут ведь постоянно грузины-армяне всяческие ошиваются, за бабами за русскими охотятся. Вот я и того..  Решил..  Да,  вишь, как кур в ощип – к вам попал.    Капитан, конверт в это время рассматривавший, протянул:    - Н-да, вот это – погорячей уже. Так что: жена-то твоя настоль уж ****овита?                - Вот уж – нет, наоборот как раз. Но тут так получилось: я закончил строительство дома, решил «обмывку» устроить. Вот сосед, змеюка старый, по пьянке и настропалил меня. Я же, как дурень безмозглый, повёлся – и попёр напролом. Уж я его, пердуна старого, как вернусь..                - Да, тут – следует. Но пока – не горячись. Ты вот скажи: на борту были ли попытки контакта, вербовки – может быть?    - Кажись – наоборот: я сам соседу-очкарику предложил из фляжки хлебнуть. Так он почему-то испугался враз – чуть под кресло не залез. Отшатнулся от меня – подальше чтоб, подальше.                - Это-то как раз и объяснимо – при твоём-то «духане». Выходит – этим ты и спасся от происков вражьих. А ты что, алкаш – что с фляжкой не расстаёшься. И с чем она у тебя – с самогонкой, небось?    - Привычка это у меня – охотничья, чтоб всегда можно б было согреться. Коньячок у меня там.                Протянул Лёша фляжку. Капитан, пробку отвинтивши, глоток звучный произвёл, зачмокал потом удовлетворенно. Лейтенанту передал фляжку, тот два уже глотка объёмных позволил. Констатировал:    - Да, коньяк. И – неплохой.    - А то..   «Пять звёздочек». Мы, северяне, такие.    Дальше разговор доверительный уже пошёл. И Лёша взмолился: освободите вы меня поскорей, мужики, отпустите душу на покаянье – иначе я зажарюсь ведь в свитере в этом (а пот с него к этому времени – ручьями прямо-таки). Снять же свитер – пояснил – не может он: под ним только рубашка, в которой дней с десяток он и малярничал, и прочие работы исполнял. Потел при этом. Потому..                Снизошёл капитан, смилостивился: наскоро Лёша записку объяснительную начертал, все три адреса туда добавил (один – с конверта списал). И капитан добродушно уж скомандовал:    - Всё, Лёха – выметайся. И не забудь «ауру» свою благоуханную прихватить с собой. Да, вот ещё что: ежели ты ухаря – а особенно неруся если – прихватишь какого-нибудь в окруженьи супружницы своей - то ты уж кулачищами-то полегче действуй. При твоих данных ты ведь и пришибить кого-то можешь – и как бы не пришлось лейтенанту вот «брать» тебя по другому уж делу.    - Да понимаю я, всё понимаю: «дружба народов», всё такое-прочее. Я аккуратненько буду – ежели только парочку рёбрышек сокрушу. Уж это-то – допустимо?                - Это – ладно. Пойдёт – отлежится. И даже – желательно: чтоб привыкали «облико морале» соблюдать. Ладно, всё, дерзай – выметайся!    На площадь привокзальную Лёша – аж вприпрыжку. И такси – вот оно, свободное. Протянул конверт с адресом таксисту, тот посомневался чуть-чуть (видик-то, видик – несолидно-обтрёпанный у клиента). Предупредил:                - Смотри, мужик: тут – далеко, дорого будет. Может – ещё кого-нибудь попутного подождём?                - Никаких «попутных» - я только один поеду. И сяду я на заднее сиденье – чтоб от тебя подальше. Почему – на ходу объясню. Давай – поехали!                Тронулись. Сразу же, согласие водителя испросивши, Лёша стёкла опустил в дверцах (чтоб сквознячок создать), свитер ненавистный содрал с себя. Водитель было носом закрутил – пришлось и перед ним все обстоятельства свои раскладывать. А тот – вмиг – и сочувствием проникся, похвалил: молодец, мол, что так-то сделал – неожиданно нагрянул. Он вот тут, в Сочи, давно уж баранку крутит, и насмотрелся за это время – всякого-разного. И теперь он в убежденье пребывает: за породой женской контроль должен быть не только ежечасный – но даже и ежеминутный. Чуть-чуть отвернись, и –всё, ты – с рогами уже. Так что ты, северянин, молодец – что заботишься о достоинстве своём мужском.                На эту тему, для мужчин бесконечно-волнительную, перешедши – полное взаимопонимание нашли. И уж настолько углубились, что и не заметили даже – как и доехали. Для таксиста знакомо тут всё, завернули к «частному сектору» - а вот и дворик с номером нужным. Рассчитался Лёша с водителем (с добавкой, естественно, солидной – «за вредность»). Пока Лёша возле машины свитер опять напяливал (чтоб не пугать народ честной «оригинальностью» расцветки рубашенции своей) – водитель также наружу вылез, решительно дверцу захлопнул. Заявил: вдруг, мол, тут кодла целая какая-нибудь окажется (у нас тут – всякое бывает). Потому – и я с тобой во двор зайду. Глянул Лёша на него, оценил: ну чуть-чуть только он в габаритах уступает ему, уж вдвоём они – тандем несокрушимый, много чего наворочать могут.                Во двор – а там только старушенция маломощная обретается. Потвердила: да, проживает у неё семейство такое. Но их нет сейчас – на завтрак они ушли в кафешку, невдалеке расположенную. Но её они не предупреждали о приезде кого-либо дополнительного, соответственно – она в сомненье опрокинута.        Водитель, понявши сразу, что «бой быков» не состоится, хлопнул калиткой – да укатил, Лёша же в переговоры вступил. Показал он конверт с адресом, паспорт достал. Объяснил: он, мол, сюрприз устроить решил – вот и прибыл неожиданно. Старушка улыбнулась ехидненько – всё, мол, понятно, не впервой ей слышать объясненья самые невероятные. Паспорт она внимательнейше рассмотрела, штамп о регистрации брака чуть ли не языком лизнула. Удовлетворившись – на дверь показала: вот обиталище ваше, заходи – располагайся.    Два только шага от порога - и свитер долой. Рубашку сорвал, скомкал её – и в газетку подвернувшуюся завернул (сразу надо выбросить – пока и в этой комнате конюшней не запахло). Полотенце прихватил – и на улицу (рукомойник он там под навесом приметил сразу). О, блаженство – голову под струю, плечи потом – струйки чтоб по всему телу. И вытерется не успел – визг восторженный от калитки: «Папка-а!». Дочь сходу на шею бросилась, сын за ней следом – и тоже ласки требует, за руки хватает, верещит что-то обрадованно. А вот и она, в калитке застыла, радостно-удивлённая – женулька-роднулька, кровиночка-половиночка.                Ну, что ещё человеку надо?  Жизнь – прекрасна!
                - х - х - х - х - х - х -