Стая Белого Волка. Танцующая на лезвии ножа1

                Стая Белого Волка.

Часть первая. Танцующая на лезвии ножа.
Часть вторая. Возвращение мечты.
Часть третья. Охота в горах.
Часть четвертая. Горные волки.
Часть пятая. Горные духи и дети луны.

Часть первая. Танцующая на лезвии ножа.


                «Ничто на земле не проходит бесследно,
                И юность ушедшая тоже бессмертна.
                Как молоды мы были, как молоды мы были,
                Как искренне любили,
                Как верили в себя».
                песня на стихи Н.Добронравова.

                Содержание.


Глава 1. Сумерки старого мира.
Глава 2. Интересное знакомство.
Глава 3. «Расклады» нашего городка.
Глава 4. Прогулка по крышам.
Глава 5. На танцы.
Глава 6. Танцевальный клуб.
Глава 7. В гостях у Рэт.
Глава 8. Тест на профпригодность.
Глава 9. Выбор пути.
Глава 10. Испытание.
Глава 11. Стая Белого Волка.
Глава 12. Перелом
Глава 13. Новая кровь.
Глава 14. Кровь на меже.
Глава 15. 7 Ноября.
Глава 16. Расставание.
Глава 17. Волчица.
Глава 18. Логово стаи.
Глава 19. Барон.
Глава 20. Рэт.
Глава 21. Веселое Рождество.
Глава 22. Бал.
Глава 23. После бала.
Глава 24. «Греет ладонь рукоятка катаны. Холод в душе».
Глава 25. Не буди лихо, пока тихо.




   Темно. Больно. Вдруг, снова свет, голоса рядом.  «Если слышишь, моргни глазами!» - доносится откуда-то сверху. Хочу моргнуть - не выходит. «Ещё укол».  Наверное, мне. Голоса дальше, тише. Боль отступает, свет тоже. Мне, уже, почти хорошо. Но голоса не отпускают, требуют «не уходить». Зачем! Пусть, всё уходит, и остаются только покой и тишина. И голоса звучат всё дальше, в конце коридора, откуда, всё ещё, льётся колющий глаза свет. Быть может, мне удастся уйти, на этот раз. Или нет…

Глава 1. Сумерки старого мира.

   Темно. Узкий лучик света падает мне на веки. Наверное, совсем уже день, раз, сквозь щель в ставнях, пробивается такой яркий солнечный лучик. Да, и из кухни  доносятся приглушенные голоса деда с бабушкой. И запах свежих оладушков. Да, уж, совсем не рано, но будить не хотят, дают понежиться. Конечно, ведь сегодня  первое августа, начало конца лета, моего последнего школьного лета. Вставать не хочется, очень. Спать, впрочем, тоже. Хочется обратно в темноту, ничего не видеть, ничего не слышать, и, главное, ни с кем не общаться. Оладушков, тоже, не хочется. Но, и бабушку обижать - не хочется. Не хочется ни-че-го.

   В комнату сквозь висящие в дверном проеме, вышитые, занавески, просовывается черная мохнатая голова. Мой пес всегда знает, что я проснулась, даже, если я стараюсь не шевелиться. Друга не обманешь. Придется вставать и входить в еще один бесконечный день, один из многих ему подобных, без цели и смысла...

   Брякнула дверь в сенях, затем калитка. Бабушка, ворча и охая, пошла на рынок. Пес уже, почти целиком, внутри моей комнатки, снаружи остался только хвост, голова лежит на кровати. Дед уже, тоже, вздыхает у двери, придется, и правда, вставать. Пес, ты предатель, деда я расстраивать не могу, не имею права.
- К тебе Светка уже два раза заходила, - дед использует это известие, как аргумент, побуждающий меня к жизнедеятельности.
- Уже выхожу, - недовольно пробормотала я в ответ, вылезая из-под пикейного одеяла.            
- Оладушки - на столе,- довольный голос деда доносится уже из сеней.
  Натянув застиранный ситцевый сарафан, босиком шлепаю на кухню. Пес крутится возле стола, ждет свою долю. Один мне, остальные ему.

   Вместе выходим во двор. Дед возится у внутридворового палисадничка, штакетник починяет. Он всегда что-нибудь мастерит или чинит, старается быть полезным, вся улица к нему за помощью обращается. Наверное, очень тяжело, некогда сильному и активному, человеку быть связанным болезнью и немощью. Все родственники вспоминают, как еще в довоенные годы он перевозил мою бабушку и свою сестру на весельной лодке на другой берег Волги, а когда от внезапной волны лодка перевернулась, то он их, обеих, на себе с середины реки до берега доволок, потому как плавать они вовсе не умели. А дамы- то, обе, были весьма увесистые.
  А еще про то, как на смотринах повел он бабушку по деревне, а навстречу – бык бодучий. Дед сначала невесту, то есть бабушку мою, а потом и сестру свою, через плетень перекинул. Быка дождался, да, схватив за кольцо, вырвал его вместе с носовой перегородкой, в которую кольцо было вставлено, а потом - по голове кулаком. Всей деревней того быка ели, деда хвалили. Бык тот деревню бабушки давно уж терроризировал, да только, убить его - ни у кого не выходило. Много лет прошло с тех пор. Теперь же дед с трудом по двору перемещается, каждый вздох дается с хрипом и болью. А он еще и обо мне беспокоится. Пытается вернуть вкус к жизни, убеждает, что жить хочется даже в его ситуации, а мне, мол, сам бог велел второй шанс использовать.

- Уже позавтракали? - спрашивает дед, глядя при этом на пса.
  Тот опускает голову и виновато облизывается.
- На Волгу пойдете? День-то какой! - подначивает дед, призывая в союзники Ара.
  Тот восхищенно вертит хвостом. Слово «Волга» он хорошо знает и плавать любит.
- Ближе к вечеру, когда народу поменьше на пляже будет, а то сейчас там все друг у друга на головах лежат,- в голосе у меня, видимо, совсем мало энтузиазма, раз, дед снова вздыхает и с укоризной смотрит на меня.
   Пес, тоже, вздыхает и плюхается прямо в пыль, которая легким облачком взлетает вверх, а затем припудривает его черную шкуру.
- Эй, кто-нибудь дома?- Светка, прямо-таки, вопит из-за забора, видно, сама решила меня будить.
- Идите, развлекайтесь, пока молодые, - напутствует дед, возвращаясь к работе.

  Чтобы избежать очередной лекции о жажде жизни, выхожу за забор.
- Сколько можно спать в такой день? Лето зря проходит! - восклицает Светка, встряхивая светлыми кудряшками, в которых словно запутались солнечные лучики.
- Зачем будила? – с притворным зевком спрашиваю ее, это самое приличное, что я смогла из себя выдавить.
- Тут такая компания собирается! – Светка, поглядывая на калитку, переходит с крика на восторженный шепот.
   Я недоверчиво посмотрела на нее и скептически усмехнулась ее энтузиазму. Вот уж, кто живет и развлекается на всю катушку! Мне бы ее неистребимую веру в то, что жизнь прекрасна и удивительна. И это, несмотря на то, что жуткая распря между родителями выселила Светку к ее бабушке. Почему-то, люди обожают говорить, что женятся по чистой любви, а когда она проходит, начинают остервенело делить не только детей, но и квадратные метры.

   Живут Светкины старики на противоположной стороне нашей улицы, вместе с прабабкой. Веселая старушка. Лет 15 назад, заболел у нее желудок. Родня попыталась посадить ее на диету и лишить главной радости в жизни - 100 грамм перед едой, к которым она пристрастилась в тяжелые военные годы. Не помогло. Повезли ее к врачу. Тот признал рак в последней стадии, велел готовить гроб. Мол, ей два-три месяца осталось. И не надо, мол, бабушку ни в чем ограничивать, пусть, жизни радуется, напоследок. Бабке Оле ничего, про диагноз, не сказали, но 100 грамм вернули. И вот она, по сей день, жизни радуется. Примет свои 100 грамм живой воды, вынесет большую колесную прялку на улицу, прядет себе да песни поет. Детишек любит, сказки рассказывает. Все мы, с нашего квартала, в раннем детстве у нее под  присмотром  побывали. А гроб-то родственники, всё же, купили, в сарае до сих пор стоит…

  С трудом возвращаю свои мысли к реальности. Все это время Светка что-то  рассказывает, наверное, про новую компанию.
 - …и еще я сказала, что ты можешь  выпить стакан водки, без закуси! А Ирка, тоже, придет, - Светка излучает море энтузиазма, по привычке накручивая на палец светлый локон.
- Это - которая Ира?-  равнодушно спрашиваю я, просто, чтобы как-то поддержать разговор.
- Ну, наша, которая Света,- уточняет  Кудряшка, т.е. Света-1.

   Это  она про свою двоюродную сеструху, значит. История еще та была. Отцы-то их родными братьями были. Погодки. Дружили очень, женились в один год. И как-то раз, по - пьяни что ли, договорились детей одним именем назвать. Женам, естественно, ничего не сказали. А зачем? И вот, родилась у одного из них дочь. Светой назвали. Хорошее имя. Через два месяца - у другого родилась. Мать ее Ирой назвала. Тоже хорошее имя. А отец, чтоб договоренность не нарушать, вызвался сам съездить и свидетельство о рождении оформить. Съездил, оформил и Светой записал. Домой привез свидетельство и в шкаф положил. И что самое смешное, так ее Ирой и звали, ничего не подозревая, до того самого момента, когда пришло время в школу идти. Тут-то оно и выплыло, что по документам она - Света. Мать в крик, а сделать-то ничего нельзя. По закону имя сменить может лишь сам гражданин, по достижении совершеннолетия. Вся улица потешалась изрядно. Так и зовут ее «Ира, которая Света или Света, которая Ира».  Таких историй в каждом дворе навалом. И все про всё знают.

   Странное это место - старые кварталы "частного сектора", случайно оставшиеся внутри мегаполиса. Словно, деревня посреди большого города. Свет есть, газ есть, а нужник - во дворе, и помои, и по сей день, на середину улицы выплескивают. Зато детишек всегда  можно у кого-нибудь во дворе, под присмотром бабушки, оставить. Так мы, малыми, всем кварталом, по очереди, во дворах наших бабушек-дедушек и играли. Родители наши постепенно по всему городу расселились, хотя, в этих дворах родились, тут же всё детство в казаки-разбойники играли.
  Я, между прочим, тоже эту игру любила, все дворы облазила, не одну юбку об заборы порвала. В брюки девочек, в те годы, редко одевали. Был даже случай, когда, почти пополам, разорвала, сшитое на день рождения, новое шелковое платье. В клеточку. Я - в слезы, родственники - в крик. Один дед сказал: «Ну, это же - ее платье и ее день рождения». Меня оставили в покое, платье зашили. По заборам я лазить не перестала. Дед, же, потом, сказал:
- Если хочет бегать и прыгать, пусть делает это на стадионе.
  И отвел меня в легкоатлетическую спортивную секцию. Там я и выжигала избыток  энергии, до недавнего времени.

- Ну, так ты придешь?- в заключение, заинтересованно спрашивает меня Светка.
- Куда?- равнодушно отвечаю я, рассматривая стаю голубей, выделывавших в небе над нами кульбиты и кренделя.
  Значит, сосед по улице сегодня выходной. И голубя нового прикупил, ишь, как в воздухе кувыркается.
- Ты что, совсем из мира выпала? Я тут, зря, столько времени распиналась?- обижается Кудряшка. - Тебе встряхнуться надо, сама на себя не похожа!
  И что им, всем, от меня надо? 
- А тебе-то это зачем? Колись, давай! – спрашиваю я, глядя на ее расстроенное лицо, меня «за так» не купишь. 
- Ну, ты ж, и правда, стакан без закуси можешь, я уже поспорила! - ноет Светка, теребя подол короткой ситцевой юбки.
  Правда, могу. Дед научил, когда я интерес к выпивке проявлять начала. И что делать, чтобы потом под стол не упасть - тоже.
- Всему лучше дома учиться, в спокойной обстановке, - говаривал дед. – Чтоб потом, при всем честном народе, мордой в грязь не ухнуть. Да, и последствий меньше. 

  Кудряшке, в свою очередь, я пыталась это умение преподать, без особого, впрочем, успеха.
- Встряла, не спросясь – давай теперь, расхлебывай. Сама и пей!- отвечаю я и  ухожу во двор, хлопнув калиткой.
   Удовольствие, пить водку в чужой компании - ниже среднего, да, еще и на спор. Впрочем, мне, и вовсе, ничего пить не хочется. То, что не есть запретный плод – быстро перестает быть интересным. А мне питье, даже забыться, не помогает, голова работает гораздо дольше, чем ноги, дальше - только темнота. А наутро - жуткое похмелье.

- А я, всё равно, вечером зайду!- кричит из-за забора Светка.
  Пес рычит в ответ.
- Чего опять не поделили-то?  - встречает меня вопросом дед. -  Пошла бы, погуляла, чего дома отсвечивать.
- Я лучше с книжкой, под деревом, посижу. Ты, же, меня лучше Светки знаешь, – отвечаю я, пытаясь бочком проскользнуть в сени.
- Книжка-то у тебя, который день, на одной и той же странице заложена. И на стадионе ты давно не была. Плывешь по жизни, будто нежить какая, - вздыхает он, с укоризной глядя на меня.
   И то, правда- нежить. Потому как, та моя часть, что умела вкус жизни ощущать, осталась, где-то по ту сторону темного коридора. Придется срулить на Волгу, так всем спокойней. В темпе спринта покидала в холщовый мешок с самолично нарисованным тушью львом подстилку, книжку и пляжные шлепанцы. Пес тут как тут, сам тащит ошейник с поводком, вдевает голову в ошейник, выхватывает у меня из рук мешок. Чего не сделаешь ради купания!
- К ужину придем,- бросаю деду, подбегая за псом к воротам.

   Августовское солнце раскалило даже наши, старые, кварталы, несмотря на развесистые деревья, деревянные дома и отсутствие асфальта. В уличных палисадничках уныло поникли пыльные циннии и космеи. Босые подошвы привычно шлепают по выметенной теплой земле. В раннем детстве один старенький доктор, лечивший детишек еще при царе-батюшке, посоветовал моим старикам хождение босиком, в качестве профилактики простуд, мол, хождение по горячей земле и по росной траве приведет меня к здоровью. Был ли в этом глубинный смысл – не знаю, но я привыкла чувствовать босой ногой теплую упругую землю, струганные доски пола и ласковую зелень травы.

   В новых кварталах жара, и вовсе, становится невыносимой, приходится обуть шлепанцы-вьетнамки, асфальт невыносимо жжет даже задубевшую за лето кожу ног. Пес, со всей своей, немалой, силой, тянет вперед, словно, не он у меня на поводке, а я у него. Нам надо еще миновать заводские кварталы, что выходят прямо к реке. Пляж в этом месте - так себе, но зато, никто не цепляется к тому, что я пришла с собакой. Хорошо ходить на пляж с таким спутником - можно не бояться, что вещи упрут. И к буйкам плавать безопасно. Обратно дотащит за ошейник, даже, если у меня ноги судорогой сведет. Проверяла.
   Плавали до изнеможения, пока Ар, сам, не потащился в тенек, к парапету набережной. Он солнце не любит, черный ведь. И тут у нас - полное взаимопонимание. С людьми бы так. Плюхнувшись на подстилку и заняв большую ее половину, пес уснул. Я пробовала читать, но, видимо, недолго. Сморило на жаре.

   Когда вернулась в реальность, солнце уже садилось в Волгу, оставляя за собой светящуюся алую дорожку, похожую на струйку крови, вытекающую в воду из дыры в боку. Ар спокойно лежал рядом, сторожил, он службу знает. Пора домой, бабушка к ужину ждет. Не то, чтобы волнуется, с таким-то охранником – 90 кг мощнейших мышц и костей под лоснящейся, без единого пятнышка, черной шкурой восточно-европейской овчарки, но непременно ворчит, мол, всё опять остынет, а холодная еда впрок не пойдет.
   Пока пробираемся через новые районы, совсем смеркается. Вдоль одной из немногих в нашем районе, асфальтированных, улиц зажглись фонари. Последний стоит на углу нашего квартала. Здесь кончается асфальт, и свет - тоже. Лапы пса бесшумно ступают по слегка присыпанной щебенкой земле. Свет нам тут и не нужен, мы каждую кочку знаем. А чужим здесь делать нечего, особенно ночью. Ворота еще не заперты на щеколду, хотя, ставни уже закрыты. Уже в сенях нас встречает запах свежих пирожков. Ар, прямо в ошейнике и поводке, кидается к своей миске с едой.

   В кухне свет уже погашен, бабушка что-то вяжет, сидя в кресле, в гостиной, и слушает спектакль по радио. Комнатка деда выходит в кухню, видно, что за дверью горит настольная лампа. Небось, опять читает что-то о путешествиях. Заглядываю туда, и правда, Майн Рид, последние страницы.
- Тебе завтра в библиотеке книгу поменять? - спрашиваю его.
- Неплохо бы, второй раз уже прошелся, - отвечает дед, глянув на меня поверх очков.
   Неудобно-то как, забыла про свою добровольную обязанность, а он не докучает. Всю свою жизнь он в сумке с инструментами какую-нибудь книгу таскал, чтобы почитать в обеденный перерыв или в трамвае, умчаться от серых будней в неведомые страны, а теперь до библиотеки добраться не может, не то что в путешествие отправиться.
- Пирожки на столе, под одеялом, теплые еще. Чай сама заваришь, - дед вновь уткнулся в книгу, смакуя описания далеких стран, в которых он никогда уже не побывает.
  Иду на кухню, в темноте достаю, на ощупь, пирожок. С картошкой, мой любимый.
- Там еще беляши есть,- подает голос дед, -  и Светка, опять, заходила.
   В сердцах брякаю чайником об газовую плиту.
 - Говорит, музыка будет хорошая и танцы. Пошла бы, что ли. Ты, ведь, танцевать сызмальства любила, совсем махонькой уже пританцовывала и в такт попадала,- сдаваться дед, точно, не собирается. 
- Да, ведь, ты, сам, говоришь, что ноги в пляс идут, когда душа поет,- скрипнув зубами, парирую я. - А мне, что-то, петь не хочется.
   
   Разговор готов был перейти на повышенные тона, но тут, снова, забренчали в калитку. Ну, Кудряшка, получишь у меня. Шеметом, влетаю в свою комнатушку, меняю старое пляжное платье на вытертые джинсы и реденькую, связанную крючком, кофточку, выуживаю из-под кровати босоножки на платформе. Еще несколько, сплетенных из бисера, фенечек – и я готова.
- Ну, и куда ты так вырядилась?- это уже бабуля, из кресла, голос подает, разглядывая мой наряд, поверх очков.
- На танцы, конечно,- бросаю на бегу, бабушка только вздыхает в ответ, в ее понимании, принарядиться на танцы означает совсем иной подход.
  В кухне выуживаю из миски горсть беляшей, спотыкаюсь об уснувшего у своей миски Ара и выскакиваю за порог.
- Счастливо повеселиться!- громко напутствует меня дед.

  За воротами меня уже ждут.
- Везет же тебе с предками,- вздыхает завистливо Светка, видимо, услышала через открытое окно дедовское напутствие.      
  Она тоже приоделась: выцветшую ситцевую юбку с кофтой в цветочек, сменили вытертые джинсы и клетчатая рубашка, через плечо висит яркая виниловая сумка.
- Повезет тому, кто сам воз везет. Сначала ты работаешь на репутацию, а потом она на тебя,- парирую я с набитым ртом. - Поесть толком не дали, с дедом из-за тебя поцапалась. Может, тебе сразу в глаз дать, Кудряшка, чтобы настроение уравнялось?
- Да ладно, Инь, она, ж, не со зла!- раздается голос из темноты.

   Знакомый голос. Светка, выходит, подогнала тяжелую, во всех смыслах, артиллерию. С Балу я, обычно, не цапаюсь. И не потому, что это 190 см роста и косая сажень в плечах, да, и штангу уже несколько лет тягает, а потому, что добрый он и простой, как ребенок, таких, попусту, обижать грешно. Знаю его не меньше, чем Светку, живем на одной улице, ходили на один стадион. Хороший парень. Бабушке моей нравится, а ему Светка. И то правда, есть за что. Помимо светлых, в отца, кудрей, природа ее и другими, женскими, достоинствами не обделила. Это парням, обычно, больше нравится, чем моя, по словам деда, «грация дикой кошки».
 
- Хочешь пирожок, Балу?- задаю риторический вопрос, он всегда хочет.
  Сложно прокормиться такому богатырю на бабушкину пенсию и случайные приработки. Он бы давно на завод ушел, но его бабушка считает, что ее сорока с лишним лет заводского стажа на двоих вполне достаточно, а ему можно и по призванию работу найти. Балу, с самого раннего возраста, всю, попавшую под руку, механику сразу разбирал и пытался собрать обратно. А еще он, просто, бредил морем. Которого никогда не видел.
- Здорово! Вкусный беляш!- с набитым ртом  мычит Балу, вытирая руки моим носовым платком.
- Ну, что, мы тут есть собрались?- нетерпеливо ноет Светка, перетаптываясь с ноги на ногу.
- А ты, пока я ем, давай, подробно всё рассказывай. Какая компания и что за пари?- говорю я, давясь очередным беляшом.
- С чего бы это ты так меня туда тащишь? Не иначе на раздевание поспорила?- ехидничаю я, посмотрев на свою подругу.
- Да, ну, ладно тебе ее пилить, - кидается на защиту Балу.- Там, и правда, ребята классные, и в новый спортзал приглашают, с душем!
  Душ, в наших курумышах, - это весомый аргумент. У меня - так только летний вариант во дворе. А в остальное время года – добро пожаловать в городскую баню!

- А где это, собственно, там? Далеко?- интересуюсь я.
- Да, вовсе нет! В доме старой барыни собираются, -  радуется Балу, чувствуя, что почти уговорил меня.
   Это, действительно, не далеко, в соседнем квартале. Бывала я в этом доме, в раннем детстве. Старый двухэтажный дом. Там, и в самом деле, когда-то жила старая дама с кухаркой, теткой Аней, которая обитала на первом этаже, рядом с кухней, а барыня - на втором. Тетка Аня, и сейчас, там живет, если мне память не изменяет. А вот, «барыня» умерла, а жаль. Она, в свое время, не на Новый год, а на Рождество всех ребят с улицы приглашала. На чай, с булочками с корицей. И гостинцы потом давала, да, не просто в кульке, а в красивых бумажных сумочках или коробочках. Мелочь, а приятно. Наверное, там теперь всё не так, но сходить любопытно. А любопытство сгубило кошку.

- Пирожки кончились, можно и пойти. Губнушка есть?- говорю я, облизывая пальцы, Балу смущенно возвращает платок.
- Щас достану! - восклицает Светка, лихорадочно роясь в сумочке.
- А тушь надо?- спрашивает она, протягивая мне помаду.
- Под фонарем, что ли, краситься?- съязвила я, на ощупь, проводя по губам.-  Много чести, и так сойдет.
- Вы-то там уже были?- бросаю уже на ходу.
- Да, Ирка там осталась, а мы за тобой, - басит сзади Балу.
  Ну, если Ирка там осталась, не все так плохо, у нее мозгов побольше, чем у сеструхи, а фигуристости - поменьше.

   Улица слегка идет под уклон. Возле двухэтажного дома – старые каменные ступени, совершенно невероятная вещь на нашей улице. Они сглаживают перепад высоты и ведут прямо к резному крылечку. Несколько покосившийся забор поддерживают высокие, «каретные» ворота. Свет виден только в открытых окнах на втором этаже, нижние закрыты ставнями, но дверь на крылечке не заперта.
- Заждались нас, наверное, -  нервничает Кудряшка, поправляя прическу.
- И водка кончилась!- съязвила я в ответ, встряхнув своей, выцветшей на солнце, гривой.
- Да, ты что, с дубу рухнула! - басит простодушный Балу, первым протискиваясь в дверь, для него все двери узкие.

   Проходим по темному коридору, ведущему через весь дом во внутренний двор. Налево – кухня, там горит свет. Окно выходит во двор, вот, и не видно. Там вовсе не тетка Аня, а какой-то крепкий парень с коротко стрижеными, темными волосами. 
- Привет, Балу. Молодец, привел-таки девчонок, а то, наверху уже скучать начали, музыку никак не выберут,- говорит он, окидывая меня внимательным взглядом.
   Тут я понимаю, что мне показалось не так. Музыка-то в доме слышна, но это - не магнитофон, а кто-то негромко играет на пианино, «Лунная соната», если я не ошибаюсь. Простенько, но со вкусом. И, уж, вовсе не то, чего я ожидала. И парня я этого где-то видела. Может, вместе с Балу, штангу тягали?  По фигуре - похоже.
- Я тебя, точно, где-то видел - говорит парень, продолжая рассматривать меня, а потом внезапно широко улыбается и протягивает мне руку.- Вспомнил!  Ты - та маленькая резвая пони, что постоянно на дорожке обходит здоровенных рысаков.
  Ну, точно, с одного стадиона.
- Поднимайтесь, вас ждут, - он машет рукой в сторону лестницы. - Я сейчас тоже иду.    

   Наверх, так наверх. Старые запахи старого дома. И планировка тоже старая - все комнаты на проход. Гостиная большая, с высокими потолками. На полу старый, вытертый, но до сих пор ровный паркет. А вот, мебель - другая. Вернее, ее почти нет, только у стены - узкий диван и несколько кресел, низкий столик у дивана, да магнитофон с проигрывателем на полу. А колонки на стенах. Приглушенный свет по углам, на плинтусе укреплены разноцветные плафоны. Кто-то специально оформлял комнату в современном стиле, для танцев.
   Народу немного. Двое ребят на полу перебирают пластинки, рыжие оба. Братья наверно. Еще двое в креслах. Ирка на диване с ногами, и рядом с ней - еще один. Высокий, длинные волосы, почти такие же светлые, как у Ирки. Подцепила уже? Музыка звучит из другой комнаты, играющего мне не видно.

- А вот и мы!- с порога объявляет Кудряшка, задорно встряхнув волосами.
  Ну, хоть бы, представила формально, что ли. Каков вопрос - таков ответ.
- Опоздавшим -  штрафной!- говорит, подходя к нам, один из тех парней, которые до того сидели в креслах.
   Вот так - с места в карьер. Ну, так этого и ждали. И бутылка водки - тут как тут, запотевшая даже. Уже хорошо, нет ничего хуже теплой водки в жаркий день. Как-то сразу образовался поднос со стаканами, разливают во все - по половине, а один - полный, ясно кому. 
- Просим, гости дорогие!- говорит всё тот же парень.
   Странный какой-то, волосы совсем светлые, а брови и ресницы - темные, ярко-синие глаза смеются. Ладно-ладно! Хорошо смеется тот, кто смеется последним.
- Ну, коли у вас тут все по правилам, то где, ж, соленый огурец-то, али корочка черного хлеба - на худой конец?- спрашиваю я, беря предназначенный мне стакан.
- С огурцами оплошали, поищем. А пока, может это сгодится?- отвечает блондин, подавая тарелку с хлебом, черным, конечно, и икра сверху – черная.
  Вот, это - зря, я злиться начинаю.
- После первой не закусывают,- отвечаю тоже штампом, и занюхиваю выпитое хлебом, стряхнув предварительно икру.
- Светкино пари я выиграла?- спрашиваю, глядя ему прямо в глаза.

- Ну, не совсем. Она еще и твое умение танцевать нахваливала. Говорит, почти профессионал, - подначивает меня дальше визави.
- Если партнер достойный и музыка хорошая - завсегда пожалуйста! - отвечаю я, поддерживая игру.
  Злюсь еще сильней. Ежели надеетесь, что с ног свалюсь в ближайшие 10 минут - не дождетесь, у меня беляши внутри.
- Какую музыку мадемуазель желают заказать?- подход с поклоном, сопровождают вопрос.
- Что-нибудь классическое - ответ вместе с реверансом.

   И тут музыка сменилась, но не на что-то из популярных магнитофонных записей или пластинок, а из другой комнаты пианино заиграло танго, причем аргентинское, ставшее весьма популярным после одного из «забугорных» фильмов. Ну, раз так, скидываем босоножки. Не отдавить бы незнакомому партнеру ноги, он, ведь, тоже босой, а в танго надо бросаться, как в омут с головой, иначе - лучше и не начинать. Протянутая рука оказалась неожиданно твердой. Можно рискнуть, если удержит с первого раза - станцуем. В танго, ведь, что важно? Слышать, куда ведет тебя музыка, чувство партнера, уверенность в его твердой руке и несколько основных движений. Качество партнера можно проверить, приходом спиной на его руку. Или поймает, или головой об пол. Ну, тут уж, кто не рискует, тот не пьет…
   Поймали. Повезло, только волосы по полу мазнули. Партнер на славу, музыку чувствует, меня тоже. Дальше - только в глаза смотреть, чтобы следующий ход предвидеть. Ведет легко, импровизация на высоте - учился где-то. Но не там, где я. Такого запомнила бы. Закончили слитно, на последней ноте, с фиксацией позы. Слова где-то потерялись. Со мной всегда так. Слишком глубоко погружаюсь в танец и потом долго выхожу из образа.

   Затылком чувствую чей-то пристальный взгляд. Внутренне сжимаюсь. Но тут музыка зазвучала опять. «На прекрасном голубом Дунае». Ух, ты, затейник, однако, наш пианист. И он нас, определенно, видит. Вот только, места для вальса тут маловато. Ничего, справились. Музыка кончилась, пора и руки разжать. В комнате тихо.
- Благодарю за восхитительный танец, мадемуазель! - в голосе нет и тени насмешки, партнер подносит к губам мою руку.
- Не имел чести быть представленным - Вольф, - смотрит внимательно, пытаясь разгадать выражение моего лица.

   Чувство опасности, вновь, зашевелилось. На затылке волосы, разве что, дыбом не встали. Ну, очень не люблю, когда пристально смотрят в затылок. Да, еще когда стою спиной к двери.
- Ну, теперь-то, мы пари выиграли! - говорю я, медленно оборачиваясь, чтобы встретить, беспокоящий меня, взгляд.
   В дверях между комнатами, меж тем, появилось новое лицо. Высокий русоволосый парень, скорее худой, чем крепкий, постарше остальных.
- Конечно, и даже заслуживаете награду - говорит он, показывая рукой на низкий столик.
  Там, конечно, уже опять бутылка водки, а также блюдце с солеными огурчиками. Хороший темп, однако.      
- Рекомендую попробовать, баба Аня сама солила, - говорит вновь прибывший,  разливая бутылку на троих. 
- Она - твоя бабушка? -  спрашиваю, беря стакан.
- Нет, бабушкина кухарка, - отвечает тот, кто, судя по всему, хозяин дома.
- Бабу Аню – помню. Бабушку твою – помню, а тебя – нет, - задиристо отвечаю я, беря огурчик.
- Мы с родителями долго в другом городе жили,  - ответ прозвучал так, что спрашивать дальше расхотелось.
- Выпьем за прекрасных дам и музыку! - озвучил тост, конечно, Вольф.
  Ну, выпили, естественно, до дна. А вот, эту - я уже чувствую.

- А пари-то, состояло из трех частей, - вновь, вступает в разговор хозяин.
- Из трех стаканов или бутылок? Скучно уже становится!- парирую в ответ.
  Острота не очень, но я, опять, изрядно злюсь.
- Отнюдь, милая леди! Среди ваших достоинств упоминалась также стрельба, - ну и ответ, до кучи, Светка всё, что могла, разболтала.
- Мишени неподходящие, крупноваты - говорю, беря с блюдечка еще один огурец.
  Ясно, кто инициатор всего этого мероприятия, неясно только, зачем ему это надо.
- Мы можем и в тире пострелять, - не отступает хозяин дома.
- А мне, может, надоело, уже, Кудряшку выгораживать и на подначки отвечать, - говорю я, злорадно глядя на Светку.
- Ну, если Вас мое общество не устраивает - говорит русый. -  Здесь есть из кого выбирать.
   А вот, не надо мне давать выбор, он не тем окажется! Медленно обхожу комнату, как бы выбирая, дохожу до открытого окна. Всего лишь, второй этаж, не очень высокий.
- Так себе выбор, да, и скучно у вас! - прощаюсь уже с подоконника.

   Выпрыгнуть удалось дальше ступенек, теплая земля ударила по голым ступням. Убегать не собираюсь, смешно это, да, и босоножки там остались, может девчонки вынесут. Ан - нет, темная фигура выпрыгивает из окна.
- Босоножки забыла, - звучит хрипловатый голос хозяина дома.
- Не успел представиться - Алекс, - продолжает он, протягивая мне босоножки.-  Тебя проводить?   
- Я сегодня не в настроении, - отвечаю, забирая у него босоножки.
- Ну, тогда завтра увидимся, - говорит Алекс, не уходя в дом.
- Сомневаюсь!- отвечаю, поворачиваясь и уходя.
  Ну, как же я не люблю, когда мне смотрят в затылок!

   Голые ноги мягко шлепают по земле. Хороший у нас район, тихо по ночам, обычно. Сюда чужие редко заходят. «Фураги» тоже не добираются. Хотя, после последней амнистии, во многих дворах «малины» образовались. Это еще ничего, регулярно такое случалось. Но «деловые» в своем районе не гадят. А вот, что дурь всякую недавно продавать начали, обстановку испортило. Дед даже сени, на засов, ночью запирать начал, а этого с тех пор, как Упыря поймали, не случалось.
   Был тут год, когда мужик один по домам, в частном секторе, лазил и с помощью топора убивал людей, все семьи, целиком. Жутко тогда было. Ставни-то у нас снаружи закрываются, от любопытных глаз в темное время, а вовсе не от лихих людей. У нас, в тот год, дед  ночью постоянно ружье под рукой держал, заряженное, и к окнам тазы и ведра ставил, чтобы услышать, если кто полезет. Поймали маньяка, однако, и всё опять успокоилось. Мне–то, вообще, особо бояться нечего, со спины ко мне не подобраться, и я все внутридворовые проходы с детства знаю, да, и через забор перемахнуть ничего не стоит, по крышам даже короче до дому добираться. А в пределах своего квартала мне всегда Ар на помощь придет, даже, если придется вынести, напрочь, калитку. Только позови.

  Дед, всё равно, не спит, ждет. Во всем доме только у него свет и горит.
- Чего, так рано вернулась? – спрашивает он, с явным с облегчением.
- Слишком много водки, чтобы наслаждаться танцами, - отвечаю, стараясь не споткнуться в темноте.
- Чаю выпей, я покрепче заварил, как ты любишь, - напутствует дед.
   Это он верно говорит. Чаю и спать. Водка в таком количестве – неплохое снотворное, может, даже без снов обойдется.