Зайдя в знакомый суд, в котором Александр проходил практику в период обучения, он поднялся в кабинет под номером 28. Новые наручные часы показывали ровно девять часов утра. Саша робко постучался и приоткрыл дверь.
– Здравствуйте, – сказал он.
Валентина Эдуардовна пила с коллегой кофе. Она чуть улыбнулась и попросила зайти в кабинет. Александр хотел ответить ей улыбкой тоже, но по привычке прятать желтые неровные зубы, обрамленные тонкими бледными губами, он сделал совершенно непонятное движение ртом и приветливой улыбки у него не получилось. Александр волновался: ладони потели, сердце снова просило выпустить его из тесных стен.
– Ты тот самый Александр Громов, как я понимаю?
– Да. Тот самый, – несмело ответил Саша.
Судья оглядела его оценивающим взглядом с ног до головы и обратно несколько раз. То же сделала и её коллега. Последняя заправила локон за ухо и элегантно оттопырила мизинец, когда подносила чашку ко рту. Валентина Эдуардовна улыбнулась странно: одной стороной рта. Взгляд ее был медленный, глубокий.
– Мне говорили, что Вы несказанно умны, Александр, – сказала судья.
Александр смутился, глаза его забегали.
– Надеюсь, это не пустая болтовня, – продолжила она.
Саша сжался всем телом, словно желая уменьшиться, и скромно ответил:
– Не мне судить.
– Ну, хорошо, – сказала женщина, продолжая смотреть на своего нового подчиненного. – Вон на той полке лежат две стопки документов. Одну отдашь моему помощнику, другую оставишь себе. Тебе объяснят, что с ними делать. Ваш общий кабинет напротив. Иди, работай.
Юноша все послушно выполнил и подходя к выходу, услышал:
– Приятно было познакомиться, – сказала судья.
– И мне! – громко, но жеманно произнесла коллега.
– Взаимно, – тихо ответил Саша.
– Надеюсь, Александр, Вы докажете, что похвалы в Ваш адрес были не напрасны.
Саша кротко улыбнулся и вышел. Как только он закрыл дверь, услышал голос женщины, с которой сидела Валентина Эдуардовна:
– О, как хороооош!
Он понял, что она посвятила эту фразу ему, но фраза эта была чужая, непривычная, не доставляющая никаких чувств.
О ком говорила судья? Кто расхваливал его? Саша потихоньку начал понимать какая необычная ситуация произошла с ним. Но рассуждать не было времени.
Александр с двумя стопками документов постучался в кабинет помощника и сразу зашел в него, так как теперь он был и его тоже. Увидев помощника судьи, сидящего за своим столом, но еще не принявшегося работать, Александр замер. Он почувствовал слабость, что чуть не выронил бумаги из рук. Помощник взглянул на него.
– Здравствуйте, – поприветствовал Саша нового коллегу.
Помощник поднялся, обнажил все зубы, которые он только в силах был обнажить, и протянул Александру руку. Последний, в свою очередь, положил бумаги на стол, затем они пожали друг другу руки.
– Привет. Будем знакомы. Никита. Данилин.
– Саша Пр…Громов.
– Ну, значит, с сегодняшнего дня – коллеги. Надеюсь, сработаемся.
– Я тоже на это надеюсь.
Каждый занял свое рабочее место. В кабинете стояли два стола: один напротив другого. Помещение было довольно просторно, но создавало ощущение холода, видимо, из-за того, что стены были окрашены в голубой цвет.
– Так, так, – Данилин рассматривал бумаги, которые принес Александр. – Это мне, значит. Это тебе. Смотри, что нужно… – Никита принялся объяснять Саше работу.
Чувства Александра были странные: он пропускал половину слов, что говорил Данилин. Никита был весел и общался непринужденно, что Александр ненароком подумал: «Не поменял ли волшебник характер Никите? И он ли это вообще? И зачем волшебник свел их вместе?» Александра мало смущало то, что в действительности произошло. Его удивляло решение послать его работать вместе с Никитой. Все было похоже на шутку. Только чью? Кто этот волшебник и на чьей он стороне?
После этих вопросов, Саша увлекся работой. Она была несложной. Справился бы и школьник. Александр кропотливо выводил каждую цифру и букву, когда делал опись, старательно и аккуратно сшивал дела. Ему нравилось. Александр был счастлив. Он изучал каждое слово в деле, чтобы запомнить, как можно больше, все проанализировать; сверял правильность применения статей и без него уже тысячу раз проверенной.
– Честно говоря, я сам тут недавно, – прервал тишину Никита. Он был довольно доброжелателен. – Так что еще толком не успел во всем разобраться. Да и учился-то так…не очень, мягко говоря. А ты, Сань?
Александр чуть заметно встрепенулся. Его еще никто не называл «Сань».
– Я? Да нормально учился, неплохо. С отличием закончил, – скромно ответил Саша. И почувствовал некую волну стыда, так как даже не помнил, как закончил институт.
– Хах! По тебе и не скажешь!
– А что скажешь?
– Нууу…конечно трудно так сразу сказать, но могу предположить. Ты любишь девушек! Безусловно, мы все их любим, но ты особенно. Любишь высоких и длинноволосых, скорее всего. Ты немного скромен первое время, зато потом показываешь себя с другой стороны: веселой и зажигательной. Да, мне кажется, ты не против хорошо отдохнуть. А в то же время для тебя важно всегда быть в форме: не только физической, но и интеллектуальной. Вооот, – протянул Никита. – Угадал?
– Это весь мой психологический портрет, который ты смог составить? – поинтересовался Александр, посмотрел на Никиту.
– На сегодня да. Так что-нибудь угадал?
– Так тебе и скажи, – по-доброму усмехнулся Александр. – Узнаешь в процессе.
– Вот! Скрытный! Самое главное твое качество! – Никита поднял вверх указательный палец.
– Разве это плохо?
– Это очень даже хо-ро-шо. – произнес по слогам Никита. – Я вот, например, чересчур разговорчив. А какой ты составишь мне портрет? – спросил Никита после короткой паузы.
– О, я не хотел бы торопиться. Я знаю тебя меньше трех часов. Тем более я совсем не психолог.
– Ну попробуй. Я тоже не психолог. Просто скажи, что ты думаешь обо мне? – Никита откинулся на спинку рабочего стула, положил руки на подлокотники и немного поднял подбородок.
– Хорошо, – Александр втянулся в игру. – Только без обид. Я стараюсь не лгать, так как считаю ложь одной из основных болезней общества.
– Да? – Никита опустил голову. – А как же без вранья-то? Это не болезнь общества, а часть его организма.
– Конечно, сейчас, наверное, так. Потому что обществу постоянно прививают ложь, что она давно адаптировалась и мутировала. Человек уже рождается с геном лжи.
– Мне определенно нравится, как ты выражаешься. Тогда прочь ложь и все, что с ней связано. Слушаю. Психологический портрет Данилина Никиты Михайловича!
Александр положил руки на стол, не выпуская ручки, крутя ее и не отрывая от нее взгляда, начал. Тихо и ровно:
– Сначала ты сильно поднял подбородок, когда задавал вопрос: «Что ты думаешь обо мне?» А значит, ты уверен в себе. Но не настолько, чтобы в беседе со мною не напомнить о своем превосходстве и самодостаточности таким элементарным жестом. Дальше. Составляя мой портрет, ты начал с любви к девушкам. Обычно так не делается. Это качество не является определяющим человека, следовательно, я могу сделать вывод, что это твоя слабость. Ты откровенен, насколько можешь быть, но твое заступничество за ложь свидетельствует о том, что твоя откровенность может вовсе ничего не значить. Ты приятной наружности, и твои волосы представляют собой незамысловатую прическу. Но так, чтобы все думали, что это от природы. На самом же деле, ты потратил на нее время. Жаль, я не могу сказать сколько, так как никогда этим не занимался. И с ногтями та же история. Ты посещаешь салон, чтобы сделать маникюр, хотя выглядит все вполне естественно. То есть, твоя внешность для тебя и инструмент, и отрада.
Твой круг – круг избранных людей. Ведь старания не должны пропадать даром. Ты довольно доброжелателен, но с теми, с кем нужно, в то же время можешь быть чрезмерно жесток. В свою очередь, жестокость опять же есть демонстрация превосходства. Все вокруг только и говорят, какой ты замечательный и хороший, и это невыразимо греет душу. Постоянно хочется еще и еще. Поэтому выбраться из привычной области своего поведения не представляется возможным, хотя иногда такое желание возникает. У меня все.
Александр, наконец, перестал крутить ручку и занялся какими-то бумагами.
– Вау! – сказал Никита, но довольно холодно и похлопал в ладоши. – Сдается мне, что ты меня знал ранее. Не так ли? – Данилин нагнулся и заглянул в лицо Александра, который разбирал документы.
– Нет. Я тебя не знал, – ответил Александр.
И снова ложь! Видимо, не обойтись без нее! Ни шагу ступить! Хотя, что можно предложить бедному нашему Александру, который и так натерпелся за последнее время. Сказать: «Да! Никита Михайлович, я Вас знаю. Я Пражский! Очень приятно с Вами работать». Да это было бы несказанно глупо, несуразно, опасно и смешно!!!
– Мальчики, Вы тут чем занимаетесь? – неожиданно зашла в кабинет судья Валентина Эдуардовна.
Её интонация была грозной и теплой одновременно.
– Вы подготовили документы на подпись? Почему я вообще сама за ними хожу?
– Да, сейчас. Вот, – Никита протянул судье стопку документов.
Она с вопросом посмотрела на него.
– Подпишите, пожалуйста, – чуть неуверенно сказал Данилин.
Валентина Эдуардовна взяла их. Прежде чем выйти, она сказала:
– Я гляжу, вам понадобилось немного времени, чтобы спеться. Смотрите у меня, малышня! Будет хромать хоть одна буква, даже в повестке – полетите отсюда, как и пришли. На работе – работаем, и никак иначе.
И она вышла также молниеносно, как и вошла. Александр не придал особого значения этой фразе, тем более что он нашел ее верной. Однако Никита стал возмущаться.
– Посмотрите-ка на нее! Какая важная птица! Полетим мы! Зазноба! Если так будет продолжаться, я молчать не стану: выскажу ей все, что она из себя представляет. А то развели тут! Бабсовет какой-то, а не суд!
– Что тебя так возмутило? – спросил Саша.
– Да ты слышал, как она разговаривает? Что, нельзя нормально сказать?
– Она же права. На работе – работаем. Все должно быть правильно.
– Ой, правильно! – саркастически сказал Никита и развел руками. – Да видел бы ты, как они работают! Целый день кофе хлещут и ржут, как кони! А всю работу сваливают на помощников и секретарей. Тоже мне! Правильно! Скоро увидишь, как они все тут работают!
– Если все работают не совсем правильно, это же не означает, что и мы должны так работать. Если она сделала нам замечание, то ей важно качество работы.
Данилин искоса поглядел на Сашу, который уже переставал бояться его взгляда, и тоже смотрел на него новыми красивыми масляными глазами.
– Качество работы ей важно, говоришь? Ты смеешься, что ли? Ее единственная работа – доставлять удовольствие нужным мужчинам, чтобы потом вот так сидеть в мягоньком кресле и вершить правосудие!
– О, Боже! Какие ужасные вещи ты говоришь! Ты же ее даже не знаешь!
– Лично недавно познакомился, а наслышан достаточно. И все, что я сказал, имеет место быть. И я не позволю, чтобы она орала на меня! И еще, видите ли, на «будьте любезны» с ней нужно разговаривать! Да кто она такая?!!
– Судья.
– И что теперь? Мы, что, не люди что ли!
Александр улыбнулся, почти смеясь.
– Чего? Чего смешного? – спросил Данилин, вытаращив глаза.
– Мне думается, ты принял все слишком серьезно и близко к сердцу. Она все-таки судья и мы должны ее уважать. Если она будет любезничать с нами, то вскоре наши отношения превратятся в дружеские.
– И что же тут плохого? Разве так не лучше?
– Нет. Мы перестанем ее слушаться.
– Возможно, ты прав. Только если она будет позволять себе лишнего, то батя найдет на нее управу, а он, знаешь ли, не последний человек в городе. Если не первый. Прокурор!
Александр снова еле сдержал смех.
– Что опять-то смешного?
– Обещай только не сердиться.
– Хорошо, давай, господин философ.
– Если твой отец прокурор, то я имею наглость сделать предположение, что он причастен к твоему трудоустройству. – Александр сделал паузу, чтобы убедиться, что Данилин не опровергнет его предположение. Этого не случилось. – А, значит, ты сам себя поставил в одну шеренгу с Валентиной Эдуардовной.
– В смысле?
– Ты сказал, что ее дело только ублажать нужных мужчин, чтобы попасть в такое теплое место, но и сам не прочь воспользоваться возможностью сесть сюда же. Не спорю – ситуации разные, но способ один: принять дар.
Оба замолчали.
– Наверное, я должен был взбеситься сейчас. Но что-то есть в твоих словах, хотя мысль выражена корявенько, – сказал Никита. – Смотри. Что касается меня, то у нас получается что-то типа монархии. Отец отдал мне в руки всю власть, которую мог дать на этот момент. И я практически был обязан принять этот «дар», как ты говоришь. А что касается «этой», то она вообще нет никто! Из деревни какой-то вылезла! Образование-то получила и то за деньги какого-то дяди, а потом пошло-поехало. Это разные вещи.
Александру больше не хотелось спорить.
Никита посмотрел на часы.
– Ууу. Так, так, – сказал он. – Через десять минут заседание. Сегодня я буду сидеть за тебя, а ты рядом – все посмотришь, запомнишь, а дальше разберемся, что к чему. Пойдем, пойдем быстрее открывать зал, а то если эта мегера вернется со вторым замечанием – плохо будет всем.