Дед Тотошка

Михаил Мороз
 

В конце прошлого века, когда всходило зловещее зарево реформ, ошибочно радостно принятое почти всеми нами за пламенную и свежую зарю новой эры, мы с женою купили в деревне домик под дачу. Эта было своеобразное утоление тоски по утраченной деревенской родине. Такая тоска в современном словесном оформлении звучит как ностальгия.
Этот термин употребляли врачи, определяя серьёзное заболевание пациентов, тоскующих о безвозвратной своей потере - родины, например. Но утолять тоску нам хотелось не просто среди русской природы, но и в гуще замечательных русских крестьян, носителей и творцов живого русского слова. В то время еще «водились» в русских селениях, пусть и не так уж обильно, как прежде, крестьяне - колхозники по-тогдашнему. С ними было интересно встречаться и бесконечно вслушиваться в их речь, простую, не изысканную, но меткую и выразительную.
Помнится, как по Паустовскому, «стояла осень в солнце и туманах». Мы с женою бродили по лесам не столько в поисках грибов, сколько вдыхали в наши груди неповторимый аромат поздней осени.
«Километры тишины и безветрия» сделали своё дело: мы устали и остановились недалеко от Косого Болота - цели нашего грибного похода. Хотели было присесть возле столбика с пометкой какого-то квадрата леса, да увидели возле него и далее в орешнике столько опят, что об отдыхе сразу забыли. Наполнение корзин произошло мгновенно, и мы даже разочаровались, что не попали к знаменитому Косому Болоту, где, по рассказам местных жителей, опят бывает видимо-невидимо. Но что делать! Пришлось отдыхать, а потом следовать домой по дороге, усыпанной ворохом желтых листьев. Их было так много, что ноги не чуяли земной тверди, и казалось, что идешь не по ней, а по нарочно постеленному пуховику.
Лес облетел, и было видно чуть ли не всю дорогу, по которой плелся в ворохе листьев старик. Мы его сразу признали: это был дед Коля, маленький, тщедушный на вид, но очень шустрый мужичок. Каким-то непостижимым образом на его сутулой спине размещалась огромного размера плетушка - так называется плетенная из лозы корзина у курских крестьян. Она еще была пуста. Поздоровавшись, дед оглядел наши лукошки и одобрил нашу добычу:
- Вишь какие - будто гвоздочки обойные. А всё ж на Косом Болоте опята посдобнее,подороднее. Там уже озименки повылазили… Озимовые, стало быть… А ваши я теперешними своими куцапыми пальцами не соберу. И дед показал свои заскорузлые пальцы:
- Глянь-ка, какие каляные. Не гнутся уже, того и гляди, что бабку свою ими покалечу, да-к я и не торкаю ими об неё, а всё больше по хозяйству пользую их, - жаловался дед.
Беседа наша была прервана, потому что почти бесшумно к нам подкатила телега на резиновом ходу. В низкой телеге сидело несколько баб. Одна, дородная и бойкая, обратилась к деду:
- За тобою, дед Коля, нигде не поспеешь: мы завернули с табора, подоивши коров, к Косому Болоту опят набрать, а ты уже тут как тут. Одолжи нам плетушку, а то нам собирать грибы не во что!
- Сама свой кошель носи да как хошь им тряси!
Дед нарочно, приседая, оглядел самую объёмистую часть своей собеседницы и добавил:
- Если ты со своей кошули стащишь исподники, то ими, как бреднем рыбу, все опёнки изловишь на Косом Болоте.
Бабы громко, на весь осенний лес, загаганили, как гусыни. А дородная и насмешливая, приставив короткие руки к пухлым бокам, сказала:
- Спасибо, дед, что надоумил! Мы так и сделаем! А за то мы тебя подвезём до самого Косого Болота. Садись, дед!
- Неколи мне с вами тотошкаться! Я навскрозь через ельничек да березничек. А с вами да с возком петлять и блукать мне недосуг. К тому же ваши снятые кошелки что невода. И взуправду без грибов останусь. Чем бабку утешу? - сказал и тут же будто сгинул в темнеющем ельнике. А дородная доярка непостижимо шустро поднялась в телеге во весь рост и, притопывая, как под «тимоню», спела:
- Ах, дед, дед Коля!
Тута, тута твоя воля!
Свою бабку разлюби,
Ехай с нами по грибы!
 
Телега тронулась. Баба свалилась снопом на своих товарок, и доярки ещё долго оглашали пустой осенний лес весёлыми частушками с лукавыми и даже срамными словами.
Солнце внезапно закатилось за холмы за Свапой. Серые сумерки заполнили притихший лес. Мы заторопились домой.
По дороге, обсуждая событие, мы решили дать деду прозвище - Тотошка. Слово «тотошкаться» (нянчиться) дед употреблял всегда, когда бывал в дороге, в пути. Даже тогда, когда местный председатель колхоза предложил ему на полевом шляху доехать в «козлике».
- Не, - отказался дед. – Нечего со мной тотошкаться, мне швыдше - напрямик через ручей…
И в самом деле, быстрее «козлика» председателя объявлялся в селе.