Очерк 2. Помимо вас есть другие птицы

Пещера Отмены
Стол из красного дерева, в подворотне стена из красного кирпича. Бурый закат в глазницах пылает проклятием будущих повторений рутины и бытовых возгласов самодовольства посуды, столовых приборов и одежды, разбросанной по всей квартире. Девушка касается, аккуратно обнимает тебя за мизинец, гладит кожу, как будто рубцы побитого военного. В такие моменты можно пить освежающий лимонад и тихо смеяться, наивно пуская шутки в пространство. Она медленно и чисто улыбается в ответ. Мы валимся на кровать, включаем глупые телешоу и всё видится беззаботно и безоблачно, пока птицы за окном взлетают куда-то ввысь. Под ногами лениво прохаживается кот Борис, прося его накормить или погладить своей шершавой ладонью.

Людям надо больше танцевать и бать наполненными ароматами цветов, думаю я.

Хочется творить и заливать все серые поверхности краской разных сортов и мастей. Добавить яркости, а потом лезть обниматься и зарываться в волосы,  похожие на лес в начале лета. В этот лес не хочется пускать охотников с ружьями, не хочется, что бы поутру, протирая сонные глаза, они входили туда, начинали топтать росу и оставлять следы своими большими ботинками, с толстой такой подошвой, будто целый брусок, покрытый мазутом. 

Меня гладят по спине и ногам, дотрагиваются до сбитых коленей, а за окном птицы начинают верещать в недовольстве. Будет накрывать дождь или за окном начнут беспробудно кричать пьяные рожи? Я не знаю. Поэтому беру карандаш и рисую на всех поверхностях, доступных моему взору совершенно иное царство, пока на кухне стынет каша с изюмом.

И тут под мостом, где речка разливается по весне во все стороны, покоится самый настоящий Изумрудный город, там можно прыгать по большим валунам и разваливаться в поле, раскидывая руки и ноги, а ещё целоваться. Конечно же, больше целоваться. Под покровом рассвета, под покровом ночи. Под покрывалом, закутавшись в одежду и совершенно голым. Беззаботная вьюга времен порой ласкает, чуть царапая лицо своими порывами. В облаках будто бы пролетает сверхновая, сверкая своими белоснежными зубами и оставляя след на фиолетово-синем полотне. Время бьёт маленьким молоточком психотерапевта по вискам. Улыбаюсь во все свои ещё целые
двадцать восемь зубов и напеваю что-то под нос.

Мне гладят локти, водят рукой по лодыжкам. Глаза у неё такие светлые, но в них полыхает пожар и гнев, спрятанный, опутанный в сети. Рыбаки вышагивают поутру в резиновых сапогах до колен и с удочками наперевес, с ними мой брат. Высокого роста, с болтающимися большими и неуклюжими руками и с завихрушками на макушке. Я смотрю сквозь окно, пролетают птицы, а под балконом ютятся воробью, всё что-то ищут в бесконечно цикле. Трава могла быть более зелёной и дети играть в мяч, кусая друг друга, задирая и пачкая свои футболки пылью улиц. Меня хватают за руку и ведут по бесконечному коридору к поцелую. Пролетает старенький велосипед, комод, половики со странными узорами и время останавливается на моих губах.
Жадно пью воду из кружки, в злости от того, что она оказалась не бездонной, с силой разбиваю её об пол. Мне нравятся осколки. Беру один, рассматриваю с минуту, бросаю обратно. Кажется, что на меня кричат, а за окном глупые голуби примостились на протянутых ветках. Они провисают под их маленькими напыщенными телами, но продолжают держать, а я хочу пялиться на зелёную листву и разглядывать прожилки.

Твоя кожа иногда будто бы просвечивает. Порой я вижу сияние. Особенно когда глажу спину и ноги, шёлковый крой их или бархатный сводит меня с ума даже в нелепых, забывающих друг друга снах.

Беззаботный прыжок из юности в колоду карт. Я опять сдаю карты и проигрываю дедушке в карты, ухожу с погоном на плече и набитым брюхом. Улыбаюсь, закуриваю, перестаю улыбаться и просто пялюсь на солнце, прищурив глаза. Прикрыв лицо рукой. Сажусь на прохудившуюся лавочку, из которой торчат доски, как руки больных. Ты гладишь меня по шее, добираясь до волос на затылке.

Мы снова зарываемся в комнату и играем в какие-то старые игры, детские, двухтысячных годов, которые раньше так радовали и проводили в восторг юный рассудок и смелые пальцы рук, бьющие по клавишам. Мы с ней смеёмся и радуемся краскам. Слышно, как за окном по дереву стучит дятел. Минуту. Две. Затем взмахивает крыльями и с независимым видом улетает куда-то.

Я вскакиваю.

Прильнул к окну, дышу на него, а затем вывожу разные узоры. Меня обнимают сзади. Я вижу протянувшиеся к груди руки, дотрагиваюсь до них в ответ, всё вокруг наполняется теплом. Наши тела звенят сладким колоколом.

Подняться бы на вершину самой высокой башни и взлететь. Смастерить крылья, воткнуть перо за ухо и покрыть тело узорами. Ты водишь ладонью по груди. Она стучит, похожая на маленький двигатель. Греют лучи света, падают на поверхность, целуют кожу и зрачки. Из башни куда-то делись все ступеньки, не углядел или же просто не заметил в своей небрежности, засовывая руки в карманы. В них какая-то мелочь, записка, ключи от старого дома.

Ты держишь на вытянутой руке зелёное яблоко. Беру, кусаю и отдаю обратно. Мы оба улыбаемся, но у меня губы потрескались, сдираю с них кожицу. Ругаешься и достаешь из сумочки гигиеническую помаду, которая пахнет жвачкой. Аккуратно мажешь мне ей губы. Хватаешь за руки и хитрым взглядом упираешься в моё лицо, целуешь в лоб. Я чувствую на себе влажный след и раскидываюсь всем существом на голой земле, упираясь взглядом в синее безоблачное небо.

Захожу в комнату, похожую на склад былого и в каком-то шкафу нахожу старый букварь, по которому меня учила мама. А – нарисован арбуз, Б  - нарисован бычок. Вырываю одну страницу, осторожно складываю и запихиваю в карман штанов. Ты обнимаешь меня за предплечья, и я снова чувствую тепло крови, что несется ручейками под кожей. Целую твои пальцы и включаю на магнитофоне старые африканские мелодии, ритм барабанов и ритм моих касаний по точкам на твоём теле.

Пронизывающее чувство объятий.

Ты меряешь новое платье, которая так и дышит нежностью. Кружишься в нём передо мной и я вспоминаю всё утраченное, а под юбкой что? Ноги, которые похожи на бархат и имеют самый притягательный запах и вкус. Быстро несусь до соседней комнаты, хватаю ручку с листком и начинаю записывать, что бы через год вывалиться на сцену горланя стихи и прыгая прям в толпу.

Дайте мне выпить, прошу я и тянусь за пустой бутылкой. Рву нервными движениями пальцев этикетку, бросаю клочьями на землю, опускаюсь на корточки и провожу нежным касанием ладони по зелёной траве, смотрите, опять птицы куда-то летят.