IV
На двух старых грузовых покрышках лежала девушка лет двадцати пяти. Совершенно голая. Руки связаны над головой, рот заклеен куском черного «скотча». Спутанные длинные темные волосы прилипли к исцарапанному, бледному лицу. Все тело в страшных синяках и кровоподтеках, стройные ноги безжизненно свисали в темную лужу. Веревка заканчивалась у нее между ног. Дан захрипел – догадался, что сейчас увидит, но поверить еще не мог. Еще мгновенье… Он медленно подошел вплотную, не отрывая взгляда от измученного, искаженного страхом и ненавистью лица. Девушка коротко и часто дышала – небольшая истерзанная грудь со следами ожогов от сигарет ходила ходуном. Закатившиеся глаза были полускрыты слипшимися ресницами, лишь в узкую щель тускло просвечивали белки в красных прожилках лопнувших сосудов. Когда Дан приблизился, он почувствовал, как она вся сжалась - напряглась, как натянутая тетива, ее короткое дыханье еще больше участилось, впалый живот покрылся испариной. Он перевел взгляд ниже – темный лобок в загустевших, белесых потеках, на внутренней стороне бедер – кровь. Из влагалища торчала ручка засунутой внутрь гранаты, к разведенной чеке которой была привязана веревка, приведшая его сюда. Его прошиб ледяной пот. Господи! Как ты мог допустить такое?!
Сзади послышалась какая-то возня и неразборчивая ругань, похожая на рыночную торговлю. Нелюди договаривались, кто из них будет дергать за веревку.
Дан наклонился над девушкой и тихо, но твердо произнес, глядя в искаженное мукой лицо:
- Ты не умрешь сегодня!
Склеенные ресницы судорожно дрогнули и распахнулись, обдав его холодной бирюзой нездешних светлых глаз.
Дан покосился на приближающихся - тех двоих, незаметно наступил на веревку, изо всех сил вдавив ее в землю, и обернулся.
- Уходи, командир! Нам закончить быстрей охота – рванем ее сейчас и все дела! – «Урка» похотливо осклабился.
- Снайперша она. Эстонка. Вчера вечером поймали – думала мимо нас, как беженка проскочит, а мы ее – цап и в койку! – Он мерзко заржал.
Дан осторожно нащупал за спиной десантный штык... Нет, отсюда не достать – далеко. Он чуть передвинулся, прикрывая лежащую девушку от линии возможного огня. А «урку» окончательно развезло и он молол, не обращая внимания, на злые, горящие зверской радостью глаза подельника, нетерпеливо теребившего конец веревки:
- Да ты не переживай, что тебе не досталось: от нее сейчас толку никакого - всю ночь ее драли… Знаешь, орала как! И царапалась, как бешеная кошка. Насилу справились! А еще, говорят, эстонки холодные! Гы-ы-ыы…
Чечен, не в силах больше терпеть, неожиданно заорал гортанным, клекочущим от возбуждения голосом:
- Заткнысь падло! Все, командыр, отходы оттуда. Щас взрыват будэм!
Дан успокаивающе выставил перед собой руку:
- Подождите еще минуту! Я ее кое о чем спросить хочу! И повернувшись к девушке, прошептал:
- Делай все, как я скажу – быстро и точно. И постарайся, как следует. Ты меня понимаешь?
Она прикрыла ресницы: «да».
- Тогда, так: раздвинь ноги как можно шире, а когда введу руку, тужься изо всех сил, как при родах! Иначе мне не справиться, поняла?
Она снова быстро прикрыла глаза.
- Все, давай, помоги мне!
Он опустил руку и быстро ввел пальцы в холодную промежность, другой рукой надавил на лобок. Девушка рывком развела ноги и дернулась всем телом вперед. Граната сдвинулась, но не вышла, и Дан с ужасом подумал, что если чека сорвется, отскочивший тугой рычаг просто разорвет влагалище и через пять секунд – взрыв! Придется просунуть всю кисть – тремя пальцами рычаг не удержать. Он еще сильнее наступил на веревку.
- Еще раз, ну!
За спиной послышался окрик чечена:
- Эй, ты чэго там дэлаешь, а?! Отвалы от нэе, гавару!
Вторая попытка. Зажмурившись, он протолкнул кисть руки вдоль холодного бока гранаты. Пальцы конвульсивно дрогнули и сомкнулись намертво. Девушка рывком подалась вперед – есть! Тяжелая «РГД-5» оказалась в его руке, и он едва не выронил ее, потому что она была скользкая – в ее крови и сперме этих скотов.
«Урка» первый понял, что произошло, и скинул с плеча автомат:
- Э-ээ! Ты чего там, су…
Договорить он не успел – Дан бросил гранату. Точно ему под ноги. Чечен стоял в двух шагах от приятеля, так что – ку-ку! Обоим.
Дан рухнул на девушку, прикрывая собой беззащитное обнаженное тело. Шандарахнуло так, что дрогнула земля. Горячий шквал осколков ожег ему плечо, в клочья разодрав верх рукава и правый погон полевой форменки.
Развязав девушку, он помог ей встать.
- Можешь идти?
Она неуверенно сделала несколько шагов и кивнула.
Потом он поливал из канистры, пока она мылась мутной, холодной водой. Нашел ее одежду в блиндаже, принес, помог одеться. Достал из полевой аптечки два шприц-тюбика: один с антибиотиком, второй – обезболивающее. Вколол ей и то, и другое. Затем собрал вещьмешок: две аптечки, фляга с водой, сухой паек. Прикинул вес, протянул.
- Уходи. Немедленно. Через лес, за линию фронта. Наши будут здесь часов через пять-шесть. Ты должна успеть. Все, иди.
Она молча вскинула «сидор» на плечо, повернулась и пошла. Остановившись около того, что осталось от бандитов, нагнулась и сняла с оторванной руки «чечена» автомат. Вопросительно взглянула на Дана. Тот кивнул – забирай! И она ушла.
Дан опустился на землю, привалившись спиной к мешкам баррикады. Чиркнул спичкой – мимо! Руки не слушались. Зажал несколько штук сразу и остервенело шваркнул по боковине коробка – р-раз, р-раз, р-рраз! Закурил, судорожно глотая горький смолистый дым. Перед глазами все еще стояла жуткая картина. Он потряс головой. Господи, за что нам это?!
Внезапно, послышались осторожные, тихие шаги. Он поднял голову. Девушка возвращалась. Не доходя до него десяток метров, стянула с плеча лямку «Калаша»… Дан горько усмехнулся: что ж, имеет право.
Девушка опустила оружие на землю и, подойдя вплотную, зубами разорвала окровавленный рукав гимнастерки Дана. Затем, осторожно ощупав рану, достала перевязочный пакет и аккуратно обработав рваные осколочные борозды, перевязала. Повернулась, подобрала оружие и ушла. На этот раз совсем.
Смена приехала только ночью. Все были так измотаны и подавлены, что вопросов особо никто не задавал. Ограничились, лишь:
- Что случилось?
– Стреляли…
- А…
Под утро он уже был на месте. Из штаба до границы подкинули на УАЗике, а там спецборт на Москву через три часа. Начался частичный вывод войск – почему-то решили, что война заканчивается. Уходим. Будь проклята эта война! Уходим…
А заданье то, он все-таки, выполнил. Перед погрузкой в вертолет сфотографировал интересующий объект из серии «груз 200» на мобильный телефон. И типа, «визитка» фирменная, карту игральную рядом – «Джокера». Такой, стало быть, натюрморт. А начальству понравилось, сказали, вопрос закрыт.
Да, вот еще. «Тульские пряники», помните? Никто из родных их есть не стал. Не от души, значит… И жена несколько дней подозрительно косилась на Дана. Наверное думала, что он с бабами в командировке развлекался – понурый какой-то приехал, слова из него не вытянешь и глаза отводит. Что ж, можно сказать, что так и было... почти. Но уж лучше так, чем – как на самом-то деле.
Ну, а еще через недельку его «затерли». На медосмотре. Аккуратненько так. И то сказать: ходит человек, понимаешь, как в воду опущенный. Нехорошо. А тут: «чик!» - и опять, все, как у людей: дом-работа-семья. «…дорогой, не забудь про хлеб на обратном пути. – Конечно, милая. Пока!». И живи себе на здоровье, тихо, мирно, спокойно. До следующего раза.
Негромкий щелчок открывшейся двери, едва не застал Дана врасплох: на пороге, стянув полы халата у горла, стояла жена.
- Ты что, совсем с ума сошел в такую погоду на улице торчать!
- Не волнуйся, дорогая, я сейчас. Докурю, вот…
- Иди уже, а то простудишься.
- Иду, иду! А погодка-то, а? Сти-хи-я!
- Детей не разбуди, Айвазовский!
- Обязательно.
Ладно, хватит – пора и на боковую. Отбросил потухший окурок и поежился: «затерли», значит. Ну-ну…
* * *
2007 г.