Дрындулетыч

Ди Колодир
По-моему никто не знал, как его зовут. Даже мой дед – военный пенсионер. Подполковник в отставке. Более общительного человека я в своей жизни не встречала. Мне казалось, он знал каждого жителя нашего зачуханного городка. Не просто в лицо. Не только с именами и фамилиями. Но и с некоторыми историями, а то и предками. Стоило маме помянуть кого-то в разговоре: не по имени – ну та, что косит на левый глаз, рыжая с проседью, у почты живет - и пальцами пощелкает, вспоминая, как деда тут же выдает полную информацию о человеке. Едва не паспортные данные. Да еще знает, по какой причине косоглазие, и давно ли подле почты поселилась.
Короче, не дед – адресная книга, да и только.
Но и дед не знал настоящего имени Дрындулетыча.
Ну да, Дрындулетыч – так его все называли. Заглаза. А в лицо никак не называли. Просто с ним никто не разговаривал. Даже не здоровался. И он поступал так же. Молча проходил мимо людей, глядя в никуда своим единственным глазом.
Вот про то, что у него один глаз, знали все. Хотя Дрындулетыч везде и всюду был в темных очках. Не в солнцезащитных, а диоптрических с очень темными стеклами. Но иногда он снимал очки – протереть стекла. И тогда становилось ясно – левый глаз отсутствует.
А еще у Дрындулетыча не хватало некоторых пальцев на руках. К тому же он прихрамывал. На обе ноги. И от такого прихрамывания походка его приобретала какую-то неумолимость. Казалось, остановить его невозможно…
На пути лучше не становиться – снесет.
Бояться Дрындулетыча было традицией детворы, передаваемой по наследству. Когда я родилась, Дрындулетыча уже боялись. Несколько лет.
Он появился в нашем доме неожиданно, в одночасье. Об этом дед поведал. Вот, казалось, вчера еще в этой квартире проживала полная женщина с сыном. И фамилию имела, и здоровалась со всеми. А на следующий день из двери вышел здоровенный искалеченный мужик. Ни с кем не здороваясь, он оглядел двор и ухромал куда-то.
Видимо, в этот день и начали бояться Дрындулетыча. Вернее, он тогда Дрындулетычем еще не был. Прозвище было придумано позже, когда народонаселение двора рассмотрело его внимательнее. Помимо хромоты и одноглазия, Дрындулетыч обладал жутким лицом. Это и лицом назвать было сложно – замысловатый узор из длинных, коротких и точечных шрамов. Очевидно, все эти увечности вкупе и дали толчок для погоняла – Дрындулетыч. «Дрындулет» в дворовом толковом словаре имел короткое разъяснение – так себе автомобиль. Правда, были возможны варианты.
Итак, Дрындулетыча начали бояться. Такая загадочная личность, естественно, стала обрастать догадками и небылицами.
Первые сведения, поведанные мне старшей подружкой таинственным шепотом и с выпученными глазами: Дрындулетыч сидел в тюрьме за убийство десяти человек; он иностранный шпион, и за ним следит разведка; а также работал на местном заводе, что-то неправильно сделал и все взорвалось, и погибло опять десять человек. А еще Дрындулетыч имел странную привычку гулять в сумерках по заброшенному парку; так вот он, оказывается, ловит бродячих собак и кошек, и – да-да – питается ими.
Как это все уживалось в одном человеке, я совсем не задумывалась. Мне и без задумываний было неуютно – дверь квартиры Дрындулетыча на первом этаже была напротив нашей. И периодически сталкиваясь с ним на крохотной лестничной площадке, я внутренне сжималась, ожидая чего-то нехорошего. Теперь же, обладая полным досье на подозрительного соседа, я растерялась.
А ну, а вдруг!
Вот окажемся мы один на один, я случайно утрачу бдительность, он схватит меня, зажмет рот и утащит в свою квартиру. А там…
Что произойдет «а там» я придумать не смогла, но и без этого так себя накрутила, что налетев вечером на Дрындулетыча, тут же заорала на манер пожарной машины.
И обсикалась непроизвольно.
Вот такую – рыдающую и мокрую – застал меня дедушка, выскочивший на крик. Дрындулетыча уже не было. Как он ушел я не увидела – орала с закрытыми глазами.
Меняя исподнее, дедушка пытался вызнать причину истерики. Но я только ревела басом. Уже не от испуга. Просто по инерции.
Теперь, перед выходом из квартиры, я некоторое время сканировала лестницу через замочную скважину. Вызывала маму в коридор под предлогом закрыть за мной дверь, и после стартовала со скоростью сайгака.
Возвращаться домой было проще. Если Дрындулетыч отсутствовал дома, его окна были наглухо задрапированы темно-зелеными занавесками. В противном случае можно было через окно кухни выкричать деда: попросить отпереть дверь, и лишь после этого заходить в подъезд.
Странности в моем поведении заметили все. Кроме папы. Он был человек занятой – либо пил, либо искал деньги на пропой.
А вот дедушка с мамой предприняли новую попытку что-то из меня выжать. А взамен получили новую истерику и отцепились.
Меж тем, несмотря на меры предосторожности, я еще дважды напоролась на Дрындулетыча. Приватно, так сказать. Правда уже без визгов и луж. Я просто убегала и пряталась в огромный сиреневый куст, росший возле сараев. Почему-то считалось, что куст этот оберегает от любых опасностей. Так считали дети, а вот мамы… Устав выкрикивать свое чадо из окна, любая мама, выйдя во двор, первым делом направлялась именно к сирени.
Двор… Любимый и родной двор. Тогда он казался огромным. Почти бесконечным.
Некогда асфальтированная площадка, где-то шагов десять на двадцать, тополя, акация, куст сирени, ржавые качели; ряд сарайчиков, два частных дома, три муниципальных. В одном из таких муниципальных домов я и проживала. С родителями и дедом. Двухэтажные, шестиквартирные коробочки. На каждом этаже пара однушек и двушка. Деревянная лестница со скрипучими ступеньками, причудливые перила. Жуткая смесь запахов из всех кухонь. Вечно висящая на одной петле входная дверь подъезда…
Это я недавно побывала в родном городе. Какую-то архивную бумажку нужно было получить. Естественно, не преминула заглянуть в родные пенаты. Зашла во двор. Даже на качелях – как выжили – посидела.
Сердце не екнуло, слеза не накатила. Только очень тоскливо стало…
А тут Витька Цвик по ходу игры в «царя на одной ноге» сообщил такое…
Мы тогда постоянно торчали во дворе. Перестройка уже открыла шлюзы и в страну хлынули потоки импортных развлекух. Они докатились даже до нашего захолустья в виде фантастических цифр на ценниках. Так что пацана – обладателя игровой приставки - знали все. А мэра – едва треть города.
Компьютер приравнивался к шестисотому чуду германского автопрома и считался научной фантастикой.
Вот и получалось: кому «Танчики» и «Братья Марио», а неимущим – подвижные игры на свежем воздухе.
Итак, игра подходила к концу. Цвик проигрывал безнадежно. И тогда он остановился и выдал: «А что я знаю!». После пятиминутных уговоров, когда об игре забыли все, Витька снисходительно согласился выдать свою тайну. Вообще-то, Цвик считался наипервейшим брехуном. И не только во дворе. Но тут, отчего-то, ему поверили.
Проходя вчера под открытыми окнами Дрындулетыча, Витька по звукам определил, что тот находится на кухне и вдруг решился на отчаянный поступок. Он подставил ящик и заглянул в окно комнаты. Комната как комната, ничего особенного. Но в дальнем углу горела свеча, а в другом дальнем углу стояли – все перестали дышать – гроб и крест.
Вот сообщи Витька в тот момент, что ему купили мотоцикл, эффект был бы меньший.
Откуда вдруг взялся ящик-подставка, никто даже не задумался. Гроб с крестом отшибли логику напрочь.
Страх к Дрындулетычу тут же перерос в ужас.
Но любопытство сильнее любого ужаса. На страшные атрибуты захотелось посмотреть всем. И мне тоже. Правда, заглядывать в окно никто не решился, зато родилась здравая мысль – с крыши сараев окна Дрындулетыча просматривались очень хорошо. А вот что мы прекрасно просматривались на этой крыше, никому и в голову не пришло.
Я тут же предложила дедов полевой бинокль. Папа не успел его пропить – просто не знал, где дедушка прятал ценную оптику. А я знала. И отправилась за биноклем. Но в сопровождении троих друзей в качестве охраны.
Бинокль мало помог. Точнее, мы не успели ничего толком рассмотреть. Пока выясняли очередность подглядывания, возле сараев нарисовался мой дед и в приказном порядке отменил наблюдение. Он курил на кухне и увидел несанкционированную тусовку на крыше своего сарая.
А когда выяснилось, что я взяла без спросу его ценность…
Мама предположила, что мы хотели выменять бинокль на цветасто-иностранные сладости в коммерческом киоске. Пример родителя перед глазами. Да и, к сожалению, так поступал не только мой папа. Перестройка, помимо иностранных бусиков и возможности хаять все подряд, принесла неумолимую разруху. Градообразующий уникальный завод глубинных насосов загнулся довольно быстро. Вернее, его «загнули» предприимчивые руководители, оперативно распродав техническую документацию, оборудование и строения. Оставшиеся на обочине сотрудники пребывали в растерянности. И какая-то часть от растерянности принялась пропивать излишки прежней сытой жизни.
Так что маму можно было понять. Но меня такое предположение возмутило до крайности. Пришлось во всем признаться.
- Дура ты, дура! – выругалась в сердцах мама и отвесила мне щелбана. – Дался тебе этот калека?
- Будешь подглядывать – сиськи не вырастут, - коротко, по-военному шутканул дед.
До «сисечного» возраста мне оставалась еще целая жизнь, так что попыток своих я не оставила. Дважды проследила за его прогулками по запущенному парку.
Чего мне это стоило… Парк был практически безлюдным. В каждом кусте прятался враг, каждое дерево скрипело за спиной! И еще листвой шумело! Печально так, заунывно.
Да и Дрындулетыч вел себя крайне подозрительно. Он оглядывался по сторонам и пытался перейти на бег. А потом опять оглядывался и начинал приседать. Или толкать какое-нибудь дерево каждой рукой попеременно.
Я, дрожа от страха, сидела в кустах и досадовала, что вместо светлого платьица не надела треники с рубашкой.
Дрындулетыч никого не поймал и не съел. Хотя тетка с собакой, встретившиеся ему во вторую прогулку, выглядели вполне аппетитно.
На третью слежку в одиночку у меня духу не хватило. А составить мне компанию желающих не нашлось.
Никто со мной в разведку не пошел!
Я приволокла от магазина «Продукты» ящик и немного поэксперементировала. Со всеми окнами на первых этажах. Кроме окон Дрындулетыча.
Занятие оказалось увлекательным, но роста мне не хватало. Я видела только потолки и головы. Да, еще соседи остались недовольны и нажаловались деду.
Дед не ругался, только повторил свою угрозу. Насчет сисек.
Тогда я подговорила Таньку как бы сыграть в «жирафлю». Танька большая, высокая, в четвертый класс перешла. Чем не ящик. Я взгромоздилась ей на плечи и мы принялись вышагивать по площадке, для отвода глаз ведя непринужденную беседу в стиле «тебе весело – да, а тебе – и мне тоже».
Решив, что мы достаточно усыпили бдительность окружающих, я пришпорила Таньку пятками – давай к окнам! Танька, громко сопя – устала видимо, направилась под окна Дрындулетыча. Я, как бы невзначай, повернула голову и наткнулась на одинокий глаз, внимательно разглядывающий меня…
- Хоть бы предупредила, что ты такая ссыкуха! – ругалась потом Танька.
Так я потеряла подругу. На два с половиной дня.
Встречаться с Дрындулетычем стало окончательно опасно. Теперь я выходила из квартиры через окно кухни. А возвращалась только с кем-нибудь. Иной раз больше часа дожидалась у подъезда попутчика.
Долго так продолжаться не могло. Да тут подвернулся еще один случай заглянуть в окно страшному соседу.
- Четвертый день не выходит, - сказал дед, назвонившись в дверь напротив. – Ну-ка, пойдем со мной.
Он посадил меня на плечо и вышел во двор. С дедом мне было ничего не страшно.
Ни гроба, ни креста, ни свечки… И скелеты сожранных животных тоже отсутствовали. Дрындулетыч лежал лицом вниз посреди комнаты набитой книжными полками.
Мама сразу увела меня гулять. И даже купила китайскую пародию на американскую сисястую куклу. О приезде «труповозки» мне рассказал Цвик. По привычке набрехал больше половины.
В квартире Дрындулетыча поселились какие-то малоинтересные «молодожены». Они тоже ни с кем не здоровались, но их никто не боялся.
А потом папа бросил пить, нашел работу, и мы переехали в областной центр. Дед остался.
В большом городе не было Дрындулетычей, зато было так много интересного, что я больше не заглядывала в чужие окна.
Но дед оказался прав – сиськи у меня так толком и не выросли.
С такой посредственной фигурой пришлось поступать на исторический. Постоянно переписываемая наука отчего-то давалась мне легко. А вот у детей – по окончании института я пристроилась училкой в среднюю школу – история вызывала мало интереса. Хотя я очень старалась им этот интерес привить.
Своими руками мастерила наглядный материал. Штудировала классиков, выискивая наиболее яркие описания исторических событий. Исправно таскала своих шалопаев по музеям.
В одну из таких экскурсий и состоялась еще одна встреча с Дрындулетычем. Посещение хоть и небольшого, но отличного музея местного артиллерийского училища вошло в программу изучения Страшной войны. И героической обороны города.
Город-герой все же.
Девятиклассники мало слушали и много шумели, несмотря на мои шикания и просьбы экскурсовода – старичка капитально пенсионного возраста.
- На следующем уроке буду спра… - и заткнулась на полуслове.
Со стенда на меня смотрел Дрындулетыч. Молодой, без очков, при погонах и вкупе с шестью курсантами. Но ошибиться я не могла. Это был именно он – мой детский страх.
Меня как приморозило; я смотрела на фото и с трудом воспринимала рассказ о том, как личный состав училища принял свой первый и последний бой на подступах к городу.
Из ступора меня вывел экскурсовод, торопившийся закончить шумную прогулку школьников. Экскурсией это действо назвать было сложно.
Резонно рассудив, что никуда от меня музей не денется, решила в ближайшее время еще раз посетить училище.
Но…
Если бы работа учителя состояла только в проведении уроков. Словосочетание «свободное время» к преподавателям имеет мало отношения. Даже в выходные дни и каникулы.

В музей я попала только через пять недель…

На стенде вместо групповой фотографии курсантов оказался портрет довоенного начальника училища с краткой биографией.

Не оказалось в музее и старичка-экскурсовода. Дородная тетка в погонах капитана, представившаяся заведующей, сообщила, что экспозиция абсолютно не менялась уже несколько лет.

И никакой старичок-экскурсовод у них не работает.