8. ПОБЕДА !
Итак, аппарат требовал ремонта.
Подготовительный этап, когда Борис окончательно продефектовал его, нашел все повреждения (а как находят дыры? Залил воды туда, конечно. Потекло изо всех щелей – умаялся, несколько раз подтирал), определил объем работ – всё это, конечно, потребовало времени.
Работы было много – но не до бесконечности. И в этом заключался уже огромный плюс.
Но, в итоге, сбор материалов (и денег на материалы – а что вы думаете, аппарат же медный. А медь сейчас – недешевая!), покупка необходимых деталей, их установка, калибровка, проверка – всё это заняло несколько месяцев.
Вышло так, что аппарат был готов к маю.
В мае Борис снова залил воды – но на этот раз всё было нормально, машина не подвела и не потекла.
Очень этим довольный, Борис пошёл (едва не вприсядку… или вприпрыжку, что ли) к своей жене Василисе, чтобы рассказать ей об этом, и она, видя, что муж её пребывает в повышенном настроении, этим, конечно, воспользовалась.
- Ты мой перегонщик увлечённый, совсем уж себя измучил – вон ведь, весь с лица сошёл, - ворковала она, накрывая на стол, и глядя на то, как он наворачивает, даже, наверное, и не чувствуя вкуса еды.
Покормив его на быструю руку, она завалила его в кроватку.
Там всё у них получалось отлично. А это было редкостью за последние почти полгода - Борис ходил мрачный, надутый и озабоченный.
Тем прекраснее было состояние сейчас у обоих.
Кроме тог, Василиса, как женщина, не преминула воспользоваться таким расслабленным настроением, взяла с Бориса обещания месяц не пить и дать ей денег на косметику и прочее.
Это была победа!;
9. ЖЁЛУДИ
Первую удачную перегонку Борис сделал на Лечихином аппарате почти сразу же.
Он быстро вник во все значения циферблатов, в то, на что влияли (так или иначе) те или иные краники, ручки – и он быстро научился довольно ловко с ними управляться один, даже в самый разгар процесса.
И работа у него закипела в полную силу.
Котлы шипели и дымились, стрелки шкал манометров и датчиков температуры прыгали, жидкости в окошечках бурлили, а ловкий как чёрт Борис летал над этим всем, подкручивая и ослабляя то здесь, то там.
Наконец, он стал выгонять: снял вершки или, как это ещё называется, выгнал первач, отделил сердце напитка, самую лучшую его часть, отрубил хвосты.
Так он завершил свою первую перегонку.
Работа затянулась до глубокой ночи.
Наконец-то всё закончилось.
Борис устало вышел на крыльцо, сел на лавочку, тяжко вздохнул, вытер пот с лица, и глотнул из мензурки – качество напитка нужно было проверить в первую очередь.
Самогон был восхитительным – конечно, машина не подвела.
Лёгкий аромат дыма при глотке вдруг становился густым и насыщенным. Внутри всё вспыхивало и переворачивалось вверх дном.
Трепетание души ощущалось почти физически, но трепет и тоска моментально улегались, и на смену им приходили покой и тишина, благодатное чувство равновесия и гармонии, чувство неизъяснимого удовольствия.
Душа замирала, и только тихие неясные спокойные блики пробегали по ней. Оттенки чувств этих можно было сравнить с легким туманом, который ранним утром встаёт над тихим лесным озером – призрачный, почти невесомый, чудесный в своём спокойствии и ясности, и в то же время – одевающий всё и вся в волшебные одежды нереальности и кажимости.
Одежды, в которых даже самая суровая и строгая реальность казалась мягче, теплее и приемлемее.
Вот такой у Бориса получился самогон...
Но любознательный Борис и здесь не удовлетворился только первоначальным продуктом, хотя он был, конечно, прекрасен.
И возликовал он, и решил он улучшить характеристики прекрасного детища своего, и задумался он - и думал три ночи, да три дня.
Ну не то, чтобы крепко он задумался, но закралась Борису вот какая мысль – где-то он прочитал (или услышал от кого-то?), что и французский коньяк, и виски шотландский (да и американский тоже), выдерживают в дубовых бочках. Выдерживают годами – том они, якобы, и набираются аромата, приобретают свой неповторимый характер и вкус.
Что ж – и наш русский самогон можно было выдержать подобным образом! Ситуация прямо НАСТОЙЧИВО требовала эксперимента! А раз самогон уже получался нерядового качества - то улучшить его было первостепенным делом (и даже обязанностью) любого неравнодушного производителя.
А уж Борис был неравнодушным – это точно!
Он даже название напитку придумал – «ДУБНЯК»!
(Можно было, конечно рассмотреть другие варианты, но вариант «Дубай» был отвергнут как географически и идеологически чуждый, «Дубо’вка» и «Ду’бовка» звучали недостаточно уверенно, а «Дубень» - как-то и неярко вовсе, да не по-русски.
Вот в «Дубняке» сразу чувствовалась какая-то исконная мощь и единство с землёй и народом, что и было нужно. Поэтому такое название и закрепилось в голове Бориса почти сразу же, и он и не думал о напитке как о чём-то другом. Всё решилось как-то само собой.
Но было одно «НО», и «НО» существенное – дубовой бочки не было. И категорически не было места, где её можно было бы одолжить или даже купить.
Надо было как-то выкрутиться, но желание - настоять самогон в дубе - нужно было удовлетворить. Борис чувствовал, что это важная, ключевая задача, осуществление которой даст ему (и даже всему миру) новые возможности оценить вкус изготовленного им напитка.
Поразмыслив немного, он пришёл вот к какому решению – если дубовых бочек не было, то надо было использовать какие-то другие части дуба.
Какие же? Ну не листья же, в самом деле – на листьях ничего хорошего не настоять, ветки тоже не подходили – что-то в ветках было не то.
Дубовый паркет (можно было бы и его достать, наконец) был лакированный, а значит вредный для здоровья – можно было после такой настойки и дуба дать, во всех смыслах этого слова…
После таких долгих раздумий, почти сломав себе голову, Борис придумал – ЖЁЛУДИ!!!
Настойка на жёлудях обещала стать перспективным направлением. Они были красивенькие, гладенькие, они должны были не сильно изменить вкус, а даже подчеркнуть его, сделать его более определённым, самостоятельным.
Кроме того, разливая напиток по бутылкам, можно было вкладывать по жёлудю в каждую – как фирменный знак Борисова самогона. А это было уже – ОГО-ГО!!!
Но природное время жёлудей еще не наступило. Оставалось или ждать октября или выяснить где бы их взять.
Борису ждать не хотелось, и он начал свое расследование.
Мониторинг не занял много времени. Как оказалось, желуди входили в рацион почти всех домашних животных, и даже птиц.
Они казались страшно полезными, и помогали быстро набирать массу, здоровье и силы.
А значит, жёлуди можно было раздобыть на любой ближайшей птицеферме или звероферме – стоило только поискать.
Поиски заняли неделю.
;
10. КОЛХОЗ «НОВАЯ ЗАРЯ»
И, наконец, он нашёл то, что так хотел найти, на полуразвалившейся ещё постсоветской свиноферме соседнего колхоза.
Колхоз звался замысловато - «Новая Коммунистическая Заря им. 2-го пришествия Владимира Ильича Ленина».
В какую пролетарско-крестьянскую голову снизошло такое название – не выяснено до конца, но то, что условия, при которых это произошло, были совсем необычными – ясно всем абсолютно.
Работники и работницы этого колхоза были людьми необыкновенными.
Мужики - все как один носили усы и бороду, ходили неторопливо, вразвалочку. Выглядели они людьми сурьёзными – никто никогда не видел, чтобы они смеялись или улыбались. Заядлые охотники, частенько наведывались в лес на порубки, и возились со зверьём всяким диким, и поэтому сами слыли диковатыми и нелюдимыми.
Что касается их характера, то он был, достаточно тяжеловесным.
Они могли, конечно, вдруг громово расхохотаться – хлопая себя по ляжкам, громко хлопая в ладоши – но случалось это необыкновенно редко. Чаще их видели просто насупленными.
Работницы тоже были странными. Вроде ничего особенного – ну женщины и женщины себе. Разве что свои длинные волосы они всегда носили распущенными – вот, пожалуй, их самая отличительная черта.
Черты лиц, не симпатичных, но и не уродливых вовсе, были ровными и спокойными. Одевались они просторно, но просто – часто в платья или длинные юбки. И ходили эти женщины так плавно, что часто казалось, что они просто тихо скользят над землёй.
Занятия же у них были следующие – крестьянки эти странные работали с животными, с птицей – но часто и пряли, сучили шерсть немногочисленных баранчиков, которые всё же в колхозе водились, иногда вязали.
И всё же большая часть их усилий была направлена на работу с животными.
Колхоз почти не жил огородами. Если и было что-то, то это ряды грядок с какими-то странными травами с неизвестными названиями.
У соседей из других деревень вокруг колхоза возникло мнение, что часть этих травок – целебные. По крайней мере, летом глаз выхватывал какие-то знакомые растения – алоэ, болиголов, иван-чай, зверобой, ромашки или таволгу со снытью.
Иногда можно было увидеть и чабрец, и мяту, розмарин или кинзу – вполне известные и понятные травы, назначение которых понятно каждому.
Но встречались и необычные травки (и даже кустарники), привлекавшие внимание. Кусты могли быть колючими, с ветками, растопыренными в разные стороны, как будто специально для того, чтобы зацепиться и поранить всех, кто только приблизился к грозному обладателю шипов.
А травы иногда бывали быть ползучими, как будто скомканными; тяжёлой массой они скручивались друг с другом - и, вдруг, из переплетения стеблей выпрыгивали свечи или головы на длинных тонких шеях.
Или же это были другие растения - их крохотные трепетные стебли колыхались даже от слабого прикосновения ветерка, так, что казалось, будто эти былинки не проживут и дня, и их с корнем вырвет одним дуновением. Но проходили дни, и эти стойкие стебельки всё трепыхались на ветру, причём делали это уверенно и крепко.
Улицы колхозного села всегда были начисто выметены, недостатка в мётлах не было. У каждого из домов были прислонены к стене две-три, а то и пять мётел.
Мётлы выглядели прочными, крепкими на вид, их прутья были гладкими и даже блестящими, и ни один не был сломан. Прутья туго перетягивались прочной верёвкой в плотный пучок – такая метла могла прослужить изрядное количество времени.
Ручки мётел были украшены резьбой, разнообразными узорами, так что каждая из них представляла собой произведение искусства необычайной красоты. Видимо, было потрачено немало времени на то, чтобы сделать хоть одну такую метлу. А их были десятки.
Но что тут скажешь - тут и сказать нечего. Видно жители колхоза так любили чистоту. Ничего тут и нет необычайного. И если им уж и нравилось так следить за чистотой, да еще и с УМОМ, вкладывая душу в процесс, это значило, что обитатели колхоза были людьми вдумчивыми и работящими.
Наверное, так они вникали и во все остальные дела…
Вот в такой СТРАННЫЙ колхоз и приехал Борис за жёлудями.
Колхоз обеспечивал ими себя самостоятельно – мужики колхоза уходили в леса, собирали их там (даром, что хозяйство было окружен дубовыми рощами повсеместно), и мешками на могучих плечах без труда приносили их к свинарникам.
Так что жёлудей было достаточно.
Борис прибыл в «Новую зарю» на попутке. Он подговорил знакомого – соседа Михаила (того самого, которому и сбыл свой мотоцикл) подвезти его на этом же чуде техники.
Расплатился с ним он самогоном первой выгонки и обещанием пригласить его в первую очередь на пробы «Дубняка».
Плата, по его мнению, была немалая, так что и ехать он подговорил знакомого в удобный для него день – в среду.
Во «Вторую Зарю» добрались быстро, а так как выехали довольно рано, то ощущения были очень свежие.
Солнце светило ослепительными брызгами сквозь листву деревьев, утренние звуки - пение и щебет птиц, гудение пчёл – ласкали ухо неторопливо, но настойчиво.
Утро было новым и прекрасным.
;
11. ХАРИТОН И ЕКАТЕРИНА
Прибыв на место назначения, приятели прошлись по двум улицам колхоза, расположенным с севера на юг, и с запада на восток.
Раньше колхоз находился в другом месте. Там колхозный клуб, да и председательская изба, уживались на высокой горке.
Но такое местонахождение колхозных построек было признано недемократичным, не в духе крестьянско-пролетарского равенства, а посему – нецелесообразным. Дома колхоза снесли, да перестроили по-другому, в новом месте.
Сейчас улицы колхоза были прямыми и перпендикулярными. Но, несмотря на уравниловку, дома здесь стояли самые разные – и ветхие развалюхи, напоминающие старые сухие деревья, и контейнеры, и вагончики (один дом даже был частью вагона железнодорожного поезда – на его крыше лихо и набекрень была установлена труба).
Другие же, напротив, были мини-замками – и готическими, и даже скандинавскими (такого вида, как будто бы их хозяева регулярно бывали в Валгалле), романскими или в стиле барокко. Некоторые и них были густо декорированы - резьбой, колоннами, фресками, скульптурами.
Но, в любом случае, домов в колхозе было немного, и каждый был штучным.
Ещё раз - пройдя по улицам – чистым, выметенным и пустынным – оба приятеля не обнаружили никого. Колхоз, обе его улицы (да и дворы) были пусты. Ни души.
Борис уже начал испытывать нетерпение, потому что искренне хотел побыстрее покончить с этим делом - раздобыть жёлудей, загрузить их в мотоцикл, и, развязавшись таким образом, отправиться в обратный путь, к своим настойкам.
Вдруг, в другом конце второй улицы замаячил чей-то суровый грузный силуэт. Обладатель силуэта двигался навстречу им.
Прошло несколько мгновений, и фигура была видна уже чётко. Быстро преодолевая пространство между ними, она становилась различима всё лучше и лучше.
Навстречу Борису и его приятелю вышагивал здоровый бородатый мужик, одетый в какую-то хламиду серо-зелёного цвета, тяжело неся при этом какой-то мешок у себя за плечами. Расстояние, их разделявшее, сокращалось быстро, и через мгновение он уже стоял перед ними.
Напрягшись, он сгрузил мешок с себя и положил на землю. Был он с длинными волосами сплелись в немыслимые пряди у него на голове, с широким пунцовым лицом, носом-картошкой и маленьким ртом, спрятанным где-то в густой бороде.
Он повел плечами, расправил широкую грудь, как расправляют кузнечные меха, и заговорил.
- Ну что, забирай свои жёлуди, - сказал пришедший незнакомец густым низким голосом.
- Эээээ - только и мог вымолвить Борис в ответ – а с чего это ты взял, что мне жёлуди ваши нужны? Может мы так – на прогулку к вам приехали…
Он обратился за поддержкой к своему спутнику, и тот яростно закивал головой в ответ.
- Как вас звать, да как величать – не знаю я, но зачем вы сюда прибыли – это уж я знаю. Мне про вас мне уже птицы напели, да шмели нагудели, и ежи нашуршали. Я – Харитон, меня здесь так знают. А вот вы кто, да и зачем вам жёлуди понадобились?
В ответ на это Борис задумался, но, впрочем, думал он недолго.
Вся история с Лечихой, с её аппаратом, с её наследниками, с доставшимся ему домом и с перегонкой, рассказалась складно, как будто бы сама собой.
Харитон выслушал информацию насупившись, уперши руки в бока.
- Да, слышал я про бабку - сказал он – история не из добрых. Я ведь и сам её зельями согревался, да лечился в разное время. Но одно уже хорошо – то, что аппарат её не простаивает, и что нашлись люди, которые дело её продолжают. Такой ведь агрегат не везде найдёшь, да и управлять им надо по-свойски, машина ведь чудесная, своенравная. Негоже ей на слом идти. Но я бы на твоём месте очень внимательно к ней отнёсся – очень уж аппарат чудной... Ну вот – берите жёлуди свои, да и всё вам в помощь.
Сказав это, подмигнув, ухмыльнувшись в бороду, Харитон ещё раз значительно ткнул мешок ногой для пущего веса.
Он повернулся и медленно побрёл обратно по улице. Пока Борис и его товарищ растерянно смотрели на мешок, не зная, что делать, его фигура, удаляясь, как будто растворилась в воздухе.
Да так быстро, что через несколько секунд улица вдруг опустела, и только слабые вихри пыли клубились на ней.
Солнечные блики играли в лужах, дул лёгкий ветерок, шуршали листья деревьев – атмосфера была очень спокойная, как будто ничего не произошло.
Тишина…
Дааааа... Странная это была история.
Борис и его друг ещё несколько минут пялились на мешок, пребывая в состоянии такого глубокого недоумения, были не в состоянии вымолвить и слова.
Постояв так некоторое время, Борис подхватил мешок, и оба товарища направились уже к своему транспортному средству для того, чтобы погрузиться, да и поехать домой.
И вот уже на подходе к самому мотоциклу повеяло вдруг странным ветерком, чуть похолодало, пробежала тень, и как будто бы какое-то лёгкое дуновение коснулось Бориса и его товарища.
Приятели застыли и обернулись.
Там, где оба они прошли еще мгновение назад, на пустой улице стояла та самая Екатерина, наследница бабки Лечихи и внимательно, не мигая, смотрела на друзей.
Борис молчал, не зная, что и сказать, она тоже стояла молча.
Так прошла минута, потом скользнуло и начало второй.
- Ну что же ты Борис застыл? Не видал меня что-ли, - вроде дразнясь, но дразнясь холодно, спросила Екатерина.
- Ты забирай голубчик, что хочешь, да и поезжай к жене к своей, да к аппарату этому. Ты смотри только, думай вперёд – а не то получится так, что придется тебе выбирать что-то одно из них двоих. Трудно ведь жить с женой, когда о желудях думаешь постоянно…
Тут Екатерина очень обидно и громко захохотала, и подул ветер. Ветер был такой силы, и такой пыльный, что приятели закрыли лица руками. Раскаты смеха раздавались ещё какое-то время, но ветер стих, и они прекратились.
И когда приятели открыли глаза, улица снова была пустой.
Подхватив мешок они быстро сели на мотоцикл и поехали домой не оглядываясь. Обратно они добирались уже гораздо быстрее.
По приезду Борис сгрузился, отдал остатки обещанной платы.
Они выпили ещё немножко за благополучное возвращение – дорога была странной, но всё закончилось хорошо – и то слава Богу.
На том и разошлись.
* * *
Борис поставил свою продукцию, свой эликсир, настаиваться на желудях. Наконец-то произошло то, к чему он так стремился, и теперь нужно было только подождать.
Время пошло…