Почти полтора века минуло с того времени, когда первые поселенцы из европейской части Российской
Империи и Забайкалья ступили на нашу Зейскую землю.
Они покидали места, где веками проживали их предки, покидали в надежде на то, что на новых землях они,
или их ближайшие потомки смогут осуществить свою мечту – достичь благополучия и счастья.
Этот путь был чрезвычайно тяжел, тем более переселялись не только молодые люди, но и семьи с
почтёнными стариками и новорождёнными младенцами. Этот многомесячный путь на повозках
железнодорожным транспортом, паромах, а кое – где и пешком, пережить было нелегко. Но они его прошли и
прибыли туда, где теперь стала и их новая Родина.
Изнурительным трудом, потом и кровью, временами теряя близких, переселенцы осваивали этот когда – то
дикий край. Разработали десятки тысяч гектаров земли, основали и построили сотни населённых пунктов, по
болотам, марям и по тайге проложили дороги.
По-разному сложилась судьба у первопроходцев и их потомков. Проследить их путь от мест выхода и до
точки, где обосновались мои предки, я попытался в своих предшествующих работах в историях населённых
пунктов Серышевского и Мазановского районов.
Работая с историческими документами в архивах Владивостока и Благовещенска обратил внимание на
то, как много людей различных профессий и возрастов за последнее время стало обращаться в архивы для
восстановления своих родословных, историй образования отдельных населённых пунктов и предприятий не
только в нашей области, но и других регионов.
Эти поиски не всегда заканчиваются успехом. Бурные события последнего столетия в России, (Первая
мировая война и революция, гражданская и Великая Отечественная войны), когда разрушались города и исчезали
целые государства, перекраивались границы, не пощадили и архивы. Многие из них, в том числе и отдельные
документы исчезли безвозвратно. Да и с бумагой в те времена было совсем плохо, писали на том, что попадёт в
руки и чем попало. Такие документы не всегда удаётся восстановить или прочитать.
Великое счастье для историка, исследователя или просто для любознательного человека, если ему удаётся
найти отдельные выписки или небольшой клочок с записью по интересующему его вопросу. Мне несказанно
повезло в том, что нашёлся такой человек ( я имею ввиду Токарева Алексея Фёдоровича), который в преклонном
возрасте, с ослабленным зрением, подробнейшим образом описал историю своей семьи, её переселении на
Дальний Восток, в Овсянку и о событиях на этой территории, которые происходили в течение длительного
времени.
Я благодарен и его сыну – Виктору Алексеевичу Токареву, который бережно сохранил эти ценнейшие три
тетради с записями - воспоминаниями и передал их мне.
Низкий поклон таким замечательным людям, благодаря которым мы можем узнать, как жили наши предки,
что двигало ими при перемене мест жительства, возможно, публикация этих записей поможет нам ещё больше
оценить пройденный ими путь.
С небольшими изменениями и дополнениями я представляю этот материал на Ваш суд.
В.Д.Романцов 2016 год.
Коротко об авторе этих воспоминаний.
Токарев Алексей Фёдорович, родился 12 февраля 1901 года в селе Ширяево Воронежской губернии, с 1910 года проживал в селе Овсянка.
В 1931 году вступил в колхоз, где трудился до июня 1961 года, времени ухода на пенсию.
За всё время работы ни разу не воспользовался отпуском. Ушёл из жизни в июне 1985 года.
2. На пути к счастью.
«Провожать нас собралось, чуть ли не всё село.
По пути следования спрашивали: «Куда это едут?
Мать отвечала: «Едем на волю, за счастьем».
(Из воспоминаний А.Ф.Токарева)
Алексей Фёдорович вспоминает:
«До 1907 года наша многочисленная семья, состоящая из 9 человек: отца – Федора Акимовича, матери-
Прасковьи Иннокентьевны, сестер:
Марии, Анны (11 лет),Парасковьи (9 лет),Ефросиньи (5 лет),брата Сергея (13 лет) и меня –Алексея проживала в
селе Ширяево Богучарского уезда Воронежской губернии. (Ширяево - основано в первой четверти 18 века
украинскими казаками Острогожского полка, в среднем на крестьянскую семью в данном селении приходилось
по 1,5 десятины пахотной земли. Избыток рабочей силы по Воронежской губернии к 1900 году составлял
130 000 человек. – В.Р.).
Как и большинство сельчан жили бедно. Пахотной земли не имели. Все наше хозяйство состояло из полу
разваленной хатенки, коровы и лошади. При доме был небольшой приусадебный участок, на котором
плодоносило несколько яблонь, груша и куст вишни. Здесь же росло несколько тополей, которые наш
дед посадил для их возможного дальнейшего использования в качестве материала для постройки новой хаты.
Почти всегда жили впроголодь, отец перебивался случайными заработками на станции Калач или в других
отдаленных местах.
С началом столыпинской аграрной реформы в 1906 году в поисках лучшей доли многие сельчане
устремились на Дальний Восток на новые земли. Информацию об этих местах родители получили из
справочного пособия «Что надо знать переселяющимся в Амурскую область»,с которым они случайно ознако
мились. К тому времени по центральным губерниям России широко распространялся слух о богатствах
Дальневосточной земли. Говорили : «Амур – страна вольная, богатая, хлебородная,земли сколько хочешь –
бери, лес строевой бесплатный,
реки рыбные,оброчнины никакой, от службы освобожденные». – Слишком заманчивая сладкая перспектива -
поискать себе счастья за три – девять земель. Найти его первым из сельчан решился наш родственник Стрелков
Василий.
Отправляя его в дорогу, наказали: «внимательно присмотреться, определиться и если есть надежда выбиться там из нищеты, прислать вызов на переселение оставшимся в селе родственникам».
Через год (в 1907 году) Стрелков прислал письмо, подробно описал о своем житье – бытье на новом месте и рекомендовал родственникам и другим сельчанам, не задерживаясь, переселяться в Амурскую область. После долгих размышлений,споров в семейном кругу и за его пределами, взвесив все « за» и «против» ,с крестьянской осторожностью, сначала «на разгляд» решили отправить главу семейства – отца.
Весной того же года отец продал лошадь и на вырученные деньги отправился в путь. Семья осталась ожидать своей дальнейшей судьбы на старом месте. Старшую сестру Марию к этому времени выдали замуж в другое село. Рассуждали : « к чему девку везти, когда она не сегодня – завтра все равно замуж выскочит» (в России того периода земельный надел на женский пол не полагался – В.Р.), эта свадьба осталась у меня в памяти, помню, что там играли на скрипке, пели и плясали.
После отъезда отца испытывали ещё большую нужду. Села в Богучарском уезде были большими (в Ширяево в 1909 году проживало более 4х тысяч человек- В.Р.) и располагались они на близком расстоянии друг от друга. Помещиков вокруг не было, проживала в основном одна беднота, по этой причине мать не могла никого из нас пристроить в работники. Даже пасти чужих гусей или овец было не у кого, некуда было сдавать и фрукты с нашего сада. Семья перебивалась тем, что высылал отец со своего заработка.
Весной 1910 года отец прислал письмо с приглашением выезжать к нему, особенно просил в своем послании что бы привезли с собой плуг. Изготовить его мать заказала местному кузнецу. Впоследующем расчиталась за работу с ним нашей хатой. Это строение у кузнеца пошло на слом ,бревна использовались для выжига древесного угля необходимого для работы кузницы.
Продали корову – кормилицу. К сожалению, покупателя на наш сад не нашлось, доверили приглядеть за ним соседу.
Собрали свои нехитрые пожитки и особую ценность – новый плуг, наняли две повозки, и в апреле месяце этого же года отправились за 12 верст от села на железнодорожную станцию Калач (к Калачу же лезнодорож
нодорожная ветка подведена в 1896 году – В.Р.).Провожать нас собрались чуть ли не все жители села. Помню соседи плакали прощаясь. На этом небольшом пути к станции многие спрашивали «куда это семейство едет?», мать отвечала : « едем на волю, за счастьем». Я тогда не понимал на какую волю, за каким счастьем? Погрузились мы в пассажирский поезд, плуг везли в мешке с собой. Помогал нам с погрузкой и на всем дальнейшем пути наш дальний родственник Павел, следующий на заработки в Амурскую область. Этим же составом одновременно с нами ехали переселенцы и из других губерний Российской империи.
Отложилось у меня в памяти и как наш поезд остановился на каком –то из многочисленных разъездов на пути и одна из женщин вышла из вагона и пошла к речке стирать белье. Через некоторое время поезд дал гудок и тронулся с места. Женщина закричала и бросилась за составом. Догнала она нас только следующим поездом ( в те годы железнодорожная коллея была однопутной и на разъездах приходилось долгое время ожидать встречного состава и пропускать его – В.Р.).
По железной дороге мы доехали до конечной станции Сретенска. От этой станции железнодорожный путь уходил через территорию Китая (Маньчжурию) на Владивосток. Нам предстояло продолжать свой переезд по рекам Шилка и Амур. Другого пути в те годы до Благовещенска не существовало. (Для сведения:железная дорога на Дальний Восток строилась следующим образом :1.С 1891 года от Владивостока в сторону Хабаровска.31 августа 1897 года была сомкнута рельсовая линия Уссурийской ж/д и 1 сентября в Хабаровск пришёл первый сквозной поезд из Владивостока.2.В 1903 году открыто движение от станции Карымской – Забайкальской по КВЖД (Китайско – Восточной) через территорию Маньчжурии –Китая до Владивостока. 3.В 1908 году начало строительства Амурской железной дороги от станции Кузнги (ныне Забайкальского края) до Хабаровска протяженностью 1980 километров, средний участок от реки Керак (Сковородинский район до реки Дии (приток Буреи) длиной 666 километров начал строиться весной 1911 года. 4.6 декабря 1913 года было открыто движение по Амурской железной дороге в город Благовещенск. А весь путь был сдан в эксплуатацию только весной 1917 года –В.Р.).
2.Маршрут движения переселенцев на Дальний Восток. На переселенческом пункте.
В Сретенске отметились в переселенческом пункте, бесплатно пообедали, в находящейся здесь
же столовой и через некоторое время погрузились на пароход. Поплыли по реке Шилке, через нее
поперек по тросу ходил паром, наш капитан во время не заметил препятствие и врезался судном в
этот трос. С парома кричали, обозвали капитана дураком и прочими словами. Освободившись от
троса, продолжили движение и к вечеру вошли в Амур. Весь путь от Сретенска до Благовещенска
занял более 2х суток. Вся палуба и трюм парохода были забиты переселенцами и их имуществом,
удобств никаких не было. О времени нахождения в Благовещенске не помню, отмечалась ли где
мать не знаю, так как мне в тот период было всего 9 лет и меня такие вопросы не интересовали.
В памяти остались лишь положительные впечатления от окружающей природы и самого
путешествия по таким большим рекам как Амур и Зея. От Благовещенска отправлялись также речным транспортом, плыли более 4х суток. Доплыли до деревни Березовки (Березовка - основана переселенцами Левобережной Украины и Белоруссии в 1907 году – В.Р.), дальше пароход ввиду мелководья не пошел. Выгрузились мы на берег. Наш родственник договорился с местным жителем о том, что бы он довез нас до Овсянки. Утром погрузили наши вещи на две телеги и поехали. Возчик хорошо знал нашего отца, рассказал, что тот живет на переселенческом пункте, работает конюхом при больнице. От Березовки до переселенческого пункта расстояние 18 верст, дорога была очень плохой, этот участок мы преодолевали целый день.
фото 4.Переселенцы в пути
Весь этот ухабистый путь меня заинтересовал, с любопытством я всматривался в громадные деревья, каких у нас в Ширяево не было, привлекали мое внимание и многочисленные озера. Впервые я увидел чернотал, который сначала принял за яблони.
По приезде на переселенческий пункт мы узнали, что наш отец из больницы уволился и в настоящее время проживает в Овсянке на квартире у Стрелкова. Нам предстояло преодолеть еще 3 версты. Мне не хотелось покидать переселенческий пункт, который очень красиво выглядел. Дома здесь стояли все крашенные, рядом находилась река, лес.( Овсянковский переселенческий пункт стал функционировать с 1906 года. Состоял из амбулатории в 33 квадратных сажени стоимостью 5512 рублей, бани – прачечной стоимостью 1316 руб., палисадника у больницы (36 руб.), конюшни, посадки деревьев, ограды. Стоимость всего переселенческого пункта 7297 рублей 68 копеек. В бараке 4 комнаты, на кухне 2 печки. Больных обслуживает из всех населённых пунктов волости в количестве 1552 души. За время работы переселенческой больницы ( на 1909 год) обслужила 3189 человек, из которых старожилов (поселившихся до 1901 года) -346 души, из них в стационаре 187 человека –дня.- В.Р.). На закате солнца приехали в Овсянку. Остановились возле небольшой хатенки, по внешнему виду я определил, что она только недавно срублена, с 4 окнами, крыша крыта дранкой, террасы не было, ступеньки из горбыля, без какой – либо городьбы вокруг дома.
Хозяйка дома встретила нас радушно, рассказала, что ее муж с моим отцом ушли на зорьку на уток и вернутся только утром. С помощью возчика и родственника мы разгрузили повозки, вещи сложили возле хатки и накрыли их дерюгой. Уже в темноте мы зашли внутрь помещения, хозяйка зажгла лампу и пригласила нас к чаю. На стол она поставила самовар, для меня это была радость необыкновенная, тем более к чаю был подан сахар. На старой нашей родине чай не пили, сахар почти в глаза не видели. Помню, что в Ширяево только у одного зажиточного крестьянина был самовар. Когда он его приобрел, то чуть ли не все село приходило смотреть на это чудо. Я впервые и с гордостью наслаждался таким питьем.
Вскоре я уснул и не услышал возвращения отца с охоты. Проснулся только на следующее утро, все уже завтракали. Хозяйка поинтересовалась у меня, который мой отец, указав пальцем на двух бородатых мужчин одинакового роста сидящих за столом. Отец сам позвал меня к себе, почувствовав отцовскую руку, я заплакал от радости.
3. На новом месте.
После завтрака мы вышли на улицу посмотреть на село. Нас поразило, что жилых строений было мало. К 1910 году их насчитывалось примерно 30. Вокруг хат редко у кого была городьба, да и у кого она была, то загорожена жердями. Домики небольшие, редко какое из строений крыто дранкой, большинство – простым корьём. Дома располагались вдоль реки Зеи, и называлась эта улица «Первой». На « Второй» домов было единицы, и стояли они на большом удалении друг от друга. Вокруг домов и улиц стоял сплошной лес; красивые сосны, лиственница и мелкие березы. Дорог усыпанных не было, просто утоптанные людьми тропы. Село нам сразу понравилось.
Примерно через месяц отец купил небольшую хату метров 5х5 на « Второй улице», в три окна. Срублена она из тонкого листвяка, на скорую руку. Потолок из накатника, пол из не струганного горбыля, располагался он высоко от земли, без террасы, ступеньки крыльца также из горбыля, зато в помещении располагалась русская печь. Наш родственник Павел из досок соорудил стол, две скамейки и кровать. После этого мы заселились в свою собственную квартиру.
Обзавелись мы и коровой. За ней я с отцом ездил за 18 верст в Ивановку (селение Ивановское – образовано переселенцами Левобережной Украины в 1909 году – В.Р.). Дорога в это село была едва накатана, вокруг расстилался лес и большое количество озер.
С первых дней нахождения в Овсянке мать все вспоминала свою жизнь в Ширяево, постоянно плакала и звала отца вернуться назад, даже покупка коровы ее не обрадовала. Больше всего она страдала из – за отсутствия огородов. Удивлялась тому, что население Овсянки не занимается посадкой овощей и не имеет огородов. Всю овощную продукцию : картофель, капусту, лук завозили из под Благовещенска. Торговали в лавчонках, принадлежащих китайцам. Здесь же можно было приобрести крупу, растительное масло, плиточный чай, сахар, орехи, китайские бобы, рыбу : кету, горбушу, сельдь. Был и печеный хлеб. Мука 1го и 2 го сорта расфасована по одному и два пуда. Магазинов не было. У женщин села была одна обязанность – состряпать хлеб, обед сварить и постирать. Мать помнила, что на бывшей Родине она пряла, ткала холст и в летний период занималась огородничеством. Работа находилась всегда.
Только после того, как какой – то заезжий мужчина убедил мать, что она должна быть благодарна мужу за то, что он вывез семью из Воронежской губернии, что там, в ближайшее время начнется голод и война, мать успокоилась. Эти слова на неё подействовали магически, больше она не вспоминала про Ширяево.
6.Разгрузка пароходов на реке Зее.
С наступлением лета по Зее из Благовещенска пошли пароходы, в отдельные дни их число доходило до 4 -5. Они везли груза в Зею, Дамбуки, Потехино. В большую воду суда доходили до Бомнака, а в мелководье они разгружались в Овсянке.( для справки: в навигацию 1909 года в город Зея – Пристань прибыло 345 паровых и 21 буксирное судно, для золотодобытчиков и местного населения доставлено груза 558 000 пудов, отправлено из Зеи вниз по течению 195 000 пудов- В.Р.).В такие дни начиналась горячая пора почти для всех мужчин населенного пункта. Каждый стремился в эти авральные дни как можно больше заработать. Женщины устраивались на берегу и, щелкая орехами, наблюдали за слаженной работой своих суженых.
Мужчины поселения брались за любую работу. Зимой они возили груза на участки приисков, а летом вся их работа была на сенокосе. Этот вид бизнеса в те времена давал хороший приработок. Продавали сено тем же приискам. Много было безлошадных, такие занимались выгрузкой с пароходов, на косах реки Зея мыли золото (в те годы разрешалась частная добыча драгоценного металла – В.Р.).
« Необходимо отметить, что золотые прииски района в те далёкие времена являлись главным жизненным нервом района. Здесь сосредоточены важнейшие нити экономической жизни селений, расположенных вдоль Черняево – Зейского тракта. Основное занятие которых связано с деятельностью золотопромышленных предприятий. Наиболее состоятельные хозяева сёл Овсянка, Заречная на Уркане, Алексеевка и Николаевка, Ивановка, а позже присоединившиеся к ним из Умлекана, держали по 5 – 6 лошадей, в том числе из Зейской Пристани.В зимнее время объединившись, возили груза на прииски. Как правило, в путь отправлялось сразу по 20 -50 подвод из одного селения. Иногда объединялись в единую цепь, доходящую до 500 подвод, следующих по единому следу. С грузом в день они совершали по 1 переходу в 25 – 30 вёрст, порожняком по 2 перехода в 50 – 60 вёрст, с остановками в пути.
Фото 7. Караван на пути в «Дальнюю тайгу».
Один проводник (возчик) на 4 подводы. На одну лошадь (повозку) грузили по 40 – 50 пудов, из которого чистого веса было 25 – 30 пудов, а остальные 15 пудов составляли припасы на одного человека., куда входили : 1 -1,5 пуда мяса, ; пуда кеты, 3 – 4 пуда хлеба,1/2 квашеной капусты, 3 фунта сахара, 1 кирпич чая, 4 -5 фунта сахара, 2 фунта скромного масла, 5 фунтов сала, 5 бутылок спирта «для сугреву», 2 – 3 фунта табака, 1 фунт свеч, 1 пачка спичек.
Для лошади: 16 пудов овса, 2 – 5 пуда сена, 5 фунтов соли. С собой возчики кроме этого брали денег по 20 – 25 рублей (из них на лошадь 5 рублей). Можно было конечно сено не брать с собой, для этого на станках имелись его запасы, но стоимость там доходила до 2х рублей за пуд, в то время как в селениях его продавали по 30 – 40 копеек за пуд. Что бы облегчить поклажу лошадей при движении на прииска на станки завозили овёс. Но за хранение этой злаковой культуры содержателю станка платили по 5 копеек за мешок.
Одежда возчика была соответствующая суровому климату « Дальней тайги». Полушубок, а сверху непромокаемая доха, обувь – катанки и бродни (таёжные сапоги без каблуков) в запас, две рубашки, пиджак и 2 штанов.
Такие обозы двигались от восхода до заката по пути останавливались по 2 – 3 раза за переход для того, чтобы попить чай и поесть. Брали с собой и торбы, которые наполняли овсом и привязывали их к лошадиным мордам.
Основной трудностью применения конного транспорта было отсутствие на пути (особенно зимой) кома для лошадей. «Зимой санные обозы по льду реки Зеи и её многочисленным притокам двигались свободно, быстро, хотя если в это время случалась пурга. Движение затруднялось. В таких случаях два возчика обычно шли впереди обоза с палками, нащупывая дорогу. Топкие мшистые и кочковатые мари были губительны для лошадей и становились сплошным мучением для сопровождающих людей. которым несколько раз в течении дня приходилось перевьючивать лошадей и подчас буквально на руках вытаскивать их из пучины. Масса лошадей погибла в пути и все они изнурялись»( А.Е. Кириллов, П.Ю. Афанасьев «На золотых промыслах Дальней России»).
По дороге стояли зимовья, на каждом из которых жил зимовщик, в обязанности которого входило хранение, а иногда и заготовка сена и овса. Кроме зимовщика там же находился обычно и почтовый конюх с 3 – 4 лошадьми.
Прокладка пути заключалась в обстановке его вехами (ёлками), особенно в тех местах, где по льду часты пропарины и полыньи, а также в прочистке дороги в местах, где река стала торосами.
Станки, как правило, состояли из 2 – 3 больших рубленых изб, с примитивной обстановкой, главное место в которых занимали многочисленные нары и печь. За ночлег на станках плата не взымалась, содержались они за счёт приисков.
Для некоторых возчиков возвращение домой без груза был кутёж или как тогда называли « разливное море» - кутёж и карточная игра.
Для абсолютного большинства – это трудный, но прибыльный бизнес, т.е. возможность заработать. Нужно учесть, что таким путём за зимний период возчики из Овсянки совершали до 3х оборотов. За это время ежегодно на участки золотодобычи конной тягой доставлялось до 500 – 700 тысяч пудов груза.
Исходя из этих цифр средний заработок извозчика составлял : при 4х лошадях при доставке 100 пудов клади 175 рублей. (компании платили от 1руб 75 коп до 2х рублей за пуд груза). Его расходы: за 40 пудов сена при стоимости приобретения по 60 копеек за пуд – 24 рубля, за 120 пудов по 48 копеек. На харчи уходило 20 рублей, за ремонт упряжи 12 рублей. Итого расходы составляли 104 рубля. Таким образом, чистый доход возчика 70 рублей, а при совершении им 3х оборотов за зимний период с 4 лошадьми может составлять от 210 до 280 рублей.
Массовый извоз давал заработок не только извозчикам и владельцам лошадей, но и многим жителям селений расположенных по тракту на пути к приискам. Зимой с вечера до утра почти все избы в этих селениях битком набиты проезжающими возчиками. Всё время кипят сменные самовары. За 10 копеек хозяин квартиры должен предоставить ему кроме ночлега, кипяток и чай без сахара. За 5 зимних месяца в период которых осуществляется извоз, хозяин квартиры зарабатывает по 200 – 300 рублей. В одной избе помещается по10 -15 человек.
Деньги эти достаются в результате тяжёлого , хлопотливого труда, так как вся семья по целым ночам занята работой. Надо натаскать воды, приготовить в самоварах чай, услужить гостям.
На приобретение заготовленного жителями деревень сена по данным на 1892 год приисками уплачено ежегодно до 75 тысяч рублей».
Отдельные хозяева всю зиму заготавливали лес, а затем свозили его к реке, а после ледохода сплавляли до города Благовещенска. Для этих целей они объединялись в партии, состоящих из 3х человек с 2 лошадьми. За 3 – 3,5 месяца работы с января до пасхи они заготавливали до 1 тысячи брёвен. На Пасху они возвращались домой и по окончании весенних работ приступали к сплаву в Благовещенск и в степные деревни юга области. За лето совершали по 2 -3 сплава. На этом каждый из артели зарабатывал по 200 – 400 рублей.
Разводили в селе и скот. Но, по отзывам, он был мало продуктивен. Молочное хозяйство требует прежде всего хороших пастбищ и лугов, соответствующего корма , хорошего ухода и утеплённых строений для скота. Этого у переселенцев, привыкших жить в тёплых краях, не имелось.
Неплохой заработок для сельчан давала и охота, особенно на соболя. Шкурки зверьков северной части района особенно ценятся и стоят от 75 до 150 рублей, пара пантов изюбра скупалась китайскими контрабандистами от 50 до 200 рублей, шкура дикой козы 30 – 40 копеек, мясо козы – 1 рубль за тушку. Средний годовой заработок охотника доходил до 200 -250 рублей, если учесть, что в те годы хорошая корова стоила 70 – 80 рублей, а лошадь 120» - В.Р..
Отец со Стрелковым Василием решили скооперироваться, для этих целей в каком – то из сел, расположенных ниже Овсянки по течению реки Зеи купили две лошади и одну телегу и с июня начали готовиться к сенокосу. Сенокосные угодья тогда не делились, находились в общем пользовании сельского общества, каждый из его членов заготавливал сено, где хотел. Травы всегда были хорошими, в основном разнотравье. С одной десятины накашивали до 200 пудов.
На покос взяли и меня, с детских лет родителя прививали детям любовь к труду, без которого в те времена невозможно было существовать. В мои обязанности входила заготовка воды, дров, присмотр за лошадьми. Место для сенокоса выбрали удачно, рядом река, Ковалевская протока.
Начали с балагана – нарубили тальника, наносили травы. Закончив его постройку, отец со Стрелковым приступили к косьбе, а я остался у балагана. На сенокос взяли продукты: картофель, сало и чай. Мясо и рыбу добывали на месте. В те годы дичи было много, диких коз, уток, из рыбы: сом, карась, щука. Ловили ее переметами и на удочку. На любой вид охоты тогда запрета не было. ( По данным статистического учета за 1903 год в Амурской области было отстреляно и продано 150 тысяч диких коз В.Р.)
Дни стояли жаркие, косарей мучили оводы, ночью лошадей и людей одолевали комары и мошкара. Для защиты от них готовили гнилой валежник и раскладывали дымокуры, особенно в пасмурную погоду.
На головы косари надевали шляпы с широкими полями, а сверху набрасывали густые сетки или марлю. Жили на покосах неделями. На стогометание приехала моя мать и жена Стрелкова - Ефросинья. Эта женщина по природе своей была ленивой и хитрой. Под разными предлогами стремилась уклониться от работы, чаще всего ссылалась на « болезни зубов». Её муж к этому относился снисходительно. Обычно при благоприятной погоде с сенокосом управлялись дней за десять, после чего родители возвращались в село, а лошадей пускали пастись. Весь скот – коровы, лошади паслись без пастуха. Пастбищ было около 5 тысяч десятин.
Однажды отцу потребовалась лошадь, и он отправился её искать. Поиски в течение 4х дней положительных результатов не дали. Только месяца через 4 ему стало известно, что лошади были украдены контрабандистами и угнаны в Китай. Пришлось родителям покупать еще одну. Хозяйство наше к тому времени состояло из одной коровы и лошади.
Нашими соседями по Второй улице были Бахмут Федосий Мартынович (1876 года рождения), Федор Солохненко, Игнатий Баташов, Рубец Даниил Ефимович (1870 г.р.) и Наталья Михайловна (1872 г.р.). Солохненко жил за счёт заработка от кузнечных работ, Баташов имел пять лошадей и три коровы. У Рубца была одна лошадь и одна корова.
Семьи Рубец и Солохненко приехали переселенцами из селения Козиловка Сосницкого уезда Черниговской губернии. Бахмут - из Ярославской, Баташов – из Забайкалья.
Надо отметить, что население Овсянки было многонациональным. Здесь мирно уживались местные аборигены – тунгусы с первыми жителями родившихся уже на этой земле :семьей Клепиковых –Дмитрием Осиповичем (1902 года рождения) и Пелагеей Никандровной (1889 г.р.),Петром Григорьевичем (1897 г.р.),Саяпиной Анной Степановной (1894 г.р.), Днепровским Михаилом Игнатьевичем (1901 г.р.), переселенцами из Забайкалья –Литвинцевым Маркелом Гавриловичем (1892 г.р.),Истоминым Гаврилом Андреевичем (1868 г.р.) и Анной Прокопьевной (1872 г.р.), Колосовой Евдокией Фирсовной (1859 г.р.). Выходцами из Черниговской губернии: Пивовар Родионом Давыдовичем (1872 г.р.) и Евгенией Изосимовой (1885 г.р.), Приходько Аксением Матвеевичем (1870 г.р.). Из Енисейской губернии – Тараниным Леонтием Павловичем (1869 г.р.) и его женой Ириной Осиповной (1882 г.р.), Татарченковой Евдокией Дементьевной, Рубцовым Андреем Михайловичем (1876 г.р.) – из Нижегородской губернии – В.Р..
Разговаривали на разных наречиях. Но больше всего от детей доставалось мне и моим сестрам. Где бы мы не появились, в вдогонку кричали: «хохол с хохлушкой идут». Словом, пока не перезнакомились, не было нам прохода.
Школы с момента образования в селе не было. Только в 1910 году жители на собственные деньги на время откупили у зажиточного крестьянина помещение для занятий учеников и мой брат Сергей с сестрами Анной и Пашей пошли в первый класс. Учил их Ступак Онисий Яковлевич, который в 1912 году уехал в Благовещенск и взял с собой моего брата Сергея и проучил его ещё один год.
В 1912 году выстроили специальное здание под школу, к этому времени и я пошел в первый класс. Учителя менялись часто, только один заведующий школой Алексей Николаевич Пчёлкин продержался 5 лет. Сестра Анна в 1914 году закончила 5 классов. А Паша училась плохо, желания к учебе не имела и ограничилась всего лишь 2 классами. В те годы девушки и не стремились учиться. Мне занятия давались с натяжкой, закончил 5 классов в 1917 году.
К 1916 году в школе было уже 5 классов и 4 учителя. В среду и пятницу на занятия приходил батюшка, в субботу и воскресенье учителя водили старшие классы в церковь на богослужение.
За невыполнение уроков и баловство учителя имели право учащихся ставить на колени на один час, а иногда и «линейкой стегануть». Батюшке «непослушных» разрешалось за уши потаскать и головой по стенке постукать.
По закону божьему я всегда получал отличные оценки, изучал его легко, словно сказку. По арифметике стал понимать только к пятому классу, история также давалась легко. Русский знал плохо. Помню, в 1917 году мне пришлось учителю Пчёлкину рассказывать историю царского рода Романовых. Я ответил, с какого года начал править Николай 2 и назвал по «1917 год». Учитель меня отругал, заявил, что царь может править ещё 100 лет. На следующий день Пчёлкин вызвал меня к доске и говорит: «Алешка, какой ты предсказатель, царя – то свергли».
До отречения царя в феврале 1917 года начальник переселенческого пункта Пекурь каждую субботу и воскресенье ходил в церковь и настойчиво зазывал крестьян последовать за ним. Не все сельчане откликались на его призыв. Так, в селе проживала многодетная семья бедняка Мордовского Федора, в хозяйстве которого никакой живности не было, работал у богатых сельчан по найму. Он не верил ни в бога, ни в черта, церковь не посещал. Пекурь неоднократно ругал бедняка за его грехи – работу в религиозные праздники, даже на пасху. Грозил Мордовскому небесными карами. На второй день после свержения царя тот же Пекурь с красным флагом призывал крестьян идти на митинг. Позвал он и Мордовского, но тот ему ответил сначала матом, а затем заметил : « ты вчера нас гнал в церковь, а сегодня по другому запел».
В этот день митинг не состоялся, видимо крестьяне ещё не до конца поверили в то, что царя свергли. После падения царизма батюшка в школу больше не ходил, но продолжал нести службу в церкви, царя больше не поминал, а поминал Временное правительство. Большинство крестьян от церкви отвернулась. А молодежь туда дорогу стала забывать. Поп практически остался без прихода и вскоре выехал из села. Церковь переоборудовали под клуб. Однако через непродолжительное время это здание сгорела от неправильной эксплуатации железной печки. Клуба не стало, молодежь концерты стала давать в помещении школы.
До февральской революции учеников 4х -5х классов водили в церковь на исповедь, заставляли соблюдать пост. Накануне пасхи в течение 7 недель водили их на исповедь. Взрослых поп исповедовал по одному, а учащихся по двое.
Наши с Александром Рубцом родители были глубоко верующими, постоянно вместе посещали храм. Были соседями, жили дружно и я с Александром подружился. Он был на год меня младше, но выглядел, взрослея меня. Он коренастый и рослый, а я – худой и маленький. Два антипода.
В 1912 году крестьяне села впервые стали разрабатывать земли под посевы. Меня родители отдали соседу Игнатию Баташову в работники. У него было 5 лошадей, все они были крепкими, ухоженными. Мне с хозяином предстояло разрабатывать целину. В плуг запрягали по 4 лошади, на одной из них я сидел верхом и погонял при необходимости. После вспашки целик дальше разрабатывали. Для этого использовали деревянные бороны с железными зубьями. К боронам крепились оглобли и лошади запрягались в них как в телегу. Я сидел в седле на передней, а остальные лошади шли гуськом запряженные к каждой бороне. Проработал я у Баташова целый месяц. Сколько он заплатил отцу, я не знаю.
На следующий (1913) год решили заняться земледелием мой отец и Рубец. Они скооперировались. У каждого было по лошади и по быку. Таким тяглом и поднимали целину нашим плугом, привезённым из Ширяево. В упряжке первыми шли быки, а впереди их – лошади. Я с Александром попеременно садился на лошадь верхом и управлял ими, а наши отцы также посменно шли за плугом.
В этот год подняли и разработали по одной десятины на каждого. Сразу посеяли овес. Урожай уродился отличный. С 1914 года стали сеять пшеницу, гречиху, ячмень. Урожай так же нас радовал.
Однажды я поинтересовался у отца, почему село назвали «Овсянкой»? Он ответил, что точно никто не знает, но поговаривают, что это из – за того, что по реке с низов для прокорма лошадей в большом количестве перевозят овес. В мелководье его выгружают в селе, а уж затем на лошадях доставляют к месту назначения. При этом отец уточнил, что некоторые из старожилов утверждают, что фамилия первого охотника, поселившегося здесь, была « Овсянников». Город Зея в те годы не именовался « городом», а просто сначала назывался « Зейский склад», затем « Зейская Пристань». Объяснялось тем, что после ледохода снизу по реке Зея шли пароходы с грузами для многочисленных приисков, разбросанных в разных местах этого обширного района. Суда доходили до «Зейского склада», разгружались и только после того, как замерзнет Зея, начинали этот груз на лошадях и верблюдах доставлять на прииска и их участки, в том числе на Унья, Бом или как эти места раньше называли «Дальнюю тайгу».
В 1912 году закончилось строительство гужевой дороги от Овсянки до станции Тыгда. К этому времени был проложен и железнодорожный путь. Зажиточные крестьяне нашего села использовали эти благоприятные обстоятельства для расширения своего бизнеса. На этом 120 километровом участке трассы они организовали 5 почтовых станка, возили почту и пассажиров. На каждом из них в полной готовности находилось до 20 лошадей. Станки были оборудованы помещениями для отдыха, столовой, загонами для лошадей с запасом сена и овса.
Отец со Стрелковым принимал участие в строительстве гужевой дороги, возводил деревянные мосты, нарезал кюветы. Я с Александром также был задействован – подвозил на лошадях продукты питания родителям.
К 1916 году в селе насчитывалось около сотни домов. Для отопления помещений использовались железные печки, потому что кирпича в селе не было. Русские печи для стряпни делали из битой глины. Дрова – сухостой был почти рядом – в двух километрах от села. Безлошадные хозяева доставляли топливо на санках на себе.
С 1915 года жители села усиленно стали разрабатывать земли для посева зерновых, возле домов заводили огороды. Отец купил у отъезжающего крестьянина три десятины пахотной земли, таким образом, у нас уже было в обороте 4 десятины обработанной земли.
Как - то я спросил у отца почему наша мать когда мы уезжали из Ширяево всем отвечала , что « едем на волю, за счастьем». Отец, видимо, понял смысл моего вопроса, улыбнувшись, ответил: «Вот в чем дело, сынок, видишь, сколько здесь свободной земли, знай – паши и сей, а сколько леса, рек, озер, разной дичи, а в России, где мы жили у нас на троих было всего полторы десятины». Я заметил: «Земли, конечно, здесь свободной много, но нам нечем её разрабатывать». На это он ответил: « Когда ты с Сергеем подрастешь, мы будем втроем работать, копить деньги, после чего сможем приступить к распашке ещё большей площади земли».
В те годы весь урожай зерновых убирали только серпами, затем для этих целей стали использовать литовки (косы) с граблями, молотили цепами, а некоторые лошадьми. Для переработки зерно возили в Зею, так как в селе мельницы не было. Большинство жителей села пользовалось самодельными жерновами.
Первым решился обзавестись своей мельницей житель селения Арби (в 26 км от Овсянки) Прокопий Овдиенко. Он где – то приобрел паровой котел и построил в Овсянке мельницу. Сначала использовал ее только для нужд своей большой семьи ( у него было 4 сына: Трофим, Иван, Авраам и Николай и 4 дочери - Александра, Мария, Павлина и Анна). Каждый из них выполнял определенную работу – Трофим машинистом, Иван помощником, Александра и Мария кочегарами, Прокопий следил за жерновами, остальные дети были ещё подростками. Мельницу построили на низком месте у самой реки Зеи. Во время сильного наводнения в 1928 году, когда топило город Зею и часть Овсянки и по реке несло много домов, бочек, ящиков и ограждений с могилок, мельницу подмыло, но она устояла. Переносить на другое место и для дальнейшего её использования по назначению Овдиенко взял себе в компаньоны жителей села Сиводеда и Беспалова.
Три хозяина быстро справились с перемещением мельницы, тем более сыновья у Овдиенко хорошо разбирались в технике, дополнительно купили молотилку, к ней приспособили привод. Крестьяне подвозили снопы, их обмолачивали и здесь же производили помол.
По мере быстрого развития земледелия в селе отдельные из числа зажиточных селян стали приобретать жнейки – самосброски, плуга, веялки, молотилки, а один из них даже приобрел плуг – самолет, дисковую сеялку. Мой отец купил новый исаковский плуг. Я стал понемногу разбираться в жизни, и решил с отцом поделился своими думками: « Когда мы сюда ехали – думали, что на волю, а жизнь наша опять в неволе, посевная площадь у нас маленькая, хозяйство тоже не ахти». Он только и мог ответить: « Выходит, что так». Я все время работал с отцом, брат Сергей – то в сельпо, то в кредитном отделе товарищества, а так же в волости писарем. (Овсянковская волость образована в 1907 году, до этого времени территория относилась к Зейскому горно-полицейскому округу – В.Р.). Сестры по найму нянями или на других работах. Старшую сестру Анну выдали замуж, свадьба была бедной. После отъезда всех гостей отец запечалился, знакомый кузнец Лобко Денис, оставшийся у нас ночевать после свадьбы, обратил на это внимание и спросил « что ты Федор Акимович такой грустный? О чем твоя думка?» - «да, как не печалиться, свадьбу отгуляли, деньги израсходовали, а как жить дальше?».
Скоро и мать заболела, пролежала дома в постели два месяца. Вызывали врача, который после тщательного осмотра заявил отцу, что лечить бесполезно, осталось ей жить не больше 10 дней. Прошел месяц, второй - изменений в ее состоянии никаких. Повезли в больницу города Зея- ответ там такой же - остались считанные дни. Возвращались из города на пароходе, и к нашему счастью там же плыл какой – то старик. Он подошел к матери, расспросил ее подробно о самой болезни, ее симптомах, времени ее начала. В заключение этого разговора дал отцу свое лекарство – приморский борец, объяснил, как им пользоваться и пожелал матери скорейшего выздоровления. Через две недели мать встала на ноги и о своей болезни забыла. После замужества сестры Парасковьи и женитьбы Сергея в нашей избушке жить стало тесно. Отец купил в Амуро – Балтийске недостроенный дом 8х6 метра, перевезли в Овсянку и еще год его достраивали. Подошло время переезда. Но, наступила гражданская война и японская оккупация.