Наше всё

Сергей Довженко
     Этим Великим постом Андрей опять со стыдом осознал, что в нем жив червячок мшелоимства. Были предметы, с которыми просто так расстаться он бы не смог.

     Вот хотя бы эта ложка. Побольше чайной, но вроде как еще и не столовая. В его детстве такие ложки называли десертными. Слегка чернеющая со временем, мельхиоровая, стало быть. И – с клеймом, с навеки выгравированной ценой – столько-то рублей и даже копеек (Андрею не удавалось разглядеть, сколько) – и с веером пятиконечных советских звездочек.

     С ложкой Андрей действительно не расставался. Очень уж она была хороша и удобна в дороге. Но главной виною этого маленького Андреева мшелоимства было то, что, доставая всякий раз эту ложку, он вспоминал одного далекого человека, однажды вдруг, просто так подарившего ее Андрею.

     Много лет назад Андрей приехал в этот милый городок с множеством церквей – хлопотать, где бы пристроить большую компанию своих друзей. Он мечтал, чтобы они тоже увидели эти места.

     В первом же храме, стоящем на торговой площади, Андрею указали священника, приход которого находился в конце города, под лесом и при старинном кладбище. Дескать, вот он-то всегда принимает всех.

     На счастье, в местной семинарии у того батюшки был собственный кабинет, и Андрею удалось там его дождаться.

     Высокий, довольно еще молодой отец Алексей, быстрый и легкий, но и, как показалось Андрею, излучавший какую-то хорошую тишину, слушал ходока из столицы – может быть, меньше минуты. Сразу все сообразив, осторожно поинтересовался:

     – У вас рекомендательное письмо от вашего духовника с собой?

     Андрей, не ожидав этого, смутился.

     – Нет? Ну ладно.

     Это «ну ладно» покорило Андрея.

     Через час он обживал узенькую чистенькую келейку под самой крышей. За окошком был виден курятник, а дальше начинались ажурные крашеные могильные ограды – не сосчитать, сколько, потому что уже пятый или седьмой ряд растворялся в сыром сумрачном пригородном лесу.

     Домик был недавним, бетонным, но на удивление уютным. Может быть, от запаха чего-то домашнего, который витал в коридорах и проникал в келейку. Андрей долго не мог угадать, чем же пахнет.

     В коридоре этого-то домика, что на кладбище у леса, Андрей и столкнулся в первый раз с Валерой.

     Внешность Валеры довольно точно определялась расхожим словом «невзрачный». Лет пятидесяти. Очень невысокого роста. Щуплый. Стриженый. Рыжеватый. С узким невыразительным лицом. Взгляд Валеры еще и скрывался за очками. Ну вот и всё. Да к тому же Валера явно не был склонен общаться. Андрей ни разу не видел его с кем-то беседующим.

     Но встречать его Андрею доводилось во всех закоулках приходского хозяйства, и всегда Валера был чем-то занят.

     Отец Алексей оказался одним из тех людей, с которыми, познакомившись, невозможно не подружиться. После первой же службы в кладбищенской церковке Андрей, подходя под обычное благословение, спросил батюшку о Валере – мол, кто он?

     – Валерий-то?.. – Отец Алексей как будто подбирал слова. Не найдя подобающе точного, улыбнулся и развел руками. – Валерий – это наше всё.

     Андрей, конечно, знал это известное выражение. Но впервые при нем так называли знакомого.

     За несколько дней ожидания столичных гостей Андрей освоился на приходе. Открылся секрет неповторимого запаха, наполнявшего дом. В комнатку при входе приходила совсем древняя старушка печь просфоры, очень много просфор. Из остатков теста у нее получались крошечные булочки, которыми она угощала Андрея, когда тот садился пить чай.

     Андрею вспомнился несуществующий уже деревянный бабушкин дом. В церковь бабушка не ходила. А дома у нее каждый день что-то пеклось, и запах муки Андрей запомнил с детства.
 
     От просфорницы и других приходских тружениц Андрей узнал кое-что о Валере. Этот невидный человечек умел по мужской, что называется, части и вправду всё. Особенно впечатлило Андрея то, что большую деревянную, любимую всеми беседку возле дома, между огородом и кладбищем, спроектировал и построил, ну конечно, всё тот же Валера.

     Перед отъездом столичной компании Валера вдруг подошел к Андрею и, слегка застеснявшись, почему-то подарил ему ту самую «десертную» ложку.

     А потом Андрей стал и один приезжать на полюбившийся кладбищенский приход. Прошло несколько лет. В один из таких приездов всё было вроде как всегда, но… не всё. Не сразу дошло до Андрея, что именно.

     Не было Валеры на приходе.

     Андрей не мог не спросить у отца Алексея о Валере. Он понимал, что и тут червячок – любопытства. Но вот ведь был же человек, был...

     Андрей почувствовал, что задает любимому батюшке еще один неудобный вопрос. Отец Алексей вздохнул и опустил голову.

     – Валерий... сорвался.

     Уточнять Андрей не стал.

     В следующие свои приезды он мельком видел Валеру, но каким-то потерянным. Валера появился в храме на соборовании больных. Он стоял со свечой в руке, и о нем, как и о других собравшихся, молились несколько священников. А еще позднее, поднимаясь в келейку под крышей, Андрей увидел, что на диване в углу под лестницей лежит, накрытый несколькими одеялами, измученный Валера. У него была белая горячка.

     Какое-то время спустя Андрей нечаянно стал свидетелем разговора между Валерой и отцом Алексеем на крылечке приходского домика. Валера выглядел обычно, как раньше. И Андрей увидел, как тяжело отцу Алексею причинить человеку огорчение даже неосторожным словом. Батюшка говорил тихо, подбирая слова:

     – Знаешь, Валера... нам с тобой... придется расстаться. Ты же понимаешь... если ты тут, на приходе... ну, помрешь... меня же под суд отдадут.

     Валера молча кивал головой.

     Ответил он, когда отец Алексей ушел, почему-то Андрею, неожиданно, на том же крыльце:

     – Ты что, думаешь, что я ТАКОГО батюшку да подведу?!

     Больше Андрей, сколько ни бывал в городе с множеством церквей и гостил на приходе подолгу, нигде не видел Валеры. Он помнил, как тот выглядел в самые свои несчастные дни, и как-то спросил отца Алексея: может, уже и не молиться о нем как о живом...

     Отец Алексей всегда знал всё.

     – Жив Валерий. Лечится в очередной раз.

     Андрей вспоминает о Валере, когда открывает свой помянник. Но едва ли не чаще – когда достает из дорожной сумки ту «десертную» ложку. А красивая и просторная Валерина беседка стоит и радуется гостям и в жару, и в дождь.
 
     И Андрей верит, что Господь помилует Валеру.
               
               
                Крестопоклонная седмица 2017
                Богоспасаемый град Электроугли