История эта случилась жарким летом 1986 года, то есть тридцать лет назад…
В те добрые годы так называемого застоя, люди имели возможность работать там, где им больше нравилось, а в случае любой неприятности увольнялись, чтобы перейти на другое предприятие, которое могло располагаться в соседнем здании на той же улице.
Везде, где только возможно были вывешены объявления о вакантных местах рабочих профессий и инженерно-технических должностей.
И это было так же естественно, как всеобщее среднее образование, бесплатное обучение в институтах, дешёвые натуральные продукты питания в магазинах, копеечные билеты в любом виде транспорта, мизерная квартирная плата и достойная пенсия старикам.
В особом почёте состояли рабочие места, где можно кроме зарплаты иметь ещё какие-нибудь льготы, например: возможность приобретения автомобиля или дачного участка, поездки в командировки за границу, участие в семинарах и конференциях с бесплатным питанием и проживанием в гостиницах.
Одним из таких мест был Дом Науки, который размещался в красивом здании на Невском проспекте, около Елисеевского магазина.
Это заведение считалось элитным, попасть в его кадровый состав удавалось не всем.
Требовались высшее образование, хорошее владение иностранными языками, способность стенографировать, печатать на машинке, быть обаятельным и относительно молодым.
Кроме данного набора нужна была протекция от уважаемого лица или учреждения.
К несчастью одних и радости других в этом Доме Науки однажды разразился нешуточный конфликт между директором и главным инженером, а коллектив, в свою очередь, разделился по симпатиям к сторонам конфликта, тоже, примерно поровну.
Директор, истинная номенклатурная единица культурного учреждения, интеллигентного вида, всегда одет с иголочки: индивидуального пошива костюм, дорогой классический галстук, всегда свежая с большим воротничком рубашка, седая шевелюра и шестьдесят семь прожитых лет.
Главный инженер, уверенный в себе первый заместитель директора, яркий представитель нового поколения руководителей, одет в модный костюм, на шее огромным узлом завязан вызывающего вида цветастый галстук.
Его сорок пять лет и надменный стиль общения с окружающими, пренебрежение к элементарным нормам культурного поведения в обществе молодых и среднего возраста женщин, сотрудниц и посетительниц Дома Науки вызывали законный протест и критику последних.
Любимая фраза из его уст, в случае непослушания или даже малейшего сопротивления со стороны подчинённых представительниц слабого пола звучала так:
- Пойдёшь работать на панель, завтра же!
Достоинств и недостатков в работе каждого из двух героев конфликта было много.
У директора: огромный опыт и заслуги, но, участившиеся болезни, длительные отсутствия на рабочем месте без уважительных причин, сверх нормы за год поездки в командировки по капиталистическим странам в сопровождении супруги или другой родственницы, ослабевшая память и падающий авторитет в коллективе.
У главного инженера: умение и желание работать, но, скверный характер, грубое отношение с подчинёнными, не желание терпеть рядом инакомыслия, критика всех кто не входит в состав его круга по взглядам и убеждениям.
Один – не хотел уходить с хлебного места на пенсию, а другой – рвался к этой должности и уже давно видел себя в кресле руководителя.
Между собой они разговаривали редко, только в случае крайней необходимости.
План работ и тематические мероприятия в целом выполнялись, деньги, выделяемые на обслуживание делегаций и конференций, осваивались успешно и в нужные сроки.
В общем, всё было бы ничего, если бы не письмо в Областной комитет коммунистической партии от одного из доброжелателей с просьбой навести порядок в таком нужном городу учреждении, представляющем собой научное лицо чуть ли не всей страны.
Переслали это письмо в городской комитет партии, в отдел науки, а оттуда оно попало в руки инструктора промышленного отдела горкома Попова Юрия Петровича, очень заинтересованного в данном деле лица.
Но, об этом чуть позже…
Историю о том, как наводили порядок в Доме Науки, рассказал мне мой друг Владимир.
Вот она почти без сокращений, какой я её услышал от него в один из вечеров у костра, после ужина, на берегу озера, летом, когда удочки убраны до утра, и спешить нам было некуда:
- Сначала, Вася, хочется тебе рассказать, как я попал из производственного коллектива на партийную работу, очень престижную по тем временам.
После нескольких лет работы токарем, одновременно с окончанием вечернего отделения института, меня назначили мастером участка изготовления и сборки рулей для летательных аппаратов, если точнее выразиться – для ракет.
Очень интересная работа, много разных операций с металлом: токарные, расточные, сварочные, сборка, испытание и сдача представителю Заказчика.
Опыт я приобрёл за эти несколько лет огромный, он мне пригодился на всю последующую жизнь, до сих пор им пользуюсь.
Почти сразу после назначения мастером, меня выбрали секретарём партийной организации цеха, а через четыре года пригласили на освобождённую партийную работу, инструктором парткома завода.
Партийная организация нашего завода насчитывала более двух тысяч человек, что давало парткому иметь права районного комитета партии.
У всех освобождённых работников парткома имелись красные книжечки, дающие значительные привилегии и дополнительные права во всех учреждениях города.
Заманчивое предложение меня сначала озадачило, а нужно ли это мне?
Ведь я привык работать в трудовом коллективе, производить что-то, видеть осязаемые результаты своего труда.
А тут, одна идеология, которую не пощупаешь и не понюхаешь.
Потом я понял, что важнее управления властными и хозяйственными структурами ничего нет на заводе, в районе, в области, да и в стране в целом.
Этим и занималась Коммунистическая партия Советского союза, всех в кулаке держали …
Володя продемонстрировал то, как держали, вытянув вперёд свою жилистую руку с крепко сжатыми в кулак пальцами.
Немного помолчав, он разжал пальцы, вернул руку в привычное положение и продолжил:
- Почему бы мне не поработать в парткоме? – после нескольких дней колебаний подумал я, - ведь всё равно, кто-то займёт это место.
Так я стал освобождённым партийным кадром, номенклатурной единицей.
В первый же месяц мне очень повезло: как молодого и энергичного работника меня пригласили в городской комитет партии замещать ушедшего в отпуск инструктора промышленного отдела.
Да, да, того самого Попова Юрия Петровича…
Трудно мне пришлось сразу, привыкал к разговорам по телефону, субординации с работниками аппарата, своеобразному, необременительному образу жизни в этом важном учреждении.
Нужно отметить, привык быстро и схватывал всё налету.
Показателем этого может послужить то, что через два месяца после выхода Попова из отпуска и моего отбытия обратно в партком завода, состоялся разговор инструктора оборонного отдела областного комитета партии с нашим секретарём парткома о дальнейшем использовании меня, как работника обкома партии.
А это уже на порядок выше, считай, главная власть в городе и области!
Пока же меня отправили на стажировку в оборонный отдел обкома, параллельно замещать ушедшего в отпуск их инструктора.
За первые полгода партийной работы я получил информации больше, чем за предыдущие лет пять, да и нравилось мне быть в центре событий с правом решающего голоса.
В составе комиссий проверять сигналы граждан о нерадивом отношении к своим обязанностям отдельных руководителей, участвовать в подготовке и проведении разных встреч, выставок, совещаний на злободневные темы.
На заводе ко мне стали относиться по-другому, с уважением не просто как к человеку, хорошо исполняющему свою работу, а ещё и как к ответственному партийному работнику.
Да и красная книжечка мне кое-где помогала.
Володя приложил ладонь правой руки к левой части груди, где у него обычно лежали документы.
После этого достал сигарету, прикурил от горящей веточки, бросил её обратно в костёр и снова заговорил:
- Однажды, увидев пьяного продавца, который грубил покупателям в овощном киоске, я зашёл в ближайший универсам, вызвал директора, показал свою партийную книжечку и попросил принять меры, чтобы не позорил данный гражданин торговых работников и универсам в целом.
На следующий день специально проверил киоск, там работала весёлая девушка, а вчерашнего героя увидел в овощном отделе универсама, где он, весь в пыли, таскал и высыпал в лотки из мешков немытую картошку.
В другой раз я воспользовался книжечкой в кассе аэрофлота, когда уезжал из далёкого города Фрунзе, хотя билетов официально не было, мне сняли с брони, и я вовремя улетел домой.
В общем, хорошая это работа, решать возникающие проблемы в коллективах, наводить порядок в отстающих организациях и быть проводником доброго и справедливого поведения на местах.
- Итак, - Володя уселся удобнее на пеньке укрытом фуфайкой, - меня определили в оборонный отдел обкома на месяц, а уже через день ко мне, как к давнему хорошему знакомому заглянул Попов Юрий Петрович.
Спросил, как я устроился, может нужно что, рассказал некоторые новости о людях, с которыми я был уже знаком в Смольном, шепнул, ненароком, что это он представил меня друзьям из обкома, выказав этим, как хорошо ко мне относится.
Это всё выглядело очень искренне и правдиво, спасибо ему.
Он также быстро ушёл, как и появился, а я занялся текучкой, которую мне сразу навязали, как новенькому, который должен всем помогать в отделе и часто делать самую неблагодарную работу.
Например: встречаться и разговаривать с авторами писем и критических замечаний в адрес партийных и хозяйственных органов, выслушивать их жалобы и, часто беспочвенные обвинения по причине зависти или откровенного недоброжелательства.
Я никому не отказывал и старался выполнить в срок и качественно все задания, даже иногда не понятные мне сразу.
Нужно отметить, что эта работа, кабинет и партийный телефон-вертушка давали руководителю почти неограниченные возможности в то время.
Тут Володя оживился и несколько подался вперёд, ближе ко мне:
- Маленький эпизод, в котором я расскажу, как с трудным делом справился всего за три дня, хотя до меня им занимались целый месяц и считали бесперспективным.
В одном из цехов нашего завода случилось несчастье, заболел и умер старый коммунист, а узнали об этом в организации, когда его уже схоронили.
Так получилось, кто-то был недостаточно внимателен к ветерану…
Документы и партийный билет умершего забрал и увёз на Украину его брат.
Разыскали его в Киеве, узнали адрес, телефон, просили вернуть партбилет в партком, но он отказался это сделать, мотивируя тем, что, могли бы сослуживцы быть внимательнее к умершему, а сам даже не сообщил о несчастье никому из знакомых и друзей покойного.
Мог бы просто позвонить и поставить в известность руководство завода, ведь помогли бы и деньгами и транспортом.
Не сделал он этого и появился трудный вопрос возврата партийного билета в райком для сдачи в архив.
Это ЧП, если не сдан документ умершего, пятно на работу всего парткома завода.
Вот как я решил этот вопрос: по вертушке позвонил в горком Киева, ответила мне уверенным голосом секретарь общего отдела, выслушала, кто звонит и что мне нужно, сказала, что сделает всё необходимое.
Через три дня специальной почтой мне принесли пакет с партийным билетом нашего бывшего коммуниста, а я его в тот же день передал в наш партком.
Там были приятно удивлены, а я представил, как серьёзные товарищи посетили обидчивого киевлянина и вежливо попросили отдать увезённые из Ленинграда документы.
Он им, конечно же, не смог отказать…
Володя снова закурил, прилёг, облокотившись на кочку мха, помолчал минуту и, довольный молчаливым собеседником в моём лице, перешёл к основной цели своего рассказа:
- Но, вернёмся к письму от работников Дома Науки. Оно теперь у меня, с просьбой от Попова разобраться и подготовиться к выезду на место, документ о назначении меня председателем комиссии поступил на следующий день.
В комиссию, кроме меня входили две женщины и пожилой мужчина – все они работники научно-исследовательских институтов города, грамотные, постоянно привлекаемые по таким делам товарищи.
Выслушивали мы разные стороны конфликта в течение четырёх дней, о нашей работе я по вечерам рассказывал Попову, он уточнял детали, и кое-что записывал себе в блокнот.
Ситуация в Доме показалась мне очень запутанной, много правых и виноватых, но, кто больше прав или виноват доказать трудно.
Итоговое заседание комиссии состоялось в пятницу вечером, а утром этого же дня тезисы выводов и заключения передал мне в напечатанном виде мой, уже теперь лучший друг, Юрий Петрович, с просьбой узнать мнение всех членов нашего маленького выездного коллектива и конспектом изложить ему.
Я сделал всё так, как он просил.
Предложенные тезисы выводов комиссии были всеми одобрены и подписаны с пожеланием включить небольшие дополнения, касающиеся конкретных эпизодов дела.
Общее собрание коллектива Дома Науки назначили на понедельник в актовом зале, в 11.00, даже объявление вывесили на доске, у входа, чтобы все видели.
Но, и без объявления известие об окончании работы комиссии облетело все этажи этого просторного здания.
В каждом кабинете, в каждом уголке коридора, около каждой колонны центрального зала, везде, будто бы висел в воздухе один вопрос: «Кто победит в споре, директор или главный инженер?»
Володя приподнялся, подкинул дровишек в костёр, сделал несколько глотков холодного чая из своей большой кружки, поставил её ближе к огню.
Глядя на меня прищуренными от огня глазами, запахнул на груди расстёгнутую куртку и только после этого, удостоверившись, что я не сплю, заговорил снова:
- В 09.00 я приехал в Смольный и сразу прошёл к Попову.
Он сидел за столом, над рукописным документом, обхватив голову обеими руками.
Увидев меня, обрадовался, встал и двумя ладонями пожал мою протянутую ему руку.
- Ну, Володенька, мы вышли на финишную прямую, садись, - указал мне на стул и, сжав свои ладони в кулаки, задорно воскликнул, - как всё прекрасно получается!
Я прочитал документ заключения комиссии и удивлённо взглянул на своего друга.
- Да, да, так и только так! – опять чуть не подпрыгнул на месте Юрий Петрович…
Через полтора часа я уже подхожу к зданию Дома Науки.
У входа снаружи меня ждёт директор, пожал руку, поздоровался и ласково пригласил пройти внутрь помещения.
Вошли, слева у колонны прохладного холла вижу главного инженера, он кивком головы, уверенный в своей победе, поздоровался со мной.
Я не ответил ему, уж очень надоела мне его наглая физиономия за эти дни.
В своём шикарно обставленном кабинете директор, тоже уверенный в своей скорой победе, спросил меня о выводах комиссии и способах усмирения строптивого подчинённого.
Я уклонился от прямого ответа, но предложенный им кофе выпил с удовольствием.
Без двух минут одиннадцать входим в актовый зал.
Он полностью заполнен лицами в основном женского пола, озабоченный вид которых указывает на серьёзность момента, ведь решалась судьба каждой из них.
Чей ставленник победит – те и будут работать, остальных ожидает увольнение или, в лучшем случае, гонения и наказания.
Не дожидаясь представления, соблюдая равную дистанцию от обоих героев конфликта, я сразу взял ведение собрания в свои руки, тем самым дал понять, кто здесь будет решать проблему.
Вышел на трибуну, представился и начал…
Здесь Володя, чуть приподнялся с места, правая рука его подалась вперёд, будто бы действительно в ней был тот судьбоносный документ.
- Вступление и описательную часть заключения комиссии я прочитал на одном дыхании.
В глазах Володи плясали отблески костра.
- Выслушаны они были при полном молчании зала.
Десятки людей смотрели на меня с надеждой на лучшее и верой в справедливость.
И я их не подвёл, вернее мы с Поповым не подвели…
Перед тем, как зачитать выводы и предложения комиссии я сделал паузу, взглянул на присутствующих, это были секунды непередаваемого напряжения, которое плотным прозрачным облаком опустилось откуда-то сверху в зал.
Дальше все фразы летели как чугунные ядра, выпущенные из пушки:
- Принять во внимание…!
- Указать на недостатки…!
- Признать недопустимым…!
И так далее.
Последние три пункта по красоте и содержательности были шедевром слово сплетения чиновника высшей категории Попова Юрия Петровича.
Главное в них:
- Объявить строгий выговор Главному инженеру! – поднимаю голову и делаю паузу.
- Указать Директору на несоответствие занимаемой должности! – снова гляжу в заворожённую данным действием застывшую массу людей.
- Городскому комитету партии укрепить руководящий состав Дома Науки! – как нокаут всей этой бессмыслице, которую наши Герои творили в течение последних месяцев и не понимали, как их жизнь была прекрасна!
Молчание, казалось, длилось бесконечно.
Я смотрел в зал, нельзя сказать, что без волнения, и голос мой, наверно, чуть дрожал при оглашении приговора, но, какое-то удовлетворение от содеянного у меня было, это уж точно.
- Как хорошо-то! – неожиданно громко прозвучал в стоящей тишине одинокий женский голос…
- Если есть вопросы, я могу ответить на них, - как можно спокойнее обратился Володя в зал, ко мне, костру и в лесную чащу.
- Нет, всё понятно, - ответили ему сразу несколько голосов из первых рядов.
И я готов был так же ответить…
- Первым из зала вышел быстрыми шагами директор.
Главный инженер некоторое время сидел за столом, глядя прямо перед собой, потом резко поднялся и тоже быстро, ему уступили дорогу, ушёл прочь из этого места.
Володя, волнуясь, встал, от спички прикурил сигарету, перед глазами его был пустой зал, в котором он и члены комиссии, остались одни…
- А действительно, хорошо получилось, - сказала одна из женщин, - вот, если бы везде так можно было бы наводить порядок!
Расстались они у выхода из Дома Науки, пожелали друг другу вновь встретиться при работе какой-нибудь комиссии…
Володя опять присел к костру, бросил в него недокуренную сигарету, и уже спокойно перешёл к заключительной части своего повествования:
- Что же теперь будет? – в пол голоса спросил, когда мы остались одни, парторг этого учреждения.
- Ждать долго не придётся, поверьте, решение горкома получите в ближайшие дни, - ответил с улыбкой я и, с чувством выполненного долга, вышел на Невский проспект.
Вечером того же дня я вкратце рассказал Попову о собрании и реакции на выводы комиссии главных героев.
В ответ услышал рассказ, как директор Дома Науки звонил секретарю горкома партии и взволнованно жаловался на плохую подготовку комиссии и неправильные выводы, как лично приезжал в отдел науки главный инженер и доказывал, что он во всём был прав, а председатель комиссии, этот мальчишка, незаслуженно подвёл его под строгий выговор.
Потом Юрия Петровича куда-то вызвали, а я отправился в свой кабинет, через день заканчивалась моя командировка…
Минуты три мы сидели в тишине, только дровишки потрескивали в костре, да ветерок чуть шевелил листья на верхушках деревьев.
Володя, накинул поверх куртки фуфайку, прилёг на свою кочку и уже тихим и спокойным голосом поведал мне окончание истории:
- Прошёл месяц, или чуть больше, по каким-то вопросам я поехал в Смольный, подгадал к обеду, столовая у них очень хорошая, всё вкусно и относительно дёшево.
После выполнения поручений решил проведать своего друга.
В знакомом кабинете, за известным мне столом сидел чужой дядька в очках, с чёрной шевелюрой, в сером пиджаке и синем галстуке.
- А где Попов? - вырвалось у меня от удивления.
- Юрий Петрович назначен директором Дома Науки, - важно произнёс незнакомец, - уже неделю, как приступил к своим новым обязанностям. А Вы, по какому вопросу?
- Нет, я не по вопросу, - только и смог вымолвить, - я просто так, без вопроса.
Повернулся и вышел в коридор.
Только здесь, медленно шагая по длинной ковровой дорожке и перебирая в памяти все эпизоды работы комиссии, я понял, как умно поступил самый заинтересованный и самый дальновидный из всех действующих лиц данного спектакля, Чиновник (повторюсь) с большой буквы, Попов Юрий Петрович.
А я был его орудием, засланным казачком, для воплощения в жизнь намеченных им планов.
Из всех чувств, которые во мне в тот момент роились, осталось сейчас только одно – восхищение его умением выстроить факты, события, людей в нужном порядке для получения необходимого результата.
Володя, поднял правую руку, будто бы в ней бокал вина, и он провозглашает тост за своего бывшего Друга…
- Молодец, Юрий Петрович, так держать! Спасибо за школу, за мастер-класс, который Вы мне преподали!
Медленно опустил руку, помолчал.
- Через два года началась так называемая «перестройка», - голос Володи вновь стал глухим и тихим, - я к тому времени уже работал снова на заводе начальником механического цеха.
В парткоме завода появились новые люди и нас, старичков, по нашей же просьбе, перевели обратно на хозяйственную работу и это очень хорошо!
Ведь всего через полгода - год, вся партийная братия будет изгнана из органов власти, коммунистов будут обливать грязью, многие нестойкие члены партии начнут сдавать свои партийные билеты, дрогнув под натиском выскочек и болтунов пришедших только для развала экономики и страны в целом.
Я свой партийный билет не отдал никому, храню его до сих пор вместе со всеми нужными мне документами.
Володя снова поднёс свою правую руку к левой части груди, где у каждого из нас бьётся сердце.
- Эта красная книжечка греет мне душу, напоминает о добром времени, когда люди были востребованы везде, и всё делалось для конкретного человека, не то, что сейчас…
Грош цена всем усилиям государства по улучшению, так называемой макроэкономики, для достижения счастья народа, если в каждом частном случае человек не получает помощи и защиты, если в беде никто ему не протянет руку, если он не нужен никому и несчастлив на производстве и в личной жизни…
К сожалению, в такое время мы живём…
Володя вздохнул, раскатал ближе к огню свой походный матрац, прилёг на него.
После некоторого молчания, не глядя на меня, вновь заговорил:
- Спустя ещё пять лет, когда наш завод пытались закрыть, развалив до основания всё производство, зарплату не платили по полгода, а мы находили разовые заказы и выживали на копейки, мне довелось вновь оказаться на Невском проспекте, около того здания, где когда-то размещался Дом Науки.
- Зайду к своему другу, - решил я, - а вдруг, поможет чем, или просто вспомним былое.
Строгий вахтёр ответил на мой вопрос очень просто и доходчиво:
- Дома Науки здесь уже давно нет и кто такой Попов Юрий Петрович, я не знаю!
- Вот так, Вася бывает! – сказал Володя, повернулся спиной к костру, и замолчал до утра.
А я ещё долго не мог уснуть, ворочался, подставляя огню то один свой бок, то другой, перебирал в памяти эпизоды рассказа Володи.
Вспоминая прежнюю жизнь в добром и великом Советском союзе, я в очередной раз подумал, а нужно ли было разрушать всё до основания, всё, что создавалось десятилетиями нашими дедами и отцами?
И в очередной раз ответил себе:
- Да, вероятно нужно было пройти этот путь от жестоких и глупых девяностых годов до наших дней, хотя бы для того, чтобы понять: что хорошее в нашей жизни, а что плохое и суметь отличить в будущем одно от другого…
05 – 25 июля 2016 года, 06 – 20 марта 2017 года.