Хризантема

Ирина Дмитриевна Кузнецова
 
Хризантема открыла глаза. Серая занавеска, криво свешиваясь с окна, наполовину закрывала мутный предрассветный пейзаж. Блеклые стены комнаты, увешанные дорогими безделушками, тонули в сером отсвете. В этой застывшей картине было только одно подвижное тело – Хризантема Петровна. Что же, опять надо вставать! Начиная пять дней в неделю  с этого «надо», она ненавидела его и подчинялась ему. По будням завтрак бывал невкусным. От мысли, что она поглощает лишние калории,  пропадал аппетит. Съеденное надо было запить чем-то горячим, поскольку пронизывающий утренний холод настигал сразу за порогом. Не спасала даже норковая шуба, роскошная и единственная в своем роде в этом захудалом населенном пункте.

Хризантема шла по пустынной улочке. «Если первой попадется навстречу женщина, – думала она, – весь день будет испорчен».  Она не любила женщин – глупых, жадных и завистливых. Вдалеке замаячил женский силуэт. «Ну вот, так и знала!» – поморщилась Хризантема. Фигура приближалась. По мере приближения Хризантему стали одолевать сомнения: да женщина ли это? Нет, не женщина – длинноволосый белобрысый юнец, покачиваясь на кривых ногах,  нетвердой походкой шел навстречу. «Еще не легче!» – прошипела Хризантема. Мужчин она терпеть не могла. «Вам чего, тётенька?» – участливо спросило юное создание тоненьким голосом. «Один хрен, все равно не к добру!» – мрачно подумала Хризантема, заворачивая за угол. Вдалеке обозначился силуэт станции.

Электрички Хризантема Петровна ненавидела. Всегда шум, суета, толкотня, духота. Умело раскидав полусонных пассажиров, она уверенно заняла место у окна и, отвернувшись от него, погрузилась в дорожные мысли. Думала она всегда об одном – о своей трудной жизни. «Конечно, во всем виновато это злосчастное имя!» – говорила она себе.

Полвека назад молоденькая учительница ботаники назвала первую дочку Хризантемой.  И с тех пор длились бесконечные муки Хризантеминой жизни. Однажды, окончательно отчаявшись, она сделала матери заявление: хочу, мол, поменять это дикое имя на нормальное. «Ну что ты, золотко мое, – ответила мать. – Ты просто не понимаешь своего счастья. Имя у тебя редкое, но совершенно нормальное, деточка! Многие сейчас носят «цветочные» имена – Роза, Лилия, Маргарита». Дочь истерически зарыдала. «Все равно поменяю это идиотское имя!» Мать проявила несвойственную ей твердость: «Пока я жива, этому не бывать!»

Сейчас мать жила на другом конце городка в нарядном домике с большим садом. Она преподавала ботанику в лицее имени Бухарина и выращивала цветы на продажу. Продукция пользовалась таким спросом, что ей даже не приходилось выходить из дому, чтобы торговать цветами – покупатели приходили к ней сами. Младшая дочь Астра  жила со своим семейством неподалеку. Хризантема не любила сестру, ее мужа и племянников – каждого в силу отдельных и вполне определенных причин.

Когда поезд подходил к столичному перрону, толпа вываливалась на платформу. Хризантема, ловко орудуя локтями, пробивала дорогу к метро. Метрополитен, привычно заглатывая пассажиров, ужимая поток в дверях, рассортировывая по вагонам, доставлял каждого в пункт назначения. Хризантеме приходилось ехать с двумя пересадками и проводить под землей почти час. И это изматывало ее окончательно, на работу она являлась взмокшей, измятой и совершенно растерзанной душевно. Чего ради она проделывала этот мучительный путь почти ежедневно? Сестра Ася постоянно говорила ей, что такую же работу можно найти в городке и даже предлагала помочь устроиться на хорошее место. Но Хризантема понимала, что столица это столица, и не разменивалась на мелочи.

На работе все постепенно приходило в норму. Она пила чай, успокаивалась, сосредотачивалась, протирала пыль на полках. Кабинет был ее отрадой и обителью, крепостью и колыбелью. Единственным ключом Хризантема закрывала его, уходя с работы, и только она открывала по утрам. Никто не смел без ее разрешения переступить порога. Здесь хранилось множество дорогих ее сердцу вещей, сюда для отчета она вызывала подчиненных.

В подчинении Хризантемы Петровны числилась  одна сотрудница. Но поскольку на этом месте подолгу никто не задерживался, выражение «ее подчиненные» можно было считать правильным. Итак, подчиненное на данный момент лицо являлось по вызову в кабинет, где отчитывалось о проделанной работе и получало новое задание. С подчиненными Хризантеме Петровне не везло: ей постоянно приходилось иметь дело с тупыми, нерасторопными, неисполнительными грымзами. С начальницей Хризантеме повезло еще меньше, но она сумела подавить в себе чувство острой неприязни к этой элегантной столичной даме, умело изображала уважение, временами угодливость, даже подобострастие. Но камень за пазухой, ласково согревавший ее плотное тело, терпеливо ждал своего часа.

Хризантема Петровна тайно и страстно желала славы и всеобщего поклонения. Но более всего на свете она жаждала власти. Путь наверх был тернист и тяжел, опасен и долог, но она не останавливалась – ни перед чем. Обладая неукротимой энергией, цепкостью, деловой хваткой, она быстро входила в контакт с нужными людьми, получала от них желаемое и выбрасывала их, опустошенных, за ненадобностью. Она шла напролом и оставляла за собой руины. Женщин, отыгравших свою роль, она стирала в порошок, мужчин жаловала еще меньше. Изменяя многим, она никогда не изменяла своим целям и никогда не сомневалась в  выборе средств. Правда, иногда коса находила на камень. И если камень проявлял твердость, Хризантема Петровна оставляла проторенную дорогу, презрительно объявив ее затоптанной и грязной, и начинала новый подступ к сверкающей вершине.

Люди, окружавшие ее, все как на подбор оказывались малопригодными, приходилось подолгу выколачивать из них желаемое. Это отнимало силы. Очередное подчиненное лицо, пришедшее на работу неделю назад, раздражало Хризантему особенно сильно: оно задавало вопросы и даже осмеливалось перечить. «Может, уволить ее ко всем чертям? – спрашивала себя Хризантема Петровна. – Пришить профнепригодность и уволить». Но трезвый голос рассудка строго выговаривал: «Уволить недолго. Но кто тогда будет выполнять задания и указания? И когда придет на это место следующая ослица?» И Хризантема Петровна решала: рано. И процесс борьбы продолжался. Иногда коварные подчиненные опережали руководительницу и увольнялись сами. Но и в этом случае Хризантема знала, как поступить, чтобы не оказаться в дураках.

Каждый трудовой день Хризантемы Петровны заканчивался чашкой несладкого чая, осмотром кабинета и нагоняем безмозглой сотруднице. Для пользы дела можно не стесняться в выражениях – подчиненные всегда должны знать свое место. Произнося исполненный праведного гнева монолог, Хризантема Петровна испытывала ощущение, близкое к абсолютному счастью. Она думала в это время  о том, что совсем скоро у нее в подчинении будет не это странное существо с провинциальными привычками,  а весь мир.  Она живо представляла  жалкий сломленный мир, распластанный у её ног, обутых в красные туфли.