Любава

Лидия Вакс
Берестяные грамоты свидетельствуют о широком распространении грамотности в Древней Руси, о том, что горожане обучались азбуке с детства и сами писали свои письма, что грамотны были и женщины
Валентин Лаврентьевич Янин, академик РАН.






Как же хорош в погожий летний день батюшка, Великий Новгород! Солнышко ласково улыбается,  лебяжьим пухом облака плывут, растворяясь в синеве, но резвящийся ветерок,  вновь собирает их,  придавая причудливые формы. Белеют многочисленные церкви, то скромные, небольшие, голубками опустившиеся на траву-мураву, то величественные, гордо возносящие свои купола в небо. Каждое боярское подворье стремится выстроить церковь у себя, боярских же богатых усадеб много в Новгороде. Любопытно, бывает, потолкаться на торгу на площади у храма святого великого Ивана на Опоках, здесь нередко можно услышать иноземную речь. Полюбоваться на заморские товары.  Здесь-то  на торгу и узнала Любава горькую правду от встретившейся ей подружки Забавы. Та, примеряя серёжки, между прочим, так вскользь, сказала, что Онфим, женится.
Любава оторопела, но  стараясь не подавать виду, что огорчилась, взяла  колечко с прилавка, начала примерять усердно.
- И на ком?-  спросила, стараясь выговаривать слова медленно и спокойно, но голос не  слушался, дрожал.
- На  Малуше,  дочке купца  Микулы  Рядного.
Отговорившись, что нужно ей быть немедленно дома, поспешила Любава  с торга.
Шла торопко,  ничего не замечая  из-за пелены слёз, застилавшей  глаза.  Ясный день стал для неё  темнее глухой осенней ночи. Ведь совсем недавно Онфим называл  её своей ненаглядной  ладой!  Вечерами  во всех хороводах, плясках   на лужайке вокруг  костра, всегда старался быть рядом с ней. Так сладок был поцелуй, когда играя в горелки, он, догнав её, крепко обнял и поцеловал. Как он мог!  Променять её на эту веснушчатую   толстушку, круглую, словно сдобный колобок!  И вдруг Любава  поняла…  Конечно  из-за богатого приданого, всё дело в нём! Да и в долю, скорее всего,  Микула возьмёт к себе зятя. Нет, ей дочери простого гончара со скромным достатком, такого конечно, Онфиму не предложить. Только любящее сердечко, да славу первой красавицы околотка.
И вспомнилось, что вдруг Онфим переменился, не стал подходить к ней на летних забавах. А потом и совсем исчез. Вот тогда и послала Любава ему берестяную грамотку с братом младшим Данилкой: «Что за зло ты против меня имеешь, что не подходишь?
 Неделя же целая прошла  совсем без тебя. Если бы тебе было любо, то ты бы примчался…»

Как же кляла себя  сейчас Любава, что послала эту грамотку. Ан близок локоть, да не дотянешься. Свернув на  узкую улочку, пошла потише. И вдруг навстречу ей вылетели два нарядно  одетых всадника, по виду дружинники. Любава прижалась к забору. Всадники пролетели мимо, но один из них обернулся, белозубо сверкнув улыбкой. Видно приглянулась. И у Любавы стало светлее на душе.  Небо сияло лазурью, в изумрудной промытой недавним дождём траве солнечно золотились россыпи одуванчиков. Слышался мелодичный перезвон колоколов. До чего же мил белый свет! Да, ну его, Онфима! Стоит ли страдать из-за корыстолюбивого.  Встретит ещё, чует её сердечко,  верного ладо долгожданного.  Ведь ей всего- то шестнадцать вёсен минуло. Поправив венчик и перекинув  пушистую косу  на грудь, пошла  скоренько домой, родные-то,  наверное, совсем  заждались…






 Картина Аполлинария Васнецова "Новгородский торг"